Эстонское очарование русского структурализма. Осеннее эссе  о Юрии Михайловиче Лотмане. Продолжение первое (начало см. в №376)

ТЕНИ У ПОРТРЕТА

Эссе-портрет в раме ассоциаций не скучает, ассоциации из рамы переплетаются и вьются повсюду, спускаются вниз, превращаясь в тени и даже тропинки. Тени перешёптываются друг с другом и не скучают, готовы они и выступить перед читателями-зрителями в роли гидов,  приглашают, постояв у портрета,  отправиться вместе с ними по тропинкам ассоциаций дальше.  

Осеннее эссе-портрет превращается в галерею портретов одной персоны. Где-то в одной из столиц самурайского сословия казаков есть галерея профессорская, там в коридоре у патио политехнического института, неподалёку от парка собраны портреты выдающихся местных педагогов высшей школы, а здесь, в этом эссе портретная галерея всего одного человека. Маленькая галерейка, предлагаемая эссеистом любезному вниманию  читателей-зрителей, будет состоять всего из шести портретов-продолжений. Юрий Михайлович Лотман в уже опубликованном профессором Акоповым эссе изображён в самом общем виде глазами тех, кто лично знал великого русского структуралиста из Тарту и собственными глазами ЮрМиха (ЮрМих – именно так подписывал свои письма с близкими друзьями, такими, как профессор Егоров Борис Фёдорович).

 В пяти следующих эссе-продолжениях намечается представить героя через предметы его семейного мира и даже через рассказанный им когда-то своим студентам сон.  В первом продолжении рассказано о значке-сувенире из дома Юрия Михайловича. Во втором продолжении – о сне, в третьем - о письме эссеисту, в четвёртом – о двух автографах Зары Григорьевны Минц, в пятом – об общих принципах новейшей эссеистики, подготовленной творческими достижениями структурализма и сюрреализма. 

Гениальный испанец Сальвадор Дали с задорно вздёрнутыми и закрученными острыми усами и гениальный Юрий Лотман с грустно приспущенными пушистыми усами объявляются здесь важнейшей культурологической парадигмой тысячелетий.

Итак, вслед за уже опубликованным осенним эссе «Эстонское очарование русского структурализма» вниманию любезного читателя на сей раз предлагается первое продолжение – «Далёкий свет».   

ВОТ ЭТО  СЮРПРИЗ!

Пока шёл и готовился  к публикации текст эссе о Юрии Михайловиче Лотмане, в Крыму приняли неожиданное решение считать началом лета 15 мая, осени – 15 октября, а зиму и весну оставить с традиционными началами – 1 декабря и 1 марта. Вот это сюрприз! Прочёл публикацию первого лотманского эссе ночью. А с обеда разверзлись хляби небесные. Ливень!   На календаре 30 сентября!  Лето что май зелёный и ласковый, но до осени две недели… Бархатный сезон в самом своём разгаре, и обретает официальный статус: «бабье лето». Не мог ли янки Марка Твена на пути ко двору короля Артура заглянуть и в крымские палестины на своей машине времени, полистать календари, погулять у лавчонок на улицах и улочках полуострова, а уж затем и дальше проследовать. Янки, они у нас парни с сюрпризами. Вот в одном из штатов США сенаторы приняли как-то закон, по которому число π равняется не 3,14, а 3,4. И  несколько лет закон юридически действовал. Ой, не представить в этом отношении финансовую отчётность слесарей того штата, если таковая была предусмотрена! Но ведь и миры, условия привычного мира с иной, чем  эвклидова геометрия  топологией, какой-нибудь любознательный  школьник представить, вдруг, да и попробует.

    Знаменитый пятый постулат один, а школьников много. Кому  дрова впрок на зиму готовить, а кому и законы. Эх, собирай, мужик, хворост наперегонки с Бояи, Гауссом и Лобачевским. В астронавты пока из госдепартаментов только американцы успели, но пора задуматься и над этическими принципами преобразования пространства и его предусловий в лабораториях. В одном из фантастических рассказов при перевозке в багажнике космолёта крохотная «астероидная» планета была уничтожена… Чтение фантастики давно в полу-отрочестве вместе с коллекциями монеток, марок, значков и солдатиков, но возвращают в пору отрочества пути ассоциаций с играми времени. Помнится, издание со статьями известного  публициста-газетчика Хо Ши Мина (1890 - 1969) с родины структурализма Франции во Вьетнам, на родину  этого чужака-парии для многих французов переправлялось контрабандно  в будильниках! Наша РФ не Вьетнам, и не Франция, но за время пути и мало ли какие сюрпризы могут повстречаться хронологические, что уж и говорить о  Белках со Стрелками (Всем известна их участь  на околоземных орбитах…). Все эти перипетии ассоциаций и заставили эссеиста сохранить «осенний жанр» текста и в продолжении, да и сама идея продолжения появилась в ходе «сезонных сюрпризов»  преобразующегося  хронотопа публикации.

Тем временем уже можно различить в кроне деревьев за открытой балконной дверью  первую желтизну пары-другой листочков. Горение времени! В общем огненном хороводе звёзд лизнуло оно плакатным «шершавым языком» зелёную плоть северных степей Тавриды. И в мыслях об осеннем эссе, начатом вопреки летнему установлению, возвращается эссеист памятной тропой ассоциаций из начала двадцатых годов двадцатого столетия к давнему началу семидесятых годов столетия девятнадцатого. Именно тогда Валентина Кухарева привезла своему сыну из Тарту, то есть не кому-либо иному, а автору этого эссе, эссеисту, вашему покорному слуге и другу, мои любезные читатели, сюрприз – подарок от сыновей Юрия Михайловича Лотмана. Что это был за подарок и в чём состоял его сюрприз? Сувенир из далёкого Тарту прибыл в северные степи черноморского полуострова из дома председателя европейского общества семиотики и, конечно же, был семиотическим. Состоял сувенир из трёх предметов. Предметы были не одного общего комплекта, а разные в своей пестроте. Один из них до сих пор лежит у меня  на письменном столе в коробочке. Два других, а вся троица была коллекционной, перекочевали клубными путями детских содружеств к новым обладателям, о чём узнал я уж в нынешнем тысячелетии. Из двоицы один, если не изменяет память,  был серенький, а другой – жёлтенький, именно об этом жёлтеньком и напомнила мне листва с крон за балконом. Всего в подробностях сейчас и не вспомнить, но были эти вещицы значками. При виде коллекций значков в самых неожиданных местах я с гордостью вспоминал, разумеется, не хвастаясь, а тая тайну сокровищ в душе, что у меня есть дар от почтенного семейства великого структуралиста-семиотика. И в металлических значках идёт процесс созданья хлорофилла, – перефразируем мы известную строчку одного из поэтов кедровского содружества. Да, в метаниях метафор слились на ветрах времён металл и плоть листвы. Что-то унёс ветер, но не только память осталась. Возрождаются каждый год листья на кронах, хранится в коробочке на письменном столе и один значок из трёх. 

Коробочка на столе круглая, круглый и значок. Похож он  со многими значками из коробочки на письменном столе эссеиста. Можно представить его и в «зеркальном» изображении, и при поворотной симметрии. Во всех этих умозрительных манипуляциях интуитивно напомнит он и округлые линии камешков коктебельского портрета-медальона. У кого и каких только нет воспоминаний с коктебельскими камешками! Но шахматные квадратики на одном из элементов изображения ведут эссеиста незатейливой тропой ассоциаций к  шахматному числу восьмёрки и к восьми триграммам «И Цзына», а где триграммы с их «образами природы», там и пять первоэлементов стихии, подвижных первооснов природы. В круговороте рождений этих первоэлементов, образом которых является цветок с пятью лепестками, земля порождает металл, а металл воду, вода дерево, а дерево огонь, огонь же порождает  землю и круг повторяется. Металл значка, да и сам круг задают ход включения эстонского сувенира в пять первоэлементов, кстати, и в пять лепестков городского детского клуба интернациональной дружбы, и в само повторяющееся круговращение. 

Не будет эссеист плести ассоциации дальше и вдаваться во все подробности, да и в общий образ значка, ведь по китайской древней мудрости в триграммах весь мир, да и в пяти первоэлементах, а годовой цикл двенадцати животных календарный известен всем, хоть немного интересующимся Востоком (Матрицируй всё это – весь мир откроется!). Судьбоносные годы Юрия Михайловича Лотмана приходятся на одну стихию из пяти – воду. 22-й год на календарную собаку, а 93-й – на календарного петуха. Не чужды календарным играм в Тавриде, не чужды были им и древние мудрецы Востока. Нынешний календарный подарок продления лета увлёк эссеиста в его путешествиях по тропкам собственных ассоциаций. Вот это сюрприз! Восток и Запад объединились в значке из Тарту от сыновей великого семиотика. Но вернёмся к самому Юрию Михайловичу Лотману.                      

