Фильм Ильи Авербаха «Фантазии Фарятьева» (вышедший в конце семидесятых годов) смотрел гораздо позже премьеры, и не один раз, имея в виду его повторы по телевидению.  А пьесу Аллы Соколовой, которая тогда шла в СССР с большим успехом, так и не посмотрел, поскольку в хорошие театры, где ее ставили, тогда попасть было почти невозможно. Современную версию ее увидел только в начале прошлого столичного театрального сезона в Электротеатре Станиславский. Это была пьеса из наших дней, по тому, как прочитал ее режиссер и как сыграли ее теперь и продолжают исполнять артисты. Весь пиетет перед текстом о странноватом человеке, который рассуждал туманно на какие-то возвышенные темы, что казалось и было то ли завиральными идеями, то ли чем-то другим, погрубее, как медицинский диагноз, вспомнили и реализовали иронично, хотя и с определенной симпатией.

   Перечитал «Фантазии Фарятьева» через несколько дней после просмотра в московском театре «Современник» премьерного спектакля «Уроки сердца» по пяти пьесам драматурга из Екатеринбурга Ирины Васьковской. Ее поставила режиссер Марина Брусникина, которую отличает не только профессионализм и подлинное ощущение театра как такового, а и тщательное, деликатное отношение к тексту. Так, главными в постановке она сделала пьесы «Уроки сердца» и «Русская смерть», а некоторые фрагменты из трех других пьес Ирины Васьковской стали основой для двух актрис — Полины Рашкиной и Марины Феоктистовой, которые здесь выступают и как хор, и как клоунессы в некотором роде, и как те, чье присутствие на сцене необходимо для постоянного поддержания эффекта присутствия, взгляда со стороны, как бы зрительского. При том, что при этом упрочивается убедительная и продуманная до мельчайших деталей театральность того, о чем играют шесть актрис и один актер.

    Для того чтобы понять, почему в связи с «Уроками сердца» мне вспомнилась пьеса «Фантазии Фарятьева», достаточно кратко привести их содержание.

     В первой половине спектакля «Современника» ( его играют на  другой СЦЕНЕ) диалог пожилой матери Ларисы и давно не молодой дочери, Ларисы. Понятно, что эта дискуссия продолжается не одно десятилетие (дочери уже 45 и она не вышла замуж до сих пор). И потому темы ее одни и те же, упреки и выводы одинаковы. Отличия, наверное, только в последовательности  и в сменах настроений — от обид и горечи до примирения, а затем, после краткой кульминация на сочувствие и тишину, снова обиды и угрозы.

    Позиции обеих сторон очевидны: мать жалеет, что вырастила непутевую дочь, а потому всё то небольшое, что имеет, тратит на запасы всего и вся, будучи уверенной, что именно в этом и есть смысл и подвиг ее жизни — обеспечить будущее дочери, когда матери не станет. Потому ежедневные , до ритуала и машинальности, разговоры о тратах, о том, что надо жить по-другому. У матери есть еще одна позиция недовольства дочерью — то, что она знакомится с кем попало, обычно с бандитами или зэками бывшими или будущими, а нормального мужчины никак не может встретить.

    У дочери свой ответ на все доводы матери. Ей некуда привести никого, поскольку вся квартира заставлена хламом, даже на кухне негде повернуться, поскольку осталось место только для двух табуреток и маленького стола, на котором тоже коробки, коробки, коробки.(Во время разговора мать постоянно что-то перекладывает, тряпочки какие-то, еще что-то. И только тогда, когда дело дошло до криков дочери, она выходит из-за стола, встает, как будто перед трибуной, и окончательно обосновывает свое право жить так, как считает нужным.) Этого требует и дочь, грозится в очередной раз убежать из дома, говорит, что для нее их жилье — хуже тюрьмы, что мать не дает ей жить, и что дочь не боится психушки, которой в очередной раз, как самым сильным аргументом, угрожает ей мать.

    По ходу дела раскрываются известные каждой подробности. И то, что мать хотела сдать дочь в детдом, и то, что она читает ее письма, и то, что подслушивает по ночам ее разговоры с самой собой. На это дочери есть, что ответить, поскольку она оправдывает свой алкоголизм желанием познакомиться с настоящим мужчиной( почему встретить его можно только у винного ларька- совсем непонятно.) Она оправдывает всех своих бывших ухажеров, если так можно их назвать, беря всю вину за разбитое лицо и украденную у нее сумку на себя.

   Короче говоря, перед нами такой симбиоз двух женщин разных возрастов, которые ненавидят друг друга, но и не могут жить друг без друга. Важнее тут подчеркнуть и то, что они не хотят ничего менять по большому счету. Скорее всего, они настолько сжились с амплуа страдалицы и подвижницы, что обеих оно более чем устраивает. Вряд ли большим преувеличением будет предположить, что это какая-то особая, прямо скажем любовь друг к другу близких людей, достаточно специфическое, до аномалии проявление родственных чувств. Каждая из двух женщин не согласна отступить в своей решимости  быть правой, каждая что-то пытается делать, чтобы изменилось их бытование совместное. Но пока и, вероятно, надолго , до ухода матери или потери рассудка дочери — им, видимо, придется жить вместе, хотя это для каждой неимоверное страдание, мука мученическая. 

      В «Уроках сердца « эту часть спектакля Марины Брусникиной играют два состава. Мать Ларисы -Инна Тимофеева и Марина Хазова, Ларису Дарья Белоусова и Полина Пахомова. Два состава есть и в следующей части спектакля, о чем будет сказано далее. Здесь же пока стоит заметить, что, несомненно, актерская данность исполнительниц уточняет какие-то нюансы исполняемых ими ролей. Но все же режиссура Марины Брусникиной такова, что общий характер персонажей, сама интерпретация их в контексте драматургии Ирины Васильковской, нелицеприятной к героиням, правдивой, несентиментальной, без сомнения, сохраняется.

   В «Русской смерти» также почти ежедневно повторяющийся диалог ведут две сестры: старшая, Валя, и младшая, Надя. Правда, тут мужчина, которого по-своему ждут Лариса и мать Ларисы, не только предмет разговоров, а мужчина, который часть действия спит на диване, укрытый бережно ковром, чтобы потом своим присутствием нечто существенное обострить во взаимоотношениях двух сестер.

   Одна из них — библиотекарь, которая мечтала посмотреть Венецию. Она осуществила свою мечту, он поездка в Италию ее разочаровала (возможно, ей хотелось не только уехать из России ,но и познакомиться  за ее пределами с иностранцем, да и остаться там.) Она потратила на путешествие свою половину денег, которые были у сестер от продажи городской квартиры. Потому обе теперь живут на даче, которая явно в плачевном состоянии — потолок неизвестно на чем держится, дров на зиму нет, да и местные жители к приезжим относятся не то, чтобы равнодушно, а явно недружелюбно, мягко говоря.

   Надя, определенно и простодушно оправдывая свое имя, ко всему относится легко: нет дров — надо напиться и так перезимовать, денег нет — не беда, потому что всегда можно пойти к кому-то на вечеринку, чтобы провести время — выпить, поесть, получить удовольствие, да и сестре еще что-то принести перекусить.

   Сестры рассуждают о том, что и как нужно сделать, но не делают почти ничего, чтобы необходимое осуществилось. Они живут мечтой — и она у них одна — замужество. Старшая уже имела печальный опыт взаимоотношений с мужчиной, после чего пришлось сделать аборт. Младшая — осторожнее, хотя неизвестно, всегда ли при ее доступности и веселом характере ей хватит желания контролировать себя и других. А тут вдруг, как яблоко раздора, случайным гостем в запущенном доме сестер оказывается мужчина, у которого свой счет к жизни. Жену он не любит, как и она его, по мнению героя Ирины Васьковской. Он ждет момента, когда число неприятностей у него достигнет десяти, чтобы свести счеты с жизнью, назло жене, прямо в ванной их квартиры.

   У каждого здесь есть свое оправдание, каждый уверен в том, что его логика железобетонна. И это всё та же имитация жизни, вместо того, чтобы не искать причин, чтобы гробить жизнь себе и другим, а что-то попытаться по-настоящему в ней изменить. Сестры так со своих сторон напирают  на Алексея (Илья Лыков), что он, как Подколесин у Гоголя в «Женитьбе» сбегает от них, пока старшая идет разогревать предложенный мужчине чай, а младшая — пошла достать водку из холодильника, да закопалась в примерке платья.

    На минуту на сцене гаснет после этого свет. И младшая из сестер истерично кричит, что это уже ад, а старшая спокойно и привычно объясняет, что произошло замыкание на подстанции. Которое, в этот раз, быстро было исправлено. Сестер в очередь играют Елена Плаксина и Наталья Ушакова ( Валя), Светлана Иванова и Виктория Романенко ( Надя).

    Если бы Марина Брусникина поставила бы «Уроки сердца» в сугубо реалистической манере, что, вероятно, для кого-то предопределено манерой письма Ирины Васьковской, спектакль получился бы мрачноватым, как «На дне» Горького, поскольку судьбы всех без исключения, даже и клоунесс, здесь безрадостны, а их бытование может показаться безысходным, если смотреть на него и со стороны, как зритель, и в тех реалиях, в которые загнали себя шесть женщин и один мужчина. Лейтмотивом постановки Марина Брусникина сделала оперу Глюка «Орфей и Эвридика», которая не по мифу, а по воле композитора имеет счастливый финал. Кроме того, действие разворачивается как бы за кулисами театра или цирка. Шоу, эстрадного представления. И потому те предельные истины, то отчаянное противостояние на словах между основными дуэтами здесь не приземлено, а обыграно как  клоунские номера, потому что здесь все — коверные, что подчеркнуто выходом участников спектакля в конце его — буквально чуть ли ни в цирковых, приближенных к театральности подачи текста Ирины Васьковской, костюмах.

    Потому не остается в душе зрителя тяжелого осадка от увиденного и услышанного на сцене, от пережитого вместе с исполнителями ролей в «Уроках сердца». Однако, есть место оптимизму и тому, что и есть настоящий театр — ощущению того, что в жизни может быть если не лучше, но иначе, чем на сцене. И вот это самое дорогое, что и может быть для зрителя манком, тем, что привлекает его в театр, радует и тревожит волшебством игры, тем, что чувства героев могут быть созвучны тому, что близко и знакомо любому зрителю.

   Перейдем к тексту пьесы Аллы Соколовой «Фантазии Фарятьева». Он сейчас кажется тяжеловесным и архаичным, во всяком случае, неподъемный для воплощения на сцене без сокращений и новаций. Но в данном случае нам важнее не то, каким сейчас воспринимается пьеса известного драматурга-женщины, а как парадоксально она перекликается с текстами современного драматурга-женщины.

       Вспомним сюжетную линию «Фантазий Фарятьева».

  Есть человек неопределенного возраста Павел Фарятьев, врач-стоматолог, который рассуждает в свободное от работы время об иных мирах и смысле бытия, что в конце прошлого века могла казаться достоинством и новацией, а теперь представляется именно тем, что обозначено в пьесе — сумасшествием, некоторой странностью.

    Он живет с тетей, которая как бы заменила ему умершую мать. Она одинока и для нее Павел — свет в окошке. И даже больше. Она готова прощать ему все нелепости поведения, его теории кажутся ей любопытными ( как в пьесе Чехова оригинальными казались кому-то профессорские рассуждения, пошлые и банальные).

    Павел познакомился с девушкой Сашей, около тридцати лет, которая влюблена в очень важного в городе человека Бедхудова, который так и не появляется на сцене, но о котором практически все участники спектакля говорят одобрительно и с уважением. Бедхудов не может по каким-то ему ведомым житейским причинам или не хочет женится на Саше. Его вполне устраивает, что она покорна его воле до самозабвения и на все готова сделать для него. 

     У Саши есть сестра Люба, старшеклассница, и еще мать, а также отец, по словам матери — моряк дальнего плавания( хотя, как порой бывает в семьях, так обозначают человека, который бросил семью или никогда и не был семейным человеком.) Пьеса движется историй взаимоотношений всех перечисленных выше героев в связи с тем, что Павлу показалось, что Саша есть тот самый человек, с которым он может навсегда связать свою жизнь. Мать Саши и тетя Павла вроде бы радуются возможному браку, Саша не знает, согласиться ли на предложение Павла, поскольку она влюблена только в Бедхудова и ни в кого другого. Завершается пьеса по-гоголевски: уже готовится свадьба Саши и Павла, решаются вопросы, где не очень молодые люди станут жить после свадьбы. Но в квартире Саши раздается звонок, открывает Люба и сообщает, что за дверью старшую сестру ждет Бедхудов. К нему Саша, несмотря на упреки младшей сестры, убегает, как бы в неизвестность, а люба признается в любви к Павлу. Это, если вкратце рассказать о том, что такое пьеса «Фантазии Фарятьева».

    И вот поразительные выводы приходят на ум, если сравнить героев ее с героями Ирины Васьковской. Вспомним, что Алла Соколова писала о советском времени, тот неславном отнюдь периоде, который называли потом «эпохой застоя». Но получается именно тогда, когда, как говорили с грустноватой иронией, была уверенность в завтрашнем дне( в том смысле, что было ясно, что перемен не приходилось ожидать), все в «Фантазиях Фарятьева» реально действуют. Узнав, что племянник решил жениться, его тетя собирается переехать к дальней родственнице в другой город, чтобы освободить молодоженам комнату для проживания. Мать Саши тоже собирается переехать из провинциального города, где она живет с двумя дочерьми, куда-то в более уместное для проживание место — в Киев или в Одессу( несмотря даже на сопротивление Любы, которой придется там заканчивать школу и заводить новых друзей, теряя тех, с кем была знакома с детства). То есть, мама Саши готова пойти на любые жертвы ради счастья дочери. Да, она тоже время от времени напоминает ей о возрасте и о том, что пора решиться на замужество, в чем напоминает действия матери Ларисы. 

     Но, заметим сразу, что мама Саши не столь напориста, как мать Ларисы, она искренно желает близкому человеку удачи и счастья, она не заедает ее век, а очень уважительно относится к ее выбору, к тому, как и с кем Саша хочет устроить свою личную жизнь. Ее мать видит и понимает, что Павел Фарятьев — человек своеобразный, о чем и говорит его тете. Что он пока не слишком готов к семейной жизни, которая предполагает ответственность за близкого человека, за детей, если они родятся. Ей самой более, чем достаточно считаться женой моряка и воспитывать практически без отца дочерей. И она, что совершенно естественно, не подавляет Сашу собственным авторитетом, как мать Ларисы, она пытается найти подход к ней, выразить свое мнение так, чтобы не обидеть близкого человека, чтобы убедить, но не за счет самовозвеличивания. Таким образом, она поступает именно , как мать, правильно, спокойно и вежливо, стремясь и дочери помочь устроить семейную жизнь, и сделать так, чтобы это было ей не во время, а только на пользу.

    Да, всердцах Саша может бросить, что от разговоров о замужестве хочет повеситься. Но один раз и то под настроение. Несомненно, что подобные разговоры, как и в семье Ларисы и ее матери, ведутся если не ежедневно, как в пьесе Васьковской, но чем старше становится по возрасту дочь, тем чаще. Но стоит отметить сам тон, так сказать, ракурс этих разговоров — всегда очень доверительных и искренних. Мать Ларисы отнюдь не готова на самопожертвование, поскольку замужество дочери для нее нечто вроде фетиша, а для мамы Саши — житейская данность, понятная и долгожданная.

     Сопоставляя пьесу Соколовой с пьесами Васьковской (в этот раз, с «Уроками сердца») можно отметить, что образ матери Ларисы в «Фантазиях Фарятьева»   задолго до появления новой драматургии, представителем которой является Ирина Васьковская, разделен между двумя персонажами. То, что обозначено в «Уроках сердца» в характере матери Ларисы у Соколовой описаны в связи с тетей Павла и матерью Саши. Тетя любит Павла больше , чем сына, поскольку никого близкого у нее рядом нет и не может быть по стечению обстоятельств. И любовь эта слепая до фанатизма. Для нее Павел, уже взрослый человек, задумавший вступить в брак, как бы маленький ребенок. Тетя понимает, что рано или поздно он женится. Но и зрители понимают, что, если Павел до сих пор не устроил свою личную жизнь, то тут есть и закономерная вина тети. Она боится его отпускать, в чем сосуществуют вряд ли на равных любовь и эгоизм. 

     Как Лариса в «Уроках сердца» для ее матери — почти вещь, часть жизни, что, что никак не может существовать отдельно от нее, что ей принадлежит безоговорочно и пожизненно, для нее или для дочери. Она не хочет, не может, не желает, чтобы Лариса стала свободной от ее постоянных нотаций и банальных рассуждений о жизни, постаревших вместе с ее матерью. Кажется тогда, что тетя Павла в «Фантазиях Фарятьева» немного честнее и активнее. Ведь она гготова сменить не только квартиру, а и местожительство ради любимого и единственного племянника( скажем больше — залюбленного, избалованного и лишенного самостоятельности, почему, что вполне может быть, он и стал думать о том, что люди на Земле — пришельцы с других планет, к слову сказать). Но сам ее тихий и как бы само собою разумеющийся демарш с переездом — есть такой поступок, который Павел не может принять без сомнений и размышлений. Он, поступок, означает вместе с тем, что спокойная, достаточно размеренная и определенная укладом, установленным тетей, жизнь закончилась. И как в опере — пора уже стать мужчиной. А вот это для Павла Фарятьева, скорее всего, очень большая проблема. Как Ларисе в «Уроках сердца», ему было очень даже комфортно быть не маменькиным сынком, а тетиным племянником. Его и ее все в таком сосуществовании близких людей устраивало.    

     Таким образом, Лариса есть , в общем-то, все тот же типаж, заявленный почти сорок лет назад в персонаже по фамилии Фарятьев. Ему, в принципе, мечталось поменять свою жизнь.   Но, что очень может быть, не потому, что в этом была потребность, даже физиологическая, прямо назовем вещи своими именами, или практическая, а просто он знал, что женитьба — это правильно. Однако, у него нет той депрессии, того отчаяния, того самоистребления и уничижения, что свойственны Ларисе в пьесе Васьковской. И потому, что женщины все, в том числе одиночество могут воспринимать острее и болезненнее. И потому, что у него есть сверхзадача — труд философского рода о смысле жизни. ( Лариса уже из-за своих переживаний проходила лечения в психушке, а Павел — наверное, нет. Но Бродский в поэме «Горбунов и Горчаков» описывает на примере реалий шестидесятых годов прошлого века, как такие тихие мечтатели попадают в психушку, где им ставят диагноз — пожизненно.)

    Повторим сказанное ранее. И Павел в самые зашоренные идеологические времена последних десятилетий существования СССР нашел для себя панацею от одиночества проживания рядом со старой тетей и тупиковости в развитии карьеры в провинциальном городе. Он придумал теорию, объясняющую в его понимании все и вся. Само по себе это напоминает новеллу Бальзака «Неведомый шедевр», где речь идет о том, что великий матер живописи годами рисовал картину, которая должна была стать по его убеждению откровением, а явилась глазам ее зрителей как собрание отдельно выполненных фрагментов чего-то, что на самом деле было фантасмагорией( можно, конечно, считать, что Бальзак в описанной им истории гениально предрек появление абстракционизма; думается, что идея его новеллы была все же, как считается, другой). Но Павел Фарятьев человек отнюдь не оригинальный. Если бы он занимался писательством, то вполне смог бы обратить на себя внимание в фантастических произведениях. Но та серьезность, та истовость, с которыми он рассуждает об иных мирах все же говорят более об отклонении психического рода, чем о литературном даровании.

    Однако, Лариса в «Уроках сердца» , в отличии от него, живя в той же стране, но имея другие возможности для проявления своих стремлений и возможностей, зацикливается буквально до умопомешательства на замужестве. В спектакле Марины Брусникиной есть в таком контексте замечательная по трагизму и правдивости сцена. Мать Ларисы пошла открывать дверь, чтобы встретить звонившего, вероятного нового знакомого Ларисы, а она в эти несколько минут, пока мать ее копается со звонком или объясняет пришедшему, что его здесь не ждут, проговаривает свой монолог в лицах за себя и за него. И слышать, видеть такой миниспектакль — жутковато, потому что это уже на грани потери рассудка.

   Алла Соколова описала только одного максимально инфантильного человека, чьей фамилией назвала пьесу, ставшую в другое время чрезвычайно популярной. Ирина Васьковская же описывает в «Уроках сердца», в «Русской смерти», в трех других пьесах, цитаты из которых использованы в прологе и в эпилоге спектакля, как и в интермедиях, которые отыгрывают Полина Рашкина (Варя) и Марина Феоктистова ( Надя) — исключительно инфантильных людей.

    Может показаться, что таковым в первую очередь является Алексей (Илья Лыков) , который по пьяному делу оказался где-то на чужой даче, лежащим на диване и завернутым в ковер.

   Если он и философствует, то достаточно мелко. Его не интересует Вселенная и происхождение людей на Земле, как Павла Фарятьева. Цель его жизни — дойти до того момента, когда с ним случится десять ( почему именно столько?) неприятностей, чтобы он по давнему желанию покончил жизнь самоубийством назло нелюбимой жене. Что ему мешает развестись, перестать пить, сменить компанию или что-то другое сделать для перемены бытования здесь и сейчас — вопрос риторический. Алексею удобно быть обиженным на жену, удобно объяснять пьянство свое ее присутствием в его жизни, удобно считать себя несчастным. Но заметим — не ущербным, то есть, он не дошел до той степени саморазрушения, какая уничтожает «я» Ларисы в «Уроках сердца». 

    Он еще не опустился до того, чтобы ради бутылки водки оставаться с двумя сестрами, которых увидел в первый раз, чтобы потенциально снова стать женихом или даже мужем. В нем еще сохранилось достаточное наличие чувства достоинства, чтобы не бросаться в загул с кем попало. И он стремительно ретируется из дома двух сестер( чем не по Чехову реприза), чтобы вернуться в дом, где его ненавидят и который он ненавидит. Потому, что так ему пока комфортно психологически, так ему важно для поддержания уверенного отношения к себе, практически завышенной и уязвимой по всем пунктам самооценки.

    Но инфантильны и сестры — Валя и Надя. Они не поступят как Саша, убежавшая из-под венца, так сказать. Их любимое определение на сегодня и на будущее — хорошо бы. Да, они в иных житейских условиях осуществляют свою мечту- Венеция, в одном варианте, вечеринке и свободная любовь, в другом. Но все это какие-то временные усилия, суетные попытки выйти за рамки машинальной и запутанной до обиходности жизни. Интересно, что Надя у Васьковской является откровенным и легкомысленным антиподом Ларисы, героини другой пьесы того же автора. Лариса не может решиться дойти в любви до естественного ее продолжения в отношениях с мужчиной( вероятно, боясь такого развития событий, поскольку рассуждения ее матери о том, что у той были мысли отдать ребенка в детдом и то, что она одна воспитывает дочь, убеждает ее в том, что гипотетически семейная жизнь — правильный выбор, но в ней много трудностей и проблем, на решение которых Лариса не готова тратить время и силы, потому что пикироваться с матерью проще из-за ясности диалогов и доводов каждой сторон.)

    А вот Саша у Соколовой признается, что может сделать для любимого человека все, что угодно, пусть и ценой преступления. Бесспорно, в таком самоотречении есть фанатизм того же рода, как и в том, как мама Ларисы готова экономить на всем — одежде, украшениях, питании — и только ради того, чтобы набивать коробки вещами и продуктами для того, чтобы у дочери было что есть и чем пользоваться. Но при всей болезненности такого самопожертвования, при всей неправильности его с точки зрения нормы и житейской мудрости, в нем есть все же проявление характера и силы чувства, чего нет у Вали и Нади. Они пока молоды и полны планов. Не случайно, что «Русская смерть» идет по замыслу Марины Брусникиной после «Уроков сердца», показывая сначала то, чем заканчивается апатия и отстраненность от жизни, и только после того то, что могло ей предшествовать.

Отнюдь не инфантильна сестра Саши, ведь Люба , которая пеняет матери на ежедневные надоевшие котлеты и то, что сестре на то, что ей не хочется жить, любит и ту, и другую.     

   Будучи не по возрасту взрослой, она пытается остановить сестру, которая срывает сватовство с Павлом, но при этом Люба старается сделать так, чтобы ее мать как можно позже узнала о размолвке Саши и Павла. Но этого мало. В финале пьесы, уже после того, как Саша на время или навсегда оставила свой дом, Люба признается Павлу, что любит его, сильно и в первый раз по-настоящему. Ее, практически подростка, не смущает, что Павел человек непрактичный, далекий от реальности и житейской ответственности. Она готова быть ему преданной и заботиться о нем. И эта ее самоотверженность, само признание в своих чувствах, не только для давнего времени, а и сейчас выглядит как поступок почти героический и женский по истинной природе своей.

    Сравним, как относятся к Алексею в «Русской смерти» Валя и Надя. В отсутствии одной из них другая дает мужчине понять, несмотря на то, что он женат и не слишком успешен в жизни и в супружестве, что согласна на любые отношения. Валя убеждает мужчину, что хорошо готовит, а Надя — дает понять, что с ней будет нескучно. Кажется, что точно также ведет себя и Саша в «Фантазиях Фарятьева», убегая к роковому для нее Бедхудову. Но все же тут дело развивается чуть не так, как кажется на первый взгляд. Саша идет наперекор воле матери и протесту сестры, потому что любит, и может принять, хоть это и безрассудно с чужой точки зрения, ухаживания своего любовника. А Валю и Надю отношения с Алексеем устраивают и потому, что все-таки лучше быть с мужчиной, пусть и таким, чем без него. Да к тому же, и дров он может нарубить, и крышу поправить может, так что явно , благодаря ему будет подспорье в хозяйстве, что в деревенской жизни, до того неведомой городским сестрам, большой бонус с любой точки зрения. Конечно, комично, что Алексей сбегает от такой заботливости сестер, поскольку у него есть одни проблемы, и он не хочет неизвестно с кем и почему впрягаться так или иначе в другие. Однако, его бегство означает и то, что сестры уже не совсем ощущают реальность. Им еще только кажется, что ничего, поправимо, но они уже явно не слишком далеки от тех , кто считает шампанское в той местности неходовым товаром, кто стреляет деньги на водку у первого встречного, кто может незнакомку назвать — шмарой. Они еще не такие почти, но при сохраняемой и впредь инфантильности таковыми стать могут вполне. И даже достаточно скоро, если перезимуют, как мечтают об этом каждый вечер, оказываясь за одним столом.

    Подводя итог, можно сказать, что прошлое, каким показала его Соколова в «Фантазиях Фарятьева», в то время , как для нее и зрителей оно было тогда настоящим, и будущее, то бишь, наше настоящее, каким воссоздала его Ирина Васьковская, чем-то несомненно перекликаются. И тогда, и теперь в социальной жизни были и есть очевидные недостатки и сложности. Но , к сожалению, герои наших дней, какими их показала талантливая женщина-драматург из Екатеринбурга, заведомо блекнут на фоне героев Соколовой, при всех, свойственных им, крайностях и шаблонах мышления.

   Сравнительный анализ пьес и спектаклей показал, что выборы в любое время экзистенциальные, что надо иметь смелость  принимать решения, и иметь мужество реализовывать их, или менять, если они оказались ошибочными. Вот ведь странно: Алла Соколова рассказывает о том, как жить можно, скучно, дилетантски, неинтересно, но можно, поскольку условия бытия были таковы, что особенно проявить себя не получалось у многих. Ирина Васьковская показывает то, что так, как живут ее герои — справляться с обстоятельствами можно, но не нужно, поскольку это временные передышки, перспективы которых столь же лукавы, сколь и горемычны.

   Однако, придумав театральное обрамление пьес Васьковской в стиле и фильмов итальянского неореализма, со смехом и слезами в одно и тоже время, Марина Брусникина уходит от натурализма, однозначных обобщений и той чернухи( таково было лет двадцать назад определение содержания искусства России девяностых годов прошлого века), которые могли бы быть при буквальном, поверхностном прочтении того, что есть факт современной в любом смысле слова драматургии. В спектакле, вслед за автором пьес, режиссер показывает то, что есть и что знакомо до невероятия чуть ли ни каждому из нас, хотя бы как представление о том, что бывает порой и не обязательно, к счастью, с нами, как пример того, что быть не должно. А найдет ли увиденное в душе зрителя отзыв и будет ли он катарсисом, это — как уж получится. Главное, что Марина Брусникина, благодаря изысканно театральной форме представления пьес Ирины Васьковской, открывает то, что в них важнее всего на самом деле — через отрицание — обнаружение идеала, того, что хорошо и должно быть, что есть в той или иной мере, если не привыкать к тому, что привычно до банальности и не забывать о том, что время есть большая ценность, чем что-либо другое, как бы дорого это иное ни было. Потому что по идее автора пьес и ее интерпретации чутким к слову и мысли режиссером перед нами не приговор, не история болезни души героев, а разыгранные на сцене случаи из жизни, поучительные и внятные. И тогда название спектакля «Уроки сердца», данное по одной из пьес Ирины Васьковской по сути своей и метод, и программа, и ракурс, помогающие увидеть за бытовым и печальным — нечто подлинное, как противопоставление и образец для подражания. В меру сил и способностей каждого из нас.

____________________

© Абель Илья Викторович