 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Женскому образу в русской классической литературе уделено особое внимание. Писателями-классиками много написано о русских женщинах, об их трудной и, зачастую, героической судьбе. Но, даже не будучи главным героем произведения, женщина привносит какой-то особый характер в повествование. И среди этих описаний определенное место отводится той, которая была поставлена жизнью и историей в особые условия и всегда с гордостью носила звание казачки. Уже в самом слове «казачка» заложена характеристика. Имеется в виду яркий, мужественный, сильный характер, особое достоинство, талант жизни и любви и, конечно, особая красота. Но на протяжении почти всей многовековой истории жизнь казачки складывалась тяжело. Донским казачеством русская литература заинтересовалась лишь в середине 19 века. Образы казаков, описание природы Дона мы встречаем у А. Чехова, К. Тренева, Ф. Крюкова, А. Серафимовича, который, пожалуй, был первым, кто обратил внимание на положение женщины-казачки, обречённой на калечащий труд в атмосфере деспотического уничтожения личности. Михаил Александрович Шолохов разворачивал свою женскую тему не на пустом месте. Но именно ему посчастливилось сказать о казачке самое яркое, поэтическое слово, выхватить из жизни, запечатлеть удивительные женские характеры. Изучению женских образов в творчестве М.А. Шолохова посвящены работы Ф.Г. Бирюкова, С.Н. Семанова, С.Г. Семёновой, А.А. Журавлевой, Д.В. Поля, Е.А. Шириной и других. Однако большая часть исследований посвящена героиням романов «Тихий Дон», «Поднятая целина», тогда как женским образам ранних произведений М.А. Шолохова уделено недостаточное внимание. В данной статье будет предпринята попытка показать место и роль женских образов в раннем творчестве М.А. Шолохова. В 1924-1926 годах М.А. Шолохов создает свыше двух десятков рассказов, которые составили потом сборники «Донские рассказы» и «Лазоревая степь». Они выводили читателя на просторы донских степей, в станицы и хутора, где лилась кровь, где великий раскол прошёл сквозь недра патриархального казачьего быта, затронув семью. В рассказах мы встречаем яркие женские образы: Дунятка («Пастух»), Нюрка («Кривая стёжка»), Анна («Двухмужняя»), Маринка («Калоши») и другие. Героинь не так уж много, так как основная тематика рассказов – классовая борьба, но мужские образы не заслоняют казачек. Женщины подчас более гибки, активны, быстрее реагируют на новые, зачастую экстремальные ситуации, влияют на поступки героев, выказывают целую гамму чувств. Революция покончила с социальным неравенством, но реальный процесс освобождения женщины, воспитания ее в духе новой нравственности сложен, противоречив. В сознании женщины сильна еще власть домостроевских традиций, она не может сразу освободиться от них и лишь постепенно приходит к признанию новой, революционной правды. Об этом рассказ «Двухмужняя», отразивший процесс формирования новых отношений мужчины и женщины в процессе коллективного труда. Действие рассказа происходит примерно в 1923-1924 годах. Закончилась гражданская война на Дону. Главный герой рассказа Арсений Клюквин думает о судьбах крестьянства. Он организует качаловский коллектив по обработке земли. При этом Арсений по-новому ведет себя и в личной жизни. Он спасает Анну от издевательств деспота-мужа, и она становится не только его женой, но и единомышленницей. Образ Анны открывает галерею женских характеров, созданных впоследствии М.А. Шолоховым. С самого начала повествования мы видим в ней человека цельной души, твердых убеждений. Этим она близка героиням «Тихого Дона» и «Поднятой целины». В рассказе «Пастух» юная Дунятка радостно воспринимает окружающий мир, ей весело, брат Григорий стал пастухом, а она подпасок рядом с ним. «Смеются у неё щёки, загоревшие, веснушчатые, глаза, губы, вся смеётся, потому что на красную горку пошла ей всего-навсего семнадцатая весна, а в семнадцать лет всё распотешным таким кажется: и насупленное лицо брата, и телята лопоухие, на ходу пережёвывающие бурьянок, и даже смешно, что второй день нет у них ни куска хлеба» [1, с. 213]. Вместе с братом она мечтает о счастливой жизни, об учёбе в городе: «Будем учиться с тобой, а посля, как выучимся, вернёмся сюда. По-учёному землю зачнём обрабатывать, а то ить темень у нас тут, и народ спит…» [1, с. 215]. Дунятка верит брату, готовая трудиться день и ночь ради этой мечты – учиться вместе. Однако жизнь её изменяется круто: в борьбе с кулаками гибнет брат, единственный близкий ей человек. Одна остаётся Дунятка, словно поглощает её неприветливая, беспредельная и бездорожная степь. Но у маленькой на фоне степи Дунятки большое и мужественное сердце. И ещё память о погибшем брате, она горька, как запах пота от рубахи Григория. Эта память питает мужество Дунятки, поддерживает её. «Легко ей идти, потому что в сумке, за спиною, краюха хлеба ячменного, затрёпанная книжка со страницами, пропахшими горькой степной пылью, да Григория-брата рубаха холщовая. Когда горечью набухнет сердце, когда слёзы выжигают глаза, тогда где-нибудь, далеко от чужих глаз, достаёт она из сумки рубаху холщовую нестираную… Лицом припадает к ней и чувствует запах родного пота… И долго лежит неподвижно…» [1, с. 221]. Невозможно остаться безучастным к её тоске и горю. Строки эти невольно вызывают слёзы, потому что всё здесь правдиво. Характеры шолоховских героинь стремительно раскрываются в ходе повествования. За свои поступки они порой платят собственной жизнью. Так гибнет героиня рассказа «Кривая стёжка» – Нюрка. Её, статную, свежую, острую на язык девку, полюбил Васька, смертельно тоскуя в разлуке, ради неё дезертировал из армии, боясь, как бы Нюрка не вышла замуж за другого. Да и как не тревожиться Ваське, если Нюрка, жестокая в своей честности, не пожелала дать слова ждать его. Однако именно это дезертирство кривой стёжкой и увело от него Нюрку. Стремясь отомстить матери девушки, выдавшей его милиции, Васька стреляет раз, другой, не спеша подходит к подстреленной: «Заглянул Васька под надвинутый на лоб платок, и прямо в глаза ему взглянули тускнеющие Нюркины глаза. Нюрка шла в материной кофте за водой» [1, с. 357]. Двойное предательство оплачено Нюркиной смертью. Образ Нюрки, являющийся сюжетным центром рассказа, в итоге предстает как жертва трагической ошибки, которая, впрочем, предрешена всем ходом повествования. Через многие из ранних рассказов М.А. Шолохова проходит образ матери-казачки. При этом именно мать часто выступает как жертва социальной несправедливости. В рассказе «Батраки» мать Федора Бойцова вынуждена после смерти мужа ходить по миру с сумой. Встреча сына с матерью полна глубоких переживаний: «Дрогнуло и в горячий комочек сжалось у Федора от жалости сердце: за два месяца постарела мать лет на десять. Из-под рваного желтого платка выбились седеющие волосы, углы губ страдальчески изогнулись вниз, глаза слезились, беспокойно и жалко бегали; через плечо у нее висела тощая, излатанная сума, длинный изгрызенный собаками костыль держала она, пряча за спину… Костыль мешал ей, положила на землю и вытерла глаза рукавом. Хотела улыбнуться, показывая Федору глазами на суму, но вместо улыбки безобразно искривились губы, и частые слезы, задерживаясь в ложбинках морщин, покатились на грязные концы платка» [1, с. 460-461]. Матери в рассказах Шолохова сердцем своим остро чувствуют чужую боль. Воспринимая войну как большое горе, мать четырнадцатилетнего Митьки из рассказа «Бахчевник» не делит людей на красных и белых, пленных и воюющих. Есть сыновья. Свои и чужие. Им она несёт еду, когда младшенький Митька уезжает по поручению отца. Она знает, насколько лют её озверевший после фронта муж, но по-другому поступить не может. И это стоит ей жизни. В некоторых рассказах мать выступает как примиряющее звено двух враждующих сторон. Например, в рассказе «Коловерть» Гражданская война окончательно расколола семью: превратила отца и двух его сыновей, Игната и Григория, с одной стороны, и Михаила – с другой – в смертельных врагов. Мать не занимает позицию ни одной из из сторон, ей в равной степени дороги все её дети: «…Сыночек! Мишенька!.. А я-то как же?.. Всех вас одной грудью кормила, всех одинаково жалко!..» [1, с. 334]. Наиболее полно миротворческая сущность матери проявляется в рассказе «Чужая кровь». Потеряв единственного сына, всю свою любовь она обращает на красноармейца, продотрядовца и рабочего, выхоженного ею. Скорбь матери, баюкающей неношеную папаху погибшего сына, казалось, ничто не может умалить, но любовь к чужаку, врагу, одному из тех, по вине которого погиб её единственный сын, пересиливает тяжесть утраты: «…невыплаканная любовь её к Петру, покойному сыну, пожаром перекинулась вот на этого недвижного, смертью зацелованного, чьего-то чужого сына…» [1, с. 493-494]. В ином – комическом – ключе развивает тему вторжения революционной действительности в новые семейные отношения рассказ «О Колчаке, крапиве и прочем». Приехала в хутор с шахт женорганизатор Настя, «стриженная под иголку и в красном платке» [1, с. 422]. Взбунтовала баб против мужиков, чтобы они не били их больше. Борьба за женское равноправие привела к своеобразной забастовке. По рассказу казака Федота: «получилась промеж нас гражданская война» [1, с. 423]. Бабы засели в панских конюшнях, а мужья без них не могут справиться с хозяйством. Пришлось мужьям пойти на уступки. Для переговоров хотели выбрать за главного Стешку, но он указал на Федота: «…Я, – говорит, – молодой вьюноша и очень грызной, а потому не соответствую, а ты, Федот, в обозе третьего разряда за Советскую власть кровь проливал, притом обличьем на Колчака похож, тебе подходимей» [1, с. 424]. И тут случился непредвиденный казус. Едва Федот успел сказать: «Бросьте, бабы, дурить! Амнистия…» [1, с. 424] – как женщины схватили его, спустили штаны и… выпороли крапивой. Уж слишком обидным им показалось слово «амнистия». «Сам ты амнистия, а мы – честные бабы» [1, с. 425], – кричат они ему. И «чтоб помнил, что мы не улишные амнистии, а мужние жены» [1, с. 425], всыпали. Но при всем комизме ситуации нельзя не почувствовать и серьезную мысль, утверждаемую автором: новые веяния эпохи оказали сильное влияние на сознание, психологию и судьбу женщины-труженицы. Литературоведы рассматривают «Донские рассказы» и как вполне самостоятельные произведения, и как своеобразные этюды к более поздним романным формам. Действительно, героинь «Донских рассказов» и романов «Тихий Дон» и «Поднятая целина» сближают детали внешности и черты характеров, да и имена женских персонажей: Дуняшка, Аксинья, Дарья, Наталья – часто мелькают на страницах «Донских рассказов». Так, например, можно заметить, что некоторые детали портретной характеристики Нюрки из «Кривой стёжки» перешли к Дуняшке из «Тихого Дона». Нюрка, которая «совсем недавно была… неуклюжей, разлапистой девчонкой» [1, с. 348], «нескладно помахивающей длинными руками» [1, с. 348], невидя выросла в «статную, грудастую девку» [1, с. 348]. Дуняшка, которая в начале романа была длинноруким большеглазым подростком, так же «невидя выровнялась… в статную и по-своему красивую девку» [2, с. 219]. Варя Харламова из романа «Поднятая целина» так же преображается. Вначале это «угловатый подросток » [3, с. 492], затем «…статная девушка, с горделивым посадом головы, с тяжелым узлом волос, прихваченных голубой косынкой» [3, с. 492]. Восприятие окружающего мира сближает Дуняшку из «Тихого Дона» и с Дуняткой из рассказа «Пастух», и с Варюхой-горюхой из «Поднятой целины». Встреча Григория с Аксиньей у Дона в начале романа напоминает встречу Васьки и Нюрки. «…Откинувшись назад, почти лежа на спине коня, Григорий увидел спускавшуюся под гору женщину с ведрами. Свернул со стежки и, обгоняя взбаламученную пыль, врезался в воду. С горы, покачиваясь, сходила Аксинья… Аксинья с подмостей ловко зачерпнула на коромысле ведро воды и, зажимая промеж колен надутую ветром юбку, глянула на Григория… Аксинья зачерпнула другое ведро; перекинув через плечо коромысло, легкой раскачкой пошла на гору. Григорий тронул коня следом… Поднимаясь в гору, Аксинья клонилась вперед, ясно вылегала под рубахой продольная ложбинка на спине. Григорий видел бурые круги слинявшей под мышками от пота рубахи, провожал глазами каждое движение. Ему хотелось снова заговорить с ней…» [2, с. 22-23] «… А теперь перешла Ваське дорогу статная грудастая девка, на ходу глянула прямо, чуть-чуть улыбчиво, и словно ветром теплым весенним пахнуло Ваське в лицо. На миг зажмурился, потом глянул вслед, проводил глазами до поворота и тронул коня рысью. Уже на водопое, разнуздывая коня, улыбнулся, вспоминая встречу. Почему-то стояли перед глазами Нюркины руки, уверенно и мягко обнимающие цветастое коромысло, и зеленые ведра, качающиеся в такт шагам. С этой поры искал встречи с ней, к речке ездил нарочно по крайней улице, где был двор Нюркиного отца, и когда видел ее за плетнем или в просвете окна, то радость тепло тлела в груди…» [1, с. 348]. Подобных параллелей можно привести множество. Таким образом, следуя в создании женских образов классическим традициям, М.А. Шолохов выступил как новатор. Значительную роль сыграла жизненность – автор очень умело сплел художественный вымысел с реальностью. Конечно, в «Донских рассказах» различные типы женских характеров лишь намечаются: границы малого жанра не позволяют автору вскрыть глубину богатого внутреннего мира его героинь. Тем не менее, можно утверждать, что писатель избрал верный подход в создании женских образов. Уже в ранних рассказах обнаруживается умение отобрать существенную деталь, раскрыть характеры в действии, поступках. С одной стороны, Шолохов рассказал о духовном раскрепощении женщины на широком фоне исторических событий. С другой, уже в своем раннем творчестве писатель утверждал нетленность общечеловеческого начала в эпоху острых социальных коллизий. И носительницей этого общечеловеческого в его рассказах выступает женщина. Использованная литература:
Источники по теме:
_____________________________ © Смирнова Галина Владимировна |
       
|
