 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Что получится, если классические принципы "Сравнительных жизнеописаний" Плутарха скрестить со стилистикой русского "Сатирикона", а содержанием сделать реалии, которые нам всем хорошо известны, – школу, учеников и учителей? Это и попытался сделать наш автор. Из новогоднего выпуска *** Однажды в школу с неизвестной целью прибыла иностранная делегация. Говорили по-французски, а сопровождавший делегацию русский ученый Миклухо-Маклай переводить речи отказался. Делегация зарисовала Ибрагимова, Гулевского, Трояна и Драбу, а Эльвире Савельевне подарила бусы. После ее ухода техничка школы Фрагонар рассказывала буфетчице Клаве, что возглавлявший делегацию господин Леви-Брюль был исключительно хорошо воспитан и любезен со всеми.
Однажды Виктор Семенович доказал великую теорему Ферма. Случилось это оттого, что Помойка пожаловалась ему на Людмилу Борисовну, которая якобы развалила дисциплину и не может объяснить воспитательных целей урока по теме «теорема Виета». Виктор Семенович решил посидеть на уроке у Людмилы Борисовны, считая это наименьшим злом в сложившихся обстоятельствах. Однако под впечатлением рассказов о замечательных треугольниках Виктор Семенович отобрал у Иванова ручку и принялся доказывать знаменитую теорему, подкупленный простотой ее формулировки. Доказательство теоремы было достаточно компактным, чтобы уместиться на листе надкусанной промокашки. К сожалению, впоследствии Тынзин съел эту промокашку почти полностью, оставив только слова «что и требовалось доказать». Но и этот клочок пропал, будучи засунут им за шиворот Сардельке, где уже скопились различные писчебумажные изделия и протекавшая авторучка. В результате доказательство Виктора Семеновича, как и доказательство самого Ферма, оказалось простым, но неизвестным. *** Александр Александрович и Лев Георгиевич *** Уже после таинственной экспедиции (см. выше) в школу приезжал Тур Хейердал. Он предполагал откапывать Асгард под физкультурным залом и имел ученый разговор с учителем по слесарному труду и семиотиком Александром Александровичем. Виктора Семеновича, желая высказать ему уважение, он называл длинноухим, чем только привел завуча в недоумение, так как последний не был знаком с реалиями острова Пасхи. *** Балы-маскарады Синхризис На Новый год устраивались балы-маскарады: один – для учителей, другой – для учеников. Большинство учительниц маскарадных костюмов не имели, но приоделись и надели маски-домино, исключение составила лишь Помойка, которая загримировалась «дамой». Лев Георгиевич замаскировался Гумилевым, а Александр Александрович изображал Бахтина (пояснения см. выше). Виктор Семенович маску не носил, зато танцевал с Анной Афиногеновной удивительно медленный танец, который продолжал танцевать, когда пластинка уже кончилась. И только загримированные учителя труда положили этому конец. Когда шампанское выветрилось, заговорили о ставках. Техничка школы мадмуазель Фрагонар говорила всем комплименты и угощала конфетами, на которые ушла вся ее зарплата. На школьном балу маскарадные костюмы носили только отличники и два хулигана. Хорошисты ограничились масками-домино, а троечники нацепили носы с усами. Гершелевич была одета индейцем, Голишникова – пиратом, а Лисухина – ковбоем, Иванов же – лунатиком. Ибрагимов изображал муху, а Гулевский – помойку (с маленькой и большой буквы). Когда после бала спустились в раздевалку, баба Паша, словно желая инсценировать школьный рассказ Толстого, сколько могла, лупила по спинам шваброй.
Выпуск к старому Новому году *** Одна из педагогических ошибок Светланы Ивановны заключалась в том, что она принимала слишком близко к сердцу амурные дела младших школьников. Однажды, собрав их на торжественную линейку, она сказала: «Вова Пестич передал ученице второго «б» класса Тане Негадаевой записку, в которой было написано 5-15-25, а это на секретном языке значит «Я тебя люблю». Трудно предположить, что собиралась дальше сказать Светлана Ивановна, потому что слова ее потонули в восторженном вопле. Крики: «Пять, пятнадцать, двадцать пять» не смолкали до летних каникул. Пестич и Негадаева бегали друг от друга, как от чумы, но хулиганы настигали их каждого порознь и кричали им в уши обнародованное заклинание. Более зрелые хулиганы рассказывали гнусные подробности об отношениях этих несчастных второклассников и даже рисовали непристойные картинки. Картинки были подписаны известными числительными. Конец этому положил Виктор Семенович, сказав перед всем классом, что ничего особенного в интересе мальчика к девочке нет, потому что это закон природы и впоследствии всем предстоит жениться. В ответ Ибрагимов хмыкнул, но тотчас же получил прилюдную затрещину, а Гулевский, открывший уже было рот, поспешил его закрыть. Виктор же Семенович повторил сурово: «Закон природы». Класс почему-то отнес эти слова именно к затрещине. *** Когда Татищев учился в младших классах и еще не имел таких широких, как позже, возможностей сомневаться в законах физики и химии, он старался подражать Печорину, который и был его тогдашним кумиром. В связи с этим у него сложилось отвратительное обыкновение покорять женщин. Соучениц он покорял, презрительно от них отворачиваясь, учительниц же, говоря им дерзости. Все это он аккуратно записывал в свой дневник: «Сегодня покорил Людмилу Борисовну». Кроме того, он вел донжуанский список, который фактически дублировал его дневник. *** Когда Татищев уже перестал подражать Печорину, то есть в шестом классе, волна подражаний прокатилась по всей школе. Кулягин подражал Наполеону, Лисухина – мадмуазель Лавальер, для чего слегка прихрамывала, Ибрагимов – Дубровскому, Гершелевич – Анне Австрийской, а Гулевский – герою песни «С оборванцем подрался матрос, подстрекаемый шумной толпою». В целом подражания отрицательно сказались на показателях успеваемости. В седьмом классе волна неожиданно спала. И только Голишникова запоздало пробовала подражать Мессалине, но оставила эту затею, так как имела об оригинале слишком смутное представление. *** Во втором классе честолюбивые бабушки сподвигли Сардельку на сомнительную должность санитара. Бедный Сарделька прельстился атрибутами этой должности – повязкой и белой сумочкой. Он надеялся (и все три бабушки эту надежду всячески укрепляли), что его перестанут дразнить «Жиро-мясо-комбинат-пром-сосиска-лимонад». Вскоре, однако, разразился анализ кала. Все дети, как им и было велено, приносили кал в спичечных коробках, но Тынзин, засидевшийся в то время именно во втором классе, принес кал в коробке от ботинок, заполненной едва ли не до краев. К счастью, бабушки Сардельки пришли на помощь и вынесли продукт жизнедеятельности класса в двух кошелках и авоське, куда коробка Тынзина была помещена отдельно. *** Однажды Людмила Борисовна, лукаво улыбнувшись, сказала, что сейчас докажет, что параллельные прямые пересекаются. Это был математический софизм, и требовалось найти ошибку в приводимых рассуждениях. Иванов эту ошибку нашел, но было уже поздно. Татищев воскликнул: «Я так и знал!» А Гена Лысый сказал, что сам видел, как пересекаются железнодорожные рельсы, о которых Людмила Борисовна раньше говорила, что они параллельны. Класс пришел в возбуждение. Многие вспомнили, что отец Лысого машинист и, следовательно, Лысому виднее. В разоблачение софизма Ивановым поверила только Гершелевич, но Гулевский выкрутил ей руку, и она вынуждена была признать несостоятельность этого доказательства. В связи с этим в своем девичьем дневнике отличница Гершелевич уподобила себя Копернику. Людмила же Борисовна решила отныне не подвергать испытаниям основы школьных знаний. *** В седьмом классе Виктор Семенович изъял у отличницы Лисухиной рассказ Мопассана «Пышка» и отругал ее перед всем классом. У Гулевского же он изъял порнографические карты, но перед классом его не отчитывал. Мопассана Виктор Семенович снес в букинистический магазин, а карты оставил себе. *** С тех пор, как уроки танцев провалились (см. выше), упор в эстетическом воспитании был сделан на изобразительные искусства. Нутром чувствуя, что Алкоголик здесь не функционален, а также ориентируясь по запаху, Виктор Семенович возложил эту миссию на проштрафившуюся после истории с «Муму» Марьяну Ильиничну. Недолго думая, Марьяна Ильинична повела класс в музей изобразительных искусств, втайне надеясь на экспозицию работ Вучетича, комментирование которых не составляет для педагога никакого труда. В музее ее, однако, ждал неприятный сюрприз в виде аллегорической и при этом обнаженной скульптуры «Весна». Стараясь закрыть собой мраморную женщину, Марьяна Ильинична стала лицом к группе и принялась рассуждать про производительные силы природы, что под влиянием уроков по обществоведению заставило многих школьников вспомнить о производственных отношениях и изображать эти отношения с помощью непристойных жестов. Когда же несчастная учительница увела детей в другой зал, удар по ней пришелся с совершенно неожиданной стороны. Добродетельная Лисухина спросила, почему картина однофамильца технички школы называется «Счастливые возможности качелей». В ответ второгодник Тынзин, возвышавшийся не только над классом, но и над Марьяной Ильиничной и достигавший роста аллегорической фигуры «Весна», наклонился и задрал Лисухиной юбку. Пример Тынзина имел затем пагубные последствия в виде поветрия, свирепствовавшего всю третью четверть. Виктор Семенович выразил по этому поводу свое неудовольствие и дело эстетического воспитания поручил Помойке. *** Однажды Марьяна Ильинична продиктовала текст для изложения. В нем рассказывалось о том, как композитор Григ встретил в лесу маленькую девочку. Второгодник Тынзин текста не слушал, сосредоточившись на оставшейся после Поймойки зеленой мухе, бившейся в стекло. Надежду же он возлагал на свою старинную шпаргалку, к списыванию из которой и перешел, как только смолк голос учительницы. Каково же было удивление Марьяны Ильиничны, когда она прочла в его тетради предложение без единой ошибки: «Запутавшись в связях с троцкистскими элементами и, очевидно, боясь разоблачения, застрелился в Кремле Ян Гамарник». Впрочем, шпаргалка была короткой, так как многие буквы газеты тридцатых годов расплылись из-за постоянного пребывания рядом с пирожками с печенкой. Поэтому в конце изложения Тынзин все же вынужден был обратиться к теме композитора и девочки, но вот тут он как раз и допустил ошибку, написав слово «музыка» с двумя «зз». Многие справедливо обвиняли в этом муху. *** *** Обычно Людмила Борисовна хорошо объясняла материал, так что даже Ибрагимов и Гулевский могли бы, если бы им в голову пришла такая шальная мысль, разделить дробь на дробь. Но тема тождества Людмиле Борисовне не давалась. Во-первых, все ученики, доказывая тождество, говорили не «тождественно равно», а «торжественно равно», ибо в самом деле в том, что два оказалось равно двум, было что-то необычное, напоминавшее своей ненужностью торжественную линейку. Во-вторых, половина класса считала, что тождество — полная блажь, потому что ясно, что два равно двум. Другая половина полагала, что поскольку речь идет не об обычном, а о торжественном равенстве, то таким образом можно все приравнять ко всему: два торжественно равно трем и т.п. *** Однажды Светлане Ивановне поручили привести в школу какого-нибудь известного человека, дабы он фактом своего существования подал школьникам воспитательный пример. Но, поскольку в это же самое время многие учителя рыскали по городу в надежде найти аналогичную личность, ей достался только пожилой ветеран пионерской организации. Это был суровый на вид старик, который, войдя в класс, скучным голосом сказал, что детство его прошло в николаевской России, когда в городе не было ни одной школа, а были только дворцы и тюрьмы. Произнеся это, он нашел нужным еще раз констатировать сказанное: «Только дворцы и тюрьмы» с явным намерением на этом не останавливаться. Но когда ветеран в очередной раз помянул тюрьму, в класс вошел опоздавший Тынзин. Старый пионер сейчас же расплылся в улыбке и назвал Тынзина «другом-закадыкой», так как когда-то был его соучеником. После же лекции он предложил Тынзину «похрять в кино», и они отбыли, ни слова не сказав Светлане Ивановне. *** Учителя прилагали немало стараний к развитию самодеятельности, но добились в этом противоречивых результатов. Так, Татищев и Кулягин образовали своеобразную артгруппу, втянув в нее и Голишникову. Троица ходила по дворам, домоуправлениям и больницам и выступала с концертами. Вначале их деятельность поощрялась, так как Светлана Ивановна удачно назвала группу «Тимур и его команда», чем вызвала благосклонную ухмылку Виктора Семеновича. Позднее, когда выяснился репертуар группы и факт взимания вознаграждения, которое обычно складывалось в кепку Кулягина, отношение к ней в педагогических кругах изменилось. Оказалось, что Кулягин декламировал упаднические стихи Серебряного века, Татищев показывал карточные фокусы, а отличница Голишникова ходила на руках. Кроме того, группа была неразборчива в отношении аудитории, и если посещение ею кожно-венерологического диспансера простили, списав на неведение, то визит в пивную под отрытом небом вызвал резко негативную реакцию всего педколлектива. *** На уроках пения была плохая дисциплина до тех пор, пока туда не пришла бывшая дрессировщица госцирка Ирина Бугримова. Ученики не могли подойти к ней близко из-за палки, которая у дрессировщиков называется «дистанцией». Кроме того, из жалости к своим бывшим питомцам дрессировщица взяла их из зоопарка домой и часто приводила с собой на урок. Питомцы были тощи и неизменно печальны. Когда же ученики начинали намеренно фальшивить, они недружелюбно порыкивали, поворачиваясь к классу в профиль, дабы показать клыки. Наиболее нетерпим к фальши был старый лев Гарри. Тигр же Пуш, проявляя кошачью хитрость, щурил глаза и широко разевал пасть, надеясь, что какой-нибудь озорник положит туда голову. Родительский комитет, однако, был против такой педагогики, и позже уроки пения стал вести экспат Каструччио Кастракани, вследствие чего школьники наконец-то по-настоящему хорошо исполнили перед комиссией задорную детскую песенку «Купила мама Леше отличные калоши». _________________________ © Хазагеров Георгий Георгиевич |
       
|
