https://maxpark.com/community/4375/content/2321924

Памяти Егора Гайдара

      Эта работа Виктора Ярошенко была опубликована в "Новом Мире" почти сразу после того, как  не утвержденный  Съездом народных депутатов РФ на должность премьер-министра, Егор Тимурович покинул правительство, а его место занял Виктор Черномырдин. Автор, как и мы, тогдашние читатели, ещё ничего не знал ни об апрельском референдуме, достопамятных "ДА, ДА, НЕТ, ДА", ни о трагических событиях октября 93-го, ни о той роли, которая была суждена в них его герою, вернувшемуся вновь в правительство РФ во второй и, как стало ясно теперь, последний раз. Не всё, о чём там написано, сбылось, не все поставленные проблемы сохраняют свою актуальность спустя два десятилетия. Но многое, очень многое воспринимается так, как будто написано вчера.? Я вспомнил об этих записках после горестного известия о кончине, без всякого преувеличения, Великого Сына России. Не удалось найти их в интернете, может, недостаточно настойчиво искал, но удалось разыскать мартовский номер "Нового Мира" за 1993 год. Может быть, кому-то ещё покажется интересным и важным вернуться с помощью этих заметок в то судьбоносное время, а кто-то откроет для себя ранее неизвестное. По крайней мере, я считаю эту работу немаловажным дополнением к портрету той эпохи и безвременно ушедшего человека, истинное значение которого для России было недооценено при жизни и будет понято уже, видимо, в постпутинское время.

(из предисловия публикатора статьи на сайте)     

Попытка Гайдара

Помесячные заметки историографа “правительства реформ”

Часть первая

     Так получилось, что правительство Гайдара было мне не чужим. Со многими людьми, занимавшими в нем ключевые посты, я был знаком прежде — в их частной и научной жизни. С некоторыми — близко и коротко, другие были моими авторами в разные годы. Приходили, приносили статьи с новым видением экономики, экологии, политики; иногда эти статьи удавалось печатать, иногда и нет, о чем они до сих пор помнят.?      Весь последний год я был рядом с ними, не занимая никаких постов на государственной службе, я был допущен наблюдать. Никогда прежде мне не доводилось видеть власть изнутри. Надо сказать, что многие вещи я теперь вижу иначе, чем прежде. Кое-что я записывал, думая, что когда-нибудь, не скоро, расскажу о первом посткоммунистическом правительстве России и о том, как оно начинало реформы...

Ноябрь 1992                                                                               

*  *  *

    Для того чтобы писать о событиях последних месяцев и о ролях, которые пришлось играть моим друзьям, и прежде всего Егору Гайдару, начинать надо издалека. Может быть, с того времени, как мы познакомились весной 1987 года в редакции журнала «Коммунист», слывшего тогда либеральным и перестроечным. Заместитель главного редактора Отто Лацис пригласил после короткой беседы заведующего экономическим отделом. Пришел Егор Гайдар, молодой, румяный, круглолицый, улыбчивый, радушный, излучающий доброжелательный интерес, и сразу увёл за собой на свой этаж, увёл, увлёк.

      Первой акцией экономического отдела в новом составе был «круглый стол» в Сумах, на Украине, на заводе имени Фрунзе. Изучали опыт блистательного внедрения очередной формы хозрасчета предприятия. На «круглый стол» редакция «Коммуниста» двинула крупные силы. Поехали Лацис, Гайдар, ну и мы из отдела, а также приглашенные эксперты — профессора Бунич, Ясин, Стародубровский. Никто не подозревал тогда, что в клубе заводского КБ видят завтрашних героев политической сцены.? «Круглый стол» прошел довольно ровно, выступали производственники, рассказывали о своих трудностях, теперь о них смешно вспоминать.?Позднее Гайдар обобщил этот период в статье «О благих намерениях». «Правда» опубликовала ее в июле 1990 года под трусливой рубрикой «Дискуссионная трибуна»?      «Когда готовили массовый перевод предприятий на полный хозрасчет, не раз и не два на разных уровнях собирали директоров крупных заводов, советовались с ними. Если отбросить личные черты, отраслевую специфику, общий тон таких выступлений, заданный объективными интересами трудовых коллективов, известен: дать свободу в реализации своей продукции, но жестко спросить с поставщиков, если задумают своевольничать, развязать руки в расходовании заработанной прибыли, но гарантировать, при нужде, финансовую помощь государства. Влияние такого подхода, желания сделать экономическую реформу «дамой, приятной во всех отношениях», на начавшиеся в 1988 году преобразования в системе хозяйствования было очевидным».

      Потом мы с Гайдаром написали «Нулевой цикл», довольно заметная была публикация по тем временам. Нулевым циклом мы назвали всю нашу экономику, тяготеющую к простым технологиям, к землеройным работам, к бесконечным государственным вливаниям. Я и ещё писал в этом духе о гидроэнергетике, против Гидропроекта. Гайдар делал свои годовые обзоры экономической жизни, заметные в экономической публицистике того короткого периода поздней перестройки.?Для него все это было как-то не всерьез. Настоящая жизнь начиналась вечерами, когда к нему в кабинет собирались молодые экономисты: Григорьев, Вавилов, Васильев, Чубайс, Авен, Лопухин, Мащиц, Нечаев - люди теперь известные.? Так же, урывками, писал докторскую, в отпуске — книгу. Пафоса в этом не было никакого. Всерьез было, пожалуй, вот что: борьба против топливно-энергетического лобби, против западносибирского нефтехимического проекта, лоббируемого шестью министрами и Рыжковым; всерьез была экспертиза Тенгиза и все усложняющиеся дела в аналитических группах, писавших бесконечные проекты, программы и записки.

      Я скоро ушел в «Новый мир». Уход стал довольно мучительным: и уйти хотелось, я мечтал о «Новом мире», он был живым и авторитетным, к нему я привык с юности, и хотелось прикоснуться к этой его материковой солидности. Было очень трудно уйти от друзей, мы все как-то очень сблизились. Но осенью 1988-го я все-таки ушел, а в начале девяностого в «Правду» ушел и Гайдар. Ушел он без иллюзий, в жесткую мясорубку, там уже не было ни команды, ни друзей, но там ковался, как теперь я понимаю, боец, которого нельзя сдвинуть. Его статьи в «Правде» резко отличались по тону и смыслу от курса газеты, да и от публикаций его собственного экономического отдела. Все та же трезвая конкретность, та же борьба с гигантоманией, разбазариванием госинвестиций, проеданием бюджета, против хищничества ведомств.

      В октябре 1990-го в Верховном Совете он был в очередной экономической группе, созданной Горбачевым. Сказал, что готов уйти из «Правды» на улицу, «надеть шинель Грушницкого». Шинель надевать не пришлось, потому что уже через пару недель он начал создавать Институт экономической политики и как-то сразу сумел привлечь туда самых блестящих и перспективных экономистов. Заместителями стали Мащиц, Нечаев и Головнин (по оргвопросам). Весной 1991-го, когда я попал в больницу, друзья приезжали ко мне, рассказывали не столько об институте, сколько о проекте Тенгиза, независимую научную экспертизу которого возглавил Гайдар.?      Война шла страшная. Министерства, в общем-то, играли с фирмой на одну лапу. Егор был убежден, что проект невыгоден для страны. Михаил Гуртовой из «Московских новостей» напечатал статью, потом другую. Выступили и «Независимая» с двусмысленной заметкой, и «Коммерсантъ», подвергая сомнению добросовестность экспертизы. И правда, экспертов послали в Америку на съедение «Шеврона», на согласование. Гайдар поставил тогда категорическое условие: он поедет, но на деньги правительства, а не «Шеврона», поедет один, вперед, и будет располагать свободой рук. Он приехал немного раньше, еще из Москвы договорился по телефону с юридической фирмой «Клири и Готлиб» об отстаивании ими российских интересов при экспертизе проекта. Юристы вцепились в «Шеврон» мертвой хваткой. Затрещал контракт, которому протежировали Буш и Горбачев. Получился страшный скандал, стоивший больших потерь главному лоббисту, кормившемуся от советских властей и Америки, господину Гиффену.?      Был уже июль 1991-го. Я улетел на семинар в Кембридж обсуждать деятельность групп давления и партий интересов. Гайдара в Англии так и не дождался. Он застрял в Америке. Я не знал, сказал он по приезде оттуда, что во мне проснется такой жесткий патриот. У них там полно наших вояжеров, поливающих собственную страну. Цену вежливому, улыбчивому, англоязычному и несговорчивому директору института быстро узнали в Мировом банке и Валютном фонде.

      Шел уже август 1991-го. Катилось к закату лето, а вместе с ним и Союз. Началась пора отпусков...

