Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Творчество
Как классик помогал мне жарить шашлыки. Рассказ
(№2 [370] 10.02.2020)
Автор: Сергей Чилингарян
Сергей Чилингарян

Фазиль Искандер как-то в начале 80-х сказал мне, что не любит оставлять черновиков – там слишком много откровенного, что, отпечатав чистовой текст, остальное сжигает. Точно так же и с адресными бумажками, особенно заграничными. Сказав это и энергично сжав губы, Фазиль выразительно поводил глазами, как бы намекая на окружающую опасность. И я понял: после "Метрополя" КГБ ему здорово докучает. И если буйволы от слепней мотают головой, то их автор от докучающего компетентного внимания выразительно, но молча водит глазами. И сжигает все лишнее.

И вот однажды, а был уже 1986-й, приехал я к нему в Абабурово с шашлыками. Точнее – со всеми причиндалами, ибо шашлыки только еще предстояло жарить. Год помню точно, так как только что сдал самый последний, самый страшный госэкзамен в литинституте – научный коммунизм. Наука эта была ужасна не только сутью, но и догматической раскладкой в учебнике: революционные предпосылки в России, например, имели шесть пунктов, и попробуй забыть хоть один – всё, нет зачета! Да и с преподавателем не повезло. Выпал он к нам – видать, чем-то провинился – из высших партийных сфер и лютость имел соответственную. Хотя… хотя я его больше подозревал в особом, каком-то извращенном иезуитстве. Уж очень он любил нет-нет да и припереть нас к стене коварными, не имеющими ответов (во всяком случае, до 1986-го) вопросами. Не столько даже ответов, сколько – аргументов. Уж ему-то лучше была известна цена официозной аргументации! Кроме того, поговаривали, что он неравнодушен к невинным юношам. Может, это и был его партийный прокол?

Большинство меня знавших склонялось к тому, что как мужчина я внешне небезынтересен, где-то даже соблазнителен. Что ж, я издавна сему не сопротивляюсь, а для удобства – вбил себе в голову, чтобы каждый раз не ссылаться, как нынче, на знакомых да знавших… Впрочем, уже и к тому времени я был не первой молодости, так что на снисхождение особо не рассчитывал. Так оно и вышло: отбегая назад, сообщу, что с еще одним бедолагой мы, единственные, и уже как бы опасно зависшие, сдали лишь со второго захода.

Правда, каюсь, на втором заходе я испытующе поглядывал на нашего научкома: неужто, он, подлюка, нарочно устроил это искусственное "свидание"? За себя-то я был спокоен, зная, что мысль моя – из разряда недобросовестных мечтаний перезрелой двоечницы… Как раз ее внутреннее состояние я и испытывал, кидая на научкома внимательные тревожные взоры. Тревожился я от возможности второй несдачи, а внимал,  как раз таки малейшему его вниманию к себе, высматривая дармовое снисхождение…

Но вот сидящий рядом со мной второй неудачник, молоденький Митя Башкиров (он прямо "с горшка" – в литературу) – был тонок, изящен, смазлив и младше меня лет на 15. Именно – юноша. И кто его знает… Я-то сам, скорее, выгляжу "активным" – на невинность, то есть, рассчитывать трудно…

Забегая теперь вперед (ибо назад мы уже забежали), скажу, что Мите вскоре предстоит жениться на американке из штата Мичиган и, переквалифицировавшись из литераторов в коммерсанты, уехать в Штаты. Я иногда думаю: нервы у Митюхи не выдержали… Его Маурин Рэйли лет на 8 старше. А до нее он испытал в качестве жен несколько писательских дочек. Детей у них почему-то нет – все стесняюсь спросить, почему. Митя мотается туда-сюда, поплевывая в океан… Впрочем, Маурин – превосходная славистка: говоря с ней по телефону по-русски, "чур-чур" скажешь, узнав, что это живая американка. Не зря ее взяли на работу в Вашингтон. Теперь Митя мотается без пересадки.

С ним мы однажды встретились в августе 1992-го и отметили: вряд ли из нашего потока еще какой паре выпускников довелось здесь, в Штатах, встретиться. Мы именно те, кто перенес научный коммунизм тяжелее всех. Насмешливый перст судьбы? Отметив, мы с Митюхой заподозрились:  неужели мы самые последние литинститутовцы, коим пришлось свалить с себя эту глыбу? Митя произнес "глыбу" так впечатляюще, что я невольно вспомнил грубую скульптуру Маркса в вестибюле метро его имени в Москве. Интересно, вынесли ее? Целиком, или пришлось отбойником поработать?

Но как бы в будущем ни случилось, с Митей мы тогда сдали лишь со второго захода. Третьего бы уже не было – дальше следовало исключение.  Это после шести-то, пусть и заочных, лет! И хотя трагедии никакой не случилось бы, всё же сдаче научного коммунизма, к тому же государственного, последнего, я был рад – до прекрасного питейного настроения. Да и денек был отличный – свежий весенний день начала мая. Как раз вот и Фазиля совратил: шашлыки ведь, к тому же, были свиные…

Если честно, совратил я его не шашлыками и уж, конечно, не событием спихнутого прочь госэкзамена, а обещанием привезти не виданного им доселе барда. Забегая немного вперед, скажу, что как бардом, так и шашлыками Фазиль Абдулович остался доволен. Глядя на него, как с великим аппетитом и беспринципностью он уплетает поросячью вырезку с огня, как слушает барда (разумеется – не совмещая), я даже вспомнил Диккенса, – у него присяжные заседатели приносили с собой на слушанья "маленькие портативные завтраки, завернутые в носовой платок, и ели, и слушали с одинаковым удовольствием". Отличие было лишь в том, что эти, диккенсовские, к тому же, и совмещали. Говоря же о "беспринципности" (да, лучше в кавычках, ибо Искандер уже давний европеец и еще раньше – русский писатель), я имею в виду один из его рассказов, построенный на детском ябедничестве в страшном мусульманском грехе – поедании свиного сала. 

Беспринципность в кавычках я сюда ввернул потому, что проза Искандера основана на его собственной жизни. Можно даже предположить, что предписаний ислама он в юные годы придерживался – но не ради их самих, а как убежденное подчинение чтящему ислам старшинству.

Как бы то ни было, шашлыки получились в тот день отменные, и грехом было бы как раз не уплетать их.

Еще раз забегая вперед, скажу, что вместо того, чтобы слушать почитаемого писателя, я за столом все больше трепался сам, – от наличия квалифицированных слушателей, конечно, да и с научно-коммунистического облегчения, разумеется. А были-то всего: бард с дочкой Поленькой, Фазиль с женой и сынишкой Сандро (тут они с бардом ненавязчиво сошлись как поздние, запятидесятилетние, отцы) и ваш покорный рассказчик.

Когда бард закончил свои прозаические рассуждения о какой-то недостаточности для него поэзии Галича (от витиеватости этих претензий мы с Фазилем зачумленно, даже тягостно, притихли), я сразу же разрядил обстановку: "За твои песни, Георгич, мы прощаем тебе певческий снобизм". Фраза, видать, попала точно в середку сгустившегося контекста – так что, рассмеявшись своим звонким квохчущим смехом, Фазиль шлепнул мою ладонь своею. Потом, когда Георгич после не совсем удачного перерыва вновь реабилитировался песнями:

Укроп, сельдерей и маленький крест деревянный

На могилке моей проросли,

Отжурчала вода, спотыкаясь о белые камни,

И слились половодьем озорные потоки весны

– и Фазиль, чуть склонив голову и приложив к уху ладонь, обратил ее в сторону пения (бард пел с породистым барским присюсюкиванием, размазывая окончания слов), время от времени восклицая "гениально!", даже слегка вздрагивая и иногда бросая на меня быстрый подозрительный взгляд, означавший: "И где ты его откопал?!" – я позволил себе еще одну реплику – на этот раз по самому Фазилю. Я сказал, что он со своей внемлющей бардовскую строку ладонью напомнил мне… кабанчика из его собственной прозы, – тот, склонив голову, но навострив уши, неподвижно вслушивается в колышущий фруктовые деревья ветер, чтобы не пропустить стук упавшего плода – яблока там, персика, инжира, – этого внятного, логического, как бы ударного окончания порывов, чтобы, упреждая ребятишек, сразу же припустить…

Конечно, я рисковал: вдруг он не так поймет? Можно ведь подумать, что и кабанчик, перед тем как припустить, иногда всхрюкивает на особенно крупный плод: "Гениально!" Да и шашлыки, как назло, свиные… Но Фазиль и тут квохчуще, проникновенно рассмеялся, еще звонче и просветленнее, как бы озаренно говоря: "Дошло!" Мы с Георгичем, да и жена Фазиля, Антонина Михайловна, скромно улыбались, давая Фазилю высмеяться: его смех был чистый, и мы не решались с ним соревноваться. Наитие подсказывало нам, во всяком случае, мне, что это – особенный драгоценный смех нечасто хохочущего Мастера, когда надобно всем миром окружить его и, улыбаясь от одного лишь присутственного благоговения, тем самым и приобщиться к такому картинному, такому отчасти уже гомерическому, в чем-то даже библейскому действу.

Ваш покорный рассказчик был, конечно, польщен, особенно когда Фазиль второй раз размахнулся ладонью – сходу влепить в мою ладонь звонкого "петушка". Уж коли кавказцу импульсивно напрашивается этот жест – значит, его пробрало, значит, ты ему в чем-то уже душевный кунак.

…Теперь, трижды забежав вперед и один раз назад, расскажу, наконец, о том, ради чего, собственно, и затравил эту историю. Ибо из застолья ничего особенного больше не запомнилось. Примечательное случилось до застолья, и это была деталь, мелочь. Можно даже сказать, пустяк. Тем более, если я неверно его для себя истолковал.

Когда я еще только подготавливался к шашлыкам, Фазиль спустился вниз прогуляться. (Бард с детьми и с женой Фазиля остались дома). Он похаживал возле костра, иногда подбрасывая в него веточки и полешки. На чем-то сосредоточившись, кратко, энергично набычивался, как бы расправляясь с внутренними, вечно спорящими с ним оппонентами и как бы даже прессуя их подбородком, чтобы не очень-то путались в сознании. "Придавив" очередную порцию оппонентов и, как правило, в это время повернув обратно, Фазиль поднимал свой грозно посверкивающий, слегка победный и в то же время тайно веселящийся персидский взор и, твердо глядя перед собой, не отвлекаясь на поднадоевший ему привычный мир, всё думал свою большую думу, всё заныривая вглубь, все простирая далее, все захватывая выше… Можно было предположить, что идет его обычный неутомимый обогатительный процесс, где обогащалось собственное мироздание.

Но вот он спустился в наш шашлычный мирок, и мы о чем-то поверхностно побеседовали. Ведь одновременно делать два дела хорошо я не умею: по натуре – ярко выраженный "антицезарь". Я внимал не столько словам Фазиля, сколько его не очень квалифицированным действиям по подкреплению костра. Потом, конечно, ругнул себя, что, увлекшись второстепенным, не вызвал Мастера на интересные высказывания. Ведь виделся я с ним не так уж часто. (В отличие от Мити Башкирова, который в детстве у него на коленях сидел, – надо думать, между горшком и литературой). Но, в то же время, хотелось сделать шашлыки, что называется, на уровне, а для этого требовалось достичь грамотного, однородного жара.

Уходя нанизывать мясо на шампуры, я попросил добровольного помощника присмотреть за огнем, а вернувшись, с удовлетворением отметил, что та пара нюансов, которые я ему раскрыл, учтена.

Но, расставив на импровизированном мангале шампуры с мясом и оглядевшись, я не обнаружил спецфанерки для поддува, короче – духанки. Что за черт, брал, вроде, обычный походный комплект: кирпичи, дрова, шампуры, овощи, мясо, водку, спички, духанку; а вот последней как раз и нету. Может, в багажнике осталась? …Нет, не в багажнике. Спросил Фазиля, не видел ли он тут такой фанерки. "Вроде, крышка от посылочного ящика?" – подчеркнуто озадачась, спросил Фазиль. "Да, именно крышка", – подхватил я, обрадовавшись, что она где-то тут. "А я ее в огонь бросил, – невинно сказал Фазиль, но вдруг резко: Тебе что она – нужна?" "Да нет… ничего, обойдусь…" Пятнать репутацию уважаемого помощника не хотелось, тем более – в его собственных глазах. Но теперь и шашлыки могли пострадать – вместе уже с моей репутацией. Заозирался, вот незадача: в самый ответственный момент оказаться без главного шашлычного инструмента – жароподдающего. Метнулся мыслью в дом – чем бы заменить? За мыслью – сам. Нашел какую-то драную папку, в самом деле, обошелся, и шашлыки в целом не пострадали.

Впрочем, о шашлыках, о застолье, о барде Сергее Георгиевиче Салтыкове, у которого есть строки, от которых сам Фазиль, приложив ладонь к уху, восклицал "гениально!", я уже рассказывал.

Вымойте пол у себя на душе валерьянкой,

В чистую водку поставьте лиловый цветок,

И посмотрите, как с солнцем играет в орлянку

Чистый, еще не нагретый весенний поток!

И почти обо всем поведал, за исключением этой злополучной духанки. Нет, она из небытия уже, разумеется, не возникла. Но я иногда ее вспоминаю. Обычный прямоугольник фанеры с частыми дырочками от гвоздей по периметру и подписанный с обеих сторон. Это мы с матушкой обменивались: я ей, к примеру, рыбных консервов, а она мне сухофруктами отвечает. Мост был налажен издавна, но вот, помню, именно эта, сгоревшая, навеяла несколько лет назад чисто духовное – рассказ про пьяницу, в те годы для публикации непроходимый. Того укоряет оборотная, не надписанная, сторона: чё ж ты, мол, Егорюха, матери не ответишь? Она тебе прислала – а ты? Выходит, что не простая крышка - особенная. Не могу не заметить: и духовно навеяла, и как духанка сгодилась… Не знаю, как кто – а я к вещам привыкаю, даже к пустячным. Давний дружок – обломок зеркала с Колымы, – умиляет больше, чем целый, но поздний трельяж.

Но причем здесь Фазиль Искандер? – спросите вы. В том-то и дело, каждый раз, погружаясь в этот случай, я отыскиваю совсем уж крошечные детальки. Ну, вот, хотя бы: мы с ним по Внуково, где у него литфондовская дача и где мы жарили те памятные шашлыки – соседи. Я-то сам жил постоянно и одно время даже служил сторожем при литфондовском пансионате. Да и почтовое отделение у нас одно, просто, их окраина называется Абабурово. А некоторые его корреспонденты, и особенно иностранные, в те годы, наверное, пользовались именно дачным адресом – как менее официальным, более надежным. Значит, на первую половину адреса на фанерке: 142781, Моск. обл., д. Внуково, – Фазиль мог рассеянно отреагировать, взяв на себя… Тем более, что матушкины каракули – сродни иностранным. А вспомните-ка начало рассказа…

И вот, чем глубже я проникаю в этот случай, чем дальше он уходит в историю, тем более склоняюсь к тому, что Фазиль спалил духанку не столько осознанно – чтобы избавиться, скажем, от лишнего хлама возле дома. …Да, именно, сделал он это (сильно подозреваю, но не утверждаю), подобно Шуре Балаганову, уже с пятью тысячами в кармане укравшему банальную сумочку – машинально. Год-то был всё-таки уже 1986-й…

И всё же это было в другой эпохе. Немало с тех пор, оказывается, прозрачных вешних и мутных политических вод ухлынуло – вместе с откликами на них лириков, политологов и больших писателей. Да и малых тоже. И вот, года два назад я сам, собственной пишущей рукой, охладил свои отношения с Фазилем, вернее – его отношение ко мне. Но это уже совсем другая история. И в ней тоже найдётся поучительное и забавное.

_______________________

© Чилингарян Сергей Георгиевич 

Белая ворона. Сонеты и октавы
Подборка из девяти сонетов. сочиненных автором с декабря 2022 по январь 2023 г.
Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum