 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
ВАЖА ПШАВЕЛА Я с ним познакомился в 88-м. В декабре. В ж/д вокзале в Боржоми. Пристанционная площадь, книжный киоск, корочки малознакомых книг издательства "Мерани". На одной - лесной олень взывает вдаль могучим трубным ревом. Над оленем – имя автора: Важа Пшавела. Внутри - рассказы. Проза великого, как я потом узнал, поэта.
Здесь черною шалью ночей Закутано горное горло И отблеск последних лучей Туманное небо простерло.. Или: Я был в горах - и мир увидел, Каким не видел до сих пор,- Я на груди луну баюкал И с богом вел там разговор. Человек у зоркого сердцем поэта - прежде всего. Всякий человек: добрый, злой, открытый, коварный, честный, завистливый... Важа никакого не боялся. Был столь сильным, что мог отлить из самой бедной человеческой породы редкий золотник. Отыскать в самых бросовых нравственных отвалах изумруд совести. А ещё - положить полдеревни на лопатки. Он был сильный, этот Важа, потому что тяжко работал, пахал землю. Так зарабатывал себе и детям на хлеб... Вот - мой луг, покос, что потом Поливал я - ряд за рядом. Сено ж - выветрено бурей Или вытоптано стадом. И потоки через гору Хлещут вниз кремневым градом. Его деревня называлась Чаргали. Мне было не по дороге. Мой путь лежал в Бакуриани. Это по другую сторону от Тбилиси. Слишком по другую... Но - те же державные вечные горы, коим Важа пел гимны в купленных мной на Боржомском вокзале рассказах. Та же - небесная синь, что окрыляла вдохновением пшавского Шекспира.
Рази меня чем хочешь, небо, Я весь перед тобой такой: С душою гордо неприклонной И с неслабеющей рукой. Я поднимаюсь выше – до Диди Митарби. Встречаю маленьких пастушков, что щекочут тростинами чумазые бока поджарых местных хрюшек. Русская речь здесь уже почти не слышна. Но чувства неродины не возникает. Высоко-высоко в горах ты по-прежнему дома. И душа твоя - тоже. Важа подарил всем эту прекрасную страну. Ты - гость. А гость в Грузии - превыше всего. Вот гостя нам судьба послала,- Ей муж с порога говорит. - На нашем доме без сомненья Почила божья благодать. Посмотрим, сколь в тебе уменья Знакомца нового принять. Это - из бессмертной поэмы великого пшава - "Гость и хозяин". Умри, а не дай себя запятнать негостеприимством. Неблагородством в отношении приглашенного. Разорви цепи религиозных, общинных, каких угодно закостеневших предрассудков и останься ЧЕЛОВЕКОМ, даже если придется ради этого умереть. Он падает, он умирает, Мечом сраженный наповал, И по груди его гуляет Хевсура яростный кинжал... Пшавела был гений. Я не говорю, что грузинский. У гениев национальностей нет.
Гора, ты на груди могучей Мои слова запечатлей! Долина, ты мои напевы Храни в тени своих бровей! Великие русские поэты искали встречи с благородным пшавским мудрецом. Искали и обрели её. А вместе с ними и мы - приблизились к роднику грузинской словесности и причастились чистыми строками бессмертного горца. Здравствуй, Важа! (По имени в Грузии приветствуют только самых уважаемых людей...). Здравствуй, Грузия! ШАЛВА ГОШУА
- Думаю перевести свою мастерскую из города куда-нибудь в живописную деревушку. Здесь же в Калужской области, - делится своими планами Шалва Фомич. - Чтоб природа была, речка, лес - простор. Но главное - чтоб школа находилась по близости. Детишек хочу к гончарному искусству приобщать... Ну, вот, скажи мне: живем мы живем и что после нас останется? Через много лет - что? Деньги накопленные останутся? Вещи? Машины? Ерунда все это. Добрая память - вот что. Сохранится здесь, в Калуге гончарное дело. Вспомнят, что дед Шалва его основал - и мне больше не надо... Приютился грузинский гончарный круг на Калужском радиоламповом заводе. Переоборудовали заводское овощехранилище. Сначала взяли в аренду. Потом выкупили. Спасибо, помогли партнеры - заплатили за корпус сразу. За что гончары в течение двух лет расплачивались со своими спонсорами изумительной по красоте посудой. “У нас практически любое изделие - эксклюзив, - поясняет Шалва Гошуа. - Исключительно ручная работа. Вот как мастер-художник видит кувшин так он его и ваяет. Даже студенты, что приходят к нам на практику - уже творцы. Спрашивают: Фомич, а если мы такой узор побробуем? Или другой? Пробуй, дорогой! Ты - художник. Я только посоветую и подскажу, как это лучше исполнить”.
Мастер встает из-за глиняного в виде старого пня столика (этакое лукоморье собственного изготовления, правда, не с ученым котом на ветвях, а глиняным крокодилом - в прихожей) и ведет мимо расставленных на полу амфор, кувшинов и ваз к гончарному кругу. На всем - рыжий налет. Глубоко въевшийся глиняный колер - на полу, на стеллажах, вокруг печи, на гончарном круге, на штанах гончара, рубашке и жилистых его руках. Вот эти руки берут бесформенную рыжую массу. Шмякают, что есть силы на гончарный круг. Загудел мотор. Мастер специальным ножным рычагом подводит шкиф к вертящемуся столику. Тот постепенно раскручивается. Гончар опускает ладони на кружащийся ком, и глина оживает. Кувшин растет, точно дерево из семечка. Только в миллион раз быстрей: то расширяясь снизу, то вновь зауживаясь, то лотосом раскрываясь у вершины, чтобы потом опять сомкнуться в глиняный бутон. Затем “бутоны” сажают в печь и отжигают. Температура 900-950. Шалва Гошуа определяет ее без термопар и термометров. Но особому гончарному наитию. Если и ошибается, то градуса на 4-5. Проверка на качество предельна проста: настоящий кувшин звенит, как маленький колокол. Мастер извлекает из печи один из них, ставит на ладонь и легонько ударяет ручкой. Кувшин откликается чистым и долго-долго затихающим эхом. Если звук с хрипотцой - что-то, значит у тебя, мастер, не так. Учить петь глиняные кувшины Шалва Гошуа начинал еще в Грузии. Где, как сам уверяет, каждый второй гончар. А певцы - так, почитай, все без исключения. Так вот, когда в своей калужской гончарной да еще с грузинскими песнями - второе Зугдиди получается. И неважно, что в заводском районе Калуги. Впрочем, этой зимой кувшинный перезвон в мастерской Фомича несколько поутих. Электроэнергия резко вздорожала, а печи - электрические, от того и гончарный бизнес изрядные лишения терпит. Хотя слова “бизнес” Шалва Гошуа на дух не переносит. Оскорбляет оно слух маэстро. Бизнес - не главное. Сделать его, как утверждает маэстро, легко. Хотя легкость обманчива. Тут художника может настигнуть самая страшная беда - уйти творчество. А без него Шалва Гошуа никогда бы к глине не подошел. "Электрический" фактор - еще один, заставляющий мастера перенести свою мастерскую из центра города в деревню. Там хоть солнца летнего будет вдоволь - хватит для просушки глины без электричества. Переходить на газ - дорого. Одна печка тысяч 6-7 долларов потянет. Где их взять? Впрочем, Фомич ни на что не жалуется. И на дорогое электричество, кстати - тоже. Ни на власть не жалуется, ни на чиновников, ни на визовый режим, не только разрывающий два дружественных народа, но и мешающий привозить ему со своей родины искусных гончаров.
– Иной раз говорят: как трудно работать, как все мешают. Да, ерунда все это! - горячится Фомич. - Я вообще в Россию в одной рубашке приехал. С нуля начинал. Сам работал. Добрые люди помогали. Они ведь везде есть – добрые-то люди. Да и всякие разрешения собирать – ну, что за проблема? Если сказано, например, что нужно пожарный гидрант установить – значит, его надо установить. Такой закон. И его надо исполнять. По-прежнему считает себя патриотом Союза. А грузин и русских – братьями. Впрочем, за годы, прожитые в Калуге российского гражданства так и не получил. Хотя и мог бы. “А зачем? - пожимает плечами Шалва Фомич. - Чтобы получать более высокую российскую пенсию? Поменять, значит, родину на деньги? Никогда! Ведь все равно похоронят меня там, а не здесь. Я ведь Грузин”. Сколько раз, признается мастер, предлагали ему: продай бизнес (ну, вроде как само искусство вместе с оборудованием) целиком - не соглашается. Здание (стены, там, печи, стеллажи) - это, пожалуйста. Это продается. А вот искусство, умение и опыт - нет. “Передать, подарить - могу, - признается Шалва Фомич. - Говорю: берите так. Все расскажу, все покажу. Хотите месяц, хотите два буду показывать. Научу. И взрослых научу, и детей. Лишь бы не пропало древнее ремесло. Лишь бы сохранилось...” ___________________________________ PS Этот материал был написан 12 лет назад. Когда “войну” еще только начинали раздувать, позвонил Шалве Фомичу в гончарную мастерскую. Хотел узнать, что он думает об этой «войне». На том конце провода удивленно охнули: “Так все же грузины отсюда съехали. Куда? Да, в Грузию к себе, наверное...” От Фомича остались самые добрые воспоминания. Как он был счастлив, когда к нему приводили экскурсии с калужских школ - чтобы показать искусство грузинских гончаров. Как он одаривал каждого школяра куском волшебной глины. И настрого приказывал принести к нему в печь для обжига получившиеся детские игрушки. Как пихал в сумки забавных глиняных ежиков - сувениры на память. Как вручил в дар изумительный по красоте грузинский кувшин для вина - чури. Он и сейчас стоит передо мной на столе. Может быть мы с Фомичем нальем из него когда-нибудь грузинского вина и выпьем. За Грузию. И за Россию - тоже. За Россию и Грузию. Если, конечно, Шалва Фомич вернется... ________________________________ © Мельников Алексей Александрович |
       
|
