|
|
|
Про год 4 января 2017 г. Боюсь наступившего года, боюсь следующего. Век не кончается календарной датой перехода с года "++00" на год "++01". Век старый кончается, когда уходят люди, в своей массе его составлявшие, в нем действовавшие, его формировавшие, и приходят другие, для которых прежний век, в личном смысле, – или абстракция. или лишь начало жизни. Век XIX фактически "пошел" не с 1801 года, а с концом эпохи Бонапарта или даже чуть позже. Начало века XX - сто лет назад, российский октябрьский переворот, Версаль, массовая гибель всех европейцев от "испанки", которой усталый от войны, разрухи и революции мир не был в состоянии противостоять. Люди XIX века ушли миллионами, вместе с представлениями о жизни и стандартами поведения. Сейчас реально уходит "с концами", социально, вторая половина XX века: след живой памяти о прежней когда-то России, о революции, о большом терроре и голодоморе, о войне, о смерти тирана, об "оттепели". Схематизируется воспоминание о застое, и даже о перестройке и о "девяностых". "Либеральные ценности" уже предельно устали противостоять тоталитаризму и авторитаризму, они обленились и разучились углубляться в какие-либо смыслы. Глобализация и инновации забыли о себе, что они такое. У нас в этом году совершеннолетия достигнут люди, всю жизнь физически прожившие "при Путине". В Штатах парадигма борьбы за равенство гражданских прав, доминантная лет шестьдесят, похоже, сошла на нет, "покорив вершину" – "дав миру" первого чернокожего президента, но не дойдя до "следующей" - президента-женщины. Вряд ли кто сколь-нибудь быстро сумеет выработать формулу повышения благосостояния беднейших стран, замирения тех, кто погружен в войны. А там, в остро-кризисном мире, падает солидарность людей между собой, растет индивидуализм и одновременно появился небывалый (смартфоны) доступ к информации, и через нее - к самому авантюристическому миграционному ”бизнесу". Так что беженцы будут нарастающей и доминантной проблемой, не зависящей коренным образом от политики США, от мер, разрабатываемых Европейским Советом ( то есть, Советом глав государств и правительств ЕС), от воли Греции и Турции (и от призывов самовлюбленных популистов). Зеркально огромной проблемой будут "идентичники", а вслед за ними - и грубые националисты, и погромщики. Средства цивилизации, думаю, несколько смягчают нравы, но не способны уберечь языческий, разболтанный, ленивый мир от внезапных, с виду не объяснимых вспышек крайнего жестокосердия. Извините, - эмоционально и сумбурно получилось, но - время такое, кажется. А так - всем все преодолеть, насколько это только возможно.
Немного об Исаакиевском, - простите... 19 января 2017 г. В этой истории всё перемешалось. Огромный сумбур понятий и решений, а я не знаю, когда и где сумбур бывает нравственным и полезным. Совковый практицизм всё мерить через метровую ленточку, которая указывает, где что лежит и как до него добраться, и через записку, на которой написано, сколько стоит. Гиперсекулярное общество, где абсолютное большинство "что-то слышали", себя куда-то “причисляют” и при этом ничего не понимают и понимать не хотят, – потому что понимать не очень выгодно. Повышение в номенклатурных рангах того, кому "указом" предписано – "это твое" и внутри логичная, а снаружи странная по меньшей мере, борьба за всякий такой "указ". Прикоснуться к сути вопроса наказуемо с любой стороны. А суть, бегло, в том, что вопрос надуманный и искусственный, что конфликт - очередная серия разводок и ухода от истории в эклектику, когда все кошки одного цвета. Драматичная постановка вопроса о собственности на церковные помещения - это вообще порождение совсем недавнего времени. Храм - для молитвы, а не для обладания. Храм - для каждого, потому что молитва - не в только и не столько в вычитывании по типикону, сколько в искренности и открытости души, и это может быть душа экскурсанта, который никогда о типиконе не слышал и не услышит. Храм, однозначно, – для общины христиан во главе со священником, потому что служение Литургии – это их именно дело. Есть много храмов, принадлежащих церковной общине и находящихся в изумительной, ответственной сохранности, которая доступна всем и каждому. Есть храмы на другом каком-то "балансе" в таком же состоянии, – для молитвы и узнавания жизни, истории, граничного и безграничного. И, наоборот, есть брошенное, де факто, да и де юре, не различимом "балансе", есть бесконечное разменное и забытое, не вспоминаемое. По-честному, в этом году (уж в этом, раз не раньше) надо было бы решить вопрос с мавзолеем, надо было бы сказать, наконец, своими именами обстоятельства столетней давности, переименовать станции, населенные пункты и улицы имени тех, кто убивал невооруженных мучеников, или с названиями типа "безбожник" и "2-й пятилетки". Надо было бы выпустить общедоступную просветительскую памятку – в рамках объяснения православной культуры – о том, что до 1943, если я не ошибаюсь, года, в империи, а затем под преследованием в пределах СССР – как институт, как организация - была Православная Российская Церковь, а уже потом организационно был признан институт Русской Православной Церкви. Надо каждый день напоминать детям и взрослым не об отношениях государства и патриархии, не о том, кто кого поздравил и где кто присутствовал, а о геноциде священнослужителей и активных прихожан, об утрате жизни здоровья миллионов, о разоренных душах и взорванных храмах и прямо говорить, что это ничем не восполнить, залатать невозможно, но можно пытаться пробрать правдой и раскаянием. Что делать с Исаакием – дело, в конце концов, тех, кто принимает формальные решения, и кто, считая именно этот вопрос для себя критически важным, против этих решений протестует, считает для себя правильным именно на это тратить время и силы. Безоговорочно важно, чтобы все понимали: не это главное, не это ответ на вызов истории, на память о 1917 и о 1937 годах. Сама чрезмерная фиксация именно на этом отдельно взятом вопросе, с чьей бы стороны она ни исходила, – уже проявление внеисторизма, подмены понятий и ухода от приоритетов. А со стороны тех, кто хочет на этом формировать парадные события – опасная бессмыслица и безответственность политического лицемерия. Сделать так, чтобы часть граждан от лица “консерваторов” купалась в проруби, другая часть от лица “либералов” погрузилась в протестное кликушество, те и другие кидались бы друг в друга снегом и грязью, а большинство глядело за таким спектаклем с жестокой ухмылкой и с мыслью, что, если уж и плохие начальники, то лучших всё равно не сыскать – в этом, я полагаю, давняя мечта того, что собирательно называется “КГБ”. И очень я не хочу, чтобы этот сценарий полностью осуществился. Вот, как-то так, прошу прощения за ошибки и сумбур. ____________________________ © Коган-Ясный Виктор Валентинович |
|