http://forbes.net.ua/nation/1411311-georgij-pochepcov-instrumenty-informacionno-psihologicheskih-vojn-prishli-iz-biznesa

 Интервью известного писателя и ученого, профессора Г.Г. Почепцова журналисту Светлане Долинчук 

С момента обострения политических отношений между Москвой и Киевом в начале 2014 года Украина оказалась втянута в жесткое информационное противостояние с Россией. К такой агрессии Украина была не подготовлена, хотя уже имела опыт прохождения двух газовых кризисов. Они были вызваны сложностями во взаимодействии «Нафтогаза» и «Газпрома» зимой 2005-2006 и 2008-2009 годов, и получили название «газовых войн». В обоих случаях «Газпром» при политической поддержке Кремля стремился обвинить «Нафтогаз» в нарушении договорных обязательств, которые повлекли проблемы с бесперебойными поставками российского газа в страны ЕС. Это негативно отражалось на репутации украинского госхолдинга и подрывало доверие к Украине как надежному партнеру на европейском газовом рынке.

Таких серьезных прецедентов оказалось недостаточно, чтобы информационная безопасность в Украине стала одним из главных направлений национальной политики на государственном уровне. Только в январе 2015 года, после агрессивного распространения образчиков российской пропаганды, которые стали искажать реальность происходящих в Украине событий, в структуре правительства появилось новое профильное ведомство – Министерство информационной политики.

Однако у Украины как у государства по-прежнему отсутствует четко определенная собственная информационная политика, которая реализуется на национальном и международном уровне. Почему так происходит? И что необходимо предпринять, чтобы изменить ситуацию?

Об этом Forbes рассказал доктор филологических наук Георгий Почепцов – один из наиболее авторитетных специалистов в Украине и за рубежом по коммуникациям, информационным и психологическим войнам, входящий в экспертный совет при Мининформполитики. 

Он написал несколько десятков книг о проблемах современных коммуникаций. Создал и руководил кафедрой международных отношений и связей с общественностью Института международных отношений Киевского нацуниверситета им. Т.Г.Шевченко, преподавал в Мариупольском государственном университете, руководил кафедрой информационной политики Национальной академии госуправления, в 2002-2005 годах возглавлял Управление стратегических инициатив Администрации президента Украины.

Кроме научной деятельности, Почепцов широко известен как детский писатель, его сказки были очень популярны в советское время. И сейчас, после длительного перерыва, он готов порадовать своих читателей новыми произведениями в жанре фэнтези.

Во время подготовки интервью он находился в США, поэтому на вопросы ответил письменно в режиме онлайн. Почепцов объяснил, как и почему информация превратилась в способ агрессивного влияния на сознание людей, а также каковы возможности человека уберечь себя от воздействия пропаганды.

– Информационные и психологические войны – это реальность только нашего времени?

– Такие войны уже были и у татаро-монголов, и в Древней Греции. Просто сегодня, когда информационная составляющая цивилизации стала столь важной, соответственно выросли и возможности для информационного воздействия.

Сегодняшний человек проводит около пяти часов или у телевизора, или в интернете, что говорит о его информационной зависимости. Если человек прошлого всю жизнь читал одну книгу, например, Библию, то человек сегодняшнего дня читает сотни книг. В прошлом чтение было глубоким, а сегодняшнее чтение – поверхностное. Все это открывает совершенно новый инструментарий воздействия, поскольку современный человек открыт множеству информационных потоков.

– В чем особенности информационных и психологических войн в наше время и насколько они взаимосвязаны?

– Эти термины сегодня не так точно разграничены, поскольку они принадлежат к разным историческим периодам. Психологическая война как инструментарий имеет аналог в виде войны мировоззрений времен фашистской Германии. Первым индустриальным способом воздействия на массовое сознание была І Мировая война. Тогда на противника сбрасывались миллионы листовок. У американцев вышедшие из этой сферы специалисты оказались в мирной жизни не у дел, и они создали PR (public relations – связи с общественностью), одно из названий которого в то время было «новая пропаганда».

– Украина – объект или субъект на поле современных информационно-психологических войн?

– Для собственного населения Украина все равно всегда будет субъектом. В остальных ситуациях мы скорее защищаемся, чем ведем свою политику. Многое из инструментария информационно-психологических войн пришло из бизнеса, это было нужно для решения бизнес-задач. Например, для создания общества потребления возникли такие «столпы», как реклама и PR.