      Был понедельник, 19 августа. Конец всему. Мы были уверены, что Горбачева больше не увидим, что пришли черные дни диктатуры на долгие годы. Ни Горбачева, ни Ельцина.?В «Новом мире» тоже все были растеряны. Редакция собралась в понедельник, решила бороться с хунтой. Решили что-то писать, что-то размножать, благо есть ксерокс, подаренный Солженицыным. Брали в «Московских новостях» тексты, размножали...?Понедельник. Полдень. День был сумрачный, тревожный. Пошли к Моссовету. Внутрь нас не пустили. Никто ничего не знает. Начался дождь. Пошли на Манежную площадь. Там стояла колонна танков, остановленная пикетчиками. Солдаты не смотрели в глаза. Офицеры препирались с нами жестко и угрожающе. Они все говорили, что боекомплектов у них нет. Студенты живой цепью сидели на асфальте, не пуская танки. У Манежа разворачивали троллейбусы, ставили заграждения. Гаишники стояли чуть в стороне равнодушно, ни во что не вмешивались. Пошли по Герцена к Белому дому узнать, что происходит там, жив ли Ельцин. У Белого дома было уже довольно много людей. Тащили кто арматуру, кто скамейку, кто трубу. Гайдар привел свой институт, они утром провели собрание, вышли из КПСС. У первого подъезда толпа ловила листовки, брошенные из окон второго этажа, с указами Ельцина. Люди прибывали. Дождь усилился. Мы с женой ходили от подъезда к подъезду. Спрашивали, видел ли кто Ельцина, здесь ли он. Говорили: здесь, видели. Потом и мы увидели Ельцина в окне. Услышали Руцкого, Силаева, Бурбулиса.

      Народ прибывал. Начали появляться и ладные ребята с армейской статью. Запомнился один — в офицерской форме без погон, с саперной лопаткой на поясе. Рассказывал, что был в Афгане, потом в Баку. Я знаю, как это делается, говорил он. Я не хочу больше убивать. Я не хочу назад к тому маразму, что был здесь. Военных становилось больше. Формировались какие-то команды, у подъездов сотни. Шла запись. На глазах возникала структура сопротивления. Вечером, когда начался митинг со стороны сквера Павлика Морозова, людей было уже много. Зажгли костры. Приходили семьи, люди стояли взявшись за руки. К ночи шли и шли.?Гайдар 19-го приехал с утра в институт, сказал, что едет к Белому дому. Сотрудники пошли с ним. За несколько дней до того его приглашали к Бурбулису, звали советником по экономике. Теперь он позвонил, сказал, что согласен. Поехал в Белый дом. Вышел Алексей Головков, забрал с собой Гайдара. 22-го Гайдар рассказывал мне о позавчерашней ночи. Да и сам я кое-что видел в ту страшную ночь, бродя вокруг Белого дома с Пашей Пэнэжко, спецкором «Труда» и новомирским очеркистом. Шел дождь почти всю ночь, до утра, казалось, вечность, и было довольно страшно. Утром, когда мы возвращались домой по Ленинградскому проспекту, навстречу шли танки.

      Без этих дней в августе не было бы ни реформы, ни нового правительства, ни новой жизни — трудной, но совсем другой, какая она есть сейчас.?В сентябре они уже засели в Архангельском, на пятнадцатой даче. Она считалась счастливой — начинания, задуманные там, имели продолжение. Они стали «рабочей группой» и больше месяца день и ночь готовили концепцию, программные документы, разрабатывали шаги для первого посткоммунистического правительства России. 6 ноября и в последующие дни Ельцин подписал указы о назначении Егора Гайдара вице-премьером и министром экономики и финансов, Александра Шохина — вице-премьером и министром труда, Владимира Лопухина — министром топлива и энергетики, Петра Авена — председателем Комитета внешних экономических связей, Владимира Мащица — министром по экономическим связям России и республик, Андрея Козырева — министром иностранных дел.? ?     

Ноябрь 1991 года.   

   ?      Рано утром 7 ноября, красный день календаря. Прямо с дачи поехали брать власть. Вся власть России тогда была в Белом доме. Приехали к подъезду, у которого они стояли два месяца назад. Гайдар показал бумажку за подписью Ельцина о назначении на должность вице-премьера, милиционер с автоматом пропустил внутрь. Поднялись на лифте, прошли пустыми коридорами, еще одному с автоматом показали мандат, кто-то принес ключи, открыли этаж, потом приемную; у входа висела табличка: «Председатель Совета Министров РСФСР И. С. Силаев» (через несколько часов ее сняли). Так случилось, что я был с ними в те часы. Гайдар зашел в огромный силаевский кабинет, постоял у стола, рядом с которым на полках высились ряды белых гербастых телефонов. Отдельно стояли два аппарата с красными пластмассовыми наклейками: «ГОРБАЧЕВ», «ЕЛЬЦИН». Открыл еще одну дверь, зашел, осмотрелся. Комната отдыха. Аскетизм власти. Стол. Жесткий диван. Сейф. Опять телефоны. Зачем-то велотренажер. Гайдар поставил кейс на стол, открыл, вынул толстую кипу документов, подготовленных в Архангельском. Приемную в эти минуты осваивал Николай Головнин: ему, вчерашнему экономическому журналисту, предстояло в считанные часы создать работающий секретариат вице-премьера. Приехал другой, назначенный вице-премьером,— друг Гайдара Александр Шохин. Начали подъезжать смущенные и раскрасневшиеся от свалившейся на них задачи свежеиспеченные министры. К вечеру из Вены прилетел Петр Авен. Кабинетов не было, не было автомашин, не было телефонных аппаратов. Но правительство уже было. Через несколько дней оно переехало на Старую площадь, туда, где совсем недавно была святая святых КПСС.??      

Декабрь 1991 года                                                                     

Русская  политика

    В «Очерках политических обстоятельств 1989—1990 годов» («Новый мир», 1991, № 3) я пытался показать, как владычество партийных интересов привело к гибели государственную систему Союза. Союзный парламент и вся система власти пришли к патовой ситуации к сентябрю 1990 года. Дальше ситуация в предложенных формах развиваться не смогла. Начал разворачиваться российский сюжет, который я, как и многие другие, считал тогда побочным. Мы еще верили в потенциал Горбачева, на 4-м союзном съезде уже проигравшего. Российский сюжет набирал силу по мере развития союзного кризиса. К 28 марта 1991 года, ко дню открытия российского съезда народных депутатов, ситуация обострилась. Вспомните этот день, когда власти первый раз вывели солдат против демонстрантов и не посмели стрелять. Съезд начался с протестов, и дальше все пошло уже в русле российской политики. Суверенитет России заработал. Сначала решение о референдуме, потом референдум, потом всенародные выборы президента, потом и президент Ельцин с 12 июня 1991 года.

       Горбачев продолжал по инерции ново-огаревский процесс, но все яснее становилось, что союзного договора в горбачевской транскрипции не будет. Российскому президенту и возникающей российской государственности Горбачев уже не смог противопоставить ничего. Даже на аппаратном уровне начались драматические столкновения. Ельцин вырвал себе кремлевскую резиденцию, стал принимать гостей в Кремле. По Союзу покатилась волна референдумов, президентских выборов, инаугураций. Странные, фантомные реальности, ничего не меняющие на карте пространств, ни на грош не увеличивающие богатство, но, как выяснилось впоследствии, перераспределяющие собственность государства и необратимо меняющие судьбы народов.

       И вот Беловежская пуща...

Январь 1992 года   

     Ну а дальше? Насколько страна примет все это, окажется способной к переменам? К напряжениям? К падению уровня жизни? Росту цен? Безработице? Дезинтеграции всего и вся? Кто знал это заранее? Всю осень газеты печатали панические заголовки о предстоящем голоде и лютой зиме.?Первым делом предстояло отпустить цены, хотя бы часть цен, потому что товары исчезли все, самая неприятная из возможных форм инфляции в виде тотального дефицита. Ничего нового, теоретически хорошо отработанная модель, есть апробированные решения. Новое правительство действовало не по книжкам, которых прочитало много, а по здравому смыслу. Впервые в жизни допущенные к операционному столу, государственные люди новой формации вели операцию по самоучителю с твердостью и неуклонностью неофитов. (Гайдар сам как-то в одном из телеинтервью первых месяцев сравнил правительство с бригадой хирургов и просил не толкать их под руку.) Оппоненты, а ими стали почти все, что тоже ожидаемо было заранее, но очень труднопереносимо — от Верховного Совета до «патриотов» в подземных переходах — подвергали сомнению их «хирургическую» квалификацию и призывали страну бежать с операционного стола. Страна трепетала, великая и почти покорная, но не бежала. Очередной раз она отдавалась чужим рукам с удивительным простодушием и легким вздохом покорности судьбе. Отставки только что назначенного правительства требовали всюду и везде — и белые, и красные, и черные, и коричневые.

      Самым недостойным и циничным образом повели себя многие из вчерашних коллег-экономистов. Обиженные тем, что их не позвали, оскорбленные тем, что позвали этих, тридцатипяти-сорокалетних, что перечеркивало надежды целых поколений, а это не прощается, они в разных обозрениях и «Итогах» уже с первых дней начали обструкцию.?      Кто из них не понимал, что демонополизация возможна тогда, когда возникнет конкуренция, когда в страну хлынет заграничный товар и зашатается наша промышленность, привыкшая к хорошо изолированному парнику на государственной теплой подушке. Когда радиоприемники, магнитофоны, велосипеды, сковородки и многое другое, что нужно людям, можно будет выбирать из множества вариантов. Уже сейчас это почти так, и коммерческие магазины с их ценами реально влияют на уровень цен в промышленности. Нельзя продать наш телевизор дороже, если рядом продается южнокорейский, а южнокорейский, в свою очередь, нельзя продать дороже, чем на мировом рынке (пусть в рублевом эквиваленте). Монополиста можно усмирить не строгими декретами и не строительством еще ста заводов, а открытием экономики, допуском на наш рынок тысяч производителей со всего мира, когда и ботинки и карбюраторы люди будут выбирать в необозримом мировом супермаркете. Но это, увы, сопряжено с падением производства, с драматическими напряжениями, которые страна может и не перенести.

