|
|
|
РОДНИК
Стоят вокруг громады корпусов, горит на солнце туф болнисский… О, Времени крутое колесо, потока дней взметающее брызги!
Его движеньем я занесена еще раз в мир тбилисских будней. Куры многоголосая волна омыла снова путь мой трудный.
Я с нежностью смотрю на Мтацминда, где веет юностью по склонам. Щемит душа, что больше никогда не буду я красивой и влюбленной,
что крик и трепет яркого панно и облик новой Мельпомены осмыслить и впитать не суждено, увязшей в прошлом по колена!
И вдруг из-под бетонного литья, и вдруг из-под цементной тверди фонтанчик питьевой, струёй крутя, в лицо мое плеснул, как было прежде.
Я пригубляюсь к влаге голубой. Зачем врачи и эта блажь – молитвы, когда я пью напиток не простой – настой земли моей непозабытой!
И мне открылись тайны юных лиц и площадей сокрытые приметы. Платаны старые роняют листья ниц, но тянут мне молоденькие ветви.
И я смеюсь. Меж гранями двумя, меж памятью и молодостью вечной течет, течет мой родничок, гремя о непонятном счастье человечьем.
Бетона, труб ему не страшен плен. Он вновь ласкает жаждущие губы. И вновь певуч и весел, как Силен. бьет по щекам, как будто бьет он в бубен!
И с этой музыкой мне не страшны года. Я с этой музыкой дойду до окоема, где ждет меня закатная звезда. Я улечу на ней, светла и невесома…
БЛАГОДАРЕНИЕ
Я, девочка с кудрями золотыми, Была похожа на живой подсолнух, Который весь сиял, наполненный мечтами, Наполненный надеждами простыми, Что час настанет, семечки созреют И упадут в родное лоно, И кто-то эти всходы соберет. И вдруг я сразу стала взрослой.
Исчезли золотом играющие листья. Во мне подсолнух умер. Солнце Его не грело: началась война. Как черный стебель бывшего цветка, Живая тень упала на дорогу. То я была. Искала я спасенья Небесного сияния и веры В то, что, быть может, Солнце не потухнет, Хотя исчезли дом родной и школа, И я была средь хаоса одна.
Я знала, знала: есть страна такая, Где я смогу из пепла возродиться. Там витязь в шкуре барса Любовью жил и другу доверялся. Я эту быль когда-то прочитала. Я эту землю выбрала вслепую. Ну, если не вслепую, то чутьём.
Нет, я не горы эти выбирала, Могучие, как будто бы надежда, Нет, я не реки эти выбирала Ревучие, гремучие, как битва – Как будто битва доброты со злом. Мне не нужны горячие лепёшки, А голод был всегда посланцем смерти. И виноградников туманы голубые Туманом мне не застилали взора. За побратимством я пришла среди раздора, среди сиротства с нежностью своей!
Теперь не знаю, что было сильнее: Тепло небес страны с названьем “Картли”, Сердец ли девочек грузинских, которые сказали мне “родная!” и у подножия Святой горы – Мтацминды из хаоса вдруг вырвали меня. И я тогда не понимала, что это отголоски Руставели, его пророчество, услышанное в детстве, что вечен мир, пока не пошатнулись его столпы – две страсти человечьи – Любовь и Дружба, Дружба и Любовь.
Тебе спасибо, Картли, за науку. Спасибо за хлеб-соль и за светила. За то, что я жила, за то, что я любила, за то, что не застыла в жилах кровь от страха, от потерь и от разлуки. Я на коленях пред тобой стою. Стою, когда блуждаю в отдаленье, когда роняю сбивчивые строки. Ты, породненная со мною в час жестокий, Благодарение прими, не прекословь. |
|