Так устроен американский подход к информационным войнам, он своим инструментарием опирается на опыт бизнеса. Английский подход – другой, это скорее социально-психологический инструментарий влияния на массовое сознание.

Сегодня все страны активно включились в эксплуатацию своей так называемой «мягкой силы», которую можно также трактовать как позитивно ориентированную информационную «войну». «Мягкая сила» Китая или Японии, США либо Франции эффективно двигает страну вперед. Это образование, кино, литература, другие культурные направления – они идут, не встречая сопротивления, поскольку выстроены по принципу привлекательности для других.

– Несколько газовых конфликтов между Москвой и Киевом с 2005 года не побудили систему государственной власти в Украине обратить серьезное внимание на информационную политику страны, необходимую для укрепления ее позиций в мире, защиты национальных интересов и имиджа. Почему?  Почему Украина из года в год оказывалась неподготовленной, чтобы уверенно противостоять информационной атаке РФ?

– Тогда Украина не могла проявить тот уровень независимости, несогласия с чужой  политикой, который возник сегодня. Это был общий бизнес российских и украинских олигархов, которые не хотели его разрушать. В информационном и виртуальном отношении Украина, по сути, была частью России, хотя физически она была отделена. Мы смотрели одни фильмы, читали одни книги, слушали одни новости. Была, конечно, масса отличий, но общее было сильнее.

– Можно констатировать, что сегодня, учитывая события последних двух лет, ситуация изменилась, и Украина обрела информационную независимость от России? Является ли помехой для усиления такой независимости распространение русского языка в Украине и близость русской культуры многим гражданам нашей страны?

– Это помеха лишь в малой степени, более важным является наличие или отсутствие своей собственной картины мира в голове каждого из нас.

России в определенном смысле легче, поскольку она приняла и советскую модель мира. А когда есть такая своя модель мира, информацию можно получать на любом языке, принимая ее, если она соответствует этой модели мира, и отвергая, когда она противоречит ей.

– Эффективная информационная политика Украины, способная нейтрализовать российскую пропаганду, какой она должна быть?

– Украина должна выстроить свой информационный и виртуальный мир, который лишь частично будет опираться или пересекаться с российским. При этом не следует бросаться в крайности, вычеркивая Пушкина, Чайковского или Прокофьева. Это вненациональные имена, принадлежащие мировому искусству. Это классика, как и Булгаков, Паустовский или Ахматова. Они, кстати, учились в киевских гимназиях. И классика такого уровня присутствует во всех странах. К примеру, американское рождество нельзя себе представить без «Щелкунчика» Чайковского. Поэтому в первую очередь надо создавать условия для создания своих вершин, а не для свержения чужих.

– Реально ли Киеву добиться успеха в борьбе за умы жителей Донбасса, которые остались в зоне конфликта, а по сути – в зоне войны, где сейчас ограничено вещание украинских телеканалов, да и вообще всегда был сравнительно высокий процент граждан, симпатизирующих России?

– Все решает время и разумность политики. Время у нас есть, придет и разумность. Пока мы боремся за то, чтобы все были одинаковыми. А сильное государство дает право своим гражданам быть разными.

– Как вы оцениваете информационную политику Украины на государственном уровне сейчас, после того как ее важность уже не вызывает сомнений?

– Власть не умеет делать основного – она не разговаривает со своим собственным населением, гражданским обществом. Все ее коммуникации направлены вне страны. Она так поступает, поскольку не ощущает своей зависимости от населения, о котором начинает думать только с приближением выборов.

– Что необходимо, для того чтобы Украина стала полноценным, сильным бойцом на информационном фронте, могла уверенно противостоять агрессии оппонентов, отстаивать свои экономические и политические интересы на международной арене?

– Нужно заложить более объективные параметры-требования для каждого такого информационного потока. Он должен отталкиваться от того, что важно для аудитории. Для Донбасса будет один акцент, для Крыма – другой. Нужно иметь четкие цели, инструментарий под них, и ресурсы, в том числе и человеческие.

– Достаточно ли в Украине специалистов, способных профессионально работать с информацией и управлять информационными потоками?

– Специалистов много. Везде – на факультетах журналистики, например, теперь читается курс «Информационные войны». Но нужны еще определенные «виртуозы», которые своими разговорными «проповедями» смогут удерживать у экранов людей. То есть нужен не только и не столько фактаж, сколько важна способность дать свое видение ситуации, личностную интерпретацию событий.

Вот таких людей не хватает. На экранах много разных политологов, а нужны телевизионные ораторы. Когда наш журналист, как диктор, читает с телесуфлера текст, там отсутствует и личная точка зрения, и просто разговорные интонации, которые должны там быть. Там также нет стратегической рамки, стратегического контента, который четко отражает нашу собственную модель мира.

«Важно не влияние, а потребление информации»

– Насколько жестко информационные потоки координируются в Украине? И в связи с этим – существует ли свобода слова в Украине и мире или это только видимость, умело создаваемая политтехнологами и специалистами в сфере PR, заинтересованными в массовом распространении своих идей?

– Свобода слова есть, ее мы можем измерить по степени критичности к власти и ко всем ее персоналиям, начиная с президента и премьера. Кстати, появление интернета практически убивает возможности для цензурного закрытия информации, поскольку это – перекрытие с помощью физического инструментария. Не имея возможности физически заглушить оппонента, властям всех стран приходится иметь сегодня сильные коммуникации, порождая конкурентную информацию о себе.

– Информационные войны провоцируют недоверие к информации как таковой. Правда – она существует, или практически превратилась в философское понятие, далекое от реальности, если речь идет о системе государственной власти и публичном информационном поле?

– Это скорее не недоверие к информации, а недоверие к говорящим. Наши политики научились говорить, но не научились делать. И когда отсутствие дел надо скрыть, возникает потребность в бесконечном говорении. Политики научились моделировать квазиискренний характер своих слов и жестов, за которыми на самом деле скрывается совершенно другое.

– Как людям не утонуть в потоке лжи, пропаганды, манипуляций?

– Быть более критичными: и к текстам, и к тем, кто их произносит. Иногда надо задумываться, почему эти слова вдруг зазвучали из уст этого человека или прозвучали на конкретном телеканале. Но в целом любителю противостоять профессионалу очень сложно. Тем более что за профессионалом стоит система.

– Говоря о «любителе», вы подразумеваете обычного человека, деятельность которого не связана с влиянием на информационные потоки?

– Да, но важно не влияние, а потребление информации. Сегодня каждый из нас получает такие объемы информации, которые даже при желании невозможно проверить. Значит, мы отдаем эту проверку тем, от кого получаем эти сообщения.

«Когда мы в виртуальных мирах, нас не волнует правительство»

– Кроме исследования коммуникаций, вы также являетесь автором популярных детских книг.  Планируете порадовать читателей новыми произведениями?

– Детским писателем я скорее был в советское время, а сейчас снова возвращаюсь к этому состоянию. Сегодняшние тиражи не идут ни в какое сравнение с советскими. Книга, которая тогда выходила у меня тиражом 125 000, сегодня едва вытягивает 2000. В этом году в издательстве «Країна Мрій» выйдут две книги моих новых сказок в жанре фэнтези. До этого были только переиздания старого. Но интересно вернуться…

– А откуда такой большой интерес к детской литературе? Почему отдали предпочтение именно жанру фэнтези?

– Сейчас расцвет этого жанра. Нынешнее время даже называют «золотым периодом фэнтези». Это произошло для сегодняшних читателей после выхода «Гарри Поттера» Джоан Роулинг, а до этого – Джона Толкиена («Властелин Колец») и Клайва Льюиса («Хроники Нарнии»). Но между ними был еще Терренс Брукс, живущий сегодня американский писатель, практически все книги которого были бестселлерами, но их экранизировали только в 2015 году. Это сериал «Хроники Шаннары». Однако именно его произведения вызвали у меня интерес к жанру, сформировав тягу к более сильным текстам Толкиена и Льюиса, которые тогда не были в центре моего внимания.

Странным образом получилось, что расцвет жанру фэнтези дали не те, кто писал лучше. Одновременно следует вспомнить, что сегодняшние люди проводят в виртуальных мирах гораздо больше времени, чем раньше. Так что созданы все условия для погружения в виртуальный мир. А это кино, видеоигры, телесериалы… Когда мы там, нас не волнует никакое правительство.