       Предстоят очень большие, долгие и мучительные перемены, хронической станет безработица, исчисляемая миллионами людей, а на этом фоне не могут не обостриться этнические и региональные конфликты, не оживиться социалистическая и коммунистическая деятельность, не окрепнуть профсоюзы, в борьбе за интересы рабочих набирающие силу и авторитет. Трагически не правы те, кто хоронит до времени идею социализма: ведь идея социальной справедливости, «родного государства», которое заботится обо мне от рождения до смерти, защищает, воспитывает, карает (но отечески), эта идея глубоко сидит в народном сознании, и равной по крепости и цельности ей пока на замену нет. Вот в чем надежда тех, кто взыскует власти. Они рассчитывают, что уставшие и потерявшие надежду люди принесут ее им, обещающим блага за так. Механизм этот понятен, хорошо отработан в нашем веке на самом разном национальном материале и у нас.

        За право быть главным, демагогом и народным трибуном, а потом и вождем настоящая битва еще не развернулась, она впереди — в 1993-м, 1994-м... Так много конкурентов, что у правительства, которое называли даже не временным, а «зимним», появился шанс устоять. Ясно одно: отечественная промышленность сможет выздороветь, только когда переболеет после опасной прививки к мировой конкуренции. Не раньше. Именно поэтому главные проблемы долговременные, структурные, макроэкономические, Структурная перестройка всей нашей экономики — долговременная историческая задача. Чтобы решить ее, множеству миллионов людей придется переменить занятия, навыки, профессии, образ мыслей. Конечно, можно выразить желание ничего не менять и нежелание меняться самому. Можно даже попытаться вернуть прошлое. Возродить КПСС и каким-то неясным мне, но явно насильственным образом воссоздать Советский Союз. Это ли не цель желанная? Братский союз братских народов, живущих в мире и дружбе,— это ли не мечта для людей, теряющих детей в межрайонных и межгородских войнах, множестве локальных войн, грозящих слиться в одну, всеобщую. Думаю, что эту цель и преследуют те, кто, нагнетая насилие, хотел бы вернуться к власти.?Но я полагаю, что события, происходящие на гигантских пространствах Евразии, необратимы. Никто не равен самому себе трехлетней давности. Ту страну уже нельзя склеить, мы стали другими. Льдина раскололась и начала таять, никакой мороз не вернет ее обломки в прежнее состояние. Одни, оплакивая трагический распад великой империи, предрекают разрушение и России. А я вижу другое, светлое. Строительство России, строительство совсем новой страны, на  верных, естественных и справедливых основаниях. Строительство снизу, от регионов, из народной каждодневной самодеятельности. Строительство новой империи, если понимать под империей сообщество мирно живущих общин и народов на огромной территории, объединенное общим промышленным, продовольственным, топливно-энергетическим рынками, рынком ценных бумаг, труда, общей системой экологической и технологической безопасности, крепкой валютой и демократическими законами. И хорошо защищенное.??      

4 февраля 1992 года    

     Поздний вечер, позже 22-х. Раньше тут не принимают. Все работают еще вокруг министра. Министерство экономики, бывший Госплан. Огромные пустые коридоры, дух неустроенности, какой-то системной неприкаянности; люди, не сумевшие устроить контору, устраивали страну. Бесконечный ряд дверей с одинаковыми табличками — и у министра и у клерка таблички тут одинаковые. Госплан — стиль. Конец шестого этажа, выгородка, неуютная пыльная приемная, ненужные, забытые книги на полках — Ленин, 2-е издание Энциклопедии... Здесь сидели Вознесенский, Байбаков...?Андрей Нечаев усталый, но держится хорошо, шутит.

       — Что нового? Вот видишь, сводка — цены начали ползти вниз: на мясо, на масло (это начало февраля, самые первые шаги реформы). Падение цен на мясо говорит о том, что режут скот, нет кормов.?       Пока ехали в машине, Нечаев сказал, что сейчас самое узкое место — кокс, пока шахтеры выясняют отношения с металлургами, вся промышленность может обрушиться.?       А потом он сказал, что, кажется, реформа кончилась,— и голос у него дрогнул, уверенный, вальяжный голос.? 

—   Почему? На днях подписан Указ о трехкратном повышении зарплаты шахтёрам. И свободных цен на уголь не будет. А что будет? Будет то, что потребуется дотация в сто сорок миллиардов и начнется гонка зарплат, драка за льготы, а там и гиперинфляция — приехали. Я тут армии руки выкручиваю, каждые десять миллионов со скрипом уступаем, а они сто сорок миллиардов одним махом дали.?Возвращались молча. Алексей Морозов, помощник Гайдара, сказал: «Я не верю, что Гайдар сдался. Он, наверное, что-то придумал, какую-то штуку, чтобы все это сбалансировать».

 16 февраля. Из блокнота

       Сегодня должна была бы завершиться программа «500 дней», если бы ее приняли тогда, в сентябре 1990 года. Сегодня же отметило сто дней «правительство реформ». Да, сто дней. И что же сделано??Две недели назад Гайдар сказал мне, что меморандум, или политическая программа правительства, которую он писал еще в августе—сентябре, уже наполовину выполнена.?       Чуть ощутимо, но ощутимо, поползло вверх настроение общества. Или мне бы хотелось, чтобы оно пошло вверх??Уже почти половина населения готова поддержать реформы, если верить опросам, о которых сообщают газеты. Уже меньше 40 процентов людей считают, что повышения цен выдержать нельзя. Уже в магазинах можно спокойно купить продукты, которые мы забыли, как выглядят. Я купил на днях — без очереди — на двести рублей: мойву, селедку, двух цыплят, муку, хлеб, еще чего-то... Были бы деньги, а товары уже появились. А как боялись, как злорадствовали, что товаров не будет! Похоже, что самый страшный период, декабрь—январь, уже позади.?      И голодом перестало пугать телевидение, которое сменило тон, особенно российское. Нет уже такого наглого перевирания сути происходящего.?7 февраля в кинотеатре «Россия» был конгресс «патриотических сил». Я был там, слушал очень внимательно. Казачество — это слой, с которым можно искать контакт. В центре событий был там Аксючиц. Идет консолидация самых разных сил. Общее у них то, что все они ненавидят происходящее, ненавидят реформы, ненавидят людей, их проводящих.?      Война, которую повели с самых первых дней против «правительства мальчишек» и Хасбулатов, и Руцкой, и множество других людей, в том числе академики-экономисты, понятна. Эта война партий интересов, всех этих совсем еще не лишившихся власти магнатов промышленности, директоров гигантских заводов, генконструкторов, генералов в штатском и военном. И тех, увы, миллионов людей, которые действительно стоят за ними, кого они, эти генералы, кормят и поят. Корпоративное общество...

      Правительство реформ могло прийти к власти без их согласия, практически с улицы, только в результате глубокой революции; ни при каких иных обстоятельствах им бы не удалось взять и удержать власть. Горбачев прекрасно знал Гайдара, гораздо раньше, чем его узнал Ельцин. Но он даже и на Явлинского не решился...?Геннадий Бурбулис рассказывал, что он не был до путча знаком с Гайдаром, лишь летом 1990 года читал его статью «О благих намерениях» в «Правде», которая произвела на него тогда большое впечатление. Они и познакомились в дни путча, а в страшную ночь на 21 августа обсуждали общую стратегию необходимых реформ.?Егор Гайдар и его друзья пришли в правительство без каких-либо иллюзий. Шли ненадолго, на несколько месяцев, каждый знал, что им предстоит лишь самый неприятный и неблагодарный участок исторической работы.?Года два назад Гайдар сказал как-то, что согласился бы стать министром финансов, но «кабинетов через пять». Тогда было правительство Рыжкова. Потом Рыжкова—Абалкина, потом Горбачева—Петракова, Горбачева—Шаталина, Горбачева—Павлова, Силаева—Явлинского, Силаева—Сабурова... Явлинский, Скоков, Лобов, Гаврилов — многие промелькнули на российском правительственном небосклоне.?Теперь пришел их черед сделать то, что все другие оставляли делать своим последователям, зная, что не удержат страну и падут, как только осуществят либерализацию цен, начнут приватизацию, примут на себя первый удар структурной катастрофы.

      Никто не взялся сделать то, что без колебаний делает Гайдар, заслоняясь до поры, как щитом, авторитетом Ельцина, зная, что его и команду постараются смести, как только станет очевидной победа, как только наметится перелом, желающих будет много: и гэкачеписты старого и нового образца, и ВПК.?И Андрей Алексеевич Нечаев, и Владимир Михайлович Мащиц, и Владимир Михайлович Лопухин в разное время говорили мне: «Ну кто еще возьмется, кто еще имеет программу реальных последовательных действий, да они просить будут, чтобы остались!» (Первого — и довольно неожиданно — Ельцин снял Владимира Лопухина, министра топлива и энергетики. Его программа преобразования топливных отраслей провисла; не думаю, что Черномырдин будет ее реализовывать.)?Гайдар в ответ на такие самоуспокоительные эскапады улыбался, проводил ладонью по усталому лицу: а почему вы решили, что наши оппоненты будут поступать рационально? Найдутся, непременно найдутся желающие поруководить этой страной.?Но вообще-то на эту тему в правительстве говорить не принято, если только не в видах стратегического анализа.? 

     Сейчас нами правит удивительно откровенное правительство. Оно ведет практически открытую политику. Гайдар много раз писал в своих статьях о том, что сейчас пытается реализовать. Он поставил на финансовое выздоровление, прежде всего на крепкий рубль, на сокращение раздутого госбюджета, на прагматическое и каждодневное реагирование на меняющиеся обстоятельства, за что его обвиняют в беспринципности многие советники и эксперты. Финансовое выздоровление (и это в ситуации, когда правительство не правит банком, а банк — эмиссией в рублевом пространстве), отпуск цен, а значит, их какое-то установление, пусть и не вполне свободное, приватизация, пусть сначала и мелкая, непоследовательная. Концептуальные документы группы абитуриентов, претендующих на то, чтобы стать правительством, были написаны Гайдаром, Нечаевым, Мащицем, Вавиловым, Григорьевым, Чубайсом, Кагаловским и всеми, кто входил в эту команду, еще в сентябрьское сидение 1991 года на пятнадцатой даче в Архангельском.

Украина и Россия

      Киевские власти ведут сейчас очень трудную, национальным чувством гордости поддерживаемую игру, крайне неблагоприятную для украинской самобытности. Но реальность состоит в том, что на этом историческом повороте Украине предоставили выплывать в одиночку, а это не может не сказаться и на будущих взаимоотношениях. Украине трудно с ее изношенной, скученной и энергоемкой промышленностью, с ее недостаточными фондами, сверхраспаханной землей, теряющей плодородие, неблагоприятной производственной структурой, истощенными ресурсами, тяжелейшей экологической ситуацией.? На Украине сейчас любой рассчитывающий на популярность политик должен играть в самостийную игру, как, впрочем, и на Дальнем Востоке и в Татарии. Никакой иной игры общество, обозленное «происками центра», не примет. Правда, встречи в Дагомысе дали надежду, в которую трудно даже поверить, настолько далеко зашло размежевание и противостояние. Дележ армии, авиации и флота. Народ мягкий, прагматичный, сентиментальный и предприимчивый, обольщенный очередными политиками, превратился в форпост антимосковских сил. Но никаких московских сил нет, а есть и в Москве опасное противостояние правительства и противоправительственных сил. И чем безнадежней будут дела на предприятиях, в отраслях, регионах, чем трудней с реализацией продукции по вздутым ценам, чем больше взаимные долга и неплатежи, тем с большим ожесточением будут делить корабли и самолеты, танки и ракеты. А разделенное оружие, мы уже знаем, начинает стрелять.

     Историки еще скажут, что в тот момент, когда откололась Украина, стала возможной российская реформа и строительство России. С Украиной, с ее зажиревшим истеблишментом, замороченным народом, национально озабоченным просвещённым классом, никакой реформы бы не вышло, невозможно провести ее и с байско-партийным Узбекистаном, клановым и нищим Таджикистаном, раздираемой распрями Молдавией. Нужно было отцепить караван, чтобы совершить маневр, как ни обидно это сравнение. Как писали еще в горбачевскую эпоху, эскадра выбирает скорость по самому тихоходному кораблю. Россия ушла в отрыв, бросив конвой. Никакой союзный парламент никогда не ратифицировал бы, не санкционировал бы и десятой доли тех законов, которые принял российский, не такой уж и демократический и прогрессистский. И, тем не менее, российский, не верящий правительству, спорящий с президентом, простоватый (в сравнении с недавним союзным!), именно этот парламент реформу санкционировал и важнейшие законодательные акты принял.

      Ни за что на свете союзный Верховный Совет не принял бы это, никогда союзному правительству не удалось бы сбалансировать бюджет, потому что против стали бы среднеазиатские республики, Украина, аграрии, ВПК — куда уж тут,?21 августа прошлого года должен был быть подписан Союзный договор, по мнению Крючкова и Язова, уничтожающий Союз. В некотором смысле, конечно, да. Помню пресс-конференцию Рыжкова 18 сентября 1990 года, после того как Горбачев сказал на Верховном Совете, что предпочитает программу Шаталина—Явлинского. Рыжков сказал тогда прямо: «Эта программа уничтожает Союз потому, что отменяет федеральные налоги». Союз был обречен, потому что слишком разный уровень задач у стран, его составляющих, слишком несходные экономики, демография и прочее...??                                                      

Шлюзование экономики

       Россия должна была уйти после спасения сибирских рек от азиатского плена. Наша эскадра никогда бы не развернулась в узком шлюзе, отделяющем нас от мировой экономики. Потому что исторический процесс, который мы переживаем, это процесс шлюзования экономики, да и всей жизни, перевод ее на иной уровень, на другие, нормальные принципы, на непридуманную физику. Просто так наш собственный котлован нельзя соединить с мировым океаном — уровни разные. Мы, как Каспийское море, находимся в глубокой депрессионной воронке. Я думаю, главное, что делает сейчас правительство реформ,— оно шлюзует эту экономику. Через отмену, а попросту уничтожение монополии внешней торговли, льгот, квот, лицензий, а значит, и базы для подкупа и коррупции. Через уничтожение высоких экспортных тарифов и почти снятие импортных (защищая только некоторые производства и отрасли), через либерализацию таможенного закона, через сложную валютную рекомбинацию, через гигантские займы, через концессии, через привлечение мировых инвестиций, прежде всего частных, к нам. Мало кто заметил, а не похвалил никто, пришлось самому Гайдару сказать об этом в телеинтервью, но доллар за первые месяцы сильно подешевел на наших просторах, и даже абсолютный курс доллара упал. Потом он поднялся, но относительно прошлого года — упал и продолжает падать. На доллар, сейчас можно купить меньше наших продуктов, чем осенью прошлого года, меньше угля, нефти, газа, икры, древесины, чем в декабре 1991-го.

      Шлюзование экономики — это ключевое понятие, именно оно должно войти в наши головы, а не «обвальная приватизация», бессмыслица «женского разума». Нам всем надо бы стать спокойнее и строже, соответствовать трудному историческому моменту, пришедшемуся на наши дни. Но ведь и повезло, неужели было бы лучше загнивать в сумерках застоя, при девяностолетнем Черненко?

      Происходящее — не развал империи, ни к чему истерика. Не распад и не гибель, а ответственный в веках исторический поворот, который мы просто обязаны произвести. И если получится у России, у Белоруссии, наступит, хочу надеяться, просветление и в украинских горячих головах. Никто никуда не денется, взаимосвязь сохранится навеки, определяемая географией, экологией и экономикой, а этого и достаточно, не говоря уж о более спорных духовных факторах. Направлениями ветров, рек, уклонами равнин мы соединены надежнее, чем направлениями партий.?Отдельная страна? Да ради Бога, пусть и отдельная. Это вопрос соглашения и языка. Страна или республика. Штаты, «стейты» переводятся как «государство». И «земля», по-немецки «ланд», тоже государство со своим ландтагом и правительством; и на шоссе, пересекающем всю Германию, стоит щит: «Вы покинули германскую землю и въехали на территорию свободной Баварии». Пересекли и въехали — вот в чем дело, не вползли, не проскочили под обстрелом. Спокойно и свободно, по хорошей дороге, на хорошей машине.?      Но как достичь этого, если страны состоят из нас, обозленных, недоверчивых, нетерпимых, упрямых и просто злых? Думаю, что нервозность политического процесса в ряде новых стран, его антироссийская доминанта объяснима тем, что особость, самобытность мало провозгласить, ее нужно создать, обеспечить, исторически, культурно и экономически обосновать, оправдать и защитить. А это труднее. Пусть стоит самостийно процветающая Украина, и нет в том никакой трагедии для России, если не столкнут нас между собой в гибельном противостоянии. А столкнуть есть кому, и силы, заинтересованные в том, не спят, их все больше и они все наглее. И все-таки не должны одуреть люди, и верится мне в предсказанный А. Солженицыным грядущий бело-русско-украинско-казахстанский союз. Но, решение это может прийти не через правительство, а через народы, через свободных производителей на открытом воздухе рынка.

      У каждого района, сельсовета, каждого села, каждого двора есть свои особые интересы, противоречащие порой друг другу, примирить которые может Закон и Власть. Власть на деньги не меняют. Людям при власти всегда платили немного, знали, что сами возьмут. Теперь это называется коррупцией, прежде именовалось лихоимством, от которого стонал народ и бил челом государю.?Теперь, когда укрепилась местная власть, она плюет на высшую, самоуправничает, как глуповский градоначальник, не боится ни губернатора, ни представителя президента. Укоротить местную власть могут только гражданственные люди, избиратели. И Закон. Никто больше.??                                                             ?      

Март 1992 года

      Смысл и цель реформ просты и понятны каждому: дать естественное обоснование жизни страны. Из сумеречного Зазеркалья вернуться в реальный мир.?Старые партии интересов все сохранились и ждут не дождутся реванша. Ждут своего. Еще нет обещанной правительством безработицы, все директора держат кадры, отечески повышают зарплату, даже если давно сидят на картотеке. Сворачивают производство, но не сокращают доплаты на питание, не продают дома отдыха, не выставляют на аукционы многомиллионные дворцы культуры. Ни один из крупных заводов не продал свои профилактории и санатории, подсобные хозяйства. Никто не сбросил непосильную для производства ношу. Напротив, стоят, изнемогая. Бомбардируют правительство. Платят дотации и дотаций ждут.?      Бывшие министерства обударились пластом о землю, обернулись кто серым волком, а кто лебедем. И все — концернами, акционерными обществами. Контролируют как сырье, так и продукцию, назвались холдинговыми компаниями и малых своих из-под руки не отпускают. Свободы не дают. Этнократы из автономий спешно отпечатали новые визитки с золотым обрезом — кто президент, кто премьер, кто министр. Эти тоже спешат сыграть, их игра возможна сейчас в ослабевшей от неустроенности России.?  И все играют на понижение…?      Депутатство всероссийское и местное, земское, тоже удручено: серьезного места в реформах им не нашлось. Будучи избранными от народа, они принародный гвалт и поднимают. Зависимые от избирателей, потакают им обещаниями, в которых реальности ни на грош, зато критика зубодробительная, наотмашь. Набрав довольно бесцеремонно привилегий, окладов, льгот, дач, машин, квартир больше, чем предшественники, не забывают и о народном горе: требуют пенсий, роста зарплат, льгот, инвестиций, при этом и налоги требуют снизить.?      Депутаты реформ не понимают, и внутренне реформы им чужды. Во-первых, они их боятся, во-вторых, реально они давно уже представляют не народ, а конкретные группы интересов, от которых абстрагироваться не могут и не хотят. Депутатский век короткий, все надо успеть. И чем дольше сидят депутаты, тем прочнее образуют собственную, новую партию интересов, собственных депутатских интересов, интересов советской власти. О собственных привилегиях они пекутся особенно. Рядовой депутат Верховного Совета приравнен к первому заместителю министра: и по окладу и по всяким льготам — телефонам-вертушкам, зарплате, поликлинике, даче, машине, обслуживанию, питанию. Все теперь научно, по табели о рангах. А зам. парламентского подкомитета не хуже министра упакован. Но министров-то мало, их можно снять, их можно потребовать к ответу, они на острие огня, каждый проклянет министра, чуть что не так, на дуэль вызовет, а парламентариям хорошо — неприкосновенность...?      Депутаты всегда, особенно в переломное, переходное время, будут раздерганы, крикливы, непоследовательны, вздорно-самолюбивы, представляя как минимум два интереса — депутатской касты и своей партии интересов: аграрной ли, энергетической ли, военной ли, директорской или нефтяной. Есть у них, конечно, и квазиполитические фракции — «новая политика», «старая политика», но на самом деле они блокируются по существенным своим интересам. К недостаткам их высокого статуса относится его непостоянство. Судьба «союзных» братьев не дает им покоя.?      Не забудем, как избирались нынешние российские депутаты по лукьяновской хитрой формуле: съезд — Верховный Совет.?      Съезд. Огромный, громоздкий, не допущенный ни к столу, ни к принятию решений. Не способный ни на что, кроме как на обиженное «нет».?      То, что 90 процентов депутатов были членами КПСС, это не украшает, но и не страшно. А вот то, что большая часть съезда — боевитая, организационно оформленная фракция противников реформ, то, что совхозно-колхозный блок, директорский, рабочий и профсоюзный составляет большинство — хуже. Никакого квалифицированного большинства президент на этом съезде не получит, не заработает аплодисментов ни по одному вопросу. Это в российском парламенте. Похоже обстоят дела и в украинском и в белорусском. В азиатских советах — там проще, там до поры до времени единство и согласие с властью. Пока власть крепка.?      Парламент и все, что вокруг него, сейчас малоинтересен потому, что составлен из людей, занятых не самым главным для страны делом. Хотя парламент нужен, необходим, слишком дорого за него заплачено. С чего еще можно было начать перестройку, если не с депутатства, парламента и съездов??      Сегодня главным для страны делом заняты президент Ельцин и его правительство. Правителей на Руси не любят, их принято ругать, особенно в «культурном обществе». Интеллигенция у нас традиционно находится в оппозиции к власти. Оппозиционность — это родовое свойство российской интеллигенции.?      Правительство не любят и в народе, «не за что». Но и ненависти в народе нет, народ ждет скорее горьких лекарств, чем сладких конфет. Ненавидят правительство многие — теневики, биржевики, спекулянты валютой, оружием и нефтью, эти знают за что: каждый успешный шаг правительства отбирает у них деньги, силу, пространство. У нефтяных генералов, внешнеторговой рати, вчерашних Госснабов, быстрых на наживу приватизаторов народного добра, ловких торговцев якобы ценными бумагами (за отсутствием бумаг действительно ценных)...?      Им не нравится это правительство. Оно не продажное — и это опасно. Оно патриотичное, а этого нельзя вытерпеть, потому что каждый видит патриотом, только себя, называя всех инакомыслящих врагами отечества. И военно-промышленный комплекс, этот взлелеянный партией и народом богатырь, лучшее, что у нас есть,— и лучшие заводы, и лучшие КБ, и лучшие кадры, и космодромы, и летчики-испытатели, они тоже недовольны. Они требуют своего от любого правительства, поигрывая бицепсами, твердо зная, что истинные хозяева страны — они. Но похоже, что «зимнее», а теперь уже и «летнее» правительство этого не знает, похоже, что оно всерьез собирается править и — что самое странное — не уходит в отставку.?      За девять труднейших месяцев ни один из министров команды Гайдара не устроил истерику и никого не обвинили в казнокрадстве. Может быть, передают из города в город страшную весть,— они вообще не берут??      И Явлинский, и Петраков, и Емельянов в самое трудное время бросили свои «пять копеек» против правительства, а иные и побольше не пожалели. Понятно почему. Одних не позвали. Другого позвали, да недостаточно настойчиво. Третьего позвали, а духу не хватило. Четвертому не приглянулась предложенная роль — дело житейское. Пятый решил— подожду, не время, пропущу кон — и теперь рвется за стол, а там все места заняты.?      Самая страшная мысль для элитной оппозиции — а вдруг у них получится?!?      Этим я не верю, А верю тем «ребятам» (как выражается некто из Верховного Совета), которые взяли на себя ответственность за страну поздней осенью 1991 года. В пору самых длинных сумерек и самого короткого дня...? 

 Апрель 1992 года      

                                     Правительство и парламент.   

    Умерший в марте 1992 года нобелевский лауреат Фридрих Хайек — экономист, социолог и философ — написал книгу «The political order of a free people», в которой обобщил свои размышления о политической организации свободного общества. В 1990 году эта книга издана в Лондоне на русском под названием «Общество свободных».?      Хайек пишет, имея в виду классические страны парламентской демократии, Великобританию, прежде всего, уж никак не нас. Но наш процесс политического развития сделал его размышления актуальными и для нашего общества.?      Хайек описывает прохождение бюджета через нижнюю палату парламента в буре страстей и противодействии лоббирующих групп.?«Все это делает парламентариев агентами голосующих за них групп, а не Представителями общественного мнения»,— к такому выводу приходит Ф. Хайек.?      Хайек предупреждает: «Депутат будет склонен сказать «да» в ответ на требования привилегий даже в тех случаях, когда в роли подлинного законодателя он должен говорить «нет» и напоминать своим избирателям, что есть... вещи, попросту... недопустимые...»?      Хайек видит все недостатки демократического общества, все его кризисные узлы, где гнездятся привилегии, коррупция, несправедливость. И все-таки: «Подлинная ценность демократии состоит в том, что она должна защищать нас от злоупотреблений властью. Демократическая система позволяет нам избавиться от одного правительства и выбрать себе другое, которое, как мы надеемся, будет лучше. Иными словами, это пока единственная известная конвенция, обеспечивающая, нам мирную смену власти».?       В Грузии эту конвенцию не пожелали соблюдать и получили гражданскую войну. Но ведь ничто не кончается, все продолжается. Люди пришли к каким-то формам только потому, что череда поколений уже опробовала все мыслимые способы свержения нежелательной власти.?       «Корень зла заключается в том, что неограниченная демократия, располагая неограниченной полномочной властью, вынуждена использовать ее (хочет она этого или нет) для ублажения отдельных групп, от голосов которых она зависит. Это относится и к правительству, и к таким демократически организованным институтам, как профсоюзы».?      

Задача правительства

     Задача правительства — создать условия, в которых индивиды и группы могут  успешно преследовать свои интересы. Всякое давление на правительство с целью заставить его использовать свое право на принуждение в пользу какой-либо группы наносит ущерб обществу в целом.?В феврале 1992 года я был во Владимирской области, маленьком городке Собинка, в котором всей-то промышленности — текстильная фабричонка, выпускающая мешки. Там ткачиха получала в феврале тысяч пять-шесть. Промышленность накручивала себе зарплату, не слишком-то раздумывая, будут ли покупать ее продукцию. Тогда еще не начался кризис неплатежей, тогда еще Гайдар объяснял по телевизору, что цены, которые мы увидели перед собой, это еще не настоящие цены, а цены претензий продавца, что они должны столкнуться с реальным покупательским спросом, скорее всего, уменьшиться и стабилизироваться на каком-то уровне. Но претензии продавца так и не падают, всюду неплатежи, всюду заводы сидят на картотеке, а цены не сбрасывают. Требуют от правительства погашения долгов, как бы все это простить, списать, начать снова и опять так же. (В сентябре Собинка грозила забастовкой: мешки не шли!)

       Между тем уже в феврале стало ясно, что если бюджетную сферу можно индексировать, повышая зарплату, то дотировать всю промышленность невозможно и бессмысленно. Неизбежным стал отпуск цен на энергоносители, прежде всего на нефть, впрочем, это было ясно с самого начала, да как подступиться, не вызвать катастрофы в народном хозяйстве? Уже весною аграрные бонзы предупредили власти: только попробуйте отпустить цены на нефть — и мы не станем сеять. Сеять стали, попробуй не посей, себе дороже, когда пшеница в несколько раз дороже даже дорогой нефти. Некоторые люди делают вид, что не понимают, что «отпуск цен» не прихоть экспериментаторов, не злая воля правителей: это всего лишь признание факта неуправляемости этой сферы, неспособности властей обеспечить ее существование за счет дотаций, перераспределения богатства. Отпуская цены, правительство перестает контролировать их, отдает все, кроме налогов, то есть отдает власть. Р. Хасбулатов говорит о колоссальной власти, которая сосредоточена в правительстве. Думаю, что сейчас у правительства значительно меньше власти, значительно меньше возможностей распределять, давать, отбирать, чем тогда, когда оно пришло. У нас сейчас гораздо меньше правительства, чем в начале года. Сколько власти уже отдано на места? Республикам, областям, местным Советам? С началом приватизации, с каждым новым акционированным предприятием у нас будет все меньше государства и все больше общества.?Хозяйственные заботы всегда были главной и основной функцией правительства. Подготовка к севу, битва за урожай, подготовка к зиме. План — закон, выполнение — долг. Госзаказ сто процентов, обо всем пусть думает правительство. А теперь — не то, совсем не то. Предприятия почувствовали себя неуверенно, потому что выяснилось, что о своем будущем они должны думать сами. Встревожены депутаты, не принимают закон о банкротстве, провалили продажу земли. Все брошено в бой — и пикеты, и демонстрации, и угрозы, и забастовки, и требования преференций, процентов от производимого другими, лицензий, валюты, льготного налогообложения, льготного кредитования... Нет, это не голод, это жлобство, как сказали бы в Одессе. Ведь требования льгот (в конечном счете — просто денег) для одних означают только одно: отнять их у других, у тех, у кого можно отнять, то есть у самых слабых, самых беззащитных, не способных шантажировать государство.? 

     Ф. Хайек предупреждает: «Система, при которой политики полагают своей обязанностью, а значит, и своим правом устранять любое возникающее в обществе недовольство, превращает народ в объект политической игры и манипуляций». Ну когда же, наконец, мы поймем это!?Власть, не важно чья, президента, премьера или парламента, если она неограниченна, непременно будет работать для удовлетворения частных интересов. Если от нее чего-то можно добиться, что-то вырвать, люди будут делать все, чтобы вырвать у нее желаемое.?А вот постулат Хайека, который следовало бы написать на табличке в каждом правительственном кабинете:?«От... давления правительство может защититься только одним способом: ссылкой на установленный и неизменяемый принцип, запрещающий уступать давлению».? Об этом же говорил мне профессор Марек Домбровский, экономический консультант нашего правительства, опытный польский экономист и политолог:?«Правительство должно быть как честная девушка с абсолютно безупречной репутацией. Если она не флиртует ни с кем, к ней не пристают. Почему у Гайдара в приемной очередь до двух часов ночи? Значит, надеются, что здесь что-то можно получить, что-то вырвать, в чем-то убедить. А если я убедил, то и у тебя есть шанс убедить. Но высшие люди государства не могут мгновенно и быстро решить вопрос. Значит, набирает силу аппарат, у них снова власть, снова влияние — кого допустить, какие визы подготовить. Нет, запомните: единственный честный принцип для министра финансов — не уступать никому».

       Наша страна семьдесят лет прожила в условиях невиданного в истории тоталитаризма только потому, что правящий слой создал такой режим, который устраивал главные для функционирования системы партии интересов. Они поддерживали режим, а он осуществлял распределение между ними национального богатства. И не надо думать, что к пирогу были причастны только партаппаратчики, номенклатура. Такой режим не прожил бы и двух лет! А он прожил десятилетия и все пытается вернуться, приспосабливаясь, переодевшись в демократические одежды. Приходилось уже писать несколько лет назад, что правит не КПСС, а партии интересов, «из-под руки». Теперь они пытаются править из-под рук Верховного Совета, президента, президентской администрации, правительства. Пытаются диктовать, как диктовали всегда.

       Режим устраивал многих, не только номенклатуру: привилегированные предприятия, номерные города, миллионы людей. И зарплата повыше, и снабжение получше. Закрытые города — Челябинск-40, Челябинск-65, Челябинск-70 — режимные, несвободные. Думаете, они хотят свободы? Да они письма пишут в правительство, меморандумы шлют, требуют оставить их за колючей проволокой. Так-то оно спокойнее. В отдельном мире. Снабжение лучше, преступность меньше. Мы все, глядишь, еще немного — и попросим вернуть нас в зону. На «архипелаг». В чем-то плохо, а в остальном — гарантированный завтрашний день, путевки, пионерлагеря, бесплатный или грошовый детсад и завод-втуз... Все свое — и квартира в заводском доме, и антрекоты за тридцать семь копеек из заводской кулинарии.?«Клуб директоров», созданный еще Абелом Гезевичем Аганбегяном при журнале «ЭКО», превратился в партию директоров Вольского—Тизякова. Я бывал на заседаниях этого клуба в 80-х годах. Они собирались (не знаю, собираются ли сейчас) раз в полугодие в очередном городе у очередного магната.?Набирает, чувствует силу «Союз промышленников и предпринимателей» Вольского и Владиславлева.?Неудачно явившийся на авансцене директор и вице-президент Тизяков сидит в тюрьме, но его коллеги времени даром не теряют. Не сходит со страниц мировой печати имя Аркадия Вольского — в недавнем прошлом заведующего промышленным отделом ЦК КПСС.

       Какая разница, как это называлось тогда, как называется сейчас? Важно, что он был и остался реальным координатором, вполне доверенным человеком у сильных и ответственных людей, облеченных огромной властью,— генеральных директоров, генералов нашей промышленности. Раньше его ВПК посадил в цековский кабинет, теперь нет ЦК, а кабинет остался потому, что остались реальные функции, реальные структуры, реальная ответственность и реальная сила.?Партии интересов говорят с правительством в жестком тоне, поигрывая желваками. Читаем тассовку от 16 марта:?„Российское правительство должно развязать руки руководителям предприятий и прекратить вмешиваться в дела заводов... Тогда они сами найдут способы, как и чем рассчитаться с зарубежными партнерами", — сказал президент РСПП. Он сообщил прессе, что направил в правительство России записку, в которой предложил „определяться" по сохраняющимся барьерам».?Читаешь и думаешь: ну вот, еще один разумный государственный человек требует «минимального правительства», зовет «не вмешиваться в дела заводов».?Но, оказывается, прямо наоборот. Не вмешиваться означает все давать, но ничего не забирать. Давать льготы, как давали их прежде... От экономики требуют, чтобы она снова стала «дамой, приятной во всех отношениях», не меньше.

      В узел завязалась ситуация в Кузбассе, где стачкомы так натянули одеяло, что оно затрещало по швам. Есть там разумные люди, в стачкомах, разговаривал я с ними. Понимают все, но и они, как депутаты: «Что мы скажем людям? Мы не можем вернуться с пустыми руками. Дайте». А тут еще подоспел кризис наличности, ситуация попросту бессмысленная, способная довести до ярости любого человека, когда тебе не дают зарплату только потому, что в банке нет денег!?Потребовали правительственную комиссию, поехала во главе с зампредом. Не устроило. Строго заявили стачечники: «Чтобы принимать подобные решения, не надо было ехать в Кузбасс. Комиссия была создана для того, чтобы выпустить пар...»?Думаю, что наши профсоюзы славные еще не сказали своего слова, а у них оно в запасе есть. Влияния на народ нет, но есть и структуры, и права, и деньги. Короче говоря, у них есть власть, и они ею пользуются для того, чтобы вырвать у общества что-то для себя.

      Ещё идет 6-й съезд российских депутатов. «Больше половины москвичей оценивают съезд как говорильню»,— передает ИТАР-ТАСС.?По сравнению с мартом рейтинг Ельцина вырос. Празднует успех после первой напряженной недели съезда команда Гайдара. Они еще вместе, еще никого не отстранили, не убрали в тень.?После противостояния, оскорблений, хамовато-ласкового «растерялись ребята», после неискренних телеизвинений, похожих на издевательство, положение правительства окрепло, несмотря на явное оскудение жизни, неторопливый, но неостановимый рост цен, на отсутствие наличности за пределами Московской кольцевой.?Ельцин выиграл съезд не за так: пообещал реорганизовать правительство, ввести в него опытных практиков, депутатскому корпусу этого только и надо — «своих».?27 апреля в Вашингтоне Гайдар встречался уже с семью министрами крупнейших стран Запада, убеждая их со всем красноречием и доказательностью, что реформы в России пошли. «Я вижу, что в России очень многое может замедлить реформы»,— сказал Мишель Камдессю, директор-распорядитель Международного валютного фонда.?Словом, Гайдар услышал то, что, собственно, и ожидал услышать: от политики самой России будет зависеть, когда помощь начнет поступать, и будет ли она оказана вообще.

      Договориться с Валютным фондом можно только на условиях существования этого Фонда, а условия эти просты и даже стандартны: либерализация цен, стабилизация бюджета, ликвидация бюджетного дефицита или хотя бы установление над ним эффективного контроля, торможение роста денежной массы.?Доброта и щедрость, а точнее безответственность парламента, заставляющего правительство поднять пенсии, стипендии, зарплаты, льготы, не повышая налогов и цен, щедро предоставлять льготные кредиты, явно не нашли понимания у банкиров. Однако убежденность Гайдара понравилась одному из самых влиятельных людей Америки, Полу Уолкеру, бывшему председателю Совета управляющих федеральной резервной системы, и тот даже сказал журналистам, что, возможно, станет экономическим советником председателя российского правительства.?«Как только начнет осуществляться программа МВФ, Всемирный банк включится в прямую помощь сельскому хозяйству и энергетике России»,— сказал президент Всемирного банка Льюис Престон.?Всемирный банк считает, что нефтяной промышленности есть что продать! Как минимум 33 месторождения ждут, когда к ним отнесутся по-хозяйски, но никто не знает, кто их хозяин. Всемирный банк дал понять, что в остальные отрасли вложения будут минимальными, а рассчитывать на них просто глупо. Всемирный банк всячески подчеркивает жесткость своей позиции и строгость неумолимого учителя, понимая, что требований смягчить условия, растянуть переходный период будет предостаточно. Выстраивая жесткую стену, твердую и прочную, он пытается заставить и российских реформаторов быть жесткими.

     Тогда же, сразу после вашингтонской лекции Гайдара, представители семерки сделали заявление для печати. Главным в этом дипломатично составленном документе было объявленное намерение «поддерживать усилия России по проведению реформ путем реализации объявленной многосторонней комплексной финансовой помощи в размере 24 миллиардов долларов, на основе согласованной с МВФ программы».?Последние слова были ключевые в договоренности, однако их в российских кругах многие предпочли не заметить.?Короче говоря, помощь обещалась на конкретных и жестких условиях согласованной с Фондом программы, программы, которую никак не принимали и не готовы принять ни российский парламент, ни партии интересов.?Программа давно объявленная, декларированная в меморандуме правительства, о ней Гайдар много раз рассказывал устно и письменно:?сокращение дефицита бюджета с целью стабилизации экономики и уменьшения роли правительства;? ограничение роста денежной массы, что поставит под контроль инфляцию;?прекращение кредитования нерентабельных предприятий.?Программа включает и создание юридических основ для рыночной экономики, отсутствующих сейчас, введение контрактных прав, включая приватизацию и гарантированную частную собственность, а в народном хозяйстве немедленную реформу двух приоритетных секторов экономики — аграрного и энергетического, что позволит обеспечить рост национального дохода, сокращение продовольственного кризиса и получение стабильного источника конвертируемой валюты.

     Жак Делор, председатель комиссии Европейского сообщества, встретившись утром 30 мая с Гайдаром, вечером не забыл посетить Вольского. Даже по тассовке видно, что Вольский не темнил. «Союз промышленников и предпринимателей» поддерживает реформы, однако не скрывает отрицательного отношения к механизмам, с помощью которых они осуществляются. Главным недостатком реформы, по мнению Вольского, является то, что правительство не стимулирует сохранения объемов промышленного производства, а увлеклось макроэкономикой — явный упрек в адрес Гайдара.?     Лидер «Союза обновления» требовал усиления государственного влияния на экономику (читай — субсидий, преференций, льгот). «Обновленцы» провозгласили своей задачей прекращение падения уровня жизни, стабилизацию экономического положения, восстановление внутреннего рынка. Гайдара они назвали солистом без оркестра, явно имея в виду, что у них-то как раз есть сводный тысячетрубный оркестр — крупнейшие предприятия ВПК, базовые отрасли, депутатские фракции Верховного Совета, боссы местных администраций.?Гайдар на встрече с Делором просил снять ограничения КОКОМ (уже отмененные для Венгрии) и ввести длительную отсрочку платежей России на выплат процентов по займам.

     На эту тему с финансистами разговаривать трудно...??     

Прогноз «Марко Поло» 

Японский журнал «Марко Поло» опубликовал в майском номере прогноз развития событий в бывшем СССР и карту, составленную на основании этих прогнозов. Интересна эта публикация не столько как прогноз, сколько как своего рода «чаяния». Реальные вполне, если мы в своей стране не одумаемся и не остановимся в огораживании уделов.?На этой карте нет России. Есть Западная Россия со столицей в Петербурге, есть Восточная Россия, или, как больше нравится называть японцам, Дальневосточная Республика со столицей в Хабаровске. Есть маловлиятельный Союз мусульманских стран из бывших республик Средней Азии. Украина и Беларусь, по замыслу авторов сценария, ролей не получили и прозябают сами по себе.?Сейчас только ленивый не делает прогнозов один мрачнее другого. Прогнозы эти интересны тем, что помимо воли самих экспертов выдают их установку и некоторое даже желаемое основное направление, в сторону которого, вероятно, и будут подталкивать гурьбу потерявших строй.?Это направление проскальзывает в аналитических комментариях, широковещательных профессорских эссе на страницах престижных изданий, на международных семинарах, конгрессах и конференциях. Речь идет о строительстве нового мирового порядка, нового PAX AMERICANA. О новой глобальной расстановке сил, в которой нам еще нужно доказать свое право на достойное место. Вот что писал Томас Фридман в «Нью-Йорк таймс» после визита президента Ельцина:?«Положение Ельцина парадоксально в том смысле, что чем меньшую угрозу будет представлять в результате его политики Россия — т. е. чем больше ракет он сократит,— тем в большей степени конгресс будет считать, что он может тянуть с оказанием помощи».

     Парадокс, конечно, с американской точки зрения есть. Зачем вообще помогать потенциальному противнику и конкуренту, попавшему в трудное положение? Зачем способствовать созданию эффективной экономики и динамичного управления в стране, которая одним своим местонахождением не может не играть стратегической и глобальной роли??Можно ли вообще всерьез говорить о значении и важнейшей роли иностранной помощи, если в конечном счете все обещанные нам доллары останутся на Западе и создадут там рабочие места и снимут сельскохозяйственный кризис. Не надо быть ни наивными, ни максималистами. Мы занимаем, чтобы «перекрутиться до получки», а не на строительство дома. На дом нам придется откладывать самим. Но ведь и до получки перекрутиться надо. В этом-то, кстати, и есть одна из проблем: солидный банк охотнее даст в долг надежному заемщику крупную сумму и не даст совсем ничего легкомысленному транжиру, не любящему вспоминать о долгах.

     Между тем для реализации крупных проектов в нашей стране нужны десятки и сотни миллиардов долларов.??    

Май 1992 года

     Когда в конце мая Ельцин пришел на заседание правительства красный и злой, он начал с того, что сказал: «Я подписал указ об отстранении Лопухина». Отставка Лопухина, министра топлива и энергетики, одной из ключевых фигур кабинета, была неожиданностью для всех, даже для Гайдара. Назначение Черномырдина также было неожиданностью, вице-премьерство Шумейко не было неожиданностью ни для кого. Но все трое новоназначенные — Хижа, Черномырдин и Шумейко, фигуры видные, — явно придавали кабинету новую стать, что немедленно заметили газеты, поспешив объявить конец реформ. Люди, стоявшие поближе к авансцене, выводов остерегались, хотя оптимизма новые назначения им не прибавили. Занервничали и другие видные молодые министры: кто из них следующий??Я брал у Владимира Михайловича Лопухина интервью 8 марта, в воскресенье 1992 года, за восемьдесят дней до его отставки. Он принял меня в огромном кабинете министра энергетики.?     Интервью было долгое, сидели мы часов пять.  «Какой качественно новый опыт я приобрел, спрашиваешь? Пришли люди без административного опыта, но с представлением, как управлять экономически. Много думавшие над этими проблемами и кое-что в них понимающие. Я здесь никого не ломал через колено, но самое страшное — зиму 1991/92-го — страна пережила спокойно, энергетика работала, и это главное. Даже эти месяцы дали уже что-то необратимое. Мы многое успели сделать. Дадут еще несколько месяцев — сделаем еще. Но знаю, что уйду я, а здесь все будет работать. Потому что мы показали людям, что есть и другая работа — осмысленная. Знаешь, пришли люди не слабые. Чему научился? Самое главное... (пауза) — совершенно иная мера ответственности. И неотвратимость принятия решений. Самые неприятные решения нельзя откладывать на завтра, на потом. Их надо принимать. Это жесткая проверка на человеческую состоятельность. Словом, о нашем периоде скажут, что это была попытка осмысленной, честной и открытой политики. Уверен, что это сейчас самая интересная работа в мире».??                                              

Партии интересов, ВПК и реформы  

      13 мая Ельцин принимал в Кремле магнатов оборонного комплекса. Генералы были жестки и пугали непредсказуемыми последствиями. Еще в марте прошла объединенная профсоюзная конференция предприятий оборонного комплекса, выдвинувшая, по существу, ультимативные требования к правительству. И в апреле, и в мае, и в июне напряжение с оборонкой только нарастало, и тактического искусства уже явно не хватало. Резко снизились госзаказы, практически не стало работы, банки не давали денег, но крупнейшие «предприятия войны» до последнего момента не верили, как не поверили и по сей день, что начались новые времена, что придется идти на большие увольнения, полную смену производственной программы, может быть — на раздел предприятий на множество мелких, приватных.?     (Правительство уступило только в сентябре. Гайдар подписал постановление, дающее оборонным отраслям 13 миллиардов рублей. «Уступить ровно столько, сколько нельзя не уступить». Но и это промышленность восприняла как победу.)?     17—18 июня в Москве прошла профсоюзная конференция оборонных отраслей, авиационной и судостроительной промышленности. В те же дни в Доме союзов состоялась учредительная конференция новой партии «Гражданский союз». В него объединились лидеры с всесоюзной известностью, за каждым из которых вполне реальные силы: два «Союза» Вольского и Владиславлева (Союз «Обновление» и «Российский союз промышленников и предпринимателей») да плюс еще так называемый экспертный институт, его «внутренняя партия» интеллектуальной элиты во главе с профессором Ясиным (по совместительству — полномочным представителем российского правительства по связям с парламентом), «Демократическая партия России» с Травкиным во главе, «Народная партия «Свободная Россия» Руцкого и Липицкого. А еще — депутатская фракция «Смена» и разные бывшие комсомольские лидеры. Эта группа, которую поддержит многомиллионный ВПК, преданный своим генеральным директорам, по миллиметру, как в переполненном автобусе, проталкивается к передней площадке. А тут и КПСС объявила о самовозрождении, и «Трудовая Россия» встала пикетами, и «Национальный собор» проклял «оккупационное правительство». Многое сошлось к 22 июня, ко дню летнего равноденствия и очередной годовщине начала войны. Политическая подоплека тут проста, искать ее недолго, социальная тоже на поверхности — обостряющийся кризис, спад, о котором предупреждали экономисты, пришедшие в правительство. Спад расширяется, захватывая все новые сферы.?     Все шире забастовки, все безоглядней речи. Учителя забастовали, наши учителя, из нашей, отбивающей все творческие задатки у детей, школы. И как-то умело забастовали, в тени забастовки медицинских работников. Но медики наши, худо-бедно, лечат, а учителя калечат. И вместе с ними не стоило бы бастовать врачам. Разные у них истории и ответственность разная. Школе нашей еще предстоит пройти свою конверсию, освободиться от духа детоненавистничества, нетерпимости, стукачества, наушничества, мертвечины. В школе и сейчас изучают «Поднятую целину», учат про уничтожение кулачества как класса.  В школе по-прежнему явный перебор так называемых обществоведов, людей случайных и недобрых к детям, военруков, ленивых физруков, отбивающих охоту к спорту и движению.?     Школа уже и не ждет внимания. А ведь там граждане страны, которые все и решат в ближайшие десятилетия. Вот где наша стратегическая линия обороны — не на замшелых ракетных шахтах, даже не в шахтах угольных. Не в шахтах, а в школах все решится. А пока что лучше бы учителям не бастовать, хоть и тяжело, потерпеть, а то ведь можно остаться и без школьников совсем; не ровен час — они не придут после забастовок в их пыльные и скучные классы слушать нечто, ни к чему не имеющее отношения. Просто не придут. Школа может вообще умереть как социальный институт, и это будет уже национальной трагедией...??     

Июнь 1992 года

                                                            Саммит в Минске

     Российская делегация прилетела в Минск вечером 25 июня. Руководители разместились в резиденции «Заславль», эксперты и другие участники встречи — в гостиницах.? Официальная часть началась с торжественной процедуры установления дипломатических отношений между Беларусью и Россией, между Белой Русью и Русью, как не без горечи сказал наутро кто-то из белорусских участников. Мы с Николаем Дмитриевичем Головниным, одним из экспертов российской делегации, воспользовавшись паузой, пошли прогуляться по городу.?Я много лет не был в Минске. С Минском у меня многое связано. Сюда мы с отцом изредка приезжали в далеком моем детстве, в 50-х годах. Огромный и прекрасный город производил на меня, пионера из маленького райцентра Западной Белоруссии, ошеломляющее впечатление на целый год. Стадион! Парк челюскинцев! Цирк! Дом правительства! Сюда привозил я уже смертельно больного отца, здесь его оперировали, в Боровлянах. Здесь живут родственники и школьные друзья. Теперь мы шли по знакомому городу, который был уже «столицей другого государства». В центре мало что изменилось, хотя вокруг него выстроили большой современный город, который, если верить социологам, один из самых динамично развивающихся городов Европы. Вывески какие были, такие и остались — по-русски и по-белорусски, люди вокруг на улицах говорили по-русски, хотя белорусская речь слышалась, пожалуй, чаще, чем прежде.

     Ровно год назад меня, тогда еще заведующего отделом публицистики в «Новом мире», пригласили в Витебскую область. Возили по разным городам, я рассказывал о журнале, отвечал на вопросы читателей. Если бы кто-нибудь сказал мне или им тогда, что через год мы будем жить в разных странах, мы бы все подняли его на смех. Минская встреча премьеров впервые дала чувство некоторого избавления от сиротства, дала надежду, что катастрофы нет, что, напротив, рождается что-то куда более здоровое, естественное и перспективное, чем псевдосоюз из псевдостран, стыдливо называвшихся республиками. Из гордого слова «республика» сделали чисто советский эвфемизм, обозначающий подневольную, невзаправдашнюю, не имеющую самостоятельной воли страну. Помню, редактор всегда вычеркивал из моих текстов слово «страна», если я писал о Белоруссии, Украине или Таджикистане. Понятие «страна» дозволялось в единственном смысле.?Упорная война республик с центром создала Содружество Независимых Государств, такую неожиданную конструкцию, что все мировые обозреватели принялись писать о ее бесперспективности. Между тем, что экзотического? Ведь не Новая Земля соединилась с Гренландией. Союз-то ведь был, и теснейшие структурные взаимосвязи были и есть.

      Сейчас ясно, что скептики поспешили. Содружество на евразийских пространствах не могло не возникнуть хотя бы потому, что слишком сплетена в один жгут экономика, потоки вещества, энергии, комплектующих и составляющих. Потоки денег, информации, людей, идей. Горбачев был прав, когда указывал на это. Но он был не прав, не допуская и не представляя себе возможности иных, более эффективных форм существования этого огромного геосоциума, форм, которых уже требовала жизнь,?     Я смотрел на них, лидеров новых стран, и мне становилось стыдно за те слова о «параде суверенитетов», которые и я писал. Парады кончились, начались суверенитеты, то есть полнота ответственности, над которой иронизировать не приходится.?     За полгода эти люди стали другими. Не в том дело, что им нравится (а я думаю, что им нравится) быть настоящими лидерами настоящих стран и прилетать на лужайку к Бушу или Колю, ступать по ковровой дорожке, слушать гимн и вдыхать горький запах пороха, когда гремит салют наций. Они стали, кто в большей, кто в меньшей степени, людьми, принимающими исторические решения, они перестали быть сатрапами, а ведь некоторые из них и не были сатрапами никогда. Ничто не проходит даром, и протокольные почести отдаются лидерам потому, что на них лежит груз истории, а не почему-либо иначе. Поэтому я думаю, что нынешний переходный период напряжений, конфронтации, а кое-где (там, где удалось спровоцировать, стравить людей) и войны, протянется не слишком долго, как бы ни хотелось этого некоторым деятелям. Такого просто не допустят ответственные лидеры, осуществляющие власть. Другое дело, что в некоторых новых странах власть их лишь номинальна, а то и вовсе не признается значительной частью населения, игнорируется, - вырывается из рук, как в Грузии или Таджикистане.?      Вопреки всем футурологам я хочу сделать оптимистический прогноз. Ничего страшного не будет. Сейчас самый трудный период из всех, выпавших Союзу за последние десятки лет. В чем-то труднее, может быть, войны с фашизмом. Тогда от народа требовался подвиг — выдержать, выстоять, не склониться. Теперь иной подвиг — духовного самопознания, восстановления и осознания ценностей и целей, формирования исторической задачи на череду поколений.

      Речь идет о Большом Строительстве Стран и Содружества Новых Стран. Каждый будет строить свою страну и свой дом.

__________________                                                                                    Продолжение в следующем номере...