Он из той редкой породы людей, которые не чураются выражать собственную точку зрения, даже если она идет вразрез с официальной. «Неудобный человек», актер Басилашвили еще при Перестройке побывал народным депутатом... Однако он и сегодня не остается в стороне от главных политических событий страны. 

– Олег Валерианович, вы известный защитник демократии. Но не кажется ли вам, что чиновники порой забывают о том, какая эпоха сейчас на дворе. То один выступает за возвращение цензуры, то другой настойчиво советует не выпускать в прокат фильм о жизни провинции. А на прошлой неделе и вовсе депутат призвал учинить уголовный (!) суд над режиссером, поставившим оперу Вагнера…

– У меня просто волосы дыбом встают от того, что приходится слышать. Но я знаю одно: какие бы времена ни наступали, нельзя сдаваться. Как в «Римской комедии» у Зорина, Поэт говорит Императору: «Слово – это всего-навсего звук. Тебе-то чего бояться моих стихов». Император ему возражает: «Да, пока этот звук не подхватят!» Вот и задача каждого мыслящего человека – не молчать. 

– А разве услышат?

– Услышат! Вспомнить тот же «Охта-Центр». Сначала нас было пять человек, которые опубликовали открытые письма президенту – Слонимский, Кушнер, Шевчук, Сокуров и я. Затем было письмо к президенту, под которым подписались около 90 человек. На первый митинг против строительства «Охта-Центра» пришло 250 человек. На второй – 2000. И здесь власти насторожились. Я дважды беседовал с Матвиенко. Вместе с Сокуровым ходил к ней и пытался объяснить, почему мы против. И мне кажется, что ветер подул в другую сторону под влиянием наших действий.

– На гребне этой волны вы не так давно высказали свои опасения и в отношении Украины. Дескать, любое вмешательство российских властей будет воспринято предвзято. В ответ вас обвинили чуть ли не в предательстве…

– Да, а на полу туалета Киевского вокзала какие-то активисты приклеили мой портрет. 

– И вот главный вопрос: тогда к чему все эти призывы, если диалог не получается? 

– Недовольные будут всегда. Я еще в бытность свою народным депутатом наслушался реплик – прямых или подспудных – вроде «жидовская морда». Говорили еще «грузинская морда». Меня тогда обещали растереть бэтээрами по стенкам, так что я ко всему привык. И точно знаю, что такая реакция возникает только тогда, когда человек чувствует себя неправым. 

А в данном случае эта ругань свидетельствует о том, что человек, который прочел мое интервью, был задет, а фактов, которые он мог бы противопоставить мне, у него нет. Вот и всё.

– Вы вспомнили времена, когда вы работали народным депутатом. А помните, как жилось тогда? Была ведь какая-то надежда, что России все же удастся искоренить ген советского рабства?

– Ну как же без надежды. Хотя, признаться, порой казалось, что все необходимые перемены произойдут еще очень не скоро…

– Что вы имеете в виду? 

– Я помню, как в 1991 году на Васильевском спуске при свете луны стояла огромная черная толпа, а из кузова грузовика Анпилов орал в матюгальник: «Завтра! Все!! Приносите оружие, у кого нет – топоры, да просто – вбейте гвозди в палки – вот вам и пика! – будем штурмовать Кремль, будем брать власть!! Милиция на нашей стороне, правда, милиция?! А?!»

И раздавался одобрительный гул толпы, возгласы: «Правильна-а-а! Вешать их! Дерьмократы!» Мне становилось дурно. Откуда в людях столько ненависти! 

– Вы, кажется, именно в ту пору принимали участие в Съезде народных депутатов?

– Да. И те страшные картины у меня до сих пор перед глазами. Перед гостиницей «Россия» – газон, на котором сотни лачужек, шалашей и палаток. В них – пострадавшие от неправедных судов, нищие, полусумасшедшие... Повсюду плакаты, неграмотно требующие, обвиняющие, умоляющие… Беженцы из Ферганы, турки-месхетинцы, русские из Прибалтики, Азербайджана. Грязь, вонь, сидят на земле, на ящиках, тут же портреты Ельцина: «Да-да-нет-да!» 

Но ужас в том, что СССР уже нет, а России еще пока нет. На Съезде каждый день нам твердят, что после ухода коммунистов золотые кладовые и госхранилища оказались пусты, законы не действуют…

И сидят сотни людей в грязи, на ящиках, просят помощи. Мимо этих людей проходят из Кремля в гостиницу «Россия» депутаты Съезда. Беспомощно опустив глаза, прохожу и я. Каждый день.

Надо создавать государство, которое всею своею мощью охраняло бы права своих граждан, а в случае попрания этих прав действовали прокуратура, суд, закон. Начать создание такого государства и пытаемся мы, горстка демократов на Съезде. Преодолевая яростное сопротивление коммунистов и просто безразличных, голосующих по указке. Нас всего-то на весь Съезд – около сотни. Но за нас – Ельцин, Бурбулис, Гайдар, Чубайс – славные реформаторы. Большинство народа – за нас! Пробьемся!

– Ваша речь на том Съезде недавно облетела соцсети – очень убедительно вы говорите о культуре, о морали и нравственности…

– Серьезно? Не знал об этом.

– Впрочем, правильных слов звучало тогда много. А вам приходилось ощущать свой реальный вклад?

– Как вам сказать… Однажды по пути из Кремля в гостиницу передо мной возник какой-то несчастный, исхудавший человек: «Олег Валерианович, помогите!»

И рассказывает свою историю: «Я из Баку. Со мной – больная старуха-мать, жена с маленьким ребенком, мать жены. Мы после раздела Союза вынуждены были бежать из Азербайджана. Там русская кровь лилась. Мы буквально за полчаса похватали что могли. Бежали в Москву… Нам дали временное жилье в пансионате под Москвой, сейчас переселяют в деревню. Помилуйте, какая деревня?! Две больные старухи, маленький ребенок. Это же гибель!»

Объясняю ему, что прекрасно понимаю его положение, сочувствую всем сердцем, но помочь никак не могу, к стыду своему. Он начинает по новой. Я пытаюсь уйти. И вдруг он говорит: «Олег Валерианович, вы любите Маяковского, я знаю! Я слушал вас! Ради памяти Владимира Владимировича, помогите! Я его племянник!» Стоп. Еще один «сын лейтенанта Шмидта»? Вполне возможно… Но если все-таки нет? Человек называет свою фамилию, имя, год рождения, объясняет родство, дает документы. Я бросаюсь в Музей Маяковского. К директору. Вместе выясняем: все точно. Есть такой племянник! Внучатый, кажется… 

Мчусь к Станкевичу – направляет к Гавриилу Попову. Мчусь к Попову, председателю Моссовета. В те святые времена народный депутат имел право входа в любой кабинет, к любому чиновнику, вплоть до президента. И я бывал в кабинете Бориса Николаевича Ельцина неоднократно, а вот тут пришел к Попову. Все объяснил ему И Попов – спасибо! – дает разрешение племяннику Маяковского на получение квартиры. И семья Маяковского получила наконец квартиру в Москве. Дай им всем бог счастья! 

– А все-таки, что заставляло вас, прославленного артиста, принимать участие в судьбе родины?

– Я и сам многократно задавал себе этот вопрос. Что заставило меня? Не вся ли моя предыдущая жизнь, опыт, указавший мне правильный путь? Люди, после встреч с которыми я волей-неволей задумывался о себе, о своем месте в жизни?

Вспомнилось, как я пытался понять, почему мой Андрей в «Трех сестрах», узнав о предстоящей дуэли бретера Соленого с полуслепым Тузенбахом, то есть фактически о предстоящем убийстве Тузенбаха, не побежал в полицию, не расстроил этой дуэли?! Ведь Соленый в лицо Андрею заявляет: «Я подстрелю его, как вальдшнепа!» Товстоногов это так комментировал: «А Андрей не побежал! Не побежал, понимаэтэ? Ужас от услышанного породил в нем не желание сорваться с места и расстроить дуэль, а философские размышления о трагизме нашей жизни, о собственной трагической судьбе… о прекрасном будущем, которое придет, но придет как-то само по себе… Это паралич! Паралич воли, понимаэтэ? Вот в чем наша беда!» 

И эти слова Товстоногова я вспоминаю часто.

– Слова о страхе – непреходящем условии российского существования…

– Вот я и попытался – вместе с моими друзьями – убрать зло, погубившее более шестидесяти миллионов граждан СССР, поставившее страну на грань исчезновения. Руководило нами одно желание: сделать жизнь лучше, свободнее, богаче в результате! Дать человеку возможность почувствовать себя хозяином своей судьбы.

Мы чувствовали поддержку большинства граждан России, но в то же время такой ненавистью были окружены! Консерваторы занимались демагогией, шли на шантаж, убийства, подкуп – лишь бы не дать состояться реформам в полном объеме, лишь бы остаться у кормушки. И во многом преуспели…

– Как вам удается совмещать активную гражданскую позицию и не менее активную работу в театре и кино?

– А вы знаете – ответ простой. Я как-то спросил у Товстоногова, что такое современный артист? Товстоногов сказал: «Понимаэтэ, чем активнее гражданская позиция актера, тем он современнее и тем легче ему играть. Потому что у него существуют по поводу любого события свои чувства, свои переживания. У него есть своя позиция, во имя чего он выходит на сцену». Вот и всё.

________________________

© Борзенко Виктор Витальевич