– Расскажите о своем профессиональном пути. В 1971 году вы закончили факультет кибернетики Киевского университета им. Т.Г.Шевченко. Как кибернетик пришел к защите докторской диссертации по филологии и стал одним из ведущих исследователей современности, занимающихся информационными и психологическими войнами?

– При создании факультета кибернетики была утверждена специальность «математическая лингвистика», где я и учился. Наш курс стал первым выпускным для факультета. И хоть это называлось «лингвистикой», но нам читались и статистический анализ, и теория вероятности, и математическая логика, и теория множеств. Отсюда интерес к информации и коммуникации. Поэтому когда я спустя некоторое время после преподавания на кибернетике начал работать на факультете журналистики, то там для пятого курса я стал читать теорию коммуникации.

Кстати, когда создавалась кибернетика, еще в послевоенное время, среди ее отцов-основателей было много гуманитариев. А прославленный Норберт Винер был одним из немногих, а не единственным основателем кибернетики, как это представляется сегодня.

– Вы родом из Закарпатья. Ваша профессиональная карьера оказалась связана не только с Киевом, но и Мариуполем – городом в противоположной стороне от ваших родных мест. Как оказались в этом крупном промышленном центре Донбасса, который сейчас, во время вооруженного противостояния, играет ключевую роль в регионе?

– Это может показаться и случайным процессом, но мои бабушка и дедушка в дореволюционное время жили в Мариуполе. У меня сохранилась груда фотографий именно дореволюционного Мариуполя, где дедушка учительствовал в училище. Кстати, Украина, как и любое централизованное государство, всегда недооценивала роль регионов, отсюда, в числе прочего, и возникли сегодняшние проблемы Крыма и Донбасса.  

Отклик на статью опубликовала "Новая газета":

http://www.ng.ru/stsenarii/2016-02-29/13_rus_world.html 

29.02.2016 00:01:05

В поисках русского мира

Куда ведет нас ожесточение общества и когда мы начнем поиск виноватых – каждый с себя? 

Об авторе: Юрий Борисович Соломонов – ответственный редактор приложения «НГ-сценарии».

Две недели назад получил я письмо из Украины. От Георгия Георгиевича Почепцова, тамошнего профессора, два интервью с которым в свое время публиковались в «НГ-Сценариях». Автор он известный, еще с советских времен считается авторитетным специалистом в области информационных и психологических войн. Написал на эти темы немало книг и статей, читал лекции в разных странах, включая Россию, консультировал украинскую власть при нескольких президентах.

Мне он прислал ссылку на журнал «Forbes Украина», где дал интервью киевской корреспондентке издания. Разговор получился весьма интересным. Уже хотя бы потому, что от Почепцова хотели услышать, чем, по его мнению, должны отвечать киевские информационщики на пропагандистские действия Москвы.

А получилось, на мой взгляд, так, что ответы Георгия Георгиевича вольно или невольно оказались полезными для обеих сторон нынешнего информационного противостояния. Особенно если стороны все же хотят работать на поддержание пусть плохого, но все-таки мира.

Почепцов, к примеру, заметил, что до обострения противостояния Украина в информационном и психологическом измерении, по сути, была своеобразным отражением России, хотя реально она уже являлась самостоятельным государством: «Мы смотрели одни фильмы, читали одни книги, слушали одни новости. Была, конечно, масса отличий, но общее было сильнее».

На вопрос, является ли помехой для усиления украинской независимости распространение русского языка в республике, авторитетный собеседник ответил, что более важным является наличие или отсутствие «собственной картины мира в голове». При этом не без иронии заметил, что России в этом смысле легче – она приняла «и советскую модель мира».

Что же до нейтрализации российской пропаганды, то профессор посоветовал выстроить свой информационный мир так, что он лишь частично будет пересекаться с российским. «При этом не следует бросаться в крайности, вычеркивая Пушкина, Чайковского или Прокофьева. Это вненациональные имена, принадлежащие мировому искусству. Это классика, как и Булгаков, Паустовский или Ахматова. Они, кстати, учились в киевских гимназиях. И классика такого уровня присутствует во всех странах. К примеру, американское Рождество нельзя себе представить без «Щелкунчика» Чайковского. Поэтому в первую очередь надо создавать условия для созидания своих вершин, а не для свержения чужих».

К этому добавилось еще одно пожелание украинской власти: помнить, что сильное государство лишь то, которое дает «право своим гражданам быть разными».

Но разве такая аксиома не касается большой России, которая уже сегодня уже считает себя одной из сильнейших стран в мире?

А когда я прочитал, что власть не умеет разговаривать с собственным населением, поскольку не ощущает своей зависимости от него, а вспоминает о народе лишь с приближением выборов, то универсальность диагноза профессора Почепцова показалась и вовсе бесспорной. Я уже не понимал: чей это Forbes его опубликовал – украинский или российский.

Что, кроме культуры?

В сегодняшних информационных схватках трудно услышать от кого-то такие, как у Почепцова, спокойные и рассудительные речи. Многим экспертам с обеих сторон гораздо легче делать печальные или алармистские прогнозы, уверяя, что теперь о замирении наших стран можно даже не думать десятки лет.

Конечно, когда дело доходит до симметричной борьбы с книгами, фильмами, спектаклями, до запретов въезда в страну неугодных деятелей культуры, то возникает вопрос: а на каком еще поле, кроме гуманитарного, могут появиться хотя бы ростки взаимопонимания или, страшно сказать, может начаться диалог?

Ну, допустим, что касается запретов въезда в страну определенных нежелательных персон – этим скорее занимаются власти. То же самое касается отмены гастролей, выставок, премьер, связанных с деятельностью государственных учреждений, – это тоже решает не общественность, не зрители и слушатели.

Так вот если вычленить все обоюдоострые санкции и меры, за которыми стоят власти обеих стран, то все равно в остатке мы увидим печальную картину.

Ситуация противостояния зашла так далеко, что она коснулась всех слоев населения, регионов, общественных организаций, муниципальных властей, всех видов деятельности. С одной стороны, было бы странно, если бы такие драматические, трагические события не задели наши народы.

Другое дело, в чем эта реакция стала выражаться?

Мне кажется, в том, что сейчас, когда не гремят пушки, самая опасная и затратная война происходит в наших головах.

Я не знаю, как в Украине, но в России это быстро привело к тому, что социально активная часть населения стала стремительно делиться на сплоченное большинство и тех, кого маркировали как пресловутую «пятую колонну». В нее определили разного рода лиц, несогласных (или подозреваемых в несогласии) с любым доминирующим решением или оценкой тех или иных действий людей, принимающих эти решения.

Для того чтобы слабые, идейно неустойчивые натуры могли правильно определиться с личным политическим выбором, смышленые и устойчивые энтузиасты придумали немало хлестких определений тем, от кого любимой родине, по разумению авторов ярлыков, только вред. Это «либерасты», «пятая колонна», «национальные предатели», «наймиты ЦРУ», «прихвостни Госдепа» и т.д. и т.п.

Корни народного гнева

Конечно, такому процессу приклеивания политических ярлыков оказал большую услугу опыт 30-х годов прошлого века. Тогда большевистская победа в революции и Гражданской войне стала подкрепляться идеей активного продолжения классовой борьбы – не столько с внешними, сколько с внутренними, окопавшимися в стране, созидающей социализм, врагами.

Мне кажется, что в составлении сегодняшнего словаря для непримиримой общественности не обошлось без людей, знающих толк в информационных манипуляциях и психологических способах воздействия на коллективное сознание. На это работала, скажем, дискуссия о роли Сталина в истории, где большую роль сыграла даже не защита вождя народов, а, например, демагогический тезис о том, что при таком мудром руководителе тех, кто не был врагом, вредителем, шпионом, никто не репрессировал. А если такое случалось, то виновные получали по полной мере, и Сталин сам контролировал эти неотвратимые наказания.

То есть получается, что страна в ту пору действительно кишела разнообразными врагами и предателями. Поэтому сегодня, слушая такие речи, покупая на развалах «сталиниаду», созданную целой армией полуграмотных сочинителей, человек, немного послушав, почитав, впадает в глубокую задумчивость. А тут  еще телевизор добавляет перца: на каком-нибудь очередном ток-шоу ватага правильных экспертов под управлением ведущего кромсает в хлам аргументы некоего гостя студии с украинским акцентом. Впрочем, в других эфирах акцент может быть грузинским, эстонским, английским. Как говорится, нужное вписать. Все равно сценарий уже написан и результат «борьбы» определен.

Я это называю «аудиовизуальная победа над образом врага».

На мой взгляд, все это образы внешних и внутренних врагов. Вольное и невольное внедрение их в сознание населения находится в вопиющем противоречии с той реальностью, в которой произошло возращение Крыма в Россию. Кроме того, все опросы показывают, что в российском обществе сталиподдерживаться  идеи дальнейшего укрепления государственности, пошли вверх рейтинги, отражающие роль  армии в жизни общества, вырос престиж воинской службы и т.д. Общественность одобрила военную поддержку Россией борьбы с терроризмом в Сирии. Как и усилия президентов России и США добиться прекращения военных действий в этой стране.

Все говорило о том, что Россия на подъеме.

Но о чем говорит вольно или невольно растущая милитаризация гражданского населения – это уже другой и больной вопрос.

Однако уже в период присоединения Крыма, в атмосфере бурной радости и гордости, в самых разных сообществах и компаниях находились пытливые граждане, которые, увидев поблизости себя человека с задумчивым лицом, считали своим долгом поинтересоваться, не случилось ли чего.

Поначалу это любопытство не несло в себе никакого умысла и носило характер традиционно русского не то сочувствия, не то подозрения типа: «А ты почему не пьешь?»

Выяснение неясных позиций продолжилось уже в ходе гражданской войны в Украине, когда все тот же задумчивый тип человека пытался поговорить о плюсах и минусах той или иной тактической и политической победы в другой стране. Такое сомнение в абсолютной однозначности событий в Украине тут же толковалось большинством явно не в пользу размышляющего. И сразу большинству становилось ясно: «Казачок-то засланный».

Есть версия, что такие проверки взглядов на важные события носят организованный характер, что соответствующие службы в условиях мобилизационного проекта поставили перед патриотической общественностью задачу – всячески пресекать очернительство наших планов и действий, отлавливать паникеров и маловеров.

По-моему, это чушь. Было бы даже лучше, если бы им это было поручено. Они все-таки могут отличить реальность от бреда. Но сейчас мы имеем дело с иным феноменом.

Никому не желал жить во времена перемен китайский мудрец. А мы, кажется, на них и попали.

Страна с очень странной гибридной экономикой, без четкой цели развития и соответствующих для ее достижения институтов, монополия государства во всех сферах деятельности, отсутствие реальной конкуренции, закупоренность социальных лифтов, коррупция на всех направлениях соприкосновения человека с властью.

Ну как тут простому гражданину не согласиться с неглупым соседом, поведавшим, что это все не случайно и не просто так. Значит, есть тайные силы, которые все это устроили. И скорее всего это даже не Обама и не Меркель, а кто-то покруче. И не один. У них повсюду свои люди. Они наших, говорят, столько навербовали, что уже девать куда. Это всех из тех, кто нашего президента критикует или Америке все места облизывает. Надо что-то делать. Россию мы им не отдадим…

Вот так в жизни выглядит упрощенная мной до пародии работа по введению человека в самое старое в истории учение – в теорию заговора.

Всемирная и вечная паранойя

Недавно ушедший от нас замечательный всемирно известный философ, писатель Умберто Эко пять лет назад в интервью газете Guardian в очередной раз коснулся темы, которая его волновала всегда. Это волнение, как он сам говорил, было вызвано тем, что первые 10 лет жизни его школьным образованием занимались итальянские фашисты: «Они использовали всемирный заговор о том, что вы, англичане, евреи и капиталисты, плетете интриги против бедного итальянского народа. У Гитлера было то же самое».

Умберто Эко считал, что «паранойя всемирного заговора вечна». Потому что она сильна абсолютной невозможностью ее раскрыть. Веру в заговор он определял как способ не чувствовать себя ответственным за что-то: «Именно поэтому все диктатуры используют идею всемирного заговора как оружие».

Кажется, это у Стругацких: «Когда факты перевешивают веру, приходится либо менять мировоззрение, либо становиться фанатиком».

Ну а насчет эффективности этого феномена применительно к России уже давно высказался Виктор Пелевин: «Антирусский заговор, безусловно, существует – проблема только в том, что в нем участвует все взрослое население России».

Вера во всемирный заговор – это доказательство отсутствия каких-либо представлений о том, как действительно устроен мир. Эту веру во всевозможные мифы живо используют те, кто тоже не светоч разума, но очень хотят возглавить что-нибудь яркое и громкое. А что может быть лучше и легче,  чем активная, наступательная любовь к родине? Или к родине и власти, если власть тоже понимает, что мы окружена врагами извне и изнутри.

С внешними иродами понятно. На кого мы хотим наступать в своей стране? Можно на инородцев. Или на извращенцев. На богатых или на бедных. Кажется, это в новелле у Стефана Цвейга высмеивается выбор главного врага – между евреями и велосипедистами.

Недавно в Интернете я обнаружил сайт «Пятая колонна». Серьезный такой ресурс со списками и портретами «врагов России». Кроме «опасных личностей» есть там и враги в виде организаций, СМИ и т.д. Так вот среди них есть построенный  в Екатеринбурге Центр первого президента России Бориса Николаевича Ельцина, на недавнем открытии которого был нынешний президент Владимир Владимирович Путин. Это к вопросу о критериях в выборе «врагов России». 

...Помню, много лет назад в Вашингтоне я увидел, как мимо Лафайет-парка проезжал на огромном квадрацикле парень с развернутым лозунгом: «Я американец! А ты можешь этим гордиться?!»

Так гордиться своей страной, конечно, можно. Он радуется, что живет в Америке, в которой есть условия для самореализации и достижения успеха. Дальше многое, если не все, зависит от тебя.

То, что я сейчас сообщил, – великая американская банальность, этакая психотерапевтическая фишка. Чтобы утешать даже тех, у кого ничего не получится. И парень на квадрацикле это знает. Он не будет гордиться цветом кожи или тем, что родился французом или чистокровным немцем. Он американец. Это политическая нация. Разноголосая, но сплоченная. Хотя в случае  каких-нибудь военных действий США в другой стране американские патриоты начнут выявлять сторонников врагов Америки у себя, я не удивлюсь. Были же у них годы маккартизма. Но теперь они считают это позором.

Мы же в своей, я бы сказал, негативной гражданской активности пока на подъеме. И расширяем поиск врагов по самым разным поводам. Да и действия против них стали отличать разнообразием форм. Оказывается, можно беспрепятственно собраться в группу и, скажем, выставку какого-нибудь продавшегося Западу художника разгромить. Или кондитерское изделие запустить в мерзкое лицо первого же попавшегося «либерала». Лучше, если это будет лицо хорошо известное. Только так и можно прославиться.

«Как у вас с величием души?»

Но самое печальное, что и прославленные люди тоже почувствовали, что сейчас надо попасть в новый патриотический тренд. Никита Сергеевич Михалков нацелился сразу на два таких тренда. Взялся за разоблачение делишек сразу двух президентов – Горбачева и Ельцина. В своем интервью Михалков, говоря о будущем России, сказал, что надо  на государственном уровне признать преступления Горбачева и Ельцина. «Они совершили реальное преступление. Вольно – невольно, руководствуясь амбициями – не амбициями, сейчас не об этом речь. Их свершения привели к развалу нашей страны! И это самая великая геополитическая катастрофа, случившаяся за это столетие». 

Последней фразой Никита Сергеевич почти процитировал Путина, но в этом, вероятно, и состоял режиссерский замысел.

А вот замысел бороться с Горбачевым или Ельциным, конечно, недорого стоит. Это вообще не очень хорошая  особенность российской интеллигенции – способность к постоянным и быстрым прозрениям. Только ушел очередной руководитель со своего поста или даже из жизни – начинается прозрение. Пришел новый лидер – тут же пошло  новое прозрение и открытие в ранее неизвестном политике необычайных талантов.   

В науке это называется отсутствием чувства историзма.

Это в науке. А в жизни – просто забрасывание камнями того, кто уже ничем не грозит очередному «разоблачителю».

 У Бориса Слуцкого есть такие строки: «Как у вас с величием души? Все остальное кажется в порядке. Но, не играя в поддавки и прятки, скажите, как с величием души?»

Это, по-моему, вопрос нам всем и на все времена. 

________________________

© Почепцов Георгий Георгиевич