 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
- Гурий Иванович, самый первый вопрос: как вы, собственно, попали в Обнинск? - Я, Субботин и Давыдов с Украины были сюда командированы приказом Совета Министров, подписанным лично Сталиным. - Прямо самим генералиссимусом? - Ну да. Вот такое придавалось значение атомному проекту. Это был 1953 год. Именно тогда я пришел в обнинский ФЭИ. Приказ Сталина был, правда, подписан в 52-м. Я думаю, что это было одно из последних его постановлений. - Почему именно вас? Вам что, предлагали какой-нибудь выбор? - Никакого выбора, что вы! Приехал человек на черном таком лимузине. ЗИМ, кажется, назывался. Правительственная машина. Так вот, подъехала она к институту, где я только что закончил аспирантуру. Это был Геофизический институт Академии наук. Я, правда, заканчивал Ленинградский университет, но нас, аспирантов, человек сто взяли из Ленинграда в Москву. Для поддержки Академии наук, которая во время войны потеряла много своих сотрудников. Ну вот, работаю спокойно, и вдруг приезжает машина. Приходит человек и говорит: «Где здесь Марчук?» Говорят: вот в такой-то комнате. Заходит: «Товарищ Марчук - вы?» Я говорю: «Ну, я». А он: «Пройдемте». - «Куда?» - «Сейчас увидите». Выходим. Он говорит: «Садитесь в машину». Я спрашиваю: «Куда ж мы едем?» Он невозмутимо: «Узнаете». - Вот так ничего и не говоря?.. - Вот именно! Год-то какой был, вспомните! Едем, значит. Сначала - до Подольска. Дорог-то хороших не было. Где-то крутились. Мимо дачи Морозовой. Тут встали - 105-й километр, значит. Проволока. Одну проехали. Вторую. Перед третьей остановились. Мой провожатый и говорит: «Пойдемте в административный корпус». Заходим. А там такой небольшой человечек. Протягивает руку: «Захаров». Ну, Захаров так Захаров. Форма не военная, обычная. «Вот, товарищ Марчук, будете работать здесь». Прям вот так - с места и в карьер. «А если не буду?» - пробую сопротивляться. «А все равно отсюда не выйдете». - Оказывается, все просто… - Даже слишком… В общем вижу: дело трудное. Спрашиваю: «Но хотя бы наука тут у вас имеется?» «Да, - говорит, - целый институт научный». «Ну а фамилии хоть какие-нибудь назовете? Я почти всех ученых знаю». Он говорит: «Блохинцева знаете? Это директор института». А-а-а, ну все понятно, куда я попал. Я сдавал квантовую механику по книжке Блохинцева. И понял, что попал в атомный проект. - То есть вы серьезно не знали, куда едете? - Нет же, говорю. Абсолютно не знал. Да куда бы меня тогда ни привезли - все было бы тоже самое. Институт курировался Захаровым. Кстати, очень приличный человек был. Хотя и от Берии. Вот он и надзирал за нами. Постепенно выяснилось, что я в общем-то в хорошем коллективе оказался. Сам Блохинцев - очень интеллигентный человек, большой ученый. С ним работало человек двадцать, которых он выбрал сам. Потом подобрал и нас - молодежь. Как он нас вычислил, я, честно говоря, не знаю… - Лично по указанию Блохинцева отбирали? - Конечно, при его участии. Короче, за 9 лет я сделал хороший отдел. Людей выбирал поштучно. У нас было такое право приезжать в любой университет и брать кого хочешь. Мы отобрали самых лучших людей с физического факультета МГУ, из МИФИ, из энергетического института. Так создали прекрасную математическую школу. К сожалению, сейчас ее уже не стало. По разным причинам. И директора часто менялись. И интерес к тематике как-то поугас. Но тем не менее мы дело свое сделали. Часто бывал здесь Курчатов. А Славский - наш будущий министр - так здесь прямо в Обнинске и жил, когда мы заканчивали первую атомную. Потом, когда его повысили, у меня появился первый друг-министр. Он же позже, кстати, и Новосибирский академгородок возводил. Если бы не Славский, скажу я вам, строительство затянулось бы лет на десять. А этот постоянно на ногах: Обнинск, Новосибирск, Шевченко, Глазов, Белоярск… - И чем тогда занимались математики в ФЭИ? - По большому счету одним важным делом - создавали математический аппарат для реализации тех идей, что выдвинул наш научный руководитель Александр Ильич Лейпунский. Это - быстрые реакторы, которые были реализованы от самых маленьких, 5 кВт, до больших - в Белоярске. Затем - промежуточные реакторы. Те пошли на подводные лодки. Ими я тоже вплотную занимался. Лейпунский был настоящий научный талант. Мы его чрезвычайно чтили. Он давал свободу. Главным образом - свободу мысли. Александр Ильич всегда с интересом слушал другие мнения. Сам прекрасно знал английский - недаром ведь у Резерфорда работал в Кембридже. Получал все американские и английские журналы. Был в курсе всего, что делается там по ядерной тематике. Поэтому ФЭИ по многим научным вопросам всегда шел чуть-чуть впереди остальных. В итоге я написал книгу «Методы расчетов ядерных реакторов». Потом - вторую. Она немедленно была переведена в США и Китае. Через полмесяца после издания - это удивительно… - Математика ядерных реакторов, стало быть, в Обнинске вас захватила полностью? - Нет, потом произошел небольшой зигзаг. Вызывает Курчатов - меня вызывает, Дубовского, Харитона, Бочвара. Едем в его институт, где он нам и говорит: «Друзья, бросайте вы свою ядерную науку. Более важно сейчас - ядерная безопасность». Нужны были расчеты по безопасности всех реакторов: такой-то вид реакции, такой-то замедлитель и т.д. И мы засели за это дело. В ноябре 1961 года на коллегии министерства Курчатов докладывает: задание по ядерной безопасности выполнено. Мы этим очень гордились. По-моему, это было последнее задание, в котором он принимал участие. Через неделю Игорь Васильевич умер… - Великие имена: Курчатов, Славский, Лейпунский… - Я много проработал с Александром Ильичом. Он был моим оппонентом по докторской диссертации. Создал два мощнейших научных направления: энергетические реакторы на быстрых нейтронах и промежуточные для подводных лодок. Конечно, большой вклад внес и в космическую тематику, и в физику твердого тела. Однако главная заслуга Лейпунского в том, что сумел сколотить в ФЭИ научный коллектив, выполнивший все эти задачи. - Что это был за человек? - Уникальный. Ведь вы знаете, что его жена - директор математического института на Украине - не захотела с ним ехать в Обнинск. И он жил тут один. Жил и работал. И много, скажу я вам, работал. Москва - Обнинск, Обнинск - Москва. Министерства, смежники, КБ, институты. И, конечно, наука. Короче, заработал первый инфаркт. Слег. Вновь учился ходить. Сначала по 5 шажочков в день, потом - по 10, после уже - по 100. До Белкина стал постепенно прохаживаться - в общем, вернулся в строй. Но через два года - второй инфаркт. И то же самое: постель, первые шаги после болезни, рабочий кабинет. После третьего инфаркта мы уже Александра Ильича потеряли. - Гурий Иванович, давайте из Обнинска сразу же перенесемся в Москву, в Академию наук. Как вы стали ее президентом? - Меня пригласил Горбачев. Говорит: «Будешь президентом академии?» А я так довольно смело отвечаю: «А что - буду». У меня ведь уже был за плечами опыт руководства Сибирским отделением. 100 академиков как-никак и член-корров. Так с 1986-го по 1992-й я у руля и стоял. - Что сложней оказалось: заниматься наукой или ею руководить? - Честно скажу, что более мучительного периода, чем тот, когда я был зампредседателя Совмина, а я в 80-е занимал еще и эту должность, в моей жизни не было. Ни сна, ни покоя. Ни выходных, ни праздников. В руках у меня были сконцентрированы тогда колоссальные средства - до 6 процентов всего советского ВВП. Именно столько государство выделяло на науку. Один президентский фонд, из которого я мог лично выделять средства на те или иные научно-технические направления, доходил до 200 млн. долларов. - Спору нет, у советской науки тогда был хороший финансовый задел. А вот у главы этой науки? Вам лично в те времена удалось разбогатеть? - Безусловно. Значит так: три сына, и все трое - доктора наук. Семья 18 человек - каково, а?.. Конечно, богатый. Деньги? А что деньги - они приходят и уходят. Тут мне, честно говоря, похвастаться нечем. Да и не из-за них, в конце концов, мы работали… __________________________ © Мельников Алексей Александрович |
       
|
