|
|
|
30 июня исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося организатора строительства Ивана Комзина. Человека, на чьем счету немало великих строек на великих реках. Одно из главных его детищ – Куйбышевская, затем Волжская ГЭС имени Ленина, а ныне Жигулевская ГЭС – в этом году отмечает юбилей: 50-летие со дня пуска первого гидроагрегата.
КОМЗИН Иван Васильевич (30.06.1905–27.03.1983). С 1950 года – начальник Управления строительства «Куйбышевгидрострой». С 1959-го – главный советский эксперт по строительству Асуанской плотины в Египте. С 1962 года – профессор кафедры гидротехнического строительства Московского инженерно-строительного института. С 1963-го – начальник Главгидроэнергостроя по строительству ГЭС Центра и Юга и Главной коллегии Государственного производственного комитета по энергетике и электрификации СССР. Руководил строительством десятков гидроэлектростанций и ТЭЦ, энергетических предприятий и производств. С 1968 года – директор Всесоюзного научно-исследовательского института организации и управления в строительстве. С 1977-го – почетный доктор Лейпцигской Высшей технической школы. Автор книг воспоминаний «Это и есть счастье», «Записки советского энергетика», «Я верю в мечту», «Свет Асуана». Награжден двумя орденами Ленина, двумя орденами Отечественной войны I степени, орденом Октябрьской Революции, высшим орденом Объединенной Арабской Республики и др. наградами. Похоронен в пос. Переделкино под Москвой. Из решения Тольяттинского исполкома от 1 сентября 1983 года: «Рассмотрев ходатайство ветеранов строительства Волжской ГЭС имени В.И Ленина, исполком... отмечает, что И.В. Комзин... в течение девяти лет возглавлял многотысячный коллектив Куйбышевгидростроя, создавшего уникальный промышленный комплекс в Жигулях – самую крупную, по тем временам, Волжскую ГЭС имени В.И. Ленина, ведущий завод отечественного цементного машиностроения “Волгоцеммаш”, Тольяттинский электротехнический завод, Жигулевский комбинат строительных материалов, крупнейшие химические предприятия города... Являлся депутатом Ставропольского и Куйбышевского областного Советов депутатов трудящихся, депутатом Верховного Совета РСФСР от Куйбышевской области, был членом Президиума Комитета солидарности стран Азии и Африки. Удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда, награжден двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской революции, ему присвоено почетное звание “Заслуженный строитель РСФСР”. Учитывая большие заслуги И.В. Комзина перед трудящимися города и в целях увековечения его памяти, исполком городского Совета народных депутатов решил... переименовать улицу Волжскую в Центральном районе г. Тольятти в ул. имени И.В. Комзина...» – Могли бы выбрать улицу и посолиднее, под стать Ивану Васильевичу, – не раз слышал я от тех, кто работал с Комзиным. И от тех, кто только слышал о нем байки и легенды. Или даже тех, кто «хаял» его, как выразился бывший начальник КГС Николай Семизоров. И в самом деле: скромный отрезок портпоселкового шоссе, ведущего в зону отдыха, никак не соответствует масштабам личности первого начальника Куйбышевгидростроя. Да и весь его жизненный путь не опишешь в коротком исполкомовском решении. Не уложишь и в одну, пусть даже полосную, статью. Сам Комзин, не лишенный таланта мемуариста, писал о себе несравнимо живее и интереснее. И хотя его книги не избежали цензуры, в хрущевские времена безжалостно вычеркнувшей даже самые острожные упоминания о Сталине и Берии, а в брежневские – о Хрущеве и прочих публичных и закулисных вождях, я искренне завидую их обладателям. Мало кто из тех, кто сегодня пытается издать свои порой довольно корявые «воспоминания» и исторические изыскания, сможет тронуть читателя так, как сумел сделать это Комзин. Он верил в мечту «Меня жизнь не баловала. И мерз, и недоедал, и тяжко переживал ошибки, и терпел поражения в деловых спорах, и мучился собственным невежеством, и рисковал, и превозмогал смертельную усталость, сидя долгими бессонными ночами за книгой. Но я мерз, добывая тепло. Недоедал, создавая изобилие... И теперь я говорю: это оно и есть, мое счастье, мое нелегкое, зато настоящее счастье коммуниста», – так объяснил Комзин возникновение книжки «Это и есть счастье» (М.: Молодая гвардия, 1959). Как и многих сомасштабных ему и избежавших опалы руководителей, Комзина осчастливила Советская власть. Паренек из затерянной в лесах смоленской деревни, ровесник первой русской революции, сразу после Октября подросток очутился в подмосковном селе Перерве. Пишет, что бежали они от нужды и притеснений. «Поблизости от столицы, – надеялись мои родители, – и кулачье не так лютует, и новые законы строже соблюдаются. Там, должно, сам Ленин за порядком следит». Вскоре и сам он стал стражем «порядка»: в 1919 году написал заявление, и вместе с сельскими комсомольцами усмирял «классового врага», защищал батраков и выполнял ленинский призыв об установлении союза с середняком. С тремя классами образования обучал неграмотных. Играл в сельском драмкружке. Вырядившись попом Сергием, вел антирелигиозную пропаганду, за что и был свален с ног ударом пудового кулака церковного старосты. Там же впервые соприкоснулся с гидротехникой: неподалеку от села строили плотину для водоснабжения Москвы. По совету секретаря местной партячейки даже «завел папку: в которой хранил все, что имело отношение к плану ГОЭЛРО... Вскоре уком комсомола направил меня работать на электростанцию». Потом – строительный техникум и Московское высшее инженерно-строительное училище. В 1925-м вступил в ряды ВКП (б). Все было: работа, учеба, первые «печатные опыты» и чекистские будни. «О том незабываемом времени напомнили мне старые, потускневшие уже фотографии. Вот юноша с непокорной шевелюрой, в кожанке и с наганом на боку – боец отряда ЧОН (частей особого назначения – С.М.) Рогожско-Симоновского района столицы. Вот парень постарше, в косоворотке и форменной фуражке с лакированным козырьком, – прораб на строительстве Северной электрической дороги под Москвой. А вот ведущий инженер Стройкома РСФСР. Этот снимок мне особенно дорог: он сделан в день отъезда на Урал...» Строить Магнитку Комзин поехал уже с женой, 19-летней Ольгой Яковлевной. «После уютной московской квартиры очутиться в палатке, где вместо паркета земля и вместо больших солнечных окон мутное целлулоидное оконце, – не такая уж большая радость...» Жене, разумеется, не ему. Если верить книге, именно там, у подножия культовой для строителей светлого будущего горы, родился сын Борис. Только с Магнитки – отправили учиться в Германию, где уже вовсю резвились штурмовики и горели костры из книг. На родину вернулся еще до поджога Рейхстага, и снова в путь: строить текстильные комбинаты в Турции. В 1938-м новое назначение: начальником Главного управления строительства Народного комиссариата тяжелого машиностроения, затем заместителем наркома. В 1940-м Комзин – военный инженер второго ранга, начальник строительства Таллинского порта. В войну руководил возведением и восстановлением оборонительных сооружений на Балтике. С 1944-го занимает должность замнаркома строительства объектов военного назначения, с 1946-го – замнаркома Военно-морского флота по капстроительству. Восстанавливает тот же порт в Таллине. Затем – начальник управления при Совете Министров СССР по восстановлению и строительству города-героя Севастополя. И наконец, после известного правительственного постановления от 21 августа 1950 года – Куйбышевская ГЭС... В проекции стройки «Дорогие товарищи, мои глубокоуважаемые соратники-однополчане! Ну как мне забыть август 1950 года – начало разворота строительства первой великой стройки коммунизма – Волжской гидроэлектростанции им. В.И. Ленина. Ведь это второй день моего рождения. В этот день наша мирная армия строителей начала штурм матушки-Волги. Я счастливый человек», – писал 30 июля 1970 года в Тольятти 65-летний Иван Комзин. И кажется, не лукавил: восемь лет, проведенные здесь «от звонка до звонка», действительно стали весомой частью его жизни – большой и чересчур правильной с точки зрения кодекса строителя коммунизма. А сам он был далеко не рядовым в этой огромной, недоедавшей, недосыпавшей, вечно поднадзорной армии... Спустя четыре года после кровопролитной войны народный крик души «все для фронта» трансформировался в вопль обреченных – «все для ГУЛАГа», распухшего будто на дрожжах. Целый букет послевоенных сталинских указов «насытил» лагеря миллионами новобранцев (значительная часть из них – те, кто воевал и вернулся в Советский Союз в тщетной надежде на послевоенное потепление). И о планах сооружения Куйбышевской ГЭС вспомнили вновь. Случилось это задолго до известного правительственного постановления от 21 августа 1950 года, в котором, в частности, говорилось: «– Построить на реке Волге в районе г. Куйбышева гидроэлектростанцию мощностью около двух миллионов киловатт, с выработкой электроэнергии около десяти миллиардов киловатт-часов в средний по водности год. – Строительство гидроэлектростанции начать в 1950 году и ввести в действие на полную мощность в 1955 году… – Для осуществления строительства Куйбышевской гидроэлектростанции создать строительную организацию – Куйбышевгидрострой. Начальником Куйбышевгидростроя назначить Комзина И.В. и главным инженером строительства Шапошникова Н.Ф. – Возложить на Гидропроект (Жук С.Я.) выполнение всех проектно-изыскательских и исследовательских работ, связанных со строительством Куйбышевской ГЭС». С 1950 года Куйбышевгидрострой (КГС) входил на правах Главного управления в состав Министерства внутренних дел СССР, а генерал-майор инженерно-технической службы И.В. Комзин два года (до 19 августа 1952-го) совмещал должность руководителя строительного управления с должностью начальника Кунеевлага. Наконец пришла очередь собственно гидроузла – гигантского по своим масштабам сооружения, на строительстве которого в общей сложности выполнено 185 млн кубометров земляных работ, уложено 7,3 млн кубометров бетона и железобетона, смонтировано 100 тыс. т металлоконструкций. Разумеется, роль вольнонаемных специалистов и рабочих, прибывших на «великую стойку коммунизма» – по вербовке МВД (в том числе, сразу после Волго-Дона, Цимлянской ГЭС и других завершенных строек ГУЛАГа), по партийно-комсомольскому призыву, а то и по зову сердца – трудно переоценить. Но, без всякого сомнения, основная тяжесть работ и невзгод легла на плечи заключенных Кунеевлага. Об этой грандиозной стройке написаны тома и кипы. И из всех руководителей Куйбышевгидростроя Комзина (прибывшего в Ставрополь командовать стройкой МВД в ранге генерал-майора инженерно-технических войск) вспоминают особенно часто – слишком велик был масштаб его личности. Шофер Комзина Иван Бурцев рассказывал, что сам встретил его в форме генерал-майора инженерно-технических войск: – Вранье, что Комзин был генералом МВД, как писали некоторые. Я лично нес его мундир с наградами, новенький орден Ленина за Севастополь еще блестел. И получать для него ботинки и заготовки на сапоги я не в УВД ездил, а на склады ПриВО в Самаре. И отменял потом заготовки, потому что на его ногу сапоги не получались: он же ведь дядька был 117 килограммов весу, и обуви ему больше чем на две недели не хватало: на стройке проводил все время. Как зацепит начальников участков, прорабов – и пошел: по щебенке, по котловану. Те же ботинки и сапоги ремонтировать я часто ездил в верхний лагерь. Так заключенные все смеялись: «Может, мы ему в складчину новые ботинки купим?» А я им: «Да где ж вы возьмете 47-й размер?»… Что бы ни говорили, к нему все относились хорошо. Сам Николай Пантелеевич попал на стройку не сразу. Фронтовик, отметивший свое семнадцатилетие в военном госпитале, с войны он вернулся с увечьем руки. Но это не помешало ему на гражданке выучиться на первоклассного водителя, каких на строительстве были единицы. До ГЭС работал в Сочи, тоже возил начальника стройки. На «сталинскую» сначала не брали, но какое там, когда все запросились: взял жену и приехал. Взяли, и взяли к самому Комзину... О том, насколько «матёр» был Комзин, вспоминают все. Как, кстати, и о его недюжинной работоспособности и организаторском таланте. Многие утверждают: порой только авторитет Комзина спасал великую сталинскую стройку от всевозможных сюрпризов «плановой экономики». «На ночных (!) селекторных совещаниях штаба стройки, которые проходили с 9 ч вечера до 2 ч ночи, довольно часто мы были свидетелями телефонных звонков И.В. Сталина И.В. Комзину, – писал заслуженный энергетик России, в 1950-е годы главный энергетик Куйбышевгидростроя Игорь Александрович Никулин. – Сталин лично контролировал и всячески форсировал свои детища – Великие стройки ГУЛАГа. Это были последние годы его жизни. Он торопился. Любая просьба И.В. Комзина, переданная лично И.В. Сталину, исполнялась мгновенно, разумеется, такими просьбами он не злоупотреблял». Как пример, Никулин вспоминал эпизод, когда стройке срочно потребовалось более ста километров высоковольтных и низковольтных бронированных кабелей. «Получить такое количество кабеля нормальным путем можно было только не ранее чем через год. А работы в котловане были заторможены воздушными линиями электропередачи, при постоянной угрозе взрыва дна котлована и его затопления. И.В. Комзин был вынужден обратиться к И.В. Сталину, и буквально через несколько дней гигантский самолет “Антей” доставил нам весь необходимый кабель»... Николай Пантелеевич Бурцев, личный шофер Комзина с первых и до последних дней его на «сталинской стройке», тоже предлагает не верить разговорам о «блате» с Булганиным и вспоминает другой случай. «Как-то звонит Поскребышев: – Иван Васильевич, будете говорить с Хозяином. – Хорошо, – отвечает Комзин. Идет совещание... – Здравствуйте, товарищ Сталин, – и все, кто сидел в кабинете, встали, моментально подхватились. – Да вот, Иосиф Виссарионыч, мы в грязи тут – мы же в пойме работаем. Может, вы тракторов подбросите? Тот обещал сказать товарищу Кагановичу. И вот товарищ Каганович заворачивает эшелон – 80 транспортных тракторов, отгруженных кому-то из Челябинска, и сюда. Очень выручило: сделали из труб салазки и таскали тут все по пойме. И дома при переносе города возили на этих же салазках...» Многих удивляло, как легко начальник строительства общался с сильными мира. Поговаривали, что дело здесь – в свойстве Комзина с тогдашним председателем Совета министров Николаем Булганиным, якобы помогавшим Комзину добывать для стройки самые немыслимые материалы и выгодные правительственные постановления. Но к подобным разговорам ветераны строительства относятся скептически. «Честно скажу, я не наблюдал, – рассказывал Николай Федорович Семизоров. – Если и обращался когда Комзин, то к Берии. При мне несколько раз – и по рельсам, и по шпалам, и по материалам...» Семизоров, впоследствии четверть века возглавлявший Куйбышевгидрострой, вспоминает о Комзине тепло, но без особых подробностей. Мыслил по-государственному. Всегда интересовался бытом строителей. Всегда находил нужное слово. Ценил и выдвигал молодежь. Что еще? Был требовательный. Его побаивались, но по-хорошему. «Никого не притеснял, не посадил – наоборот, освобождал». Пользовался большим авторитетом: «Если в зоне какая буза была – всегда заходил первый, и с его заходом все кончалось»... – Я себя сравнивать с ним даже не могу. Для меня это был бог, талант... Человек немножко с авантюрой – но со строителями нельзя быть простым... Он никогда духом не падал, даже когда прорывало плотину и грозило катастрофой... Вообще, любили его: он же был тут в самое тяжелое время и пробыл до конца... Гнездо орлят гидростроительства Ради дела Комзин действительно мог набрать любой номер. Только благодаря ему, считают многие, возник филиал Куйбышевского индустриального института, переросший со временем в Тольяттинский политехнический. В следующем году институт, ныне Тольяттинский госуниверситет, отметит свое 55-летие. Как писал И.В. Комзин в своей книге «Это и есть счастье», о создании вуза он подумывал с первых дней пребывания в Ставрополе: «Нет, не рано было заботиться об этом. Надо непременно сразу же заложить гнездо, чтобы вывести своих орлят гидростроительства. Иначе не осилим великую программу. Семейный строитель, рабочий ли, инженер ли, хочет держать подросших детей при себе: ему не резон селиться там, где нет школ, техникума, института, а нам не резон отпускать со стройки молодежь: мы кровно заинтересованы в хорошем рабочем и инженерном потомстве. Приезжие инженеры, зачинатели стройки, могли бы преподавать в техникуме и филиале института, растить специалистов... Вот такие примерно соображения высказал я в первом своем письме в Центральный Комитет партии. И, конечно же, немедленно был решен вопрос о подготовке кадров». – Если бы кто-нибудь увидел его лицо, когда он с самолета в ЗИМ сел, – вспоминал шофер Комзина. – Такая у него физиономия радостная, ладошки трет: «Ну, Коля, все – институт у нас будет». Как он рад был этому. Сам пошел преподавать организацию работ – к нему бежали на лекции с других курсов, заслушаешься, как он читал. Он всех заставил учиться: и своего адъютанта Ивана Ивановича Небогатова, и летчика Валентина Арсентьевича Дьячкова... Целую главу в своих воспоминаниях посвятил институту и Игорь Александрович Никулин. Вот лишь небольшой фрагмент: «В начале 50-х Комзин взял себе в помощники такого же, как он сам, энтузиаста Василия Никаноровича Зубкова директором филиала КПИ и сколотил вокруг него дружный коллектив инженеров, имевших ранее опыт и просто желающих попробовать свои силы в преподавании. Мне он предложил организовать кафедру электротехнических дисциплин – без отрыва от своих прямых обязанностей руководителя огромного энергетического хозяйства, разбросанного от Куйбышева до Сызрани. Очень трудным делом оказался подбор преподавателей, вначале привлекались все как совместители с мизерной почасовой оплатой труда. На это могли пойти только бессребреники и энтузиасты. Вот таких оказалось на первых порах мало»... «– Кто там учится? Дети ваши? Отвечаю, что учатся и дети, но главным образом взрослые строители... – Вечерами учатся? – Вечерами... После трудного рабочего дня. – Подвижники. Но я еще не успел рассказать Никите Сергеевичу, как эти люди, отработав восемь часов в стужу, мороз, должны еще с немалым трудом добраться до института – добрый десяток километров до него, а с транспортом очень плохо, так что надо еще повисеть на ветру на подножке автобуса или вскочить в кузов грузовика. А сколько их шагает пешком по обочинам дорог, этих энтузиастов труда и ученья...» На счету Ивана Васильевича и местная биостанция Института биологии внутренних вод, которая стала со временем Институтом экологии Волжского бассейна РАН. Как вспоминал первый директор биостанции, а затем начальник Тольяттинской гидрометобсерватории Николай Дзюбан, именно он в 1957 году подбросил известному полярнику Ивану Папанину, курирующему под старость науку, идею «приблизить науку» к крупнейшему на то время гидроузлу... Сугубо личное В числе первых выпускников гидротехнического факультета политеха были и сын Комзина Борис. – С Борисом мы дружили: все-таки, по возрасту близки, – рассказывал шофер начальника строительства. – С ним и на охоту, и на рыбалку, и за столом. Последний раз мы с ним встречались в 1976 году. Тогда он работал в Институте международных отношений и курировал связи с США, Канадой. А у него дикие способности к языкам: в совершенстве знает английский, подрабатывал на переводах с немецкого. Французскую библиотеку я сам увозил в Москву. И ковер. У Комзина ж тут ничего не было: стол простенький да ковер привозной. Скромно очень жили… Бывший домик-коттедж Комзина и дом Бурцевых в Портпоселке – на соседних участках. – Комзин был простейший человек. Тогда вообще начальники другие были: не строили всяких больших заборов. У нас общая калитка. Бывало, вернемся, а ему поесть нечего (пока Комзин командовал строительством, его жена Ольга Яковлевна жила в основном в Москве – работала в Кремлевской больнице, приезжала изредка) – кричит супруге моей: «Оль, у тебя пожрать есть чего? Твой борщ хороший, давай»... Бурцеву пришлось повозить почти всех инспекторов стройки – от Молотова до Круглова. Замминистра внутренних дел генерал-полковник Серов, поучаствовавший в аресте Берии в 1953-м и впоследствии назначенный Хрущевым председателем КГБ, все допытывался у шофера: часто ли Комзин ездит в Самару в театр да есть ли у него тут женщины. «Но тут мне не надо было ничего выдумывать, – вспоминал Николай Пантелеевич. – За восемь лет в театре мы только два раза были и один раз в цирке. Некогда было ему по театрам»... Шофер помнит и заговор против Комзина, затеянный его замом генерал-лейтенантом Шихтеровым: «Это чисто гулаговский – а Комзину таких замов и давали»... И те же разборки в зоне, которые раскидывал Комзин. И ЧП с гибелью заключенных: «Мы ездили, разбирались. Зря говорят, что не обращали внимания на людей. Комзин гонял, особенно начальников лагерей: за грязь, за несправедливость»... И как однажды на дороге ударил Ивана Васильевича по рукам: чтоб не лез к рулю – не его это дело... Знал он и друзей Комзина, самым близким был легендарный адмирал флота Кузнецов. Знал и тайны, о которых никому знать было не положено: сам однажды, наглухо закрыв все окна, возил по объектам стройки близкого друга своего шефа, сам слышал их «кухонный» разговор – «по тем временам он пах расстрелом, прямо скажу». Вот почему на предложение Комзина написать ему рекомендацию в партию ответил: «Знаете, я бы, может, вступил, если бы не ездили мы по таким вот колючим заграждениям… Кстати, в партию я вступил аж в 1961 году, уже когда Никита нацеплял пряников: мол, наше поколение будет жить при коммунизме»… А под старость захватила Ивана Васильевича большая наука. Из письма в Тольятти (июль 1970-го): «Вот уже два года как я руковожу огромной научно-исследовательской организацией... Короче говоря, хотя моя голова и побелела сединой, однако “покой нам только снится”. Да и на что мне покой!? Не дай бог его иметь в мои годы!.. Крепко прижимаю вас всех к моему беспокойному, хотя уже, видимо, и старому сердцу...» __________________________________ © Мельник Сергей Георгиевич Из кн.: Мельник С.Г. Улицы памяти. – Тольятти: Фонд «Духовное наследие», 2005. Фото Густава Нацевского |
|