Разумеется, он узнал её. Сразу же.

    Она шла через зал ожидания, лавируя между спешащими людьми (только что объявили посадку на поезд), одной рукой тащила за собой чемодан на колесиках, второй волокла мальчишку лет шести, который изо всех сил стремился отстать. Прошествовала в метре от него, ему даже показалось, что он почувствовал запах ее духов. Она ими пользовалась еще со времен школы. И именно поэтому чуть позже ему пришло в голову, что запаха-то и не было, так – померещилось.Скользнула мимо, не заметила. А что, на это имело смысл  рассчитывать?

   Он проводил ее взглядом до выхода в город. Там ее уже ждал высокий лысый мужчина в дорогом пальто. Шарф завязан так, как завязывают шарфы либо бизнесмены, либо причастные богеме. Помня ее прагматичный взгляд на мир, он ни секунды не сомневался: бизнесмен и никто другой. Встретившиеся обнялись. Она чмокнула его в щеку. Бизнесмен подхватил чемодан. Потом они исчезли за раздвинувшимися дверями.

    На секунду ему захотелось оказаться на месте бизнесмена.

    Он моргнул. Морок пропал.

    И тут же на него налетела огромная тетка с двумя кожаными сумками через плечо.

    - Чего рот раззявил?!

    - Извините, - промямлил он.

    Как говорится, добро пожаловать домой.

    И тут же ассоциативно мелькнула мысль: они же наверняка ехали в одном поезде, возможно, даже в соседних вагонах. С другой стороны, если даже он ее встретил бы, узнал бы она его? А если узнала бы, то о чем они могли бы поговорить?

    Толстая тетка умчалась дальше, пробивая себе дорогу сквозь толпу.

    Он тоже двинулся к выходу в город. Не стоять же посреди вокзала и натужно рефлексировать над туманным прошлым, несбывшимся настоящим и неопределившимся будущем?

    *  *  *

    Его звали Димка. Ее – Валя.

    Он ее ненавидел. Она его презирала.

    Хотя, возможно, всё это только казалось если не им, то автору этих строк.  Димка был начитанным мальчиком: в свои тринадцать он читал не только всякую фантастику (от Беляева до Толкиена), но и внимательнейшим образом изучал классику, в основном зарубежную (от Шекспира до Диккенса). Потому нет ничего удивительного, что однажды ему в голову пришло, что школа – это его персональный Ад, двор – Чистилище, а дача в деревне, куда его ссылали на два месяца в самый разгар лета, – Рай. Ну, вы поняли: пацан читал Данте.В Раю было всё так хорошо, что Димка всегда печалился, когда надо было возвращаться в Чистилище. Любящая бабушка – весьма колоритная в своей неуемной деятельности старушка – кормила как на убой и никогда не задавалась самым важным вопросом мамы: «Почему, если уже пробило девять вечера, ты еще не дома?». При таком раскладе можно было и помочь в делах по хозяйству. К тому же бабуля столь трепетно относилась к увлечению внука книгами, что никогда не отрывала от чтения, пусть дел было невпроворот; под таким предлогом легко было филонить. А еще у Димки были отличные соседи. В доме справа жили близнецы Кир и Васька, а слева – Славка, которого все звали Пушок. Это были отличные ребята, которых тоже ссылали на время каникул. Димка ходил с ними на речку, где купался до изнеможения, играл в ловца и в прятки, или лазил на сеновал к дяде Петру. А еще пацаны очень любили слушать рассказы Димки, он им пересказывал прочитанные книжки, а они ловили каждое его слово. Пушок всегда говорил, что читать не любит, да и делать это не надо, ведь Димон все подробно перескажет. В то лето, о котором пойдет речь, Димка как раз рассказывал друзьям «Графа Монте-Кристо». Особенно товарищам нравилась та часть, в которой мадам де Вильфор травила всех направо и налево.

      Рай есть Рай. Димка жил в нем, как у Бога за пазухой.

     Но однажды все погибло.

     Близился вечер. Димка почистил курятник и был свободен, как птаха небесная. Он направился к лесу, там у него с друзьями была холобуда, в которой они последние дни проводили всё свободное время.Ничто не предвещало беды. Димка шагал по пыльной улице и напевал: «Вдруг, как в сказке, хлопнула дверь...». Прошло уже столько лет, а он отлично помнил, что в то лето всё никак не мог отвязаться от этой песенки. Так вот, шагал он по пыльной улице и...Увидел ее, идущую из магазина. Простое белое платье, в руках кулек с хлебом.Внутри все похолодело.Может, он ошибается? Может, ему просто кажется? Может, от жары мерещится? Ничего подобного. Она, конечно, заметила его и остановилась.

     Весь сжавшись, он прошел мимо. Колени... Колени предательски дрожали. Она, наверняка, заметила, как его уверенная походка превратилась черте во что.Краем глаза он заметил ее улыбку. Улыбка эта не предвещала ничего хорошего, сулила только пакость какую-нибудь.

    Ему очень хотелось сразу же драпануть, кинуться, сломя голову, побежать, как тот заяц от волка. Волчицы... Не важно... Чудовищным усилием воли он заставил себя идти пусть и не уверено, но хотя бы медленно.

   Он не обернулся, просто шел, смотря под ноги. Это было, конечно, чудовищно тяжело. Но враг не должен понять, что он, Димка, уже готов к поражению. Это не верно стратегически. Потому побежал он только, когда свернул за угол, надеясь, что она не пошла следом и не наблюдает сейчас это позорное бегство.

    Димка бежал и мысленно проклинал всё на свете. И было отчего – Рай за считанные секунды превратился в Ад. Не стоило надеяться, что случится обратное превращение. Уже ничто не станет прежним, все испортилось непоправимо.И в этом была виновата она – Валентина Белоусова. Димка всегда считал, что его лицо – это просто проклятье какое-то. Всё по нему видно. Стоит что-нибудь сделать не так и захотеть скрыть от мамы, как она сразу же это поймет, достаточно ей на него взглянуть. Папа в таких случаях сардонически посмеивался и говорил: «У тебя на физиономии всё написано».

     Потому Димка думал, что как только завалится в холобуду, так друзья сразу же узнают, что случилась беда. А это была беда, про которую он не хотел рассказывать. Никто ничего не узнал. Будто мир не рухнул, конец света не наступил, Валентина Белоусова не вторглась в Рай. 

    Они сразу же накинулись на него с упреками, что он где-то застрял. Сперва Димка хотел послать всех к черту. Но когда Кир, Васька и Пушок одновременно затараторили о том, что он им должен сегодня что-нибудь да рассказать, Димка сжал зубы, сел на землю, вздохнул и самым будничным тоном поинтересовался:

    - Вам фантастику или про мушкетеров.

    - Фантастику! – выпалил Кир.

    - Про мушкетеров! – тут же возразил ему Пушок.

    - А давай какой-нибудь детектив! – не отставал от остальных Васька.

    Короче говоря, всё как всегда.

    - Тогда я выберу за вас, - ответил Димка.

    И рассказал пару историй про барона Мюнхгаузена. Вернулись они домой уже затемно. Димка шел рядом с товарищами и представлял, как вот сейчас они столкнутся нос с носом с Белоусовой. И тут же узнают, что она учится с ним в одном классе. А потом она расскажет его таким охочим до всяких историй приятелям о том, что в классе его частенько колотят, что в прошлом году один пацан накормил его снегом, а девчонки любят подкладывать ему на стул жвачку. Короче, выложит им всю подноготную. И уже не захотят ни Кир, ни Васька, ни даже Пушок с ним разговаривать, руки не подадут больше, и останется ему только одно – оставшиеся три недели не выходить из дома и молиться, чтобы лето поскорей закончилось.

    Боялся Димка напрасно, Белоусовой на их пути не случилось. 

  Он попрощался с друзьями и зашел в дом. На цыпочках поднялся в мансарду. Стянул шорты и майку, залез в постель, накрылся до самого подбородка простыней. Лежал и думал о Белоусовой. О том, какая она гадкая дура, как любит все всем портить, как противно и пронзительно смеется. Не шла она у него из головы. Он прокручивал в голове сегодняшнюю встречу и проклинал все на свете. Какого черта она приехала сюда?! Что здесь забыла?! И за что ему такое наказание?

    С этим мыслями Димка и заснул. И сон его был пренеприятнейшим. Снилось, что лежит он в этой самой постели на этой самой мансарде и не может пошевелиться. Слышит, как по лестнице кто-то поднимается, понимает, что надо спрятаться, а не может. Дверь пронзительно скрипит, и входит в комнату Белоусова. Светится, что твое приведение. Медленно так подходит к нему. Димка хочет закрыть глаза, а не выходит, не слушаются его веки. Белоусова же улыбается своей зловещей улыбкой и смотрит на него. И ничего не остается в мире кроме ее раскосых восточных глаз. Ни-че-го...

     Димка с воплем проснулся. Он вспотел и дрожал.

     А за окном уже наступало утро. Во дворе пронзительно кукарекал петух.

     В магазин идти не хотелось. Понятно почему.

     - Я хочу почитать, - сказал Димка бабушке.

     - Ничего, придешь из магазина, тогда и почитаешь, - ответила бабушка.

     Димка от неожиданности рот открыл. Бабушка внимательно смотрела на него. На столе лежали деньги на покупки.

     «Её что, подменили?..» - тоскливо подумал Димка.

     - И чем скорее сходишь, - продолжала бабушка, - тем скорее сможешь взяться за книжку.

    Справедливость в ее словах, конечно, была. Но... Димке вдруг подумалось, что в неожиданном изменении бабушки виновата Белоусова. Одним своим присутствием она ломала всю устоявшуюся его жизнь. Вчера, проходя мимо, шепнула пару слов себе под нос и прокляла его. Навсегда прокляла. Не потому, что он сделал ей что-то плохое, а просто так, потому что натура у нее такая пакостная и дурная. Вот теперь и бабушка уже не бабушка, а всё потому, что не видит она в нем больше своего любимого внука, а видит обузу, которую скинули на нее на все лето.

    - Иди, иди, - бабушка все так же на него смотрела.

    - Я сперва молока выпью, а потом пойду.

    Бабушка ничего не ответила. Димка молча засунул деньги в карман джинсов и поплелся на веранду, где достал из холодильника литровую банку молока. Вот бы сейчас его выпить и мгновенно заболеть воспалением легких. Тогда не надо будет идти в магазин. Вызовут врача. Врач скажет, что надо везти в город. Сразу же позвонят родителям. Те приедут и заберут его. Умчат подальше отсюда, туда, где не ошивается Белоусова... И парни даже зауважают: шутка ли, подхватить воспаление легких в конце июля.

    - Стакан возьми, - раздалось над ухом замечтавшегося Димки.

    Он вздрогнул и обернулся.

    На секунду ему показалось, что он сейчас увидит Белоусову. Но нет, там, конечно, стояла его бдительная бабушка.

    - Я надеюсь, ты не собирался выпить весь литр, - добавила она.

   Димка кивнул и покорно взял стакан.

   Она не спускала с него глаз, пока он наливал в стакан молоко, ставил банку обратно в холодильник, пил из стакана, а потом отдал пустой – с белыми стенками – обратно ей в руки. А затем медленно шел мимо нее к лестнице во двор, так же медленно спускался по старым деревянным ступенькам, а потом отрешенно плелся к калитке.

    Оставалось надеяться, что Белоусова ему не встретится. 

  В конце концов, вчера, когда он возвращался с ребятами домой, не повстречалась же.    Может, и в этот раз пронесет.

    Конечно, Белоусова ошивалась у магазина. Было бы абсурдно надеяться, что ее тут не будет. Все старшие пацаны постоянно тут околачивались. У них был свой пятачок – между магазином и колодцем, – на который не смел ступать никто из малышни. Сейчас на этом пятачке торчали трое местных: Бурый (этакий детина с вечно выпученными тупыми глазами), Тарас (высокий вихрастый, всегда ходит в одной и той же майке-алкоголичке) и Арёл (на самом деле его звали Степан, а кличку свою он получил от дяди Петра, у которого как-то украл канистру бензина). У Арла был мотоцикл, и его приятели все время заглядывали ему в рот, авось Арёл прокатит на своем мотоцикле. В общем, он был у них за главного. 

   Разумеется, мотоцикл Арла стоял тут же – у колодца. И – этому Димка абсолютно не удивился – на мотоцикле восседала Белоусова, прямо-таки новая королева деревни. «Надеюсь, Людка вырвет тебе все патлы», - подумал Димка, увидев эту картину маслом. Людка была боевой девкой. Димка на прошлой неделе видел, как она дралась с Иркой. Страшно материлась, таскала за волосы и чуть не утопила в речке. Что они там не поделили, он не знал, но это мало его волновало. Димка тут же  вообразил, как Белоусова перешла ей дорогу и отгребла так, что ее и родители не смогли бы узнать. Это была пленительная и замечательная картина. Мммм...

   Кажется, Белоусова не заметила Димку – увлеченно болтала с Арлом и Тарасом. Он воспользовался случаем и прошмыгнул в магазин. Купив все, что нужно – веревку, две электрические лампочки и бутылку лимонада, – Димка развернулся от прилавка к двери и обнаружил на своем пути – и как он мог надеяться на благополучный исход всего этого мероприятия?! – Белоусову. Она стояла возле косяка так, что он был бы вынужден не просто пройти мимо, но еще и задеть ее плечом. Димка обернулся на продавца, а тот уже обращался к Белоусовой:

     - Ты торопишься?

     - Нет, могу и подождать.

     - Тогда я сейчас.

     И вышел через заднюю дверь.

  «Ему что, в туалет приспичило?» - подумал Димка. Конечно, могло и приспичить: дед Матвей всё-таки очень пожилой человек, ему, кажется, уже далеко за семьдесят.

     - Что ты тут забыл, мой сладкий? – спросила Белоусова Димку.

    Она медленно жевала жвачку и противно растягивала слова.

    «О, Господи! Что мне ей ответить?!»

    Димку словно парализовало. Он не знал, что сказать, что сделать. В общем, стоял перед ней олух олухом.

    «С такими ведьмами надо держаться нагло. Но как?!»

    Про то, что надо быть наглым, ему как-то рассказывал двоюродный брат. Но ему-то хорошо, он старше Димки на целых три года. Ему уже шестнадцать, он уже совсем взрослый.

    - Итак, радость моя, язычок проглотил?

   От этих слов Димку передернуло. Он сжал левую ладонь в кулак, заблаговременно успев 

спрятать руку за спину, и выдавил:

    - Меня сюда предки каждый год ссылают.

   - Ссылка – это когда тебе плохо. А ты, Димочка, тут вроде бы жизнью наслаждаешься.

   «Дед Матвей, возвращайся!» - гудело в голове у Димки.

   - А тебе-то что?

   - Ничего. Просто любопытно за тобой наблюдать.

   В этом «просто любопытно» звучала угроза. Конечно, ее не устраивает, что Димке тут хорошо и привольно, конечно, она решила всё его счастье поломать. Это ясно, как день. И неотвратимо, как буря.

   Белоусова отлепилась от дверного косяка и сделала два шага навстречу. Они оказались впритирку друг к дружке.

    «Мне надо быть наглым».

    Она смотрела на Димку сверху вниз, и только сейчас он понял, насколько Белоусова взросло выглядит. Словно ей не тринадцать с половиной лет, а все пятнадцать. Или шестнадцать. Не, с шестнадцатью – это перебор. Но грудь у нее уже знатная.

Димка понял, что вспотел. И попятился.

«Наглым. Надо быть наглым».

    - Ты такой пугливый, солнышко, - проговорила Белоусова. И облизнула нижнюю губу. Так делают монстры в фильмах ужасов. Монстры, прикидывающиеся людьми. Монстры, 

ищущие жертву, чтобы сожрать ее в полнолуние. И Димка – как раз такая жертва. Сожрет и не подавится.

    «Наглым! Он просто обязан быть наглым! Иначе все...».

    - Не пугливый я, - медленно сказал Димка.

    Если говорить медленно, то есть шанс не заикнуться в самый неподходящий момент.

    - Не пугливый, но робкий? Я правильно тебя понимаю, рыбка моя?

   Димка сжал зубы, чтобы не закричать то ли от отвращения, то ли от страха.

   А деда Матвея всё еще видно не было. О, Господи, скорей бы он пришел!

   - Я понимаю это совсем по-другому.

Пауза.

   Белоусова ждала продолжения. Жевала жвачку и смотрела на Димку.

   - Мне кажется, что ты решила со мной играться. Тебе это весело, кажется.

Пауза.

   Белоусова не удостоила его ответа. Но улыбнулась. Так улыбнулась, что любой здравомыслящий человек тут же должен был бы дать стрекоча.

   - Так вот не надо.

Пауза.

    На лице Белоусовой удивление. Наигранное удивление.

   - Не надо. Не надо. Не надо. – Димка вдруг понял, что может уже и не говорить медленно. Слова теперь вылетали из него, как из пулемета. – Иначе тебе же будет хуже. Не оставишь меня в покое, я всем расскажу, что ты моя одноклассница. А значит, малолетка. Тебе всего тринадцать с половиной лет. Как ты можешь быть интересна пацанам? Так что не вынуждай меня. Просто оставь меня в покое. Давай не будем замечать друг друга, так всем лучше будет. Да. Лучше всем. И тебе. И мне. И мне. И тебе. Я молчу. Ты не мешаешь. Это взаимовыгодно. Я так это понимаю. И ты – тоже. Фух!

   Это была отличная идея. Она словно ниоткуда возникла в голове и тут же выплеснулась наружу. Просто прекрасная идея. То, что надо. Спасение. И он ей все это сказал. Не побоялся. Сказал. Был наглым.

   - Ты ошибаешься, мой дорогой, - вдруг заговорила Белоусова. – Им плевать на мой возраст. Они даже слушать тебя не станут.

   Димку словно холодной водой окатили. Ликование сразу же испарилось,исчезло,растворилось в страхе.

    - И уже скоро ты поймешь, что угрожать мне лучше не стоит. Это ты зря.

    И тут же:

    - Мне нужно два куска мыла.

   Хлопнула дверь. Вернулся дед Матвей. Белоусова прошествовала, виляя задом, мимо Димки, а тот всё так же стоял на месте. Надо идти, надо бежать, да только ноги не слушались.

   «Не получилось. Не получилось. Не получилось... Ничего не вышло... Выставил себя дураком и только ее разозлил».

   Димка обернулся. Белоусова рассматривала мыло, которое показывал ей дед Матвей. Да, со спины она уже точно не школьница, фигура, как у молодой студентки. Тут она права, пацанам будет все равно, что он про нее скажет. Не важно сколько лет человеку, важно – на сколько он выглядит.

   И пока Белоусова расплачивалась за мыло, Димка всё же нашел в себе силы выйти из магазина. Как только он оказался на улице, то сразу же бросился бежать. И всю дорогу до дома у него в голове билась только одна мысль: не показывать нос наружу, засесть за книжки и не бегать по окрестностям. Дома она его не достанет – это уж точно.

Целый день он просидел в своей комнате и читал книжку. К ребятам не пошел. Внутренний голос мерзко нашептывал, что все лето вот так вот не проведешь в четырех стенах. 

    Да и ребята рано или поздно придут к нему. Но он отмахивался от этих мыслей и пытался сосредоточиться только на книжке.

   На следующее утро, когда он услышал торопливые шаги на лестнице, то понял: недолго получилось прятаться.

   - Димон, чего дома сидишь? – спросил его Пушок, как только все троица завалилась на мансарду.

    - Мне не здоровится, - ответил Димка.

Это было единственное, что пришло в голову.

    -  А по тебе и не видно, - сказал Кир.

   - Ага, - поддакнул Васька.

   - Точняк, - добавил со своей стороны Пушок.

 - Ну, сегодня я чувствую себя гораздо лучше, - промямлил Димка, окончательно стушевавшись под взглядом своих друзей.

  - Тогда пошли на речку, твоя бабка тебя уже отпустила, - сразу же предложил Пушок.

   - Ну...

   - Чего «ну»? – зловеще спросил Кир.

   - Ничего.

   - Тогда пошли.

   «Ладно, на нашем месте ее точно не будет», - подумал Димка. Малые купались у плакучей ивы. А вот старшие – рядом с рыбацким сараем. Это вообще на другом берегу. Так что столкнуться на речке у них нет шансов. Конечно, Белоусова коварна, как три тысячи змей в июльский вечер, но не до такой же степени.

   Ребята уже спускались по лестнице. Димка поплелся за ними. Несмотря на все доводы рассудка, ему было не по себе. Мало ли что может случиться. И случилось.

   После того как вдоволь наплескались, загорали. Кир и Пушок о чем-то вяло переговаривались. Васька, кажется, заснул. Димка лежал на спине и молча смотрел на небо. Два маленьких облачка вот уже двадцать минут пытались пересечь небосклон, но ползли по нему так медленно, что, казалось, они навечно зависли на одном месте.

   И тут на пляж завалились старшие во главе с Арлом. Тут были и Тарас, и Бурый, и Клык (у этого в драке кто-то выбил правый клык, потому так и звали), и еще двое незнакомых Димке парней. Рядом с Арлом вышагивала Белоусова. При виде всей компании у Димки потемнело перед глазами. Блин, только этого и не хватало! Не надо было соглашаться, можно же было остаться дома и читать «Сердца трех». Там миллионеры, бандиты и индейцы, а тут одна проблема – дура Белоусова.

    - Эй вы, – сказал Арёл, - геть отсюда!

    Кир и Пушок застонали и стали пихать Ваську.

    - Что случилось? – сонно забормотал он.

    - Пошли. Арёл пришел.

    - И чего он тут забыл?

   Мальчишки натянули шорты. Пушок перекинул через плечо полотенце, близнецы свернули покрывало. Все четверо потопали мимо старших, которые уже снимали майки и штаны. Димка шел в хвосте. Наклонил голову, смотрел в землю и молился о том, чтобы Белоусова не привлекла к нему внимания.

    - Эй, сладенький, подойди-ка сюда, - раздался ее голос.

    Димка решил не обращать внимания и шел дальше. Через три шага уткнулся головой в Пушка.

   - Не надо скромничать, - продолжала Белоусова.

   Мальчишки стояли и пораженно смотрели на нее. О, Боже! Эта такая взрослая и недосягаемая на вид девушка обратила внимание на кого-то из них. И что теперь делать? Свалить подальше? Или узнать, к кому она обращается?Долго узнавать не потребовалось.

    - Димочка, ну что ты стоишь в стороне?

   Выпучив глаза, Димка смотрел, как Белоусова нарочито медленно идет к ним. Старший парни тоже смотрели на эту сцену. Арёл чему-то лыбился. Она остановилась прямо перед Димкой.

    - Ты меня любишь? – спросила она.

   Близнецы и Пушок отступили на шаг назад. Они пораженно смотрели на Димку, которому хотелось прямо сейчас провалиться под землю. Даже если обратного билета не будет, и он навсегда останется там внизу.

   - Что тебе от меня надо? – тихо проговорил он.

   - Того самого.

   - Того самого?

   - Того самого.

   «Но чего именно?!»

   Он никак не мог понять, слышит ли он гогот старших, или это просто в ушах шумит.

   - Не надо так, - продолжала Белоусова. – Ну, не надо. Делать вид, что ничего не понимаешь. Вон, они все понимают.

    И она ткнула пальцем в друзей Димки.

   Димка сомневался, что они тоже все понимают. Это была какая-то дьявольская головоломка, которую никто кроме Белоусовой разрешить не сможет. Да и то на ее стороне преимущество: это она же все и выдумала.

   - Ладно, не буду темнить, радость моя, - губы Белоусовой растянулись в гадкую улыбочку. – Я хочу, чтобы ты научил меня целоваться.

  Димке показалось, что он проглотил огромный холодный утюг. Утюг провалился в самые глубины его живота и теперь тянул его вниз на землю.

   - Ты... ты и так умеешь.

   - Нет. Не умею. Ты когда-нибудь видел, как я целовалась?

   - Да.

   - Врун. Никак не мог увидеть, я же не умею.

   Врунья – это она. Димка еще в апреле видел, как Белоусова лизалась в Пашкой Игнатовым. Они сидели на лавочке на заднем дворе школы и просто срослись ртами. Димке показалось тогда, что нет ничего отвратительней.

   - Не надо придуриваться, - сказал он всё так же тихо.

   - Что я делаю?

   - Придуриваешься.

   - Да ну?

   - Ну, да.

   - Ладно, твоя взяла. Но я плохо целуюсь. Очень плохо.

   С этими словами Белоусова покосилась через плечо. Старшие пацаны не сводили с нее и Димки глаз.

   - Поэтому ты научишь меня делать это лучше, - продолжила она.

   - Ничему я тебя не научу.

   - Неужели?

   И тут она схватила его за плечи.

    Димка дернулся, но Белоусова держала крепко.

   - И сейчас не научишь?

    - Отпусти меня! – закричал он.

   Он надеялся, что получится зло и угрожающе. Ну, как надеялся... Так чуть-чуть надеялся. Получилось пискляво и пронзительно.

   - И не подумаю, пока ты не выполнишь мою просьбу.

   Но его крик все равно сыграл свою роль. Словно вырвало клапан, заглушку, сорвало замок, дверь со щеколды.

   - Отпусти меня, дура!

   И он плюнул ей в лицо.

   Сам от себя не ожидал. Она тут же отпустила. Но не для того, чтобы он ушел своей дорогой. А чтобы отвесить ему пощечину. Белоусова была стремительна и безжалостна. Димка не успел увернуться. Словно молотком прилетело. Краска тут же залила левую сторону лица. В ушах зазвенело.

   - А теперь иди сюда и загладь свою вину, - проговорила 

она. – Не тушуйся, возлюбленный мой.

   - Что?!

   Он попятился.

   - Не надо убегать, только хуже сделаешь, - продолжала она и сделала в его сторону шаг.

    Димка закрутил головой. Посмотрел на своих друзей. Те жались в стороне, помощи от них не жди. Мир чем-то заволокло. Ну, конечно, это слезы.

   Он отступал, а она наступала. Димка не видел никого кроме Белоусовой, она же неотвратимо нависала над ним.

   - Боишься, да?

   - Отстань от меня!

  - Не отстану. Что, кишка тонка?

  - Отвали!

  - Так сделай что-нибудь, чтобы отвалила.

  - Я говорю: отвали!

  - Слов не достаточно.

  - Сгинь!

  - Еще чего не хватало. Просто поцелуй меня.

  - Не буду.

  - Почему?

  - Потому.

  - Не умеешь что ли? Малыш, ты такой малыш. Ладно, это я тебя сейчас научу.

   - Не надо.

  - Надо.

  - Да пошла ты!

  - Не уйду.

   Они кружили на месте. Димка уже рыдал взахлеб. Белоусова смеялась. Никого больше не осталось. На этом пляже были только они. Двое. Он и она. Он боялся, ему было стремно, он не понимал, что делать. Она наслаждалась своим превосходством, своим триумфом, своей властью над ним.

    И это надо было прекратить!

   - Мой дорогой, ты же хочешь этого. Я знаю – хочешь.

   - Не хочу!

   - Признайся самому себе, не юли.

   - Отойди!

   - Не отойду.

   И тут она вновь ухватила его за плечо. Он попытался вывернуться. Не выходило.

   - Не сопротивляйся.

   - Ах, ты!

  И тут он укусил ее за руку.

   Она взвизгнула и отпрянула. Димка бросился головой вперед и врезался в Белоусову. Изо всех сил он толкнул ее. Белоусова снова взвизгнула и упала. Ноги вверх, трусы наружу.     Димка тут же кинулся бежать.

    Он пробежал мимо гогочущих старших.

    Он пробежал мимо онемевших дружков.

    За его спиной ругалась Белоусова.

    Домой!

   Домой!

   Домой!

   Забежать наверх, закрыть дверь, забиться в угол. Там-то она его не достанет. Не доберется. Не сможет больше мозги колупать.

   В какой-то момент он споткнулся и, перекувыркнувшись, упал. Силы покинули его. Мысли спрятались куда-то. Он просто лежал в дорожной пыли и плакал. Слезы текли по грязным щекам и никак не останавливались. Ему было так плохо. Отвратительно. Гадко.

  Димка свернулся калачиком. Болели колени, болел лоб, болели локти. В голове гудело. И слезы... Слезы все струились и струились по лицу. Когда же они закончатся? Когда иссякнут?

   А потом всё-таки встал и побрел домой. Прошмыгнул мимо бабушки, чтобы не увидела его заплаканную рожу, и закрылся в мансарде. День клонился к вечеру. Димка сидел у окна и смотрел на небо. Всё те же два облачка всё так же пытались добраться до горизонта. А может, и не те же, может, просто их близнецы.

     Он заснул, сидя за столиком. Голова отяжелела и упала на сложенные руки. Солнце еще не закатилось за горизонт, а Димка уже дрых, как сурок. И во сне он видел реку, блестящую, переливающую, подмигивающую. И там, в воде, стояла – Господи, прости! – Белоусова. Почему-то голая. И Димка без всякого страха смотрел на нее. А она на него. И были в ее глазах доброта и жалость. Но - увы! – это был всего лишь сон.

    Сейчас он чрезвычайно отчетливо вспомнил тот давний сон. Это воспоминание легло поверх сцены, которую он видел только что: Белоусова с ребенком, лысый мужчина, с которым она обнялась у выхода с вокзала. Все это напоминало скорее кино, чем реальную жизнь.

    В кино, наверное, Димка после всего случившегося должен был попытаться покончить жизнь самоубийством. Но его спасли бы. И в какой-то момент к нему в больницу должна была придти виновница произошедшего и попросить прощения. Но «они жили долго и счастливо», конечно, не случилось бы. И зрители сказали бы, очень реалистично, так и бывает.

    Так не бывает.

     На следующий день оказалось, что и близнецы, и Пушок делают вид, что ничего не произошло. А сама Белоусова потеряла к нему всякий интерес. И уехала где-то через неделю. 

    До Димки доходили слухи, что она якобы мутила с Арлом и – это не исключалось – даже переспала с ним. Димке было всё равно, что там Белоусова делала с Арлом. Главное, что перестала доставать его, Димку. И вот после стольких лет...

*  *  *

   Ему показалось, или она все-таки заметила его? Слегка повернула голову и улыбнулась уголком рта. Показалось, наверное. Разве могла она его узнать? Вот такого вот высокого, в деловом костюме, с сумкой через плечо, гладко выбритого, слегка франтоватого. Не могла, конечно. Да и была ли она тут? Могло же просто показаться. Призрак из прошлого. Увидел женщину с похожим разрезом глаз, и навалились воспоминания. Это называется ассоциативным мышлением. Ну, и подступающим кризисом среднего возраста.

   Он вышел из здания вокзала. На площади сновали люди и ездили машины. В этой круговерти было невозможно вновь увидеть ее. Даже если и не привиделась, то уже затерялась в толпе.

    Вот если бы это было кино...

    Но это не кино. Извините.

   В кармане запищал телефон. Служба такси прислала sms: карета подана.

   Он закрыл глаза и увидел отъезжающую от площади дорогую машину. За рулем – тот самый лысый, рядом с ним – Белоусова, на заднем сидении – сынок. Не только увидел, но и услышал. Услышал разговор между родителями.

   - Чему улыбаешься?

    - Не обращай внимание. Так, случайная встреча. Точнее, показалось.

    - И кого же ты встретила? Или не встретила.

    - Одноклассника.

    - Ты в него была влюблена?

    - Нет.

    - Или вы дружили? А то ты так улыбаешься...

    - Я же сказала, не обращай внимания. Я просто одно время сильно портила ему жизнь.

     - Это ты умеешь.

Да, это она умеет.

_______________________

© Куншенко Игорь Алексеевич