Российские лирические пейзажи… От безвестного автора “Слова о полку…” и вдохновенного “Вечернего размышления…” Михаила Васильевича Ломоносова здесь просторы столь широки, а выси и дали, открыты ли они  простому человеческому взору!  Дух, должно быть, захватывает у берущегося за кисть. Да и в роли зрителя  оказаться здесь задача из задач. И каждый, кто берёт на себя труд  журнальный это поймёт. С такими мыслями и начнём мы наш вернисаж на страницах одного из лучших русскоязычных журналов современности. Имя этому журналу – “Вышгород”. Издаётся он в Эстонии при поддержке министерства культуры этой неразрывными узами товарищества и добрососедства связанной с Россией республики, а редактируется и составляется его бессменным редактором Людмилой Францевной Глушковской.  В общественной коллегии издания немало знакомым россиянам имён, из которых нельзя не назвать Михаила Лотмана, сына великого тартуского структуралиста Юрия Лотмана, и Бориса Егорова, одного из прародителей российской семиотики.  Итак, “Вышгород”. Пейзажная лирика.  

      “Пыльного солнца шар прыгает по вагонам”,  “День был в солнечной пыли”,  “Пылинка в мильярде звёзд”. В “Снах наяву Нила Нерлина” рифмуется “плыли” и  “пыли”.  Неожиданное, оксюморонное соединение слова и смысла в динамике строфы.  И тем сильнее неожиданно для грамматики звёздной пыли “Снов наяву”. Под взглядом поэта  повседневное бытие истории, природы и человека обретает вид космологического пейзажа, вырастающего из натуралистической подробности. Военные эшелоны, судьбы российских поэтов, рассветы, вспыхивающие над колоннадами камчатских лесов – в поэтическом монтаже таких кинематографических по графике образов Нил Нерлин  дороги своих земных сюжетов соединяет с Млечным путём.  Вера в соразмерность  мерой человеческого существования бескрайних границ Вселенной делает единственно возможной точкой отсчёта и краеугольным камнем мироздания – экзистенциальное человеческое    “Я”: 

    Мне снится сон…

    В далёком океане

                                  Есть остров. Он – скалистый и нагой.

                           И я, в небытие внезапно канув,

                               Вступаю в час печальный на него.

                             Ни от кого – ни слова, ни ответа.

  Я – глух и нем.

         Я – страшно одинок.

                                        Лишь известковой пылью с редких веток

                      Дыханье жизни падает у ног.

                              Лишь солнце, постепенно догорая,

                                 Скользит по пустоте бескрайних вод.

      Я – прожил жизнь.

            Я ждал, я жаждал рая.

    И тишины…

         Он предо мною. Вот.

(Нил Нерлин “Мне снится сон” // “Вышгород”, 2017, N 3-4. - C. 203)

     Возведённая в космический абсолют экзистенция встающего над обыденностью личного “Я” у Нила Нерлина дана в драматическом напряжении натуралистической подробности и её обобщённого символа-метаморфозы. Этот поэтический тигель плавки слов и образов в и после смерти автора продолжающей его благородный труд художественной лаборатории журнала. А вот “Берендеево царство” Татьяны Треуфельдт оживляет в читательском сознании Берендеевку героев Александра Николаевича Островского с её осознанием человеческой судьбы и личности всего лишь как движения стихий в круговороте времён года. Это царство  не из лаборатории, а принципиально декоративно, сценично “Под берёзкой стройной на шёлковых травах…” Но у Нила Нерлина мир в снах обретают реальность кошмара, встающего среди, неназываемой в строке, но всем пафосом журнала навеиваемой и клубящейся пыли холокостов и гулагов.  Татьяна Треуфельдт верит в весну и видит весну:   “Быть теперь весне. // Вернулись птицы из далёких странствий. // Я вижу их! И это не во сне!”  (Татьяна Трауфельдт “Да всё по  праву”// “Вышгород”,  2017, N 3-4. – C. 148). Метафорика публицистична и встаёт со страниц добролюбовских прочтений русской театральной классики, но монологи лирической героини у Татьяны Трауфельдт  искренни в своей сценической патетике и заслуживают читательского сочувствия. 

       В отличие от члена Союза российских писателей Татьяны Трауфелььдт поэт, сценарист и режиссёр Матс Траат – член Союза писателей Эстонии. Выпускник Литературного института им.  Горького, Лауреат  Государственной премии Эстонии пишет  не на русском языке, а на родном эстонском, в “Вышгороде” стихи писателя опубликованы в переводе  Людмилы Симагиной.  Поэтические монологи многогранного в своих высоких дарованиях автора рождаются наедине со Вселенной. Здесь христианская теософия близка экзистенциональному персонализму Нила Нерлина, прежде всего, высотой устремлённого к абсолюту поэтического вдохновения, в котором брошенное в юдоль скорбей сердце живёт и любит и любить велит.   Вдохновенье поэту дарит природа Балтии:

                                Студёно-зелёное море

                                Под небом волною играет.

                                Крик чайки в небесном просторе

                                Наш шаткий баркас провожает… 

   (Матс Траат “Ожидание счастья” // “Вышгород”,  2018, N 1-2. - С. 140)

       Даёт поэту родная природа и здоровое чувство лёгкой иронии, рождающей жизнетворные силы, творчество и своё, со всей ответственностью выбираемое будущее. И здесь тоже в этой непростой диалектике иронического чувства морской пейзаж Балтии открывает лирическому герою  самые уютные гавани и самые вольные горизонты. 

      И пылают в стихах макса Траата облака, когда в разгар лета от запахов кружится голова, и поднимает герой поэта трепещущее перо маленькой птички, вьющей гнездо. И рвётся эта песня ввысь. 

     А вот балтийские пейзажи члена Союза писателей Москвы Григория Певцова  эмблематичны. Поэт создаёт вызывающий подлинное восхищение образ облачной флотилии городов ганзейского союза. И флагманом этой флотилии предстаёт незримый северный варяжский Рим, возносящийся над вечною свинцовой синевой Балтии готическими мачтами стрельчатых теремов. Поэтический Язык литературоведа и философа Сергея Шульца  глубоко символичен. Кто  хочет выйти из мрачных подземелий Аи да не один, должен просто не оглядываться назад. Тогда и откроются настоящие выси и дали. 

    Мария Ундер (183 - 1980) – поэтесса, чьё имя в истории эстонской литературы обретает европейский, всемирный масштаб.  Монография Сирье Кийн “Марие Ундер. Жизнь и поэзия” переведена на русский язык Игорем Ковтюхом и Борисом Тухом (Тарту, 2011). Неразрывны связи поэтессы и с Россией. Несколько лет своей жизни Марие унер проводит в Москве. В 1941 году, к столетию гибели Марие Ундер издаёт книгу переводов стихов М. Ю. Лермонтова. Известна поэтесса и своими переводами прозы Бориса Пастернака и лирики Анны Аматовой.  С творчеством выдающейся представительницы эстонской литературы журнал знакомит регулярно.  В 2018-ом году читатель имел  возможность познакомиться с переводами Линды Лаур. Линда Лаур – композитор. В её    “исполнении” лирика поэтессы щедро  расшита узорами благозвучия:   “Улиткой скрыться в ракушку витую ” (”Изменчивость”), ”ознобный сердца стук раскатом грома” (”Закал 1”),  ”И свежий ветер словно ангел веет” (”Закал 2”). Взволнованность   естественной в своей непроизвольности поэтической речи соединяется с живописным жестом:  ”На черепки расколото. Что ж… Ну-ка! (”Закал 2), ”Сегодня под ноги втопчу заботы, // что было, будет ли –не всё ль равно!” (”На природе”), ”И всё нежней, нежней соприкасанья” (”Расставание”). Мир  Марие Ундер в журнале – особая тема, музыкальная, живописно-графическая, драматическая. Такой же темой может стать и лирический пейзаж в творчестве поэтессы и на страницах ”Вышгорода”.      В контексте публицистически актуальных для нашего прочтения нескольких номеров обращает на себя внимание сонет   ”Возрождение”:

                                      Как у порога цвёл – увы, не здесь теперь.

                                      Тот алый вкус во рту ещё силён.

                                       Но отдаляется, как будто бы сквозь сон –

                                       Прервалась нить, открыв чреду потерь.

                                       Здесь пустота раскачивает дверь,

                                       Пространство ширится в тиши cо всех сторон,

                                       Под мхом могильным камень погребён.

                                       Но в жалобах моих – хвала, поверь.

                                       Мой лоб украшен лентой к новsм зорям,

                                       Трава на поле бранном прорастает,

                                       Росток презренья смерти вновь цветёт.

                                      И жизнь, что потчевала только горем,

                                      да в изобильи, досыта – сникает,

                                      И радости шатёр из рук встаёт. 

                       (Марие Ундер ”Возрождение”  // ””Вышгород”, 2018, N”3. – C. 7)

     Пейзаж ”Возрождения” мизансценичен, это часть автопортрета сидящей в доме у раскрытой двери героини. Зрительное восприятие отделяется от углубляющихся внутрь тела   иных чувств и обретает модус видения сквозь сон, полуяви. Голос речевого   ”Я” героини словно протягивается во времени, меняясь от жалобы прошлого до хвалы настоящего. Алая краска телесности и вкусовых ощущений – единственный  цветовой всплеск в строгом графическом решении композиции.  В детализирующей облик героини ленте мы можем угадать национальную характерность предполагаемого костюма. В возможной динамике этой “к новым зорям” ленте увидеть  – личностно–историческую перспективу  возрождения, в котором и состоит внутренний пафос сонета.    Воздушные объёмы углубляющейся в историческую даль перспективы, которой  ”пространство ширится в тиши со всех сторон”, открывают камерной  мизансцене эпический горизонт, наполняют  лирическую медитацию вольным воздухом эпических деяний. Исторический оптимизм сонета, когда  перечитываешь  вновь и вновь строку за строкой сокровенно душевные слов поэтессы, невольно возвращают к поэтической композиции Сергея Шульца. Не оглядываться назад на архетипическом пути из мрачных подземелий Аида. Об этом орфическом уроке напоминал дебютирующий в качестве поэта на страницах журнала литературовед, доктор филологии, автор монографий о Гоголе и Толстом. С  радостью отмечаешь, что взгляд героини, устремлённый на могильный холм, видит не прошлое, а смело и решительно вбирает в каждую клеточку своих рецепторов живительное,  животворящее будущее. 

      Завершая прогулку по художественным залам  пейзажных вернисажей трёх полиграфически роскошных книжек  журнала   ”Вышгород”, не можешь не пройти мимо 12 строк незавершённого, без интонационной точки сонета Нила Нерлина  (23.06.1937 – 25.05.2015). Один из основателей журнала, автор названия, Нил Нерлин своей поэтической публицистикой стал живым нервом ”Вышгорода”, остался живым нервом своего журнала и постмортально. А вот какие преисполненные жизни строки:                            

                            мне снится рожь: к ней выхожу из леса

                            она волной колеблема плывёт

                            и далека дождливая завеса

                            и душной земляникой полон рот

                            ласкаю колос – восковые соты –

                           всё таинство: как блещет стрекоза!

                           как прихотлив и колок лист  осота!

                           как светится безмолвная гроза! 

                          и некуда бежать со всех силёнок

                          столбы воды идут как миражи

                                                             и духи  сказок

                           и стоит ребёнок

                           пред вечным светом стелющейся ржи 

    (Нил Нерлин  ”мне снится рожь: к ней выхожу из леса //  ”Вышгород”, 2018, N 3. – C. 152)

    Без интонирующих и отграничивающих речь от пространства листа прописных букв и точек сонет обретает бескрайнюю ширь. Словно древний свиток разворачивается исконно российский пейзаж и зачаровывает своей красотой.  И думаешь невольно: ”Сколько таких прекрасных пейзажей мог бы написать Нил Нерлин!  Нет, поэт не наступал на горло собственной песне. Публицистика Нерлина искренна, самоценна, особо ценна как сольная партия в полифонии журнальнальных номеров.  Но ведь  и другой Нил Нерлин  мог состояться для своих современников! 

   Журнал! Лирика в журнал! Лирический пейзаж в журнале… Вот и закончен наш вернисаж. “Ах! Вернисаж! Ах вернисаж!” – пела в известной милой песенке Лайма Вайкле в дуэте с Валерием Леонтьевым! Невольно вспоминаются строчки, когда листаешь и перелистываешь атласные странички мелованной бумаги, когда ставишь на книжную полку шероховатые в картонной обложке книжки изящно форматированного   ”Вышгорода”, лирические пейзажи несравненного и непревзойдённого продолжателя ломоносовской традиции Фёдора Ивановича Тютчева. Когда поэт публиковал их в  трагико-героические 1853 – 1856 годы, они, эти пейзажи, преисполнялись патриотической патетикой и несли в себе драматическое напряжение реальной истории. 

    Пейзажи  “Вышгорода” встают живыми видениями. И это не просто сны, грёзы, мечты живых человеческих сердец, затерянных во Вселенной. Это видения реальной и близкой нам истории. Целой  исторической  эпохе, одному из десятилетий  быстротекущей и преходящей современности блистательный критик Лев Аннинский дал имя  “Покушение на миражи”. Что такое занавес,  даже и железный, что такое стены, даже проходящие через столицы, страны и народы… Миражи и сны реальнее. И сейчас миражи истории сменяются снами… На всём евразийском пространстве. И здесь, как бы и кто бы ни расштатывал тектонику, настоящая литература,  а литература “Вышгорода” – настоящей   высшей пробы, в своей основе зиждется на прочной и живительной почве, что и являет нам пейзажная лирика журнала.

 ___________________

© Пэн Дмитрий Баохуанович