22 июня 1941 года мой отец – Иван Эммануилович Акопов, врач-курортолог 35-ти лет, лечил больных в своем кабинете дагестанского курорта Талги, расположенном в 20 километрах от Махачкалы. Работал с энтузиазмом, проводя всякие исследования и внедряя результаты кандидатской диссертации, которую за год до этого защитил. Мама со мной и братом уже приезжали к нему в Талги в 1940-м году:

На фотографии слева стоит мой отец, рядом мама со мной на руках, в центре – мой старший брат Виля, справа от него - мамин брат Ерванд. Остальных людей не знаю.

    Итак, 22 июня 1941 года мой папа принимал больных в своем кабинете, пока пришла взволнованная медсестра и сказала: «Директор просил передать, что началась война». Отец, впервые услышав шокирующую новость, завершил прием пациента, вышел на площадь, где у единственного репродуктора собрались люди. Произнес речь, закончив убедительной фразой: «Победа будет за нами!». Затем, переодевшись, выехал на подводе в Махачкалу, куда должна была прибыть мама со мной на руках и моим старшим братом для последующего отдыха на курорте Талги. О войне они узнали в поезде...

    Решено было всем сразу вернуться в Ростов, по месту военной приписки, хотя семья жила в Краснодаре. На вокзале в Махачкале творилось невообразимое: массы возбужденных людей, крики, обмен новостями. И одно слово у всех на устах – «Война!» При этом часть людей не верила в то, что война началась и что на нас посмели напасть... Масса людей на вокзале постоянно росла, а поезда проходили переполненные, и в вагоны посадки не было. Так пропустили один за другим несколько поездов, после чего отец, применив силу, затолкал свою семью в вагон очередного поезда и повис на ступеньках. В конце концов, в жуткой тесноте кое-как разместились с помощью людей, сочувствующих родителям из-за ребенка, то есть, меня...

    В пути на каждой станции раздавались громкие выкрики: «Наши войска взяли Варшаву!», «Наши войска вошли в Будапешт!», «Наши войска  в Бухаресте!» и даже – «Наши войска взяли Хельсинки!»... Выйдя на перрон на станции Кавказской, отец подошел к военному коменданту и спросил: «Что это значит? – Ведь если так быстро пойдут дела, я не успею доехать до фронта!» На что тот грустно покачал головой: «Не верьте этим слухам, их распространяет вражеская пропаганда, чтобы потом, когда это не подтвердится, у наших людей возникло разочарование и отчаяние».

     Добравшись до Ростова 23 июня, он сразу побежал в штаб военного округа, где ему выдали офицерскую форму и пакет для начальника санотдела 19-й армии в г. Черкассы, а также литер для проезда в поезде. Выйдя из штаба, отец встретил женщин, выходящих с табачной фабрики. Увидев в его руках узел с обмундированием, спросили: «На фронт, товарищ? Счастливого пути, возвращайся с победой!». Что его сильно воодушевило, как он вспоминал спустя годы...

    24-го пробыл на вокзале весь день, но уехать не смог: ни на один поезд сесть не удалось. Это продолжалось еще четыре дня. Военный комендант вокзала многим таким же людям, не могущим уехать на фронт и безуспешно штурмующим проезжающие поезда, на командировочных удостоверениях ежедневно подписывал резолюцию: «Военнослужащий задержался не по своей вине». И ставил штамп.

      На пятый день, утратив всякое терпение, отец вновь, как 22 июня в Махачкале, физически растолкал людей, оттолкнул не пускающего в вагон проводника и ворвался в вагон, когда поезд уже начинал движение. Каково же было его потрясение, когда вагон оказался пустым. Пройдя несколько пустых купе, он увидел лишь в одном из них троих офицеров, собиравшихся ужинать: «Товарищ, вы что, тоже на фронт? Присоединяйтесь к нам!» Но он, оставив чемодан, быстро побежал к двери уже движущегося вагона и прокричал бегущей по перрону маме, чтобы она передала другу семьи, работавшей в прокуратуре, что враг действует уже в тылу – не пускают людей на фронт! Наступал комендантский час, и маме пришлось ночь провести на вокзале. Поезд ушел, и только тогда каждый из них – папа в поезде, а мама на вокзальной скамейке – подумали об одном и том же: а удастся ли вернуться?

    Между этими событиями мамин брат Ерванд, ожидавший решения военкомата по его просьбе послать на фронт, убедил родителей сделать семейную фотографию, которая сохранилась до сих пор. 

   На снимке: папа, мама, Анна Аркадьевна, школьная учительница, мой старший брат и я. Подпись фиолетовыми чернилами на обороте – «Ростов-на-Дону, 26 июня 1941 года.»

Все страдания большой семьи оставались впереди, в бездне неизвестного будущего...  

     Папа уехал на фронт. Мама уехала в Краснодар, чтобы быть близко к своей и папиной работе (Кубанскому мединституту), как и предписывалось. Любящий меня дядя Ерванд, парикмахер, отрежет пучок моих волос и пошлет с письмом маме в Краснодар, по всей видимости, с кем-то, на обратной стороне записки был указан адрес, а также приписка: «Алика решили оставить до мая». Получается, будущего года. Так далеко планировали. Успокаивали – он с бабушкой – маму, чтобы занималась братом, делами по работе и тогда еще  не известной, но возможной эвакуацией.

    В записке он пишет неумело, но с вензелями, видимо, пытаясь изобразить каллиграфию, и указывает дату – 22 июня 1941 года, вероятно, чтобы подчеркнуть день начала войны, поскольку письмо очевидно написано несколькими днями позже.

   Через некоторое время дядя Ерванд добьется отправки его на фронт и вскоре погибнет. Тётю Тамару угонят в Германию. У папы из родни никого давно не осталось: четыре брата и отец умерли от голода и болезней задолго до войны. Меня отправят к маме, и мы с Кубанским медицинским институтом будем эвакуированы в Ереван. Но всё это будет позднее. 17 августа 41-го, за 10 дней папа успел поздравить меня с двухлетием, отмечая, судя по тексту, историческую значимость происходящих событий...

    Война только начиналась, и никто не знал ни об истинном положении дел на фронте, ни о том, сколько она продлится и когда закончится. 

   Мамы и папы нет очень давно, но мы с братом Вилом пока еще живы. На двоих около ста лет мы отдали образованию, как раньше и при нас – наши родители. Брат работает до сих пор. Мы не воевали, но пришлось испытать много тяжкого, о чём не здесь и не сейчас, так что просто жить и радоваться так и не случилось...

     Но 22 июня 1941-го – это навсегда...