|
|
|
Девяносто лет со дня рождения поэта Леонида Григорьяна. И девять, как его не стало. Единственный классический поэт нашего города. Но поостерегусь называть его ростовским стихотворцем. Место Леонида Григорьевича на карте российской поэзии гораздо значительнее. Он ещё при жизни стал городской легендой. Латинист, переводчик Сартра. Фрондёр и вольнодумец, всей сутью ощущающий, «как ГУЛАГ глядит в глаза звериными глазами». Неистовый женолюб, умеющий в каждой Альдонсе «находить черты Дульсинеи». Яростный защитник всех неправедно гонимых, центр притяжения пишущей братии. Для каждого находил доброе слово, но не каждого приближал к себе на расстояние голоса. Горжусь, что некоторое время был вхож в его холостяцкую обитель и виршами своими заслужил его одобрение. Строчки его о поэте в полном смысле слова относятся к нему самому «и лишь его неодинакость/ превозмогает нищету». Стихи его запоминаются сразу и, наверное, навсегда. Во всяком случае, пока не подкрадётся призрак Альцгеймера. Потому что они не придуманы, взяты напрямую из поэтической ноосферы, куда не каждому дано проникнуть. Живущий «от боли трепеща» он ощущал свою неразрывную связь с миром, с окружающей действительностью. «Это жизнь, это всё-таки жизнь,/ ничего, что отчасти по Кафке». «Всё мне было порука, зарука,/ были все мне ровня и родня./ Как же нам обойтись друг без друга –/ мне без мира, ему без меня?» Истинность поэта подтверждается его гражданственными стихами. Величина – стихами о любви. Григорьян на высоте в обеих ипостасях. Вот, выбрал наугад из нескольких сборников несколько стихов когда-то поразивших душу с первого прочтения и ныне ставших частью моего поэтического мира. Только несколько из чудесного наследия поэта Леонида Григорьяна. ___________________________ © Рыльцов Валерий Александрович * Леонид Григорьян
Голоса * * * Лакримоза Метель – ламбада – свеча Ты делала шпагат потом плясала Меж хрусталей ламбаду на столе Снимала лифчик и в толпу бросала, Меж тем мело, мело по всей земле. Потом умело занималась сексом С каким-то типом в новеньком «рено», Но что-то там маячило за текстом И не было с контекстом заодно. И как ни бесновались баламуты, А где-то в небесах звучал хорал. Мело, мело… И ангел потому-то Крестообразно крылья простирал. Не знаю уж кого ты там любила, Зачем плясала голой на столе, когда метель без устали лепила Свои кружки и стрелы на стекле. Все эти ферты в бешеном галопе – Всего лишь мошкара и мишура, Пока неописуемые хлопья Слетаются к фрамуге со двора. Я знаю, ты вовеки не истаешь, Не растворишься в дошлом фирмаче, Поскольку ты необратимо знаешь О той неугасаемой свече…
Признание Когда окрест невыносимо душно И друга нет, а недругов не счесть, Как славно знать, что в Петербурге Кушнер И что в Москве Олег Чухонцев есть. Они, того не ведая, причастны Ко мне – один бодрит, другой корит. Один счастливый, а другой несчастный, Совсем как Гераклит и Демокрит… Они со мною рядом без отлучки, Они дают уроки задарма. Один поёт: о, ласточки! о, тучки! Другой хрипит: о, вороньё! о, тьма! Они мне оба на душу ложатся, И я люблю их точный звукоряд. А по-над домом вороны кружатся, Но чуть повыше – ласточки парят.
* * * Жизнь была и несносной, и сносной, И уже не пристало жалеть, Что высокой любовью, как оспой, Лишь однажды пришлось отболеть. Как её воскресить из глубинки, Раскидав полуправду и ложь? – Только оспинки, только щербинки. Только лёгкая смутная дрожь. Не припомнить ни прелесть, ни смуту, И лица не припомнить уже – Лишь окно до сих пор почему-то Всё горит на шестом этаже. Нет ни радостных смут, ни смутьяна, Ни пленительных скрипок, ни труб. Только нежное имя – Татьяна – Ненароком срывается с губ.
* * * Метель за окном лютовала, Листва заметала дома. Погода весь год затмевала Того, кто и сам полутьма. Сидит он, небрежно одетый, Понурый, небритый давно, Протяжно дымит сигаретой, В стакан подливает вино. Глядит за окошко устало И день вспоминает, когда Любимая врать перестала, Сбежала незнамо куда. Любимая врать перестала, Устала, взяла выходной. Но с музой она совпадала И сутью была потайной. Неясно, куда задевалась, Неважно, куда забрела. Но как с листопадом сливалась! Но как снегопадом мела! Была побережьем и летом, Дождями и лесом была. Она и не знала об этом, А впрочем и знать не могла. Стихами себя не томила, Докучных забот береглась, Глаза сатанински сурьмила, В любви мимоходом клялась. Неволила и миловала, Язвила, сводила с ума. Светила и свет затмевала, Пока не затмилась сама.
* * * С опаскою пройдя по рубежу, С оглядкой на медали и седины, Я всё-таки врагов своих сужу – Уже за то, что не были судимы. Хоть по привычке малость и дрожу, И знаю, что в итоге оплошаю. – Я всё-таки врагов своих сужу, Священное писанье нарушаю.
Нет, я не пру бесстрашно на рожон, А просто не желаю подслужиться, Казалось бы, давно разоружён, А всё же им не спится не лежится. Тем и опасен, что разоружён: От безоружных – вековая смута. И ростом мал, и хлипок, и смешон, А всё же не смеются почему-то.
Мчатся тучи
Кузнецы Где-нибудь на макушке земли, На последнем могучем увале, Глянем вниз: ковали, ковали, Много радости вы наковали? Только там станет ясно, что тут Вы добились успеха едва ли. Хорошо, что хоть травы растут, Не усохли, пока вы ковали. Днём ковали, ковали в ночи, До сих пор ваша кровь колобродит. Как игрушечка ваши ключи, Да к замкам нипочём не подходят. Вы ошиблись, о чём толковать, Хоть работали вроде умело. Не проблема оковы сковать, Но ключи – неподъёмное дело. Поубавилось ваше число В стороне хоть родимой, а дальней. Горюны, сколько вас полегло Между молотом и наковальней!.. * * * Да, свято место не бывает пусто. И там, где бесновалось богохульство, Кощунство подводило динамит И ликовали олух и наймит – Как знак беды, как памяти истица, Могильная взошла плакун-трава, И нам осталось каяться-креститься И выдыхать истошные слова. Живой воды перед концом отведав, Припоминать священный звукоряд, Молиться за отцов, а также дедов, В безумии не знавших, что творят.
* * * Распались, разделились, раскололись, Уткнулись носом в пепел и бурьян. Остался раскалённый мегаполис И рваные ошмётья по краям. Добились, доборолись, доигрались, Нетопыри среди других землян. Дымится современный апокалипс И три коня несутся по полям. Треск автоматов заглушает мелос. И как нам сосункам растолковать, Что нам совсем не этого хотелось, Когда рвались высоты штурмовать?
Знак А. А. … Хотел пошевельнуться, но не смог. Взглянул окрест растерянно и дико, Хотел позвать на помощь, но комок Не пропустил панического вскрика. Сковала тело ледяная стынь Смирительной рубашкой из металла. Пустынный нескончаемый пустырь Свирепая позёмка подметала. Ты через силу на локтях привстал, Одолевая леденящий ветер. -- О, Господи...-- беззвучно прошептал. -- Я здесь, сынок, -- Господь тебе ответил. Ты снова грудью к пустырю приник И спирта отхлебнул из мёрзлой фляги, И ангел в отдалении возник Под видом бородатого бродяги. И на ноги ты встал, не чуя ног, И ощутил, что ты Господне семя. А Он тебе: пойдём, терпи, сынок, Ты не умрёшь, пока ещё не время. Ты шёл к вокзалу. Ветер лютовал Над пустошью, казалось, беспредельной. И ты, смеясь и плача, крест нательный Горячими губами целовал...
* * * Я долго путался с другими, но все они сошли на нет. Лишь ты – богиня-берегиня, Мой оберег и амулет. Фортуны прихоть или милость, Как ты возникла, где была? Хоть ты порядком припозднилась, А всё-таки меня нашла. Разгадка вековой загадки, Противовес небытию… Как жизнь сладка, как губы сладки У бездны мрачной на краю!
* * * Сначала забываешь даты, А вслед за ними имена, Всё то, что натворил когда-то Тверёзый или с бодуна. Кирпичный дом начальной школы, Элементарные азы – Все падежи и все глаголы, И дни недели, и часы, Эвтерпу, Мельпомену, Клио И прочих, сколько их – бог весть! А то и собственное ФИО Не можешь твёрдо произнесть. Кому ты нужен в этом гейме, Кому очки твои нужны, Когда безжалостный Альцгеймер Бездумно бродит вдоль стены? Кто обратится к имяреку, С трудом жующему строку? Петух на прясле: кукареку! А ты в ответ ему: ку-ку… Так вот каков ларец Пандоры! Так вот каков остывший пыл! Да, старость – это Рим, который… А что там дальше – позабыл.
* * *
* * * Простить повально всех, Любить тотально всех Способен только Ты, Господь на небесех. И так из раза в раз, И так из века в век. Совсем не то, что аз, Всего лишь человек… ___________________________ © Рыльцов Валерий Александрович |
|