Основной герой романа «До-ре-ми-до-ре-до» известного драматурга Александра Галина хочет сочинять музыку и чтобы ему не мешали жить тихой жизнью незаметного человека.

Его не смущает, что из специального образования у него только музыкальное училище ( кому-то из рокеров и не только их этого хватает на всю жизнь, чтобы писать песни и иметь успех.)

     Ему не мешает то, что он живет после размена из-за неудачной женитьбы в комнатушке коммунальной квартире с периодически пьяным соседом, его сварливой женой и постоянно дерущимися детьми.

     Его не беспокоит, что несколько десятилетий, сразу после демобилизации из окружного ансамбля песни и пляски он попал во Дворец культуры железнодорожников и теперь руководит там оркестром аккордеонисток.

  Ему трудно пойти на уступки методистам и на конкурсах художественной самодеятельности он играет на своем инструменте фуги Баха, а один раз и свое сочинение перед случайно забредшим в зал путейцем, после чего решил никогда и нигде собственных опусов не исполнять ни при каких обстоятельствах.

   Во сне он представил, как играл в переходе, чтобы выручить солдата-срочника, которого старослужащие под видом инвалида посылают в Питер ежедневно зарабатывать деньги.

    Лев Вениаминович Кучкин пишет токкаты, прелюдии и фуги. И складывает их на шкаф, как кто-то хранит рукописи в ящике стола или теперь — в ноутбуке.

  Несомненно, ему приходится сталкиваться с реалиями жизни. Но, так сказать, опосредованно. У оркестра есть староста. И ей легко удавалось организовывать выступления женского ансамбля на корпоративах, свадьбах, банкетах и иных мероприятиях, вплоть до игры в ночном женском клубе и ночного круиза на пароходе с парой дам нетрадиционной ориентации.

   Лев Кучкин посвятил себя служению музыке. И, надо сказать, чего-то в этом смысле достиг, если оркестр аккордеонисток решили послать в Вену на фестиваль, после того, как они разучили программу из вальсов Штрауса. Правда, ничего подобного не случилось бы никогда по определению, если бы после удачного банкета на свадьбе дочери замминистра не проявил себя хорошим организатором помощник железнодорожного чиновника высокого ранга, за что ему и поручили руководить впредь Дворцом культуры железнодорожников. А уж тут пробивной менеджер и смог добиться поездки в Австрию, а – параллельно – увел у Льва Кучкина потенциальную невесту, что окончательно нарушило заданную и лишенную перемен в любую сторону жизнь самодеятельного музыканта. Да так, что в Вену ему не довелось лететь. И при открытом финале романа так и не оказалось понятным: просто напился ли Кучкин до потери сознания или переживания привели к летальному исходу, что более похоже на правду.

    Его родители связаны были с музыкой. Так что, карьера   исполнителя или сочинителя передана ему вроде бы по наследству. Но при том всем и некоторая инфантильность, примирение с реальностью, умение так вживаться в обстоятельства, что растворяться в них до полной непроявленности характера. Несомненно, что творческому человеку приятно уединение — на подмосковной даче ли , а то и в германской деревушке. Но для того, чтобы обрести такой спокойный образ жизни, надо еще как-то проявить себя, обратить внимание на свою персону, а не жить в скорлупе мечтаний и ожиданий. Знакомый Льва Кучкина сделал ему сайт и предлагал оцифровать музыку. Но прелести интернета представлялись уже немолодому и по-своему старомодному по вкусам человеку чем-то суетным и неправильным. Он не записывал музыку вообще, нередко терял ноты в транспорте, менее всего думал о продвижении написанного им.

    Каким-то образом его музыка добралась до края света, до Новой Зеландии и Австралии. Ему даже прислали оттуда приглашение и выступать в качестве исполнители и лектора. Но, разведясь, Лев Вениаминович не оставил на почте своего нового адреса, поэтому письмо оттуда ему так и не дошло. Он знаком был с непризнанными поэтами и художниками, но в их компании чувствовал себя неуютно, что, возможно, и правильно. Но тогда как-то иначе, а не через «квартирники»  необходимо было заявлять о себе.

    Его успешное двухгодичное участие в джазовых джем-сейшнах ничем не продолжилось, поскольку и здесь музыкант как-то сник, не пошел дальше. Тоже произошло и с эстрадой, хотя одно время его активно приглашали участвовать в ансамблях, которые вдруг стали там популярны. (Известно, что и профессиональные композиторы создавали в свое время ВИА или просто играли в них, в качестве аккомпаниаторов, собственно говоря, некоторые играют и теперь, чтобы было на что жить и писать ту музыку, какую хотят на самом деле.)

Дважды темой его произведений становились реальные события, которые могли кончиться для Кучкина трагически. Но стали темами для злободневных произведений.

   В августе 90-го его «копейку» чуть не раздавил танк. После чего появилась пьеса для клавишных инструментов « Голос одиного танка». А осенью уже 93-го толпа, штурмовавшая телецентр «Останкино», чудом не растоптала его, но грузовик все же раздавил аккордеон, который его родители подарили ему на совершеннолетие много лет назад. В результате возникла в его нотной тетради джазовая композиция «Большая жизнь маленького аккордеона».

   Следовательно, все основания имелись для того, чтобы Лев Вениаминович Кучкин не прозябал несколько десятилетий на рутинной, неденежной должности руководителя полусамодеятельного музыкального ансамбля, а добился бы признания и известности.

   И дело не только в инфантильности ( до 30 лет жил с родителями, а потом быстро женился, также быстро развелся, оставшись без родового жилья и переехав в комнатушку в промзону на окраине Москвы.) Хотя и в том тоже. Не случайно ведь ему, как самое радостное впечатление детства вспоминается игра на гармошке по время проезда по Красной Площади платформы с солдатами. И коробка конфет от Хрущева.

   Хорошо, когда все решают родители, или организаторы парада ко Дню Победы, или директор Дворца культуры железнодорожников, или богатый друг - айтишник.

По сути, в идеале тут нет противоречия — композитор должен писать музыку, а кто-то другой заниматься его раскруткой. Но и сам он обязан прикладывать некие усилия, поскольку менеджеры, организаторы фестивалей и конкурсов, как ему неоднократно показывали на смотрах самодеятельного творчества, люди требовательные. И их интересы могут не совпадать или не всегда совпадают с намерениями и желаниями исполнителя, творческого человека.

   Потому для плодотворной и долгосрочной карьеры на сцене требуются не только очевидный талант и отменное здоровье, а еще и настойчивость в отстаивании интересов как художественных, профессиональных, так и бытовых. Но именно этого у Льва Кучкина не было. Поэтому он прожил бы еще без малого семь лет и спокойно ушел на пенсию, но на пятьдесят четвертом году жизни полюбил девушку из провинции, которая сначала стала участницей руководимого им оркестра аккордеонисток, а потом и его пассией.

   Будучи дамой ушлой и целеустремленной, она потому сменила приоритеты и решила связать судьбу с директором Дворца культуры железнодорожников, который и не собирался ждать, как Лев Кучкин, поездки в Вену, чтобы сделать даме сердца предложение, вероятно, такового и не собирался говорить вообще, но всё же дал понять вполне конкретно, что лучше иметь дело с ним, с начальником, а не с подчиненным.

    И здесь роман «До-ре-ми-до-ре-до» напоминает истории, произошедшие с героями петербургских повестей Гоголя, где самый низший по Табели о рангах чиновник сходит с ума, потому что ему не отвечает взаимностью дочь руководителя департамента, генерала, а его не принимают за испанского короля; где художник Чартков тоже теряет рассудок и в горячке умирает из-за того, что осознает, что купленная за деньги слава и популярность — чепуха, на которую потрачена была вся его жизнь, ради чего загублен и растрачен был явный и подававший надежды талант.

    Странички биографии Льва Кучкина открывают и завершают роман Александра Галина, написанный в гоголевском ключе, будучи вступлением и кодой литературного произведения.

Как и «Мертвые души», роман современного автора есть поэма и музыкальное произведение одновременно, описание фантасмагорического путешествия из Москвы в Петербург, и далее — в вечность, где реалии недавних лет сосуществуют с романтической, рваной и зыбкой природой сновидения.

   То есть, судя тому, что привиделось Льву Вениаминовичу в сцеплении сна и яви, ему известна была окружающая его жизнь. Но устраненность от нее, программность отделенности от социума ради создания музыкальных опусов — оказалась родом болезни, диагнозом и причиной душевной, как и творческой катастрофы, несомненно, одаренного и честного в своем отношении к профессии человека.

    Пережитое, испытанное композитором Кучкиным, несомненно, стало бы оригинальным произведением, не в пример тому, что он написал на случай в 91 и в 93. То могло быть ироничным осмыслением жизни, утопией, антиутопией, пафосом, сарказмом, минимализмом или многоголосием. Даже теми же бугами, прелюдиями или токкатами, если автору так близки оказались сочинения такого рода.

    Но писал свою музыку он не только потому, что не мог не писать, а еще и для того, чтобы не сойти с ума, чтобы как-то оправдать уединенное вынужденно, но но отрешенное от реалий мизерабельное существование, сравнимое с выживанием, а не с подлинно самодостаточным выражением своего «я».( Ясно ведь, что и выживание бывает разным, потому что зависит от того, как и кто справляется с житейскими и иными трудностями, живя в тоже время, что и остальные сограждане.)

   Значит, литературному персонажу Льву Кучкину не хватило силы духа и уверенности в себе, чтобы состояться в том качестве, которое казалось ему приемлемым и первостепенным.

А все остальное — интеллигентские нюни, размышления по поводу, попытки оправдания личной невостребованности — бесполезная уловка объяснить то, что очевидно. И больше напоминает психологическую защиту , чем подобие хоть какой-то истины.

Скажем так, хотел бы Лев Вениаминович Кучкин, не такой, каким его обозначил Александр Галин, а такой, каким ему довелось быть при ином развитии тех же или схожих обстоятельств, стать композитором( признанным или нет, другой вопрос), то несомненно, ему бы удалось чего-то добиться и ощутимого, и внятного.

   Но тогда в романе «До-ре-ми-до-ре-до» действовал бы другой герой, настоящий двойник автора. Да и роман бы назывался не по строке из нот, имеющий некоторый пошло-брутальный смысл, а как-то иначе. Не вышло. Ни жизни, ни гастрольной деятельности, ни женитьбы (тоже отсылка к Гоголю), ничего, о чем легко и радостно было размышлять в моменты сна. Да и бодрствование Кучкина походило на иллюзию реальности, будучи условностями и устоявшимися привычками, в которые герой романа сам себя загнал, растеряв не только время, но и желание писать музыку, как и жить, что разрешается только трагически без всяких фанфар и торжественного аккорда тарелок в оркестре.

    Что, как говорится, и случилось. Как в литературном произведении, так и в жизни неприметных талантливых Кучкиных, о чем приходится искренно и сочувственно пожалеть, поскольку помочь им уже нельзя, если они сами совершают те поступки, не делают те нужные и своевременные шаги, которые правильны, оправданны и должны привести к искомой, желаемой цели, чтобы звучала разная музыка, а не только известный, раздирающий душу марш Шопена по погибшей мечте, так и не воплотившейся во что-то гармоничное и явное.