АХ, ПРЕКРАСНАЯ ТЕРПСИХОРА! 

Одна  из глав «Книги для учителя» Юрия   Лотмана, посвящённая художественному пространству у Гоголя, содержит  разнообразные классификации пространств  литературных произведений. Разграничение доходит вплоть до противопоставления волшебного и бытового, а не только, к примеру, внутреннего и внешнего. Задумываясь и над проблемой пространственной типологии героев, исследователь приходит к важному выводу. Этот вывод простой, но, что называется, краеугольный. Во-первых, существует язык пространственных отношений. Во-вторых,  язык пространственных отношений - первичный, основной. Книга эта была издана в Москве издательством «Просвещение», ещё в  1988-м году. Занимает же главка в увлекательной книге о трёх российских классиках всего несколько десятков страниц, с 251-й по 293-ю. Перелистывая и перечитывая её, эссеист и решил в свете идей отца российской семиотики взглянуть и на значок из коробочки на письменном столе.

Очередной, далеко не первый взгляд на значок напомнил о шестом номере журнала с коктебельским портретом. А ведь в нём и  этюд эссеиста удостоился  чести под лотманской обложкой оказаться, да ещё и с интригующим названием первой главки «Золотой ключик механицизма»!  Вот такой это номер шестой. Ах, классический с чеховских времён номер! Да, не сразу и решишься в журнал под таким номером в собственную статью заглянуть, но куда только ни ведут тропинки ассоциаций... Впрочем, взглянуть, взять – это уже тропинки не ассоциаций, а «механиаций». Ой, лишь бы не девиаций, а то ведь усмотрят таковые любезные и милые сердцу читатели эссеиста. Глотну для начала кофейку из подаренной мне редактором relga.ru баночки, там ещё немного  в уголке осталось, а то ведь сконденсирует влагу из пустоты внутренней, да и засохнет. Будет полковничий кофеёк маркесовский, но я звёздами не отягощён, да и пишут пока, на одиночество не жалуюсь (одиночество – это ведь подростковое, преходящее явление, если уж по-настоящему рассудить). Ура! И кипяток, что шампанское, запузырился, и кофе из банки выцарапывать, уподобляясь  одинокому   полковнику, что у Габриеля Маркеса,  не нужно! Кофе и коллекционные артефакты напомнили мне  между тем одну из готических новелл башкирского прозаика Салавата Вахитова, а с готикой надо быть поосторожней…  

Ох, не знаю, как же теперь в собственный этюд заглянуть… Не захлопнется ли дверца с замочком, от которого «ключик механицизма»? И всякое другое ведь способно приключиться... Ну, вот и кофе глотнул. Эх, допью. Теперь можно и взглянуть. Хорош был кофеёк под осенний шумок за балконом, но, увы, не девушек цветущих в окружении юношей безумных, а всего лишь машин   проходящих. Не станем каламбурить с именами девушек, представим, что в машинах и девушки могут быть за рулём с букетом юношей безумных на заднее сиденье заброшенных. Не станем и тянуть с кофе, испытывать терпение читателя. Кофе пить  – не утраченное время искать, а с духом собираться перед листанием журнала с собственным этюдом. Прости, классика современности, не оказаться бы идиотиком из школы семиотики.   Взглянули. Перечли беглым взглядом. Вспомнили книгу для учителя, вспомнили и значок. Всё, доколе ты, эссеист, будешь испытывать наше терпение. Вот ещё немного и послышится подобное от утрачивающих любезность читателей, жаждущих подробностей чтения шестого номера,  созерцания значков и прочее, прочее, что и не вообразить.

 Этюд мой в эстонском журнале «Вышгород» показывал, что не только девушкам опасно гурьбой ходить по проспектам столичным, но и юношам в одиночестве по ним фланировать. Но будем ближе к тому писателю, что пёкся о юношестве, а не девичестве.  В разделении  на  гуляющих  гурьбой и фланирующих в одиночестве   тоже  классификация есть, но всё-таки уж очень производная и вторичная в своей топологии.  Созерцатели красот, так бы назвал я одних мужчин, исходя уж из крымского опыта, и безоглядно увлекающиеся красотками. Вот вам и Пискарёв с Поприщиным на столичном проспекте. Два представителя мужеского полу в изображении автора повестей очень даже поучительных.  Первого пробуждаемая в отчуждении бