Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Коммуникации
Государства создают виртуальную реальность и манипулируют ею. Телесериалы и другие инкубаторы эмоций
(№8 [361] 25.06.2019)
Автор: Георгий Почепцов
Георгий Почепцов

hvylya.net/analytics/society/kak-gosudarstva-sozdajut-virtualnuju-realnost.html 

Как государства создают виртуальную реальность

     Сегодня "эталон правды" спрятан в Твиттере и Фейсбуке, но там его также трудно найти, поскольку он может все время меняться. Мы привыкли, что правда меняется с течением долгого времени: советская правда оказалась отличной от постсоветской. Но это большой временной разрыв. Сегодняшняя правда может меняться с любой скоростью.

      Чем сильнее государство эксплуатирует Идеологию и Информацию в свою пользу, тем скорее население устает от них, превращая их восприятие в ритуал. Это как первый космонавт, который был героем для всех. Полетевшие после него уже были героями только формально. Так и подвиги, тонны и километры, о которых говорят бесконечно, не запоминаются, а наоборот, вычеркиваются из памяти.

      Советская модель имела «перегретые» состояния виртуального (идеология) и информационного (СМИ) пространств, поскольку таким образом компенсировалось недостаточный уровень физического, то есть материального пространства (уровень жизни). И виртуальное и информационное пространства были сильны поскольку базировались на единой модели: и контента, и тиражирования. Плюс наличие мощной цензуры не давало возможностей для отклонения от канонических представлений.

   Правильное поведение вознаграждается, о чем всегда гордо повествует пропаганда. По этой причине любые правила опираются на наличие героев, но они в норме редки, как элементы в таблице Менделеева. Герой — тракторист, пионер — герой, герой — космонавт и под. Можем переиначить некрасовское известное высказывание на такое пропагандистское: «Героем можешь ты не быть, но гражданином быть обязан…»

      Советская пропаганда опиралась на цензуру, облегчавшую ей жизнь. Благодаря им, говорить нужно было не о том, что нужно, а о том, что можно.  Такое искажение, создаваемое пропагандой и цензурой, меняло мир до неузнаваемости. По этой причине советскому человеку жить приходилось все время в разных мирах, между которыми не ходили метро-троллейбусы, а перебегать приходилось самостоятельно.

        Сегодня тоже с первого момента нам не понять, где мы? То ли правда или в постправде? А может, мы уже достигли лжи как точки отсчета? Волны фейков сметают все на своем пути. Их существование просто признают как данность, поскольку бороться с ними не так легко.

Запад также имеет свои виртуальное и информационное пространства «перегретыми». Но эта перегретость не ощущается таковой, поскольку там заложена не единая, а многоструктурная картинка. Если советские пространства были французским садом с дорожками и фонтанами, то западная модель скорее занимает другой полюс — английского сада.

    КПСС построила в наших головах нечто очень стройное, но часто недостоверное. Это вариант французского подхода к созданию сада: «Для французского сада характерна строгая геометричность, единая ось (или оси) цельной композиции. Не зря французский сад называют регулярным. Классическое исполнение сада представляет собой четко выверенную геометрическую фигуру. В идеале, все элементы сада располагаются на одной плоскости, чему помогает неярко выраженный рельеф. Если же перепады есть, то их стремятся привести к нескольким плоскостям-террасам, ограничивая их стенками. Таким образом, при наличии уклона вход в сад стараются расположить в самой низкой точке, обзорную же площадку размещают, что логично, в самой высокой, либо в самой открытой»  [1].

        Советский человек знал все на свете, точнее он думал, что знает все на свете. И это было важным знанием, поскольку оно порождало уверенность в завтрашнем дне. Ментально он мог объяснить все. Все войны происками империалистов, производство ракет — необходимостью защищаться от империалистов, тяжелую жизнь — тратами на оборону от империалистов. Но даже самое хорошее объяснение никак не изменит плохой действительности.

     Запад построил нечто иное для «взращивания» своей ментальности — английский вариант: «Английский сад, как противопоставление выверенности французских садовников, представляет собой ансамбль-имитацию дикорастущего, наполненного пространства. Здесь вы вряд ли найдёте строгие углы и прямые линии. Дорожки, пруды и клумбы имеют неровные границы, декоративные кустарники, собранные в пышные букеты и композиции, растут, словно им дали полную свободу. Не случайно классический английский сад называют пейзажным. При планировке такого сада важно сочетать растения, которые растут в родной местности, а так же органично сочетать свет и тень».

      Как видим, и то, и другое все равно являются искусственными. Но одна искусственность имитирует продуманность, другая — естественность. Одна искусственность имитирует свободу, другая — правильность. Но и та, и другая являются имитациями, призванными упорядочить ментальное пространство массового человека.

      Страх и неизвестность являются нормой жизни современного человека, которому удается засунуть голову в песок порядка. Страх затормаживает многие наши начинания, замораживает множество возможных проектов: «Страх неизвестного и неспособность предпринять что-либо, чтобы избежать неведомых будущих угроз, вызывают у людей патологическую тревожность: в одной только Америке от тревожных расстройств страдают 40 миллионов жителей или 18% от всего населения. Исследования показывают, что тревожность вызывает у людей нерешительность, которая развивает в нас склонность интерпретировать неизвестность в негативном ключе. Чтобы не пасть жертвой этой нерешительности и тревожности, необходимо найти действенную защиту от страха» [2].

    Однако советская довоенная система вообще была построена на культуре страха. «Рукотворный» характер этого страха иллюстрирует такая статистика: «Если посмотреть статистику приговоров, то окажется, что за период с 1935 по 1939 год по обвинению в шпионаже в пользу Польши было осуждено 101 965 человек! Большая часть из них была расстреляна. Вы себе можете представить, чтобы хоть одна страна мира могла завербовать столько шпионов и агентов, тем более относительно небольшая и небогатая Польша? Она и не могла: по данным рассекреченного архива польской разведки, весь штат заграничной резидентуры в 1938 году составлял около 200 человек на весь мир» [3].

     То есть не только пропаганда патриотизма, но и страх были движущей силой советских свершений, существование которых никто не отрицает.  Кстати, каждое пересечение живого советского человека с Западом, а западного — с СССР, выливается в парадоксальную фразу — они такие же, как и мы.

    Пропаганда, работающая на «перегрев» виртуальной системы, часто имеет нулевой эффект, если она теряет связь с реальностью. Даже советские тонны и километры, о которых рассказывала программа «Время», хоть и были настоящими в физической реальности,  не были таковыми в информационной и виртуальной реальности, поскольку ничего не говорили человеку у экрана телевизора, поскольку не входили в число его интересов.

       Отсутствие этой связи хорошо иллюстрируют огромные тиражи местных газет типа «Вечернего Киева», которые были заполнены новостями, имевшими хоть какую-то привязку к человеку. Человек не может жить в абстрактном мире, ему нужен хотя бы прогноз погоды, привязанный к его местности.

   Сильная государственная пропаганда, несколько утрируя, позволяла в прошлом вести голодных людей строить светлое будущее. Для этого государство расставляет в виртуальном пространстве фиктивные опорные точки, благодаря которым возникает осмысленность окружающего мира, оправдывающее мудрость правителей.

     Правителей государственная пропаганда возводит на виртуальный постамент, разрешая говорить о них, как и о мертвых, только хорошее. Если раньше за негатив можно было попасть под каток репрессий, то сегодня это каток скорее финансовый, как для журналиста, так и для издания. Но это такой же меч, занесенный над головой журналистики.

   Переход журналистики на новые рельсы описывает А. Колесников: «Грехопадение российской журналистики случилось более двух десятков лет назад, когда лучшие и талантливейшие теле- и газетные журналисты поучаствовали в кампании против правительства «младореформаторов». В политический словарь вошло понятие «информационные войны», и иные их участники отличились сразу на нескольких фронтах, меняя сторону в зависимости от того, кто был их текущим хозяином. На следующей стадии нормой стала не цензура, а самоцензура: журналисты сдерживали себя, потому что стали бояться редакторов отделов, редактора отделов опасались гнева руководителей блоков, те страшились главных редакторов, подотчетных собственникам. Которые, в свою очередь, заранее пытались угадать — а что подумает верховная власть? Самоцензура становилась своего рода профессиональным стандартом и элементом так называемой корпоративной этики, которую нельзя нарушать. Журналисты постепенно превращались в госслужащих, частные издания лишь по формальным признакам оставались таковыми. Экономика СМИ превратилась в сплошное лукавство. Реклама и подписка — это важно. Но выживать по-настоящему можно было лишь за счет спонсоров (владельцев, инвесторов), продававших благодаря своим медиа политическую лояльность. Рекламировать можно было только свою лояльность, продавая ее модулями — разделами политики и экономики, а позднее — еще и внешней политики. Объявлять подписку можно было тоже почти исключительно на лояльность» [4].

     Можно говорить также, что это частичное восстановление советского прошлого. Только теперь есть новый инструментарий управляемости, поскольку в прошлом главенствовал административный, а сегодня финансовый.

      Гудков говорит об инструментарии легитимации власти сквозь выдуманное прошлое: «В такой системе координат власть не отвечает перед населением, не представляет его интересы. Она заботится о величии державы. Следствием этого становится обесценивание отдельной жизни. Отсюда возникают идеи преданности, самопожертвования, духовности, которая как раз понимается как способность жить ради государства. Апелляция к светлому прошлому — необходимое условие для легитимизации системы, защищающее ее от всякой критики, анализа, сакрализующее ее. Любое утверждение о ценности человека вызывает раздражение и сомнение в лояльности власти» [5].

        Есть и другой прием решения внутренних проблем с помощью зарубежной картинки. Это было характерным для Советского Союза, когда значительная часть пропагандистских усилий строилась на очернении Запада. Абсолютно все советский граждане знали, как плохо живут за рубежами нашей родины, что в свою очередь должно было доказывать, как хорошо жить внутри страны.

     Сегодня сходную модель Россия избрала по отношению к Украине. В меньших масштабах, но та же самая модель была использована при отражении жизни в Грузии и Беларуси.

       Л. Шевцова пишет о «внимании» к Украине: «Наша фиксация на Украине кричит о наших комплексах и неспособности выбраться из заржавевшей державной посудины. Сделав Украину внутренним (причем, ключевым!) вопросом российской политики, мы признаем, что не смогли найти собственные стимулы развития и единения. Россия оказалась не готова к бегству Украины. Теперь приходится заделывать пробоину, сделанную украинцами в российской государственной машине, и зализывать раны нашего самолюбия и гордыни. Украина, вырвавшаяся из российских объятий, продолжает быть российской фантомной болью. Если ты лишаешься конечности, ты начинаешь хромать. Именно это происходит с российской державой, потерявшей одно из подтверждений своей державности» [6].

      Это использовании «пространственного» фактора, поскольку зритель обладает знанием только из телевизора. Однотипно используется временной фактор, когда из прошлого берется только то, что выгодно, в результате чего создается его искаженная картина в виртуальном пространстве.

       Одновременно обращение к настоящему опасно. Е. Стишова, к примеру, констатирует принципиальную невозможность снимать кино в России о настоящем и сегодняшнем: «Истоки «бегства от реальности» восходят к периоду начала 90-х, когда реальность скоропостижно скончалась, оставив руины символического порядка вещей, а «улица корчилась безъязыкая» в буквальном смысле слова: в одночасье вернулась исконная топонимика, рухнула привычная навигация, карта страны менялась на глазах, базовые ценности отменялись и отметались. Аномия по определению не могла породить осмысленных концептуальных высказываний» [7]

     Тут ей можно возразить, что неопределенность в реальности подлинной требовала определенности в виртуальной реальности для получения успеха. Однако современность всегда несет в себе определенные политические ограничения, ща нарушениями которых бдительно следит власть. Лучше делать то, что не имеет таких ограничений, то есть они тоже есть, но высказаны более четко.

    Государства во все эпохи любят фильмы про войну, поскольку там громят врагов государства, мнимых или реальных. Вероятно, что так вырабатываются нужные рефлексы по борьбе с врагами государства.

        Б. Дубин, например, говорит о войне: «Россия, которая пытается воевать и делает это плохо, бессмыс­ленно, нерасчетливо и безрезультатно (как, скажем, в нашумевшем фильме Ф. Бондарчука «Девятая рота», в более свежем «12» Н. Михал­кова). Как бы там ни было, война – это состоя­ние функциональное. Оно не просто повторяет­ся в истории страны (даже за последние 50 лет, считающихся «мирными», не было 10?летия, когда Россия не воевала бы на своей или чужой территории), оно необходимо по функции: кол­лективное целое в России вне таких экстраор­динарных условий, как война или сомасштаб­ные с ней чрезвычайные события, отменяющие нормальный социальный порядок, как будто и не в состоянии возникнуть. Таков некий обя­зательный горизонт, который присутствует се­годня в коллективном сознании, в литературе, в искусстве, в представлениях об истории, в разговорах о прошлом, в ответах на вопросы со­циологов, что такое ХХ в., каковы его главные события, какие главные события прошедше­го года и т. д., и без которого для россиян нет общего «мы». В ответах самых разных людей на подобные вопросы социологов всегда так или иначе присутствует смысловой пласт, соотне­сенный с войной, состоянием войны, испыта­нием, героизмом» [8].

      Интересно, что война оказалось главной «скрепой» для России и в настоящем, если рост одобрения граждан государственной политикой пришелся на аннексию Крыма. Можно поставить почти детский вопрос: зачем человеку человечество?  И получается ответ — чтобы побеждать других, поскольку именно это приносит «скрепы».

      Никто не думает об этом, однако виртуальная реальность дает возможность получать хорошие уроки для современности в реальном измерении. Американские военные, например, пишут о таких уроках, опираясь на фантастику. Вот, например, что выносится из «Звездных войн» людьми в погонах: «Достигнутое превосходство Империи в принятии решений полностью зависело от их доступа и контроля электромагнитного спектра. Они могли глушить сенсоры Альянса, вводя неизвестность в их процессы принятия решений, тем самым предоставляя Империи преимущество. Американские вооруженные силы также будут определять статус оперативной обстановки на основе доступа и контроля электромагнитного спектра, поскольку это средство, с помощью которого военные получают и передают информацию. Чтобы привести врага к ошибкам, следует создавать несовпадение реальности и восприятия. Это заставит его потерять контроль над своими процессами и предпринимать действия, делать неверные действия, делать действия неверной продолжительности» [9].

   В другой работе анализируются ошибки Альянса сопротивления. Здесь констатируется: «Альянс сопротивления проигрывает не потому, что их мало, а потому, что у них нет модели, на которой основывать планы кампании. Есть два типа кампаний сопротивления: из города или за городом —  Ленинград или Йорктаун. Альянс сопротивления проводил их неправильно, не оставляя шансов перед поражением и расформированием» [10]

       Внимания нет, в ответ появился не только infotainment, но уже и edutainment. Это разрушает все прошлые методы преподавания. О нем говорят так: «Edutainment-подход дает студентам с проведением хорошего времени и получения опыта создания и использования информационных ресурсов и методов обучения. Студенческий энтузиазм и восхищение могут быть увеличены, чтобы обучать их информации, а также субъектов, которым тяжело учиться, благодаря edutainment-подходу, полученному сочетанием обучения и развлечения. Обучение может стать более легким за счет привлечения внимания учащихся, что сделает субъектов и информацию, которую подают с помощью edutainment-подхода, более приятной» [11].

       Как видим, мир игры и мир обучения начинают существенное сближение, что вновь рушит стройные правила прошлого, где достоверное и недостоверное строго разграничивались,а те, кто путали эти две стороны медали, строго наказывались.

      Интересная идея возникла у социолога А. Фирсова, которая в пересказе звучит следующим образом «в наше время создалась беспрецедентная ситуация, когда «доступ любого человека к неограниченному объему публичного пространства сопоставим с аграрной революцией прошлого». В то же время, отмечает он, существующие государственные или корпоративные коммуникационные системы, «все еще находятся в логике прошлого века, с их иерархическими структурами, которые еще не вписались в этот революционный переход». Он также согласен с тем, что «фейк-ньюс не являются изобретением нашего времени. В ХХ веке колоссальные медийные системы производили ложные новости. И Советский Союз, и гитлеровская Германия, да и другие страны имели аппараты для некой идеологической работы, которые трансформировали реальность». Разница между тем временем и сегодняшним, по мнению эксперта, состоит в том, что в ХХ веке «в культурном слое было заложено, что есть некое истинное положение вещей. Мы его либо транслируем, либо искажаем. То есть некий набор ключевых принципов, которые и являются реальностью». Сегодня, уверен он, «нет точки опоры, от которой мы отталкиваемся — мы сами ее создаем». По мнению эксперта, происходит откат от истинного, поскольку нет системы отчета, в которой может существовать истина. Условно говоря, нет мировоззрения, с определенной системой координат, основанной на религиозной или идеологической картине мира. Поскольку сегодня мировоззрение рассыпалось, мы все живем в каком-то ситуативном мире. У кого-то, людей из прошлого, оно, может быть, еще и есть, но классический современный человек им уже не обладает. Зато он обладает набором неких моментальных реакций. В одной ситуации он может быть религиозным, в другой — агностиком, в третьей — шаманом» (цит. по [12], см. также  [13 — 14]).

      А. Фирсов говорит в другом своем выступлении о достоверности: «Есть некое классическое понимание этой категории, и соответственно его мы называем объективным. А СМИ или кто-то еще с той или иной степенью приближения описывают истинное положение вещей. Сейчас, чтобы оно было в наличии,  его  должен кто-то знать. Первая проблема достоверности начнется в том, что у нас сейчас нет какого-либо экспертного центра, который может претендовать на то, что в общем-то обладает знанием и пониманием истины. Раньше на этот статус претендовали  власть, церковь, научные энциклопедические издания. Сейчас произошла некая полная деструкция. По большому счету, конечно, современная ситуация ничем принципиально не отличается от той, которая возникла в прошлом веке под влиянием идеологий. Однако термин «фейкньюс» появился только сейчас. Почему? Потому что тогда сохранялось деление на правду и ложь. А теперь под сомнение ставится сама категория достоверности, правды. Ее уже не искажают, поскольку происходит деноминация этой категории. Раз никому верить нельзя, то возникает вопрос: нужна ли самой аудитории эта достоверность?  Может быть, игровая ситуация ее устраивает?  Традиция, слово переходят  в категорию постмодерна, а сами люди оказываются внутри крайне подвижного игрового поля. А поэтому нет принципиальной разницы между фейкньюс и просто ньюс, она стирается» [15].

    Продолжая этот взгляд, он заговорил и о том, что в прошлом фигура журналиста охранялась и даже поднималась на пьедестал, поскольку именно он стоял на страже достоверности: «раньше журналист был хранителем некой истины, и поэтому создавалась целая культура репутации этой профессии  и в советском кинематографе, а в американском – особенно, целая серия фильмов, которые создавали культ  честного журналиста. И в то же время мы видим, как девальвировалась эта профессия за последние 10 лет. Что с этим делать? В рамках локальной зоны – ничего, потому что эта проблема лежит в контексте более широкой культурологической реальности. И единственное, что остается – создавать некие свои собственные локации, где мы договариваемся о каких-то правилах игры, которые  не отвечают общей ситуации. Сценарий, конечно, не проработан, но, наверное, альтернатива  заключается в этом, потому что все остальные решения будут упираться в проблему общего контекста«.

    Сегодня эталон правды, который явно существовал в  прошлом, исчез, растворился в криках толпы. Сейчас руководить всем стала «площадь», которая может признать что-то правдой, а может и не признать. Она считает именно это своей главной функцией.

     Сегодня произошло еще одно — совпадение избирателя и политика, пришедшее с опорой на технику, с заменой человеческого технологическим. В этот «микс» вписали и твиттерский тип президентства Д. Трампа. Итальянский философ М. Лаззарато говорит о Трампе: «его «консистенция» неотделима от технических машин (телевидение, интернет, Твиттер), с помощью которых он существует как «политический субъект». Точно так же его избиратели «существуют» и политически проявляют себя с помощью этих же киберустройств. Но это не его гибридизация с машиной делает из него новое фашистское «я». Это его политическая стратегия и его субъективация создают новую конфигурацию и новые функции в кибернетическом ассамбляже. Он не был кандидатом ни от классической медийной системы (телевидение и пресса), ни от крупных компаний Кремниевой долины, которые контролируют социальные сети. Он победил, потому что умел выражать и политически конструировать, полагаясь на социальное и психическое опустошение, вызванное финансиализацией и нумеризацией, неофашистские, расистские и сексистские субъективности. Он дал голос и политическое выражение страхам и мукам человека, обремененного долгами, и этот голос подпитывался и усиливался средствами массовой информации путем смещения противостояния на поле идентичности, играя на стороне одной части населения (белые) против другой (мигранты, женщины, иностранцы и все меньшинства)… «Порядок», «угроза» и «оскорбление» — это те характеристики медиа, которые Трамп сумел присвоить, используя те же самые технологические устройства, но обращая их против элит, поделивших между собой демократическую правительность» [16].

       Сегодня «эталон правды» спрятан в Твиттере и Фейсбуке, но там его также трудно найти, поскольку он может все время меняться. Мы привыкли, что правда меняется с течением долгого времени: советская правда оказалась отличной от постсоветской. Но это большой временной разрыв. Сегодняшняя правда может меняться с любой скоростью.

      Советская правда пряталась за надежной охраной идеологии. Правдой считалось то, что было написано там. Все остальное считалось выдуманным врагами. Сегодняшнее президентское голосование показало, что 25% видят одну правду, 75% — другую.

     Возможно, это отражение также деления на консервативные — либеральные взгляды.      Исследователи в  США увидели, что правые более активно используют соцсети, чем левые. Там пришли к таким выводам: «Правые группы с иерархией в своем принятии решений были на первом месте в интернете. Освоение дигитальных медиа правыми группами, кажется, прошел полностью незамеченным вне их непосредственных кругов в то время. Популярное восприятие использования интернета, подпитываемое фокусом медиа на использовании технологии левыми протестными движениями, заставляло людей смотреть в одном направлении, в то время как волна собиралась вне поля их зрения»  [17].

  Однотипно несоответствие обнаружено в освещении протестов «желтых жилетов». Социальная система Франции работает лучше, чем в других странах, поэтому там нет левых протестных движений вроде Occupy Wall Street.

      В своей книге Ж. Шреди перечисляет три фактора, которые облегчают дигитальную активность [18]:

класс: средний  и высший класс обладают более широким доступом к дигитальным медиа и активно пользуются им,

организация: группы с инфраструктурой, где есть иерархия принятия решений, разделение труда, являются более эффективными в сети,

идеология: правые, консерваторы считают своим долгом продвижение истину, которую, как они считают, разрушает либеральная медиа система.

      Ж. Шреди считает, что желтые жилеты не являются вариантом фейсбучной революции, поскольку она  рассматривает Фейсбук лишь как средство коммуникации, а не как на организующую силу. Она пишет: «Без сомнения распространение информации во время переворота происходит быстрее с помощью Интернета. И желтые жилеты не являются исключением. Но разве мы называем французскую революцию движением «писем»? А американское движение за гражданские права революцией «мимеографа»? Интернет — это средство коммуникации. Эффективное, но все равно всего лишь средство.У каждого радикального движения были свои коммуникативные средства, например, радио у французского сопротивления, однако эти кодовые сообщения в 1940-е нуждались в сети на земле, чтобы их понять и отреагировать. Многие из протестов желтых жилетов в транспортных пересечениях были организованы людьми, которые были связаны в Фейсбуке другими контактами, или теми, кто живет и работает вместе в тех же маленьких городках» [19].

     Получается, что это как студенческие протесты 1968, которые и без интернета были облегчены тем, что студенты живут вместе, и, будучи молодыми, одинаково реагируют на любую несправедливость. То есть возможность превращения в одинаково действующий коллектив здесь задана заранее.

     Исследуя американские протесты, Ж. Шреди увидела, наоборот, уход от дигитальной активности. Ее примеры таковы. Работающие активисты не имеют времени сидеть в онлайне. Некоторые боятся участвовать в таких группах, чтобы их не увидел работодатель. Некоторые трудятся на двух-трех работах и не имеют времени на размещение постов  [20].

     Раз Фейсбук не может быть движущей силой для протестов (кстати, одно из исследований не подтвердило роли фейк-ньюс в протестах [21]), то эту силу пытаются найти за рубежом. Франция, например, официально расследует возможность российского вмешательства в движение «желтых жилетов» [22].

     И его вполне можно увидеть, читая такое описание ситуации: «Заголовки вроде «Париж горит», «Сцены войны» или «Поле боя»  продолжают распространяться по социальным сетям с видео огня ночью на фоне Триумфальной арки. По телевидению можно несколько журналистов с металлическими касками на головах, пытающихся убедить свою аудиторию, что они ведут репортаж с линии фронта. Журналисты были из Russia Today. Они интервьюировали людей, говорящих ерунду, что они видели, как полиция сама поджигала машины. Но фабрики  фейковых новостей, подпитываемые Россией, не единственные, кто подливает бензин в огонь. Париж настолько привлекает внимание, что все международные печатные и телевизионные медиа стремятся продемонстрировать «протесты» и «волнения» […] Но как спонтанное движение, родившееся в Фейсбуке и не имеющее лидера, «желтые жилеты» также являются раем фейковых новостей. Никто из желтых жилетов не может ни подтвердить, ни отрицать что-либо» [23].

       Получается, что перед нами феномен правды, которая создана самими медиа. Своими описаниями они укрепляют и усиливают нечто бесформенное, помогая ему обрести форму и слова. Другие будут цитировать то же самое, создавая видимость реально отсутствующего и потому невидимого. Однако описания и слова журналистов не могут заменить отсутствующую структуру движения и его лидеров. За них говорят журналисты. И они создают информационный поток, за которым нет того, что описывается. И это не ложь, поскольку само по себе описание начинает порождать действительность. Создание новой реальности из ничего достаточно частый процесс, когда слова начинают обрастать плотью и кровью.

     Часто в этой точке создания реальности из нереальности оказывались в двадцатом столетии студенческие волнения. Можно вспомнить Париж, Прагу, Пекин… Дж. Сури увидел то, что потом стало базой арабской весны — тогда это было резкое «увеличение» числа молодых людей как результат бэбибума и выхода на сцену нового послевоенного поколения [24].

      В выводах исследователей распространения слухов-сплетен мы увидели интересующий нас акцент на молодежи [25]. Слухи-сплетни занимают 14 процентов всех разговоров. Молодые люди пересказывают больше отрицательной информации, чем старшее поколение. У всех в целом негатива вдвое больше, чем позитива. То есть «вал негатива» может выплескиваться именно из молодежной среды. Кстати, смену режима в СССР также прогнозировали на 1985 г., поскольку в этом время выходил на авансцену большой объем молодежи, а у нее по определению другое представление о демократии, чем у старшего поколения. И арабская весна также оттолкнулась от молодежи, но уже в век интернета.

      В контекст этих рассуждений о медийной правде нам бы хотелось вписать еще один сюжет. Раньше государства управляли нами с помощью молчания, они могли заставить молчать носителей неугодных им мнений с помощью цензуры или репрессий в квази-тоталитарных государствах или с помощью замалчивания, недопуска к грантам, увода с мейнстрима в либеральных государствах. Точно так поступает и бизнес, например, для случая вредности того или иного продукта, усиливая свою точку зрения, что виноват не излишек сахара, а недостаточная физическая активность. Это управление с помощью инструментария молчания оказалась очень успешным.

      Однако наше время предоставило новый инструментарий — управление с помощью говорения. Когда в соцсетях говорят все, отдельный голос оказывается не слышен. Говорите, что хотите, вас все равно никто не услышит. Хор из разных мест не позволяет распознать отдельные слова. Но они все равно возникнут, благодаря работе журналистов. Условно говоря, журналистам нужен «посредник», который выступит от имени толпы или целая группа посредников, которые прикрываясь и манипулируя толпой на площади, формулируют нужные им цели и задачи бесформенного движения. Такая же ситуация и с соцсетям.

Если раньше как ужас воспринимался глас вопиющего в пустыне, то теперь нормой стал глас вопиющего в соцсетях…

        Литература

  1.  Отличие английского сада от французского // news.hitsad.ru/otlichie-anglijskogo-sada-ot-frantsuzs/
  2.  Жданов С. Культура страха: зачем государство и СМИ манипулируют нашими страхами и как перестать бояться // knife.media/war-on-terror/
  3.  Колосницын П. О Колыме, о родине и нашем страхе // trv-science.ru/2019/05/21/o-kolyme-o-rodine-i-nashem-straxe/?fbclid=IwAR0_rKvnUYq4f-bkADIM3_n-I8txN3BFHldr58eTOibfzn756nYwV8DSCo0
  4.  Колесников А. Рынок лояльности: как журналисты и владельцы СМИ оказались в ловушке // carnegie.ru/2019/05/21/ru-pub-79172
  5.  Мы все еще homo soveticus // www.rosbalt.ru/moscow/2019/04/20/1777015.html
  6.  Шевцова Л. Украина как российское наваждение // www.rosbalt.ru/blogs/2019/04/22/1777380.html
  7.  Стишова Е. Почему в России не хотят снимать кино про нашу жизнь // kinoart.ru/opinions/pochemu-v-rossii-ne-hotyat-snimat-kino-pro-nashu-zhizn
  8.  Дубин Б. Границы и проблемы социологии культуры в современной России: к возможностям описания // Вестник общественного мнения. — 2008. — № 5
  9.  Hollon C. “Are the Shields Up?:” Decision Making in “Return of the Jedi” // angrystaffofficer.com/2018/06/29/are-the-shields-up-decision-making-in-return-of-the-jedi/
  10.  James J. Rebel Insurgency: Without Hope or Method // angrystaffofficer.com/2018/10/12/rebel-insurgency-without-hope-or-method/
  11.  Aksakal N.Theoretical View to The Approach of The Edutainment // ac.els-cdn.com/S1877042815023411/1-s2.0-S1877042815023411-main.pdf?_tid=87f4605b-75b1-4d29-9252-753da8909327&acdnat=1550935155_6f16f3a29b9a04189b92deb2a246385c
  12.  Желенин А. Фейки не отменяют журналистику // www.rosbalt.ru/blogs/2019/05/25/1783032.html
  13. Кризис понимания. Комуникационные разрывы в социальной структуре России // pltf.ru/2019/05/15/krizis-ponimanija-br-kommunikacionnye-razryvy-v-socialnoj-strukture-rossii/
  14. Кризис коммуникации // actualcomment.ru/krizis-kommunikatsii-1905151848.html
  15. Оганесян А. Проверяйте достоверность сообщаемой информации (Часть 2) // interaffairs.ru/news/show/22465
  16. Лаззарато М. «Производительная сила капитализма — это война» // www.colta.ru/articles/society/21286-mauritsio-lazzar...
  17. Schradie J. Conservatives Use Social Media to Move Their Agendas Much More Than Liberals Do // www.newsweek.com/2019/05/31/conservatives-social-med...
  18. Schradie J. The Revolution That Wasn’t. How Digital Activism Favors Conservatives. — Cambridge, Mass. etc., 2019
  19. Schradie J. Debate: The ‘gilets jaunes’ movement is not a Facebook revolution // theconversation.com/debate-the-gilets-jaunes-movement-is-not-a-facebook-revolution-108627
  20. Schradie J. There is a massive class and race-based chasm in digital activism // blogs.lse.ac.uk/usappblog/2019/01/14/there-is-a-massive-class-and-race-based-chasm-in-digital-activism/
  21. O’Brien C. Researchers downplay role of fake news and bots in France’s Yellow Vest protests // venturebeat.com/2018/12/26/researchers-downplay-role-of-fake-news-and-bots-in-frances-yellow-vest-protests/
  22. Matlack C. France to Probe Possible Russian Influence on Yellow Vest Riots // www.bloomberg.com/news/articles/2018-12-08/pro-russi...
  23. Robert A. a.o. The brief — a «yellow vest» fake news paradise // www.euractiv.com/section/politics/news/the-brief-a-y...
  24. Suri J. Power and protest. Global revolution and the rise of detente. — Cambridge, Mass. etc, 2003
  25. Warren J.D. UC Riverside study busts myths about gossip // news.ucr.edu/articles/2019/05/03/uc-riverside-study-busts-myths-about-gossip

*  

https://hvylya.net/analytics/society/perestrojka-sluchivshajasja-do-perestrojki.html?utm_source=gottstat_com

     Перестройка, случившаяся до перестройки

    Реально нужно говорить «гласность и перестройка». То есть перестройка покоится на информационном инструментарии, имевшим целью виртуальные цели, которые разрушались соответствующим подбором информационных материалов. С одной стороны, поднимались из небытия те, кого туда отправила советская система, типа Троцкого, Бухарина и многих других. С другой стороны, на их место отправлялись боги и герои советского пантеона. Условные боги — члены политбюро, а герои — это те, кто отдал свою жизнь за эту систему, то есть свою биологическую жизнь ради выживания социальной.

       Однако то, что всеми считается и почитается, как перестройка, на самом деле было поверхностным завершением запущенных до этого глубинных процессов. И мы сейчас говорим не о нескольких вариантах оттепели, во время которых власть на некоторое время ослабляла контроль, надеясь так восстановить любовь граждан к государству.

      Мы говорим  о другом, о том, что в определенный момент в советском обществе была произведена подмена одной виртуальной картины мира другой, с советской мы «без объявления войны» перешли на западную. И это случилось задолго  до перестройки.

Правда, советская модель идеологии и пропаганды была больше ритуальной. Ее никто не искал, ее бесплатно доставляли на работу и на дом в виде газет, журналов и теленовостей. И еще принуждали к потреблению, создавая политинформации в школах и собрания на рабочем месте. Западная виртуальная модель была реальной в плане интересности (по крайней мере, для советских граждан), к ней стремились, ее искали, платили за потребление ее деньги. С трибун Запад громили, но на советские экраны одновременно выходили веселые французские комедии. Американских фильмов было мало, но они тоже могли появиться. Все они пользовались бешеным успехом

    Самым главным искусством было не кино, как у Ленина, а телевидение. И там  можно было увидеть «чудо века» — телесериалы: американскую «Санта Барбару» или мексиканскую «Просто Марию».  У них был ошеломительный успех, поскольку люди могли видеть то, что находилось за железным занавесом. Но он же одновременно был началом провала советской модели мира, поскольку в конкуренцию с ней  была запущена другая. Тогда даже появился анекдот, в котором герой говорил, что он хотел бы жить в городе Санта-Барбара, поскольку он всех там знает.

    Кстати, этот аспект никто из советских граждан не принимал во внимание, напрямую отождествляя киножизнь с реальностью. Хотя долгий опыт жизни в СССР должен был научить всех не только читать между строк, но и смотреть столь же недоверчиво.

    Модель мира рушится постепенно. Сначала в нее вносится сомнение, потом возникают иные интерпретации значимых событий и героев, дается голос критикам системы. То есть в советской монологической системе возникает некое подобие диалога в виде параллельных интерпретаций. И этот «запретный плод» начинает разрастаться. А поскольку система информирования старалась приглушить любой негатив о себе, а западная система информирования как раз была заинтересована в этом негативе, то негатив еще и активно пересказывался. При этом негатив, как сегодня проявилось в случае движения информации в соцсетях, в принципе распространяется и быстрее, и дальше позитива. И это черта, идущая из далекого прошлого, поскольку знание негатива более важно для выживания, чем знания позитива. Когда за спиной в лесу мы услышим хруст, то сразу испугаемся, подумав самое плохое, только обернувшись, мы сможем увидеть, что это просто упала ветка.

    Советский Союз чувствовал себя привольно в условиях железного занавеса, поскольку повсюду царил монолог, причем Монолог с большой буквы, которому никто не смел возражать. Все в вузах в обязательном порядке слушали и историю КПСС, и диамат с истматом. Цензура ограждала от проникновения неправильных мыслей, поэтому все читали только правильные мысли, от которых могли родиться только другие такие же правильные мысли. А поскольку мысли рождались все из одного источника, возникал в некоем роде стерильный текст, который не представлял интереса для читателя. Поэтому даже партийным издательствам для зарабатывания денег приходилось печатать переводы зарубежных детективов, а в кинотеатрах в ограниченных объемах крутить западные фильмы. Запретный плод создавал спрос на не совсем правильные книги и фильмы. По этой причине постоянно происходила незримая трансформация советского мира, которой было не избежать. Информационные и виртуальные знания выравнивались. Причем очень медленно, не так, как это сегодня происходит с бестселлерами типа «Гарри Поттера», который почти моментально становится настольной книгой всех сразу. Собственно говоря, это и было экономической целью перестройки, которая одновременно несла в себе и политические цели в виде большего единообразия нашего мира.

     Цензура не только находилась в кабинетах, она сидела в головах любого автора, поскольку не было смысла писать то, что не может быть напечатанным. Хотя были люди, которые так поступали. И это процесс именовался «писанием в стол».

      Вот, к примеру, как развивалась ситуация с «Собачьим сердцем» М. Булгакова, которое очень долго шло к своим читателям: «Когда Булгаков написал эту повесть, еще до публикации, он читал ее своим друзьям и на заседании литературного кружка «Никитинские субботники» в марте 1925 года. Он в марте дописал повесть и сразу получил приглашение от Ангарского, своего главного издателя, принести повесть, чтобы на нее посмотреть и, может быть, напечатать. И параллельно Булгаков читал эту повесть на литературном кружке «Никитинские субботники», где, естественно, уже были агенты ГПУ, которые потом написали развернутый донос на это чтение… Повесть с самого начала воспринималась как антисоветская, хотя сам Булгаков об этом говорил только осенью 1926 года, когда его вызвали на допрос в ОГПУ. Он сказал следователю: «Я понимаю, что моя повесть получилась более злостной, чем я предполагал, поэтому причина запрещения этой книги мне понятна«» [1].

     Национальная модель мира как армейский порядок, она не может допускать исключений, тогда она не будет считаться объединяющей нацию. С другой стороны, для другого читателя и зрителя, который вообще еще не имел модели мира, ни правильной, ни неправильной, тоже пришли новые типы текстов. Мы говорим о детях, которые в эти же годы стали отходить от чтения старых сказок ради сказок новых.

      И. Яковенко увидел процесс трансформации основ культуры с помощью детских сказок: «Самый яркий пример — смена корпуса актуальных, востребованных аудиторией сказок в конце 60–70-х годах прошлого века. Здесь необходимо пояснение. Сказки читают маленьким детям, которые их запоминают. При этом сказка играет роль базовой мифологической структуры (из которой сказки, собственно говоря, и выросли), включающей человека в целостность культуры. Услышанные в детстве сказки участвуют в формировании матриц сознания. Поэтому то, какие сказки слушают дети в раннем возрасте, играет существенную роль в формировании оснований картины мира, которая сложится у повзрослевшего ребенка. В конце 60-х годов ХХ века произошло примечательное событие. На книжном рынке появились качественно новые детские сказки. «Муми-тролли» Туве Янссон, «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова, книги о Мери Поппинс в переводах Бориса Заходера пользовались бешеной популярностью… Авторы русских версий не ошиблись в выборе материала. Дети, воспитанные на этой литературе, весело похоронили Советский Союз» [2].

     Последнее предложение звучит просто убийственно. Но громадная доля правды в нем есть. Определенная творческая зажатость советской литературы и культуры, которая вырастала на идеях соцреализма, оказалась неадекватной новому времени. Конечно, при этом были и прекрасные книги и фильмы, но мы говорим об общем потоке и о нацеленности его на правильные тексты и фильмы. А искусство отличается как раз тем, что «неправильность» занимает в нем важное место.

    То есть искусственное торможение развития литературы и искусства ведут к переключению массового сознания на чужие образцы, если они находятся на хотя бы несколько шагов впереди по соответствию интересам реального зрителя и читателя. А в ряде случаев даже задают новый тренд, как это случилось с Гарри Поттером. То есть Советский Союз не мог победить в этом соревновании, поскольку для него интереснее была книга о детстве вождя. Это также связано с разными ориентациями системы: советская была идеологическая, западная — коммерческая. И, конечно, коммерческая ориентация точнее отражает вкусы и интересы читателей. В случае производства новой ракеты идеологическая ориентация не мешала, а в случае создания продукта потребления мешала.

    Борьба за детскую книгу есть во всем мире, поскольку считается, что то, что видят дети, они рассматривают как норму. Детская книга — это инструкция к построению модели мира в голове. Известно, что внести изменения в ментальность намного затратнее, чем первым сформирвоать ее. Школы в Барселоне стали изымать из библиотек такие «неправильные» книги, в которых создаются неправильные мужские и женские образы [3]. Считается, что к пяти годам у детей формируются гендерные стереотипы, которым они следуют до конца жизни.

    Или другой пример из того же ряда. Весь мир ошеломила новость, что в Польше священник сжег книги о Гарри Поттере [4]. Это было в Гданьске. Правда, потом когда эта новость облетела весь мир польская католическая церковь принесла извинения [5]. Но сам факт подобной борьбы с магией, как бы оберегающий детей, был, и ужасный Гарри Поттер был публично наказан.

      Массовая культура и даже литература все равно также визуальны, в них мало слов и много визуального. Кстати, по этой же причине главенства визуального перестройку более делало телевидение, чем печать. Без телевизора ее нельзя было бы вообще произвести в такие краткие сроки. Плюс современная школа демонстрирует потерю интереса к обучению, поскольку школа в основе своей вербальна, а дети движутся к визуальности.

В результате произошла замена виртуальностей. Советский Союз обладал своими базовыми ценностями, из которых выводилось одно, Запад — другими. Кстати, и после перестройки мы все еще впитываем набор западных ценностей, убрав Мальчиша-Кибальчиша и др. Старые ценности акцентировали коллектив, новые — индивида. И те,и другие могут быть правильными. Но неверной является слом одной системы и принятие другой в кратчайшие сроки. Это приводит к травме массового сознания.

      Перестройка дала уже другую, более рационально выстроенную травму. Дети со своей нейропластичностью более облегченно могли перейти на новый канон, чего не скажешь о взрослых. Они получили не новый для них, как у детей, а противоречащий уже имеющемуся информационный и виртуальные потоки.

     Сегодня, например, выясняется, что гласность, из которой практически и состояла перестройка, состояла не в личном поиске журналистов, а в спускании им сверху необходимых для публикации «опусов», несущих негативный эффект. В ЦК даже ставили задачи искать, как именно Запад критиковал СССР.

  «Это была попытка модернизации сверху, только на этот раз не в интересах промышленного роста или противостояния внешнему врагу, а в угоду навязанным извне идеологическим клише, для «конвергенции» с Западом. Например, курс на «независимую журналистику» был провозглашен именно сверху, а «наиболее дерзкие материалы первого революционного периода гласности, прежде чем попасть на страницы газет, готовились за спиной официального Отдела пропаганды в кабинетах яковлевского подотдела», – свидетельствует бывший заведующий сектором идеологического подотдела Анатолий Грачев» [6].

      Точно так в российское массовое сознание вводятся дискуссия о Сталине, где в результате репрессии вычеркиваются из обсуждения, а из Сталина делают «великого менеджера». Как писал Д.Дондурей: «Еще одно тоже нерефлексируемое подспорье деятельности смысловиков состоит в том, что ни технологии, ни эффективность, ни ошибки и даже неудачи их работы практически не исследуются. Либеральная интеллигенция никогда не признается в том, что ее отказ учитывать культурные основы российского быта есть надежный способ его самосохранения… Смысловики в отличие от пропагандистов не получают специальных заданий по работе с массовым сознанием. Они просто живут в своей естественной среде, у себя дома. Делают то, что и всегда, – воспроизводят коды национальной культуры. Но именно это и есть их необъявляемые функции, можно сказать, миссия, которую они выполняют, перемещаясь в истории. Сохраняют сквозь все формы государственных перезагрузок (минимум пять только за последние 100 лет) родные протофеодальные матрицы. С их особым типом перемещения во времени: быстро вперед и сразу же – вспять. Именно они гаранты самого священного – усвоения гражданами российского «порядка вещей».[7].

   СССР обладал приоритетом по «народному» инструментарию противодействия собственной пропаганде. Это и анекдоты, слухи, которые отражали и строили контр-картину мира, и такие инструменты, как «чтение между строк», «двоемыслие», литературные аллюзии, выводившие из себя цензуру, которой приходилось становиться чуть ли не умнее автора.

        В другой своей статье Дондурей напишет: «Для решения задач сердца госбезопасности – сохранения действующей культурной модели существования в России – пользуются идущими сквозь века ментальными предписаниями, мифологическими и ценностными установками, нормами наших невероятно креативных неформальных практик. Реконструкторы сохраняемых представлений научились выжидать, притворяться, придумывать и административно экспериментировать. Быть всегда начеку по отношению к своим идейным противникам. И все это ради воспроизводства объекта своего попечения и охраны – тех самых «духовных скреп», по поводу которых обожают иронизировать обладающие куда меньшими ресурсами (включая интеллектуальное проектирование) либерально мыслящие эксперты. Слишком это грандиозная и многоаспектная, касающаяся всех уголков нашего бытия работа, чтобы успокаивать себя убеждением, что за ней стоят лишь: 1) квазисоветские «пропагандисты» – циники или энтузиасты из курируемых властью соответствующих структур; 2) ньюсмейкеры, определенным образом интерпретирующие произошедшее; 3) политики, принимающие главные решения. В первую очередь это труд именно творцов заданного понимания действительности. Еще в конце минувшего века госсмысловики совершили открытие. Осознали невероятное: при умелом программировании массовой культуры предоставленные рыночной системой возможности совершенно не опасны для сохранения концепции «особого пути» российского «государства-цивилизации».[8].

        И еще одно мнение вроде с другой политической позиции, но акцентирующее тот же тип механизма воздействия: «Процессы, кажущиеся спонтанными и вызванными засильем новых информационных технологий, на глубинном уровне связаны с более простыми и банальными вещами: закрытостью реальных перспектив развития новых поколений в России. Дети неосознанно, на уровне просачивающихся в умы установок массовой культуры и медиа, следуют в том русле, которое де факто было задано международными властными элитами» [9].

      И одновременно менялся мир. Чем большим становилось упарвление массовым сознанием с помощью коммуникации, тем меньшей становилась потребность в инструментарии физического пространства. Репрессивный аппарат в СССР никуда не уходил, он просто становился менее заметным, застыв в ожинаии новых команд.

       Сегодняшним поколениям  может показаться преувеличенной атмосфера страха в Союзе, но она была. И это был страх другого рода — следовало подчиняться правилам, даже негласным, поскольку в противном случае ты мог пострадать. В брежневское время ты бы уже не попал тюрьму, но мог потерять престижное место работы.

     О важности людей, которые не боятся, то есть людей с другими мозгами, например, С.Медведев говорит так: «Россия может себя изменить, как это было в 80-90-е годы. Тогда каждый день возникали какие-то новые структуры, люди переставали себя чувствовать рабами. Поэтому на ваш вопрос отвечу так: это — люди, освободившиеся от дракона, от постоянного страха государства. Стержнем России со времен Московии и Ивана III было государство, которое строило все – наше пространство, наше общество, власть и экономику. Нужны люди, убившие в себе государство. Только они могут построить новую Россию» [10].

       Пока советский человек остается советским и за пределами своей страны. Как оказалось, к примеру, российские немцы голосуют за правые партии более активно, чем коренные немцы. Именно они становятся опорой правых популистов. Н. Жолквер так говорит об этом феномене: «Есть не только информационные пузыри, но и социальные Специфика «социальных пузырей» в том, что «районы компактного проживания немцев-переселенцев, которые здесь порой называют «русскими гетто», представляют собой «социальные пузыри», аккумулирующие людей определенного склада и имеющие свою внутреннюю специфику. В таких «пузырях» особенно сильно чувство сплоченной толпы, подверженной одинаковым влияниям и муссирующей одни и те же стереотипы. Это значит, что такое же количество поздних переселенцев, как и в районе их компактного проживания, но рассеянное по стране и лучше интегрированное в немецкое общество, может дать в социологическом исследовании совсем другой результат» [11].

    Но это чисто теоретические рассуждения. Сегодня оказались неработающими ни американский «плавильный котел», ни немецкая «мультикультурность». Единственным пока достоверным путем становится смена поколений в среде эмигрантов, когда каждое последующее поколение уходит все дальше от своей исходной родины.

      В. Соловей вписывает в параметры масштабного политического кризиса в России, среди прочего и разрушение пропаганды: «В Российской Федерации была замечательная пропаганда, одна из самых эффективных в мире, пока она не стала наступать на собственные грабли.  Включите телевизор — из восьми основных тем на каком месте окажется Россия? Хорошо, если на шестом. Но живем мы с вами в России. Нас беспокоят низкие доходы, безработица, отсутствие качественного здравоохранения и образования. Вы слышите, чтобы это обсуждали в ток-шоу? Кризис пропаганды в том, что она воспринимается как не имеющая никакого отношения к реальным проблемам людей в России. И поэтому все больше людей уходят в социальные сети. По своему влиянию они пока еще не сильнее пропаганды, но уже соизмеримы по масштабу и степени доверия. Власть видит это и делает вполне естественный вывод — если это альтернативная система информирования, то ее нужно взять под контроль» [12].

     Как видим, пропаганда не выдерживает нагрузок, а точнее не выдерживает массовое сознание, поскольку возможности государственной пропаганды безграничны. Она может строить свой виртуальный мир и днем, и ночью. И главное — не допускать его до столкновения с реальностью, чтобы не получить в результате «голого платья короля».

    Трансформация виртуального пространства реально является постоянным процессом. Массовое сознание замечает только радикальные изменения типа того, что случилось в перестройку. Поэтому в любой момент мы и сегодня можем проходить очередные перестройки, идущие в наш разум из масскульта.

        Литература

  1. Медведев С. Советский гомункул // www.svoboda.org/a/29884745.html
  2. Яковенко И. Что делать? // www.novayagazeta.ru/articles/2012/03/15/48804-chto-d...
  3. Flood A. Barcelona school removes 200 sexist children’s books // www.theguardian.com/books/2019/apr/18/barcelona-scho...
  4. Harry Potter books burned by Polish priests alarmed by magic // www.bbc.com/news/world-europe-47771706
  5. Scislowka M. Polish Priest Apologizes After Publicly Burning Harry Potter Books // time.com/5563579/polish-priest-apology-burn-harry-potter-books/
  6. Гринкевич В. Советские элиты — от Хрущева до перестройки (часть V) // izborsk-club.ru/16803
  7. Дондурей Д. Смысловики могущественнее политиков // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/08/644510-...
  8. Дондурей Д. Российская смысловая матрица // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/01/643174-...
  9. На изломе поколений: Человеческий «капитал» или человеческий «балласт»? // izborsk-club.ru/16774
  10. Медведев С. Путин не верит, что НАТО придет на помощь Балтии. Интервью // ru.delfi.lt/news/
  11. Жолквер Н. Российские немцы — опора правых популистов в ФРГ? // www.dw.com/ru/Соловей В. Масштабный политический кризис в России неизбежен. В сущности он уже начался. Интервью // ekb.dk.ru/news/masshtabnyy-politicheskiy-krizis-v-rossii-neizbezhen-v-suschnosti-on-uzhe-nachalsya-237120357

https://ms.detector.media/trends/1411978127/my_schitaem_chto_nam_peredaetsya_

informatsiya_kogda_na_samom_dele_my_poluchaem_vliyanie/ 

Восприятие информации или информационного воздействия?

       Мы считаем, что нам передается информация, в то время как на самом деле мы получаем влияние. Если раньше люди строили новый мир, то теперь новый мир, создаваемый информационными техгигантами, создает человека и человечество.

    Сейчас, оказавшись в мире быстрой передачи информации, мы должны особо внимательно посмотреть на то, что именно получаем. Мы считаем, что нам дают информацию, на основе которой мы сами принимаем решения. Например, нас бомбардируют рассказами о себе кандидаты в президенты, напевая песенку «Выбери меня, выбери меня». Однако мы чаще получаем информацию с готовым «выводом», против которого нам сложно возражать.

    На тех же президентских выборах мы знаем как плюсы кандидата, идущие от него, так и его минусы, распространяемые его противниками. И то, и другое соседствует в нашем разуме. То есть мы «копим» не столько информацию, сколько готовые решения.

       Все это примеры того, как информация достаточно часто является не столько чистой информацией, сколько инструкцией к последующему действию. Именно этим можно также объяснить, к примеру, бесконечные рассказы о женитьбах / разводах кинозвезд. Удержание внимание на кинозвезде повышает ее капитализацию. Это важно, так как значительная часть коммерческого успеха проекта зависит от «стоимости» вовлеченных в проект звезд, коими должны быть актеры и режиссеры. И только потом идут жанр, тематика и сюжет.

    Информация не выдерживает критерия объективности, если она является инструментом не информирования, а программирования будущего действия. Такая информация не описывает реальность, стоящую за ней, а продвигает реальность будущую, в которой заинтересован коммуникатор. Объективная информация направлена на прошлое или настоящее, которое описывает. Субъективная информация направлена на будущее, которое должно наступить, если объект воздействия будет от нее отталкиваться.

     Кроме информации в сцепке с конструируемым будущим, которое она создает, есть другие типы искажающей информации. Искажение вообще является свойством информации, поскольку выдвижение чего-либо на первое место в поле внимания заглушает все другие варианты информации. В результате мы видим только то, что должны видеть.

     Если физическое пространство замкнуто и ограничено, то информационное пространство, как и виртуальное, куда мы относим литературу, искусство, кино, не имеет границ. По этой причине взаимодействие в нем принимает самые разнообразные формы.

    Информация идет в сцепке с вниманием, призванным захватить массовое сознание в ущерб другим информационным или виртуальным потокам. Все телеигроки сегодня следят за тем, чтобы удержать телезрителей у своих экранов. Кроме политических задач перед ними стоят и чисто коммерческие, в рамках которых именно зритель становится тем товаром, который у них покупают рекламщики. Есть внимание — значит, есть телезритель и есть реклама.

    Информация также может быть частью инструментария воздействия, входом для получения нужного результата. В результате ее обработки мозгом массовое сознание придет к нужным для коммуникатора и иногда неожиданным для объекта воздействия выводам самостоятельно. И это очень важно, поскольку на прямые призывы мы стараемся не реагировать. По этой причине прямая реклама теряет свою эффективность.

      Кириллова, например, следующим образом объясняет обработку граждан, живущих за рубежом: «Cоветская пропаганда базировалась на легкоопровергаемых тезисах, осознание ложности которых вызывало у человека ощутимый диссонанс. К примеру, высокий уровень жизни западных стран неумолимо контрастировал с постулатами о “загнивающем капитализме”, и преодолеть это противоречие было невозможно. Сегодняшняя пропаганда действует намного изощренней. Она не отрицает высокий уровень жизни в западных странах, внушая при этом, что эти страны абсолютно враждебны России. При этом внушаемую телезрителям идеологию ненависти можно определить как “идейный цинизм”…Использование западных благ они считают формой “борьбы”, и продолжают жить в США или Великобритании, поскольку “им это выгодно”, реализуя при этом свои патриотические порывы в участии в кремлевских проектах. Иногда этот “патриотизм” доходит до прямой работы против новой родины, что вполне укладывается в современную российскую идеологию».

      Информация может выступать в роли фильтра, когда мы видим только то, на что она указывает, поскольку такое акцентирование преувеличивает статус объектов, о которых идет рассказ. Особо серьезную роль такая информация играет в случае рассказов о прошлом. Формирование исторической картинки, можно даже сказать исторической повестки дня, всегда очень важно для дня сегодняшнего. Государство, в отличие от историков, видит в прошлом только то, что ему нужно для сегодняшнего дня. Такое одномерное прошлое становится элементом современной политики, создавая причинно-следственные связи, выгодные для политиков. Такое формирование прошлого из настоящего чаще идет из виртуального пространства, где на первое место выходят телесериалы и романы. Обычный человек не может и не будет разбираться, так ли все было на самом деле. И исторические фейки могут занять свое место на постаменте истории.

    Есть также пространство чистой лжи, где искажение действительности становится главным механизмом выживания. И, в принципе, на это может работать как полное искажение, так и частичное. Гозман считает: «Система, которая строится последние 18 лет, для своего существования требует постоянной лжи, иллюзорной картины мира. Для этого нужно представление о наших немыслимых успехах, надо говорить, что мы окружены врагами, которые хотят на нас напасть. Конечно, ситуация “враг у ворот” выгодна абсолютно для любой власти: она снимает вопросы о качестве сыра, о подаче горячей воды, о медицинском обслуживании и так далее».

     Инструментарий опоры на врага такой же древний, как инструментарий опоры на героя. Здесь задействованы самые простые, чтобы не сказать примитивные чувства. Человечество долго поднималось наверх, чтобы потом скатиться вниз. Эмоции победили рацио.

   Российское Агентство интернет-исследований реально вело пятилетнюю войну на территории США. И все это делалось при всем разнообразии интервенций все равно в пользу Трампа. По причине массовости  никак не завершается расследование этих процессов.

      Агентство интернет-исследований помогало Трампу в его борьбе после выборов. Атаки на прокурора Мюллера называли его работу конспирологией. Одна из страниц Фейсбука утверждала, что он работает на радикальных исламистов, в другой директора ФБР Коми называли «грязным копом».

     Оксфордский проект компьютерной пропаганды оценил охват аудитории между 2013 и 2018 годами в десятки миллионов пользователей в США. С 2015-го по 2018-й тридцать миллионов пользователей постов из Фейсбука и Инстаграма отреагировали на посты Агентства. Это всё потому, что любая фейковая информация очень серьезно просчитывается, чтобы быть интересной для пользователя. Только так можно добиться того, чтобы пользователь сам включился в распространение фейка.

    И всё это операции влияния, где информация становилась средством программирования поведения. Именно об этом мы говорим, когда подчеркиваем, что информация не является «чистой», когда она подталкивает к смене поведения.

  При этом Инстаграм стал наиболее эффективной платформой по сравнению с Фейсбуком, Ютьюбом и Твиттером. На Интаграм приходится вдвое больше лайков и комментов, чем в Фейсбуке (187 миллионов на Инстаграме против 7 миллионов на Фейсбуке), хотя Фейсбук дает больше возможностей для реагирования. После выборов в 2017 году активность агентства в Фейсбуке, Твиттера и Ютьюбе выросла от 45 до 84 %, в то время как активность на   Инстаграме — на 238 %.

      При этом этот уровень отработанности коммуникаций в соцмедиа под углом зрения национальной безопасности отражает активное изучение этой проблемы на внутреннем материале. И это понятно, поскольку нельзя было выйти вовне, не отработав методы на внутренних сетях. И сегодня можно встретить некоторые внутренние документы из взломанного сервера НИИ «Квант», принадлежащего ФСБ.

      В России даже уже иеромонахи пишут на тему манипуляции общественным мнением через виртуальные сообщества.

     Мир фейков осваивает все новые и новые области по аналогии с политикой. Например, 61% сообщений об электронике в Амазоне оказались фейковыми. Эта же тенденция и в Инстаграме. Просто раз это не область чувствительной политики, то никто так сильно на это и не отреагирует. Но это всё тот же спрут фейка, только принявший иную форму. Кстати, и Украина впервые заговорила об «агентах влияния» более серьезно, а не чисто публицистически, задавая их как «лиц, чья деятельность направлена на формирование в атакуемых государствах благоприятного для агрессора общественного мнения или влияния на принятие в этих государствах позитивных для агрессора управленческих решений. Фактически их деятельность является ключевым элементом ведения подрывной деятельности против политических систем демократических государств и информационно-психологической войны против граждан этих государств».

     Человек окружен техническими информационными устройствами, которые несут не только позитивы, но и серьезные негативы. Это касается как смартфонов, так и технических гигантов в целом. Они несут нам информационную зависимость, которую можно рассматривать сродни наркотической. Они принесли нам и новые типы войны.

      Ланье гордо величают отцом виртуальной реальности. Он считает: «Существующая побудительная структура состоит в том, что в любое время, когда два человека вступают в контакт, это финансируется третьим участником, считающим, что он может манипулировать первыми двумя. Такого общества никогда не было, где каждый находится под постоянным присмотром, постоянным наблюдением, когда все постоянно получают поток опыта, который динамически подстраивается под то, чтобы ими манипулировать».

     Он задумывается и над тем, что, возможно, мы потеряли контроль над интернетом: «Я начинаю думать о социальных медиа немного так, как предложил Ричард Доукинс, что мы думаем о гене так, как будто у него есть своя собственная воля».

     Как видим, основной акцент, который делает Ланье, базируется на том, что нами манипулируют, а не на том, что нам передают информацию. Об интернете он говорит как о «лабиринте обмана», где очень трудно найти нужную информацию.

        Наверное, можно сказать, что если раньше люди строили новый мир, то теперь новый мир, создаваемый информационными техгигантами, создает человека и человечество. И у никого нет права выбора, поскольку нет возможности вернуться в старый мир, он постепенно исчезает, пока не растворится вовсе.

     Новый мир, к тому же, живет на новых перекрестках влияния, к которым мы еще не готовы. Эта неготовность выражается в отсутствии привычных средств защиты. Только постфактум страны начинают видеть свою уязвимость, что, кстати, является одной из примет именно гибридной войны, которая каждый раз хочет оказаться новой, чтобы объект атаки не был к ней готов.

     Мы стали жить в мире быстрых изменений, что в свою очередь требует и быстрых решений. Однако быстрое решение не всегда оказывается правильным. Тем более на него влияют операции влияния извне. В этом плане интерес представляет теория упреждающего управления  Фуерта, который приходит к выводу, что сегодняшних проблем очень много и они не просто сложные, а и не поддаются решению, так что при кажущемся решении старая проблема просто преобразуется в другую. Американцы в своей стратегии на 2019 год отмечают такой тип разведки, как упреждающая, которая работает с будущими угрозами. Так что мир готовится к будущему даже на таком уровне.

Литература:

1. Цветкова В.Л. Отвлечение массового сознания в стиле поздней перестройки // www.ng.ru/tv/2014-11-26/3_kartblansh.html

2. Кириллова К. "Идейный цинизм". Как Кремль влияет на русские диаспоры за рубежом // day.kyiv.ua/ru/article/podrobnosti/ideynyy-cinizm

3. Медведев С. Ироническая империя // www.svoboda.org/a/29662524.html

4. Swaine J. Russian propagandists targeted African Americans to influence 2016 US election // www.theguardian.com/us-news/2018/dec/17/russian-prop...

5. Shane S. Russian 2016 Influence Operation Targeted African-Americans on Social Media // www.nytimes.com/2018/12/17/us/politics/russia-2016-i...

6. Howard P.N. a.o. The IRA, Social Media and Political Polarization in the United States, 2012-2018 // int.nyt.com/data/documenthelper/534-oxford-russia-internet-research-agency/c6588b4a7b940c551c38/optimized/full.pdf#page=1

7. Wong J.C. Instagram: from Facebook's 'best hope' to Russian propaganda campaign tool // www.theguardian.com/technology/2018/dec/18/instagram...

8. Сошников А. и др. "Стоп-слово" — Навальный. Хакеры разоблачили "проект ФСБ" в соцсетях // www.bbc.com/russian/features-46621322

9. Секция 3: "Анализ интернет-данных и аналитические средства бизнес-разведки" // bi.hse.ru/isconf/2017/sctwo

10. Карпов И.А., Градосельская Г.В., Немов Н.Р. Фокусированный анализ информационного окружения персоны: сетевой подход к разработке поискового алгоритма и анализа данных // тanalyticswar.ru/wp-content/uploads/2015/10/2015.pdf#page=96

11. Тихон, иеромонах (Васильев). Манипуляция общественным мнением через виртуальные сообщества // cyberleninka.ru/article/v/manipulyatsiya-obschestvennym-mneniem-cherez-virtualnye-soobschestva

12. Sterling G. Study finds 61 percent of electronics reviews on Amazon are ‘fake’ // marketingland.com/study-finds-61-percent-of-electronics-reviews-on-amazon-are-fake-254055

13. Taylor L. Rising Instagram Stars Are Posting Fake Sponsored Content // www.theatlantic.com/technology/archive/2018/12/influ...

14. "В інтересах іншої держави...": проблеми виявлення та протидії агентам впливу. Аналітична доповідь // www.niss.gov.ua/content/articles/files/Dopovid_Dubov...

15. Peeples L. Can't put down the phone? How smartphones are changing our brains — and lives // www.nbcnews.com/mach/science/surprising-ways-smartph...

16. Kleinman Z. Are you ready to break up with your phone? // www.bbc.com/news/technology-46590880

17. Greenberg P. In Search of Lost Screen Time // www.nytimes.com/2018/12/31/opinion/smartphones-scree...

18. Nichols S. Your Phone Is Listening and it's Not Paranoia // www.vice.com/en_au/article/wjbzzy/your-phone-is-list...

19. Naughton J. Anti-Social Media: How Facebook Disconnects Us and Undermines Democracy by Siva Vaidhyanathan — review // www.theguardian.com/books/2018/jun/25/anti-social-me...

20. Rutenberg J. ‘The Effects Cannot Be Overstated’: When Tech Invaded Media // www.nytimes.com/2018/12/19/technology/personaltech/m...

21. Levine Y. Google's Earth: how the tech giant is helping the state spy on us // www.theguardian.com/news/2018/dec/20/googles-earth-h...

22. Жданов С. Цифровая гигиена: как пользоваться соцсетями, не давая им использовать вас // knife.media/digital-hygiene/ 

*

https://ms.detector.media/trends/1411978127/v_teleserialakh_kak_i_v_sotsmedia_kazhdyy

_mozhet_nayti_esli_ne_schaste_to_komfort/  

     В телесериалах, как и в соцмедиа, каждый может найти если не счастье, то комфорт

Все развлекательное телевидение — это общение, а не информирование.

     Экранные коммуникации породили два места, где человек ощущает себя максимально комфортно, если не сказать счастливо. С одной стороны, это телесериалы, с другой — соцмедиа. И в первом, и во втором случае создается психологическое ощущение того, что сам потребитель становится руководителем контента, как до этого такая ситуация возникла для массовой литературы, где заложена роль (в плане ориентации на читателя), почти равная авторской. Любой коммерческий продукт должен быть таким, но этого не всегда удается добиться.

   Телесериалы стали продолжением телевизионного пространства, когда реально ему удалось оторваться от телевизора в плане отказа от привязки к телепрограмме, что при желании позволяет посмотреть весь телесериал за один-два дня. Но телесериал таит в себе и опасность. Возрастание гормона стресса кортизола не даст вам заснуть. А так действуют, среди прочего, телесериалы и фильмы.

  Хороший термин возник при обсуждении цензуры, профессор Жирков предложил следующее: «Я не считаю, что журналистика обладает властью вообще. Это есть объективный информационный процесс, более широкий, в разных ипостасях. Например, как средство массового общения. “Поле чудес” несет какую-то информацию? Никакой. Это средство общения. Сейчас этот процесс очень сильно развит. Игра, интерактивное телевидение, шоу —  все это близко. И я даже поспорил бы, что эти дискуссии несут какие-то знания. Это фон. Я бы еще и сказал, что выборная кампания — это такая политическая игра, в ходе которой есть кукловоды, какое-то участие народа и так далее».

   Собственно говоря, все развлекательное телевидение — это общение, а не информирование. Наличие Netflix, как и его продукта телесериала, отражают одну важную тенденцию — приход сложного телевидения и сложного телесериала. До этого телевидение жило за счет упрощения своего продукта, поскольку массовый продукт может быть только простым. Отсюда пренебрежительное отношение к телевизионным юмористическим передачам. Но, по большому счету, это вообще свойство массовой культуры: быть хорошей для всех.

    Идов в «Новой газете» говорит об идее своего фильма «Юморист»: «Сюжет сложился в 2014-м. После большого перерыва я приехал в Ригу. Гулял по Юрмале, возле концертного зала “Дзинтари”, знаменитого еще в советское время. И вдруг увидел плакаты с теми же лицами, которые помнил с детства.

      — Сейчас угадаю: Задорнов, Жванецкий, Измайлов, Хазанов…

   — Да, этот “образный ряд”, но не только юмористы: София Ротару, Лев Лещенко и далее. Из пятилетнего ребенка я успел превратиться в седеющего мужчину. Да и Латвия теперь другая страна. Сменились тысячелетия. А эти люди продолжают выступать “в том же месте, в тот же час”. В этот зал меня водила моя бабушка. Просто поразила “петля времени”, в которой обитают корифеи советского периода. Представители не андеграунда — тонкого слоя мифа, который мы в меру сил исследовали в фильме “Лето” — а официальной культуры истекшей эпохи. Представители этой культуры продолжают столь же успешно существовать в нынешнее время. Так у меня какой-то пазл в голове сложился. Я записал краткий сюжет».

     И еще вопрос—ответ: «Для власти этот нескончаемый “голубой огонек” — символ стабильности. Но ведь и публика продолжает заполнять залы.

    — Не хотел бы никого судить. Большая часть населения страны пережила и продолжает переживать турбулентные времена. В такие моменты хватаешься за привычное. Кроме того, ностальгируют по собственной молодости, проецируя память о собственной вирильности и энтузиазме на всю эпоху».

    Признаем, что это даже не ответ, а констатация факта. Но в любом случае перед нами вариант явного смещения в зону комфорта. А современный человек хочет обитать только там, он не хочет свершений.

    Вот еще один вариант ответа режиссера: «Интерес к теме советского юмора со мной всю жизнь. Меня всегда привлекал парадокс, что в стране, в которой почти ни о чем нельзя было шутить, профессиональные юмористы были рок-звездами. Использование юмора как некого маркера “свой — чужой” — это удивительное явление. Целые поколения разговаривали цитатами из Ильфа и Петрова, Зощенко, потом Довлатова. Юмор воспринимался как побег, как подспудная борьба».

     Для старшего поколения прошлое — это зона спокойствия и комфорта. По этой причине Идов не может понять их реакции, будучи человеком другого поколения. Он считает свой фильм антисоветским. Но так ли это? Скорее, он говорит о современности: «Каждый раз, когда один и тот же состав правит страной 20 лет, мысли творческих людей обращаются к другому периоду, когда было то же самое. Это совершенно стандартная штука. В этом нет ничего удивительного, это стандартные механизмы ностальгии. Поп-культуре свойственно обращаться ко времени детства людей, которые этой поп-культурой на данный момент заправляют. А молодежь... Посмотрите, насколько нынешним 25-летним интересны 90-е. От Монеточки до Дудя. Это абсолютно нормальная штука, не связанная с политикой. Мой любимый пример: 80-е годы в Штатах были посвящены такому очень странному преломлению культуры 50-х. Если вспомнить “Назад в будущее” и “Бриолин” и взрыв музыки рокабилли, то это все из 50-х. Это потому, что поколения взрослеют и начинают обсессировать по поводу собственного детства. Но в России еще на это накладываются политические параллели».

        Важно и то, что в прокате фильм провалился. По крайней мере, на первый момент. И это в какой-то мере связано с тем, что из средства общения пытаются сделать средство коммуникации. Фильм — это, несомненно, комфортная среда, как сериал. Даже на страхи человек идет, чтобы получить в результате удовольствие.

      Сериал в своей базе отвечает главной потребности человека — восстанавливать связность и понятность мира. Поэтому базовый герой нашей души — это Робин Гуд. Он отбирает у богатых и отдает бедным, тем самым восстанавливая справедливость. Даже герой сериала «Люцифер» за справедливость. Любой сложный мир можно свести к более простому миру сериала, где детективы, врачи, пожарники, представители спецслужб любой страны возвращают миру порядок. Мир все время утрачивает этот порядок и, соответственно, понятность, и только усилия этих людей убирают из нашей жизни снайпера, преступника, врача-убийцу и так далее.

      Возьмем в качестве примера южноафриканский сериал «Тень». Поскольку Южная Африка не мейнстрим, тут проявляются все базовые характеристики телесериала без возможных для мейнстрима отклонений. Здесь герой, бывший коп, наказывает социальных нарушителей, попутно отбирая у них деньги. Если бы он просто отбирал их на свою шикарную жизнь, он не был бы героем. Так он собирает на операцию на позвоночнике своей младшей сестре, но в ходе развития сюжета ему приходится отдать эти деньги на лечение сына товарища.

      Сериалы как объекты виртуального пространства сильны тем, что могут вводить новое поведение и поддерживать старое. Очень часто человек, получая информацию визуально, даже не думает относиться к ней критически. Для него это просто фон. Но в этот фон могут быть вложены самые разные кванты поведения, которые потом начинают повторяться в реальном поведении людей.

    Мы говорим об упрощении мира, но тип перехода от простого к сложному тоже существует. Можно сказать, что он присутствует каждый раз при появлении нового информационно-коммуникативного объекта:

    – простые книги — сложные книги,

    – простое телевидение — сложное телевидение,

     – простой интернет — сложный интернет.

  В последнем случае это может быть нечто мультимедийное, еще и с возможностью менять сюжетную линию.

       Простой и массовый продукт может усложняться у отдельных представителей этого вида искусства, являющихся первопроходцами, создателями новых жанров. К этому толкает потребность «оживления» жанра, присутствующая при коммерческом использовании виртуального продукта. С одной стороны, много потребителей могут привести к остановке развития. С другой — смена поколений все равно будет требовать новизны.

      Однако взрыв числа читателей и взрыв числа пользователей интернета имеют разные последствия. Книга подняла уровень образования и науки, а интернет, скорее всего, его опускает. В случае книги человек был читателем, поэтому в идеале, может быть, неправильном, автор мог расти, не обращая на него внимания. В случае интернета человек сам стал писателем, чем не завысил, а занизил планку.

     Поэтому и фейки имеют своей причиной исчезновение того, что именуется критическим мышлением, которое создавалось так называемым глубоким чтением, свойственным для чтения бумажной книги. Полученный фейк остается живым и распространяется по той причине, что современный человек не в состоянии распознать его обманный характер. Ему не хочется прикладывать умственные усилия, ему легче согласиться, что перед ним правда.

     Человечество в принципе было создано чтением, которое сегодня именуют глубоким, отделяя его от современного дигитального чтения. Исследовательница этих процессов Волф пишет: «Как показывает нейронаука, получение грамотности потребовало новую схему в мозгу наших предков более шести тысяч лет назад. Эта схема возникла из очень простого механизма декодирования базовой информации типа числа коз в стаде до сегодняшнего, высокоразвитого читающего мозга. Мои исследования показывают, как современный читающий мозг смог развить некоторые наши наиболее важный интеллектуальные и эмоциональные процессы: усвоение знаний, мышление по аналогии, выводы, критический анализ и порождение инсайтов. Исследования, ведущиеся во многих частях мира, предупреждают, что каждый из этих базовых процессов “глубокого чтения” находится под угрозой, когда мы движемся в рамках дигитальных способов чтения».

     В другой своей работе она пишет: «К счастью, мозг хорошо подготовлен к тому, чтобы изучать множество неестественных вещей из-за его базовой основы. Хорошо известные его базовые принципы, нейропластичность лежат в основе всего практически интересного в чтении — от формирования новых контуров путем соединения старых частей до повторного использования существующий нейронов, до добавления новых и более сложных частей к читательскому контуру со временем. Пластичность также лежит в основе того, что читающий мозг меняется и на него воздействуют основные факторы среды: что он читает, как он читает и как он формируется».

      Сегодня в нашу жизнь во многом вместо книги пришел телесериал, который может не только рассказывать о том, что было, но и о том, что будет. И это не только сериалы о будущем типа «Мира Дикого Запада», который показывает нам будущую роль роботов в нашей жизни, не только сериалы об альтернативной истории, где в «Человеке в высоком замке» можно увидеть, что Америка потерпела поражение во Второй мировой войне и теперь разделена на японскую и немецкую оккупационную зоны.

     Даже рассказы о прошлом дают почву для понимания будущего и сегодняшнего дня. В данном случае речь идет о сериале «Вавилон Берлин», оказавшемся самым крупным по финансированию неамериканским сериалом, где события 1929 г. в Германии поразительным образом напоминают наш сегодняшний день. Создатели сериала сами говорят об этом: «Параллели сериала современным политическим событиям — американские выборы Д. Трампа, Брекзит и возвращение правой политики в форме партии “Альтернатива” для Германии, избранной в Бундестаг — не планировались. Мы начали работу над сериалом в 2013-м, и чем больше мы работали, тем больше мир сегодняшнего дня начинал напоминать конец двадцатых. Мир как бы стал соответствовать нашему сценарию».

     Это говорит об общности многих политических процессов вне зависимости от того, в какие одежды одеты люди и какие машины ездят по улицам. Поэтому сериалы, как и книги, и являются работающими механизмами для понимания сути происходящих явлений.

    Быков так сравнивает смотрение телевизора и соцсети: «Лежание перед телевизором было такой своеобразной медитацией для людей застойной эпохи. Телевизор составлял фон, он как бы не определял их ментальности. Телевизионную пропаганду несли мимо рыла или мимо рта, если вам больше нравится. Она пролетала мимо ушей. Это была такая форма задумчивости, иногда форма сна. Общение в соцсетях, по-моему, печально именно тем, что это — имитация умственного усилия, имитация диалога, при которой не продуцируется никакого нового качества, при которой не происходит творческого прорыва. Это имитационная такая вещь. Мне кажется, честнее как-то с пивом лежать перед телевизором или с соседом забивать козла, потому что в соцсетях продуцируется огромное количество фальшивых сущностей и взаимных оскорблений. Это не значит, что там не происходит целенаправленных, иногда очень остроумных, иногда очень полезных дискуссий. Но процент этих дискуссий все равно стремится к убыванию. И мне кажется, что сама соцсеть как явление по природе своей имитационна».

     Добавим к этому, что соцсеть получила свое преимущество еще и потому, что она делает человека квазиактивным. Он ощущает свою коммуникативную силу нового порядка, которая возникает из двух составляющих. С одной стороны, он действительно действующее лицо, хотя его действия и не дают никакого реального результата, есть иллюзия действия. С другой — он не просто удален от центра активности, он еще может быть и анонимен, что создает как для любого «анонимщика» небывалую храбрость.

      Правда, сегодня начались эксперименты по созданию телесериалов, где будет возможность выбора развития сюжета зрителем. Сейчас уже зритель может избирать то или иное окончание фильма. Эра телесериалов в принципе знаменует возврат к сложности. Нетфликс придает значение своей «машине» персональных рекомендаций (см. тут и тут). Собирая информацию, они пытаются вывести людей из позы кинокритика, чтобы они просто отвечали. Нравится им лично фильм или нет.

     Сериал по многим параметрам стал любимым детищем. Он заполняет свободное время многих. Современный мир ушел в современный телесериал. И, как писалось в советской картине, «Райком закрыт. Все ушли на фронт». Сегодня райком тоже закрыт, но все ушли в телесериал.

Литература

1. Gould W.R. 5 ways to fall asleep faster, according to sleep doctors // www.nbcnews.com/better/lifestyle/5-ways-fall-asleep-...

2. Жирков Г. Общество не может не иметь протестного характера. Интервью // www.fontanka.ru/2019/03/13/154/

3. Малюкова Л. Михаил Идов: «Нельзя унижать юмором». Интервью // www.novayagazeta.ru/articles/2019/02/28/79731-mihail...

4. Идов М. И "Оптимист", и "Юморист" — безапеляционно антисоветские произведения // www.kino-teatr.ru/kino/person/666/

5. Бакашев Б. Михаил Идов оправдался за провал фильма «Юморист» в прокате // 24smi.org/news/144702-mikhail-idov-opravdalsia-za-proval-filma-iumorist.html

6. Wolf M. Skim reading is the new normal. The effect on society is profound // www.theguardian.com/commentisfree/2018/aug/25/skim-r...

7. Wolf M. The science and poetry in learning (and teaching) to read // www.kappanonline.org/science-poetry-learning-teachin...

8. Roxborough S. How the 'Babylon Berlin' Team Broke the Rules to Make the World's Biggest Foreign-Language Series // www.hollywoodreporter.com/news/how-babylon-berlin-te...

9. Быков Д. Один // echo.msk.ru/programs/odin/2374917-echo/

10. Koblin J. Netflix Lets Viewers Pick the Plot // www.nytimes.com/2017/06/20/business/media/netflix-in...

11. Netflix to let viewers pick how TV episodes and movies will end // www.cnbc.com/2018/10/01/netflix-to-let-viewers-pick-...

12. Feldman D. Netflix Viewers Get To Tell The Story With New Interactive Technology // www.forbes.com/sites/danafeldman/2017/03/09/netflix-...

13. Netflix to let viewers choose their own ending in new series of Black Mirror later this year // www.scmp.com/culture/film-tv/article/2166966/netflix...

14. Choose your own ending to shows on Netflix // www.straitstimes.com/lifestyle/entertainment/choose-...

15. Newton C. Netflix interactive shows arrive to put you in charge of the story // www.theverge.com/2017/6/20/15834858/netflix-interact...

16. Mittel J. Why has TV storytelling become so complex? // theconversation.com/why-has-tv-storytelling-become-so-complex-37442

17. Lynch J. Here’s the recipe Netflix uses to make binge-worthy TV // qz.com/367117/heres-the-recipe-netflix-uses-to-make-binge-worthy-tv/

18. Pitre J. How The Americans Mastered the Structure of TV Storytelling // www.pastemagazine.com/articles/2017/05/how-the-ameri...

19. Sims D. How Buffy the Vampire Slayer Redefined TV Storytelling // www.theatlantic.com/entertainment/archive/2017/03/ho...

20. Давиденко Н. Марафон у телевизора. Культуре «запойных» сериалов приходит конец // www.dsnews.ua/society/marafon-u-televizora-kulture-z...

21. Rodriguez A. “Because you watched”: Netflix finally explains why it recommends titles that seem to have nothing in common // qz.com/1059434/netflix-finally-explains-how-its-because-you-watched-recommendation-tool-works/

22. Rodriguez A. Netflix doesn’t care whether you think the film is good—it just wants to know if you liked it // qz.com/950012/netflix-nflx-launches-its-new-thumbs-up-rating-system-and-it-doesnt-care-whether-you-think-the-film-is-good-just-whether-you-liked-it/

*  

https://ms.detector.media/trends/1411978127/ot_igry_prestolov_do_peppy_pig_miry_

kuda_uzhe_pereselilis_lyudi_bolshie_i_malenkie/ 

     От «Игры престолов» до «Пеппы Пиг»: миры, куда уже переселились люди, большие и маленькие

    Телесериалы и соцмедиа являются инкубаторами эмоций. Искусство создает и продает как коммерческий продукт именно эмоции, рацио в этом плане не продается. Рацио - это продукт для рабочего времени человека, а эмоции - для свободного.

    Но эмоции должны возникать и удерживаться вполне рационально, поскольку мы сами рациональны. Они должны в определенных контекстах нарастать, а в других - падать. Они должны иметь достоверные контексты своего возникновения.

   Одни эмоции канализируют другие, создавая в результате ощущение разрешения внутреннего кризиса человека. Человек сознательно выбирает тот набор, который приведет его к эмоциональному сдвигу.

   Люцифер, экс-дьявол, из одноименного сериала, например, становится положительным героем, живя на Земле. Он весь состоит из эмоций, поскольку для него в нашем мире нет ограничений, он может брать из него все, что ему нравится.

     Кстати, ни рай, ни ад не прельщают демонов и ангелов, они почему-то хотят жить с нами. То есть наш мир, который мы часто не любим, явно лучше их мира, что, несомненно, должно нам понравиться. Когда человек проводит много времени в виртуальном мире, он берет оттуда много эмоций и информации, и это поток заменяет ему то, что ранее приходило из стандартного печатного мира. Печатный мир сохраняет лишь часть своих позиций в рамках рабочего дня человека, а  большая часть оказалась потерянной в рамках свободного времени. Причем, как показывают исследования, из виртуального мира можно даже продиктовывать политические предпочтения аудитории [1].

     Это связано также с тем, что телесериалы являются предметом серьезных обсуждений, примером чего, к примеру, стала «Игра престолов». Она заменила собой новости: «Теперь, когда шоу заканчивается, и даже в дни, когда выходят реальные новости, Игра престолов может доминировать в онлайн-дискурсе и групповых чатах повсюду. Эта сила является рудиментарной, вытекающей из более раннего времени, которая была перенесена в нашу культуру благодаря тому, что началась в другую эпоху. Если новые научно-фантастические драмы или даже приквел «Игры престолов» станут огромными хитами для HBO, они, вероятно, не будут иметь такого же эффекта. У них будет фанатская база и бурная дискуссия, но я не уверен, что в этой раздробленной потоковой среде они могли бы быть такими же центральными, как Троны» ([2]. Читайте также анализ зрительского обсуждения сериала [3-6]). То есть в будущем при хорошо сделанный телесериалах информация о французских «желтый жилетах» будет скрыта под массовым обсуждением телесериала.

     «Игру престолов» даже изучают/обсуждают не с обывательских, а с научных позиций. У военных появляется тематика «драконы и военно-воздушные силы» [7],  у политологов звучат оценки политической философии Дейнерис. И они достаточно серьезны: «у обычного гражданина понимания природы авторитаризма нет. А сериал эту природу выпятил. В предыдущие сезоны нас, наверное, увлекала такая маккиавеллистская игра - в союзы, в борьбу за престолонаследие. Это все принимало отдаленно цивилизованные формы, пока все оставались живы, все кланы, основные политические силы были живы. Кто-то кого-то травил периодически, а в это время где-то за морями поднималась, вся в белом, предводительница оппозиции. Chainbreaker [«разрушительница оков»]. Белая Дейенерис. И вроде бы ее так и пытались представить: она действительно в белом, она освобождает города, отменяет рабство, люди к ней тянутся, вступают в ряды ее армии и идут бороться за правое дело. Но на самом деле Дейенерис, по-моему, с самого начала правильно - то есть последовательно - говорит о том, что ей нужен трон. И чем дальше сериал, тем явнее становится этот тезис. Ее главный драйвер - борьба за власть ради самой власти. Она придумывает обоснования. Чтобы выиграть одобрение народа, заполучить его любовь, она говорит: «Я иду на трон, чтобы жизнь в Семи королевствах стала счастливой, без тиранов и так далее.» Но это лишь попытка получить народную поддержку. Сама она руководствуется исключительно жаждой власти. В последнем сезоне и особенно в последней серии мы видим, до чего это желание ее доводит. По сути в последнем сезоне нам показывают ситуацию, когда все погибли и осталось две силы. Это Серсея, которая держит оборону в замке за стенами крепости, и Дейенерис. Серсея - обезумевшая королева, которая правит исключительно за счет страха. Дейенерис - белая королева: за все хорошее, против всего плохого. Это две разные концепции суверенной власти. Серсея - власть, которая основывается на страхе. Это гоббсианская такая концепция, а Дейенерис (до последнего момента) была противопоставлена ей. Она скорее олицетворяла концепцию монаршьей власти, основанной на любви между монархом и его народом» [8].

     Но интерпретации политологов остаются в политической науке, а зрители могут делать из сериала совсем другие выводы. Например, критиков все время удивляла достаточная брутальность, что в определенной степени свидетельствует о потребности и в такой эмоции для современного человека, который ее потерял в нынешней своей комфортной жизни.

Психолог М. Керр, являясь специалистом по страхам и обработке эмоциональной информации, например, также смотрит и на фильмы. Она может детально ответить на вопрос, например, почему мы любим серийных убийц  [9 -10], почему люди готовы платить за то, чтобы их напугали 11].

     По собранным ею материалам она в свое время пришла к выводу, что появится множество фильмов о зомби. И этот прогноз она дала еще до появления «Ходячих мертвецов»: «Это было сразу после рецессии. 2008, 2009 было временем, когда много миллениалов выпускались или поступали в колледж. Этот страх отражал их эмоции выхода в мир без реальных надежд. У меня нет доказательств в поддержку этой теории, но думаю, что они реально были обеспокоены апокалипсисом, который случится с их поколением. Нарратив с зомби, вероятно, очень хорошо оказался с ними связанным: все надежды улетучились, а они попали в мир, где человек есть человека, пытаясь получить работу» 12]. Внезапная известность пришла к ней после книги 2015 года «Крик. Пугающие приключения в науке о страхе» [13]. Ее первые три части так и озаглавлены: Физические страхи, Психологические страхи и Реальные страхи.

   Перед нами действительно серьезные переживания, которые испытывает человек в своем кресле. Так, исследователи  установили, что за 90 минут фильма ужасов средний зритель сжигает 184 калории, что равняется результату получасовой прогулки или содержится в большой шоколадной плитке 14]. «Челюсти» Спилберга сожгли 161 калорию, «Экзорсист» - 158.

    Просмотр фильма ужасов, как ни странно, существенно улучшает настроение, скачок адреналина уменьшает беспокойство и разочарование  [15]. Единственное ограничение, что это происходит с теми, кто добровольно включается в просмотр фильма ужасов.

    Профессор Э. Форти считает так: «Просмотр медиа с высоким уровнем стресса может быть волнующим и снимающим стресс. Два защитных механизма, замещение и проекция, могут это объяснить. Вместо того, чтобы конфликтовать с коллегой, который распускает о вас слухи на работе, ваше разочарование и гнев выходят с помощью насилия серийного убийцы в кино».

     То есть медиа с высоким уровнем стресса канализирует негативные эмоции: унижение, отвержение, стыд, гнев, сожаление и злость.

     На фоне появления статистики по поводу уровня самоубийств американской молодежи с 1975 по 2016 гг., где с 2007 г. показан рост смертей девочек [16- 17], особо значимой становится работа Э. Форти о депрессии и смерти [18]. В ней она перечисляет приметы депрессии у молодежи. Это важно, поскольку 13.6% опрошенных американских студентов и 46% канадских занимались планированием своей смерти.

      Интересно, какова статистика просмотров фильмов ужасов в одной стране и в разных, что даст еще один вариант оценки уровня счастья, поскольку людей тянет на такие фильмы неспроста.

     Все это в какой-то мере вопрос, почему мы не любим смотреть фильмы про жизнь. И это понятно, жизнь находится слишком близко, на расстоянии протянутой руки, в ней нет ничего захватывающего, в ней нет интриги и страха.

    Поэтому вполне понятна такая переписка 11-летней девочки Виктории с премьер-министром Новой Зеландии Ардерн. Девочка попросила премьера наделить ее телекинетическими способностями, чтобы она могла все выяснить о драконах. В качестве взятки она приложила 5 новозеландских долларов. Премьер деньги вернула и поблагодарила девочку за ее интерес. Она написала: «Мы с интересом услышали ваши соображения по поводу физики и драконов, но, к сожалению, в настоящий момент мы не занимаемся работой в какой-либо из этих сфер. [...] Я возвращаю вам присланные деньги и желаю всего наилучшего в поисках телекинеза, телепатии и драконов». А в конце письма премьер приписала: «P.S. Я все равно буду послеживать за этими драконами. А они носят костюмы?» [19]. Девочка заинтересовалась телекинезом из-за фантастического сериала Netflix «Очень странные дела», где у героини есть такие способности. Правда, хватит ли драконов для военных действий в «Игре престолов», волнует и взрослых зрителей.

    Люди получают опыт, которого они лишены. Например, опыт взаимодействия людей и роботов, поскольку роботы стали достаточно частыми героями сериалов. Современные военные проводят даже свои собственные конференции на тему использования роботов в будущих военных операциях, рассматривая, как и кем будут приниматься решения на применение оружия против человеческой силы противника. То есть связь развития военного инструментария и искусственного интеллекта давно занимает внимание у военных.

     Перед нами другой уровень мышления и планирования. Поэтому не уходит из поля зрения военных и проблема влияния в виде «битвы представлений», поскольку они напрямую предопределяют принятие решений. И сериалы тоже стоят в ряду средств такого рода. Как пишут исследователи: «В этой информационной среде противники, соперники и другие акторы используют информацию для влияния на лиц, принимающих решения, и внутренние и международные мнения для того, чтобы управлять восприятиями, формировать политику, сдерживать неблагоприятные действия и принуждать к благоприятному поведению» [20].

       Следует также признать, что сегодня проведен большой объем экспериментов в сфере восприятия кино, что дает возможность более целенаправленно управлять зрителем. Вот лишь некоторые примеры:

- при восприятии нарративов люди порождают реакции, сходные с теми, как если бы они принимали участие в реальных событиях;

- люди ментально кодируют происходящее так, как если бы они были реальными участниками нарративных событий;

- экспериментально подтверждается, что создатели фильмов контролируют визуальное поведение зрителей;

- нейроисследования демонстрируют, что изменения в нарративном напряжении подавляет внимание к визуальной периферии. 

  Сегодня в принципе нейропсихология может достаточно подробно анализировать, какие процессы имеют место в голове у человека, когда происходит развитие нарратива.

    Мы также сталкиваемся с феноменом реализации в мире того, что было предложено в сериале. Северная Ирландия получает туристические деньги, поскольку туда ездят люди смотреть на места съемок «Игры престолов». И это приносит 40 миллионов в год, которые приходят с 120 тысячью туристов. Имена героев сериала стали давать новорожденным.

    Виртуальные миры тоже вызывают отторжение. Более миллиона зрителей, например, подписали петицию переснять восьмой сезон «Игры престолов». Люди хотят, чтобы их виртуальный мир был «их», а не чужой.

      Если взрослые переживают за судьбы героев «Игры престолов», то маленькие дети волнуются по поводу поросячьего семейства, которое крутится вокруг Пеппы Пиг.

      Это особое семейство, поскольку оно достигло коммерческого успеха в размере одного миллиарда  трехсот тысяч долларов. Большую долю сюда внес Китай, поскольку фильм ворвался туда в 2015, когда в стране был год свиньи. Было продано 40 миллионов книг. А число просмотров достигло 60 миллиардов. Это при  том, что Китай строго регулирует количество переводных иллюстрированных книг для детей. Взрослые критики нашли, за что поругать фильм. Это и усиление гендерных стереотипов, это и отражение модели мира среднего класса, это даже опасность - в Австралии был запрещен эпизод фильма, где Пеппа убеждает своего братика, что пауки не могут принести вреда. Пеппа стала героем-девочкой, которого не хватало. Идея семьи тоже дала новизну. Каждый пятиминутный эпизод выстроен по модели трехактной структуры. После Введения следует Проблема, а потом и Решение. В результате у Пеппы на канале YouTube есть 8 миллионов подписчиков и З миллиарда просмотров.

    В целом все это интересные примеры того, как общественное виртуальное  пространство сразу пытаются «приватизировать» в рамках своих, возможно, вполне справедливых, а возможно и нет - целей.

Литература:

1. Gierzynski A. The Political Effects of Entertainment Media: How Fictional Worlds Affect Real World Political Perspectives. - Lanham etc., 2018

2. Дрейфус Э. Игра престолов - последнее великое шоу, которое объединяет нас // www.wired.com/story/game-of-thrones-watercooler-show...

3.  Arkin D. 'Game of thrones' theories and buzz: will dagger wielding Arya kill Cersei // www.nbcnews.com/pop-culture/tv/game-thrones-theories...

4.  Arkin D. 'Game of Thrones' theories and buzz: Does Daenerys have more dragons? // www.nbcnews.com/pop-culture/tv/game-thrones-theories...

5. Arkin D. 'Game of Thrones' theories and buzz: Will Arya take revenge against Daenerys? // www.nbcnews.com/pop-culture/tv/game-thrones-theories...

6. Trammell K. Why 'Game of Thrones' fans aren't happy with this final season // www.cnn.com/2019/05/17/entertainment/game-of-thrones...

7. Драма с драконами: у «Игры престолов» проблемы с военно-воздушными силами (The National Interest, США) // inosmi.ru/social/20190511/245056882.html

8. Дейенерис сошла с ума? С точки зрения политической философии - необязательно // www.bbc.com/russian/features-48293907

9. Kerr M. Science, Fear, and Film: A Month of Adventures // www.margeekerr.com/2016/05/02/science-fear-and-film-...

10. Kerr M. Why do we love serial killers? // www.margeekerr.com/2016/02/10/why-are-we-interested-...

11.  Kerr M. Why we love to be scared? https://www.psychologytoday.com/us/blog/why-we-scream/201510/why-we-love-be-scared

12. Pinsker J. Why People Will Pay to Feel Scared // www.theatlantic.com/business/archive/2015/10/why-peo...

13. Kerr M.  Scream. Chilling Adventures in the Science of Fear. - New York, 2015

14. Didimus J. Watching horror movies may burn nearly 200 calories in 90 minutes // www.digitaljournal.com/article/335735

15. Leary A. Watching high-stress TV shows like Killing Eve calms me down. I decided to find out why // hellogiggles.com/reviews-coverage/tv-shows/high-stress-tv-shows-killing-eve-calm-me-down/?utm_source=twitter.com&utm_medium=social&utm_campaign=social-share-article

16. Ruch D.A. a.o. Trends in Suicide Among Youth Aged 10 to 19 Years in the United States, 1975 to 2016 // jamanetwork.com/journals/jamanetworkopen/fullarticle/2733430?utm_source=For_The_Media&utm_medium=referral&utm_campaign=ftm_links&utm

_term=051719

17. Edwards E. Suicide rates are rising among young girls, study finds // www.nbcnews.com/health/kids-health/suicide-rates-are...

18. Forti A. Depressed and Dying // inbetween.ca/depressed-and-dying/

19. Премьер Новой Зеландии вернула 11-летней девочке «взятку за драконов» // www.bbc.com/russian/news-48265284

20. Blythe W.C. a.o. How We Win the Competition for Influence // www.armyupress.army.mil/Journals/Military-Review/Eng...

_______________________

© Почепцов Георгий Георгиевич


Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum