 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
В истории провинциальный культуры есть фигуры, к которым больше подходит слово «просветитель». Для Ставрополья – это Иосиф Викентьевич Бентковский и Григорий Николаевич Прозрителев, для Кубанского края – Федор Андреевич Щербина и Евгений Дмитриевич Фелицын. К этому ряду принадлежит и Борис Митрофанович Городецкий (1874 – 1941). Крупный библиограф, краевед, много сделавший для изучения истории и культуры Северного Кавказа и Кубани. Архивист, педагог, общественный деятель, статистик. Председатель Общества любителей изучения Кубанской области. Историк местной, или, как сейчас принято говорить, локальной прессы, редактор и журналист, выступавший в периодической печати под псевдонимами Бэта, Беге, Б. Г., которые зафиксированы в авторитетнейшем словаре Ивана Филипповича Масанова.[1] Личность яркая, масштабная, по широте интересов уникальная, а по судьбе, можно сказать, и трагическая. Но таковым было время, в которое ему выпало жить. О Городецком пишут статьи представители разных областей науки, несколько лет назад вышла монография[2], но нельзя сказать, что его имя хорошо знакомо массовому читателю. Тем более, что труды его не переиздавались, и найти их можно только в специальных фондах крупных библиотек и архивов. Биография Бориса Митрофановича Городецкого не ярка событиями, но богата той внутренней жизнью, какой отличается жизнь настоящего ученого. Родился он в Санкт-Петербурге 5 апреля 1874 года.[3] Его отец, Митрофан Иванович Городецкий, – действительный статский советник и сотрудник земского отдела Министерства внутренних дел, занимался устройством крестьян в Царстве Польском, за что имел серебряную медаль на Александровской ленте. Но он был не только чиновником, но и известным литератором, оставившим после себя более десятка книг и около сотни статей по истории археологии и малороссийскому фольклору, печатавшимся в исторических журналах и «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона». Митрофан Иванович увлекался библиографией и передал эту страсть своему старшему сыну Борису. В семье было еще два сына (Сергей и Александр) и две дочери (Елена и Татьяна). Сергей и Александр, как и отец, также оставили свой след в российской культуре.[4] Этому способствовала и царившая в доме Городецких интеллектуальная атмосфера. Сергей Городецкий вспоминал: «Мать в юности была знакома с Тургеневым, увлекалась идеями шестидесятников и до конца жизни была верна им. Отец мой служил в земском отделе министерства внутренних дел. У него бывали архиереи: петербургский Исидор, киевский Флавиан. Он дружил с Лесковым и со скульптором Микешиным, переписывался с Владимиром Соловьевым. Был ближайшим помощником Помпея Батюшкова (брата поэта) в издании историко-географических описаний тогдашних русских «окраин» («Белоруссия и Литва», «Холмская Русь», «Бессарабия»). Мы с младшим моим братом Александром росли среди корректурных листов, коллекционировали всевозможные гравюры: портреты, пейзажи. У старшей сестры Елены был неплохой голос. У нас бывал композитор Аренский, скрипач Борис Мироненко. Товарищем старшего брата был поэт Владимир Гиппиус. Чуть ли не все музы реяли над моим детством».[5] Преждевременная смерть отца в 1893 году, не дожившего «два года до полной пенсии», оставила семью без средств к существованию. И на Бориса Городецкого, тогда еще гимназиста ученика шестой петербургской гимназии, легла забота о матери и младших детях. В 1895 году он поступил в Императорский Санкт-Петербургский университет, в котором «обучался одновременно на двух факультетах: юридическом и историко-филологическом, параллельно являясь вольнослушателем Археологического института».[6] Надо было не только учиться, но и заботиться о семье, подрабатывая уроками и редакционными заказами. Так Городецкий познакомился с историком и библиофилом Сергеем Николаевичем Шубинским, бессменным редактором историко-литературного журнала «Исторический вестник».[7] Шубинский стал для Городецкого старшим наставником, поддерживал редакционными заказами, вводил в журналистско-литературные круги. Однако именно работа в «Историческом вестнике», казавшаяся в те времена такой удачей, спустя годы станет одним из пунктов обвинения Городецкого в антисоветской деятельности. Вторая встреча, во многом определившая дальнейший творческий путь Бориса Митрофановича, стала встреча с самим Сергеем Афанасьевичем Венгеровым, в котором, по словам Городецкого, «соединялись библиограф, историк литературы и «вольный» литератор»[8]. Венгеров пригласил начинающего ученого поработать вместе с ним[9] и буквально заворожил Городецкого своим подвижничеством: «Понять, какой это гигантский труд, может только тот, кому удалось, как пишущему эти строки, побывать в своеобразной лаборатории проф. Венгерова, впоследствии названной картотекой, увидеть сотни коробочек, наполненных листками всевозможных цветов, на которые занесены заглавия всех, даже самых ничтожных книжонок и брошюр (о больших сочинениях и говорить нечего). Увидев эти комнаты, снизу и доверху заставленные такими коробками, взглянув на сотню тысяч карточек, испещренных поправками, заметками, ссылками, проверками; наблюдая, как составитель каталога, глазами, утомленными после бессонных ночей, проведенных над этою работою, щепетильно сверял – верно ли занесено заглавие, формат, число страниц, имя автора, не ускользнула ли от его внимания какая-нибудь мелочь, – увидав все это, вы невольно приходили к заключению, что нужна большая, безграничная любовь к книгам, чтобы приняться за подобный библиографический труд. А между тем, на самом деле, у Венгерова вовсе не было ни страсти к библиографии, ни даже любви к ней. По его собственному выражению, он считал библиографию «адским чернорабочим трудом». Он «терпеть ее не мог». Если же он все-таки принялся за составление полного перечня русских книг, то лишь потому, что сознавал необходимость для каждого ученого в таком перечне».[10] Работа с Венгеровым не осталась незамеченной, и в 1900 году Б. М. Городецкий был избран действительным членом Русского библиологического общества[11], а вскоре стал секретарем этого общества. Однако занятие библиографией не могло стать источником постоянного дохода, поэтому пришлось в том же 1900 году поступить на службу в Крестьянский поземельный банк[12] вначале помощником делопроизводителя, потом младшим делопроизводителем, что соответствовало чину коллежского регистратора. Служба в банке дала финансовую стабильность и возможность продолжать заниматься любимым делом – Городецкий писал книжные рецензии для историко-литературных журналов, готовил материалы для «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона. В октябре 1904 года Борис Митрофанович переехал в Екатеринодар, где ему была предложена должность «непременного действительного члена Кавказского отделения Крестьянского поземельного банка». К тому времени он женился, и новая должность открывала новые перспективы. Оставалось время и на научно-просветительскую деятельность, в которую Городецкий включился практически сразу. Дело в том, что после спада революционно-анархистских выступлений по всей России начался период культурно-просветительской работы, когда стали в значительном количестве появляться рабочие клубы, воскресные школы, общества образования, народные университеты. 24 мая 1907 года в Екатеринодаре было зарегистрировано Кубанское общество народных университетов, созданное «небольшой группой прогрессивной интеллигенции».[13] Наиболее активными деятелями этого общества оказались Борис Мирофанович Городецкий и преподаватель Кубанской учительской семинарии Иван Федорович Пальмов. Городецкий был избран секретарем общества и решил выступить в качестве редактора журнала «Известия Кубанского общества народных университетов». Первый номер журнала вышел 15 июня 1907 года, второй – 15 октября. Затем Борис Митрофанович увлекся другими издательскими и общественными проектами, так что третий и последний номер «Известий Кубанского общества народных университетов» вышел только спустя два года (20 ноября 1909). Одним из новых проектов стал «Северо-кавказский альманах на 1908 – 1909 гг.».[14] В этом альманахе он опубликовал обширный «Биобиблиографический материал о Северном Кавказе», ставший наряду с «Обзором литературы о Северном Кавказе за 1906 – 1908 гг. Библиографические очерки»[15] первым серьезным шагом к изучению литературы о Кубани и Северном Кавказе, а также кубанской и северокавказской периодики. Деятельность Городецкого в области изучения Кубани была оценена по достоинству, и в 1908 году он был принят сразу в две связанные между собой организации – в действительные члены Кубанского областного статистического комитета и в действительные члены Общества любителей изучения Кубанской области (ОЛИКО). «В начале XX века ОЛИКО оказалось центром научно-краеведческого изучения края. Ради исторической справедливости следует подчеркнуть, что традиции такого изучения уже сложились. В момент создания Общества, выбранный его почетным президентом наказной атаман и начальник Кубанской области Я. Д. Малама говорил о преемственности работ и целей – организованного Общества и Кубанского областного статистического комитета, о необходимости тесного сотрудничества двух организаций – любительской и государственной».[16] В том же 1908 году Городецкий был избран секретарем ОЛИКО, а в 1909 году ему было поручено редактировать четвертый выпуск «Известий Общества любителей изучения Кубанской области», в котором он поместил «Библиографический обзор литературы о Северном Кавказе за 1906 – 1907 гг.». Параллельно с редактированием «Известий Общества любителей изучения Кубанской области» в 1909 году Борис Митрофанович задумал издавать собственный «ежемесячный иллюстрированный журнал истории, этнографии, общественно-экономической жизни Кавказского края и литературы, публицистики, науки и искусства» под названием «На Кавказе». Журнал, который предполагалось издавать на добровольные пожертвования, был открыт на имя жены Бориса Митрофановича. 2 января 1909 года на имя начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска поступило заявление от «жены потомственного дворянина Коллежского секретаря Александры Александровны Городецкой, жительствующей в 1-й части г. Екатеринодара, по Котляровской улице в доме №23». [17] 24 января 1909 года было получено соответствующее разрешение: «Дано сие, на основании Именного Высочайшего Указа Правительствующему Сенату от 24 ноября 1905 года, жене коллежского секретаря Александре Александровне Городецкой вследствие заявления в том, что ей, Городецкой, разрешается издавать в городе Екатеринодаре без предварительной цензуры под ее редакторством и печатать в городе Екатеринодаре в типографии товарищества «Печатник» ежемесячный иллюстрированный журнал под название «На Кавказе». [18] Александра Александровна Городецкая числилась официальным редактором, хотя фактическим редактором данного журнала был сам Городецкий. «Секретарем журнала состоял П. А. Кузько. Ближайшим помощником фактического редактора журнала был Н. А. Преображенский. Конторская и экспедиционная часть издания лежала на А. А. Городецкой». [19] Журнал продержался ровно год. Первый номер вышел 24 марта 1909 года, последний (сдвоенный) №7-8 – 17 марта 1910 года. «На Кавказе» был во многом журналом эклектичным, пытаясь подражать «Историческому вестнику», но для провинции, особенно для Кубанской области (где частная периодическая печать делала первые шаги) это было серьезным прорывом. «Журнал, помнится, был встречен сочувственно как читателями, так и столичной и местной прессой. Из столичных газет на журнал прежде всего обратили внимание «Русские Ведомости» и «Наша Газета», которая тот час же по выходе в свет первого номера его поместила очень сочувственный отзыв (кажется за подписью Л.Ф. Пантелеева), затем откликнулись «Петербургские Ведомости» и другие газеты, которые потом неоднократно цитировали на своих страницах некоторые статьи «На Кавказе», касавшиеся местных нужд и интересов. Журнал вступил в жизнь без запасных материальных средств, издаваясь на добровольно собранную небольшую сумму, и по израсходовании ее должен был прекратить свое существование, выпустив в свет восемь книжек. Характеристику самого журнала интересующиеся им могут найти в рецензиях о нем; здесь же мы отметим лишь, что «журнал «На Кавказе» стоял во все время своего издания на стойкой защите местных интересов, не примыкая ни к каким партийным организациям, что давало редактору возможность привлечь к активному сотрудничеству в журнале лиц очень разных профессий». [20] В журнале «На Кавказе» публиковались Федор Андреевич Щербина [21] и Семен Афанасьевич [22], в нем была напечатаны первая работа абхазского просветителя Симона Петровича Басария, рассказы и пьесы армянского писателя и общественно-политического деятеля Аветиса Агароняна, публиковавшегося также под псевдонимом «Кариб», стихи осетинского поэта-просветителя Георгия Михайловича Цаголова. Брат Бориса Митрофановича – Сергей не только печатал в журнале собственные стихи, но и привлекал к сотрудничеству своих петербургских знакомых, в частности, поэта-символиста и критика Николая Ефимовича Пояркова. Значимой публикацией 1909 года был и очерк «Штурм Гуниба и пленение Шамиля» подполковника Семен Спиридонович Эсадзе, члена Кавказского отдела Русского географического общества, ученика знаменитого военного историка В. А. Потто. Этот очерк в расширенном варианте в том же году был опубликован в Тифлисе в типографии Штаба Кавказского Военного Округа. Одной из задач нового издания, помимо исследования истории региона, публикации новых литературных произведений, была и задача ознакомления кубанской публики с заметными именами зарубежного литературного мира. Этот раздел взял на себя Петр Авдеевич Кузько, предложивший для публикации такие стати как «Эдгар Поэ – поэт безумия и ужаса» и «О Кнуте Гамсуне («Кавказские переживания и сны»)». Однако судьба журнала была предрешена. Сам фактический редактор видел одну из причин в тенденции, общей для всей провинциальной прессы, особенно северокавказской: «Здесь не мешает отметить одну характерную черту издательского дела на окраинах. Журнал «На Кавказе» был беспартийным и стремился всегда вполне правдиво и беспристрастно освещать все местные вопросы. Столицам это, вероятно, нравилось, большинству местных подписчиков тоже. Но находились лица и организации, которые хотели видеть этот орган печати непременно в лоне единомышленников, и, когда материальные средства редакции были на исходе, что, конечно, ясно было и для читателей, ибо редакция никогда не делала тайны от них об условиях существования журнала, они явились во всеоружии в редакцию с предложением довольно большой суммы денег на продолжение издания, при условии изменения его направления. Но стойкие принципы лиц, стоявших во главе издания, не могли, конечно, поколебаться. Не могло также почти по тем же причинам осуществиться и соединение журнала с одним из петербургских издательств, предлагавших журналу «На Кавказе» превратиться в ежемесячное приложение к большой столичной газете. Журнал «На Кавказе» за неимением средств прекратился, программы же и направления своего он не изменил». [23] Прекращение издания журнала «На Кавказе» не заставило Городецкого отказаться от журналистской и редакторской, а также от общественной деятельности. В 1912 году он был избран гласным в Городскую думу, где погрузился в вопросы городского самоуправления, народного образования и библиотечного дела. Продолжал работать над составлением ««Известий Общества любителей изучения Кубанской области» и своих библиографических описаний. В 1912 и 1913 годах выходят пятый и шестой тома, причем в шестом номере был опубликован один из основных трудов Бориса Митрофановича Городецкого, посвященный истории кубанской и северокавказской периодики. Это был «доклад, прочитанный на собраниях членов ОЛИКО в 1913 году по поводу 50-летия издания «Кубанских областных ведомостей». Доклад назывался «Очерк развития русской периодической печати на Северном Кавказе». На следующий год он вышел отдельным изданием в типографии Кубанского областного правления. До сегодняшнего времени «Очерк развития русской периодической печати на Северном Кавказе» сохраняет свою значимость для изучения истории местной прессы, а ряд данных, приведенных в нем и носящие мемуарный характер, так как автор был непосредственно вовлечен в события, связанные с появлением некоторых кубанских газет и журналов, являются просто уникальными. В 1914 году в Екатеринодаре под редакцией Городецкого стал издаваться журнал «Кубанская школа», имевший следующий подзаголовок – «общественно-педагогический журнал, издающийся при участии Общества вспомоществования учащим и учившим в начальных училищах Кубанской области и Черноморской губернии». Журнал этот просуществовал до 1917 года, и его программа была достаточно обширна: «1. Руководящие статьи по вопросам общего воспитания и образования. 2. Научно-популярные статьи по разным отраслям знания. 3. Жизнь местной школы: история, развитие, школьная практика, деятельность попечительств и родительских кружков. 4. Статьи по вопросам физического воспитания и школьной гигиены. Ручной труд: садоводство, огородничество и полеводство в школе. Экскурсии. 5. Внеклассное чтение. Школьные и народные библиотеки. 6. Жизнь и нужды учителя. Самообразование учителя. Вопросы взаимопомощи учительства. 7. Изучение местного края. 8. Хроника школьной жизни. 9. Законоположение. Правительственные распоряжения. Местные циркуляры по учебной части. 10. Справочный отдел. 11. Объявления». В 1915 году в журнале «Русская школа» появился положительный отзыв В. Зеленко, в котором, в частности, говорилось: «В деятельности «Кубанской школы» самая отрадная страница та, что это в полном смысле слова учительский журнал: – он ведется на свои средства и своими силами. Если начало (в особенно трудный момент) столь благоприятно, то в дальнейшем, когда сотрудники войдут в работу, определят тон, журнал в ряду серьезных органов педагогической прессы, безусловно, займет солидное и почетное место. Русское учительство не только на Кубани, но и других мест должно было бы обратить на «Кубанскую Школу» свое внимание и поддержать ее материально». [24] Городецкий возглавлял «Кубанскую школу» до 1916 года, параллельно сотрудничая в газете «Кубанский Курьер» и активно занимаясь редактированием новой «политической, общественно-экономической и литературной газеты» под названием «Кубанская Мысль», первый номер которой вышел 18 сентября 1915 года. Это была «большая прогрессивная газета, основанная группой лиц во главе с Б. М. Городецким. Фактически газета велась редакционной коллегией. Газета имела большой успех, так как давала обильный материал краевого характера, передовицы А. А. Лукашевича и живые талантливые фельетоны А. Тамарина. С уходом основателей газета постепенно начала хиреть, не теряя, однако, своего прогрессивного характера, и, в конце концов, прекратила свое существование» [25] События 1917 года и последовавшая за ними Гражданская война многое изменили в жизни российской интеллигенции, пытавшейся приспособиться к новым условиям. Борис Митрофанович решил остаться в Екатеринодаре, считая, что нужно заниматься тем делом, которому посвятил свою жизнь. Он старается работать в области народного образования, продолжает библиографическую и журналистскую работу. В 1919 году, когда в Екатеринодаре находились деникинские войска, Городецкий опубликовал статью в редактируемых им «Известиях совета обследования и изучения Краснодарского края». И эта статья сыграла в дальнейшем роковую роль. Давая обзор местной прессы, он высказал свою оценку сложившейся в стране ситуации («темной ночи русской общественности»), и эта оценка оказалась весьма нелицеприятной для большевистской периодики: «В России приостановились все толстые журналы и лучшие старые газеты. Большинство городов в течение 1918 года питалось почти исключительно советскими «Известиями» и большевистской брошюрятиной. Об издании научных книг и помину не было. Не лучше обстояло дело и у нас на Кубани. С момента овладения Екатеринодаром большевиками, т.е. с 1 марта, вся местная повременная печать была задавлена, и обывателя начали начинять исключительно советскими «Известиями», выходившими под руководством Тбибели. Прекратились старейшие местные газеты «Новый Кубанский Курьер» и «Кубанский Край», официоз «Вольная Кубань» (последний № 43 вышел 28 февраля) и молодая газета «Проблеск», основанная талантливым журналистом Хатаевым (в марте). Кое-как влачили свое существование два специальных журнала «Союз» и «Кубанский Кооператор». Так же было и в провинции. Лучшая в крае газета «Отклики Кавказа» М. Ф. Дороновича закрылась в январе и могла возобновиться лишь в декабре. «Майкопское эхо» во времена большевизма так же не издавалось. До сентября месяца на рынке царили исключительно «Известия». Составлялись они по обычному трафарету аналогичных изданий: декреты и заметки с травлей всего живого и культурного. В период такой темной ночи русской общественности, в черные дни большевистского владычества на Кубани, в Екатеринодаре появилась нелегальная беспартийная рукописная газета под названием «Ночь»». [26] Установление Советской власти на Кубани сопровождалось массовыми чистками в государственных учреждениях. Биография (служба в банке) и дворянское происхождение не давали повода для оптимизма относительно дальнейшей судьбы Бориса Митрофановича в советской России. Однако его принципиальная аполитичность и сочувствие к прогрессивной общественной мысли, привели к тому, что он был признан «сочувствующим советской власти» и в сентябре 1920 года приглашен работать в только что созданный Кубанский государственный университет. Там он некоторое время работал проректором, читал на Рабфаке курсы по библиографии и истории колонизации Северного Кавказа, а также получил звание профессора. Вот один из документов того времени: «Заседание правления ф-та от 27/XII-20г. №27 Слушали: Просьбу студ. Комитета об издании лекций проф. Городецкого. Постановили: Разрешить печатать лекции проф. Городецкого за счет разрешенного университету Государственным издательством 15 изданий». [27] Профессор Городецкий всеми силами пытался найти свое место в новой жизни. В одном из протоколов совместного «Совещания ответственных работников и преподавателей Рабочего факультета», на котором присутствовал всесильный председатель Кубанского ревкома и облисполкома Ян Полуян, зафиксировано выступление Бориса Митрофановича, где говорится, что «престиж Рабфака падает благодаря тому, что во главе университета стоит теперь не красная профессура, а, наоборот, враждебного лагеря, не интересующаяся Рабфаком и стесняющая его действия во всех отношениях». [28] В это же время, в октябре 1921 года, Петр Авдеевич Кузько, занимавший в Москве пост ученого секретаря Литературного отделения Наркомпроса (ЛИТО), сделал попытку переманить Бориса Митрофановича в столицу: «Дорогой Борис Митрофанович! Не сердитесь, что до сих пор не писал – все как-то не было «оказии» в Е-р, а по почте посылать писем не хотелось, ибо – скептик я по отнош. к этому учреждению. Юрий меня обрадовал, сообщив, что Вы будете в Москве в ближайшее время. Непременно и прямо – ко мне. Очень хорошо было бы подумать о переселении Вашем в Москву – во 1-х для Вас, во 2-х – для Ваших учащихся сыновей! После столь длительного пребывания в Петерб. и Москве – мне все кажется, что в Е-ре как-то «пресно» и тесно. Думаю, что такое «ощущение» и Вам знакомо и что и у Вас есть «тяга» сюда, к нам – в Москву. Был бы рад своей близостью к Наркомпросу быть Вам полезным в этом «перелете» на север (у нас «нынче» – и «вообще» – теплее нежели у Вас). Конечно, привозите свои рукописи, – сейчас, помимо Гос.Из-ва, открывается ряд частных издательств. Все, чем могу – постараюсь быть Вам полезным в этом отношении. Приезжайте поскорее – наговоримся вдоволь. Судя по рассказам Юрия – революция основательно потрепала Екатеринодар и Е-скую публику. Ничего не поделаешь – история не любительница считаться с отдельными индивидуумами». [29] Но дела не позволили Городецкому уехать из Краснодара. С 1920 года он возглавил Архивное управление, с 1922 – стал председателем ОЛИКО, продолжив выпуски «Известий Общества любителей изучения Кубанской области» (вышли еще три тома), занимался подготовкой краеведческого съезда Кубани. Признанием заслуг Городецкого стало его избрание в действительные члены Русского библиографического общества в 1923 году и приглашение на престижные всероссийские съезды и конференции. В 1927 году в Краснодаре был издан фундаментальный справочник Б. М. Городецкого «Периодика Кубано-Черноморского края. 1863–1925», ставший своего рода итогом его библиографической деятельности в области истории кубанской периодики. Казалось, все складывалось неплохо. Осенью 1928 года решили отметить 30-летний юбилей ОЛИКО и юбилей творческой деятельности самого Городецкого. На эту тему 21 октября в газете «Красное знамя» была опубликована приветственная статья. Однако оказалось, что прошлое Городецкого не только не было забыто, но все это время он находился под подозрением своих же коллег по ОЛИКО, членов ВАРНИТСО (Всесоюзной ассоциации работников науки и техники для содействия социалистическому строительству в СССР), Бюро краеведения, Истпарта Кубокружкома и общества научных марксистов. Именно так было подписано письмо в адрес главного редактора «Красного знамени»: «Уважаемый товарищ редактор, Не откажите поместить в форме письма на страницах нашей газеты «Красное знамя» наш коллективный протест на заметку «Славный юбилей», помещенную в №246, от 21-го октября с/г. Мы, сторонники 30-тилетнего юбилея ОЛИКО (Общества любителей изучения Кубанского края) и убеждены, что ОЛИКО в дальнейшем своей незаметной и кропотливой работой окажет практическое содействие развитию производительных сил Советской Кубани. Наряду с этим, мы считаем необходимым на страницах газеты заявить свой протест против «Славного тридцатилетнего юбилея, заслуженного ученого библиографа, профессора Бориса Митрофановича Городецкого». «Заслуженность», как и его «славность», заслуживают всяческого внимания, но во всяком случае не юбилейного. Всем научным кругам, советским работникам и вузовцам Кубани «профессор» Городецкий известен, в недалеком прошлом, как один из реакционнейших элементов тогдашнего Кубано-Черноморья, случайно удостоявшийся, насколько нам помнится, в 1921 году названия профессора. Именовать себя «заслуженным ученым» не имея заслуг в лучшем смысле этого слова перед наукой, по нашему мнению, мягко выражаясь, бестактно. Самореклама Бориса Митрофановича, сквозящая в заметке «Славный юбилей», только подтверждает эту бестактность «заслуженного профессора». Поэтому считаем необходимым отмежеваться от празднования «славного юбилея» маститого «юбиляра», одного из зубров белогвардейско-соглашательской печати. Категорически протестуем против совмещения 30-тилетнего юбилея ОЛИКО с личными событиями в жизни Б. М. Городецкого, расцениваемыми Городецким как юбилей. Организации ОЛИКО и его членам наш товарищеский привет и лучшие пожелания к дальнейшей плодотворной, практической, научной, исследовательской и массовой работе». [30] За этим письмом, судя по всему, стояла фигура Владимира Черного, влиятельного партийного деятеля. Вскоре в газете появилась разгромная статья, в которой подчеркивались все «негативные» эпизоды в биографии Городецкого, в том числе и его публикация десятилетней давности: «Нам хочется остановиться на втором юбилее, о котором говорится в заметке, как о славном 30 летнем юбилее заслуженного ученого библиографа профессора Б. М. Городецкого. Прежде всего, здесь ярко бросается в глаза самореклама. Ну, кому не известно, что Б. М. Городецкий не только не имеет звания «заслуженного ученого», но даже его нельзя назвать ученным вообще, несмотря на то, что он себя считает маститым «профессором – марксистом». Нельзя же эту ученость выводить из того, что в свое время он являлся сотрудником трижды реакционного суворинского «Исторического вестника», или был чиновником крестьянского поземельного банка. Вся его деятельность в интересах и в услужении «его императорскому Величеству», была в свое время отмечена царем Николаем Кровавым «почетным» включением в толстое дорогое издание «В память трехсотлетия дома Романовых». Б.М. Городецкий ученый-марксист, кричащий на каждом шагу о своих научных революционных заслугах, на самом деле в прошлом являлся не марксистом, а ярым монархистом. Это видно из его же «ценных» трудов. Например, давая библиографический очерк литературы в Кубанском крае за 1918 год, он считает 1917 и 1918 годы были «кошмарной террористической полосой», которая по его мнению привела литературу к упадку. «В России приостановились все толстые журналы и лучшие старые газеты, большинство городов в течение 1918 года питались исключительно советскими «Известиями» и большевистской брошюрятиной». Касаясь местной печати, он сожалеет о старых газетах и журналах, что до сентября месяца на рынке царили исключительно «известия» составлялись они по обычному трафарету аналогичных советских изданий: декреты, заметки с травлей всего живого и культурного». Дальше скачет и играет по поводу реакционно-нелегальной грязной газетки «Ночь» выходивший в период советской власти в 1918 году: «В период такой темной ночи русской общественности, в черные дни большевистского владычества на Кубани, в Екатеринодаре появилась нелегальная беспартийная рукописная газета под названием «Ночь». Издание это составлялось очень талантливо и, конечно, должно быть отмечено на страницах русской журналистики». Вот подлинное лицо «заслуженного ученного марксиста – революционера», сбросившего маску и показавшего свои когти по воцарении деникинщины на Кубани. Далее касаясь прессы 1919 года он «удовлетворен» политическим тоном монархических газет «Великая Россия» Шульгина и других, он пугается «революционности» даже эсеровского «Рассвета». Он называет даже его тусклой. Мы не будем подробно останавливаться на его научных трудах, вроде доклада «По земельному вопросу» в Кубанской Раде, в котором он доказывает «Яркими иллюстрациями» невозможность введения в Кубанской области даже эсеровских земельных комитетов, но, а большевистская революция, по его мнению, неприемлема, так как в большевистском движении, движении пролетариата и крестьянства он видит период «темной ночи». Во всем этом не найдешь ни одного грома революционной общественности. Глубокое недоумение вызывало поэтому в рядах советской общественности сообщение о чествовании «тридцатилетнего юбилея общественной деятельности г-на Городецкого»: рабочий класс не только ему ничем не обязан, но, наоборот вся его прошлая деятельность направлена во вред пролетарскому движению. По нашему мнению г-ну Городецкому нечем похвастаться перед советской общественностью из прошлой своей темной и во всяком случае очень сомнительной деятельности, ибо она целиком была посвящена служению врагам рабочего класса и реакционным силам. Не хвастаться своим прошлым, а начать сначала лучше новую жизнь в роли скромного советского труженика, советуем мы г-ну Городецкому, если действительно политические сдвиги, происшедшие в нем, искренни. Мы по этому целиком одобряем решение расширенного бюро Кубанской секции Научных работников, единогласно постановившего воздержаться от участия в чествовании этого «славного» юбиляра, поприветствовав, однако, юбилей ОЛИКО» [31] Выводы после такой публикации могли быть вполне определенными. Дожидаться ареста Борис Митрофанович не стал и в феврале 1929 года покинул Краснодар. Его ждала Махачкала и работа в институте Дагестанской культуры, но это был уже другой этап его творческой жизни. Литература
____________________________ © Лучинский Юрий Викторович |
       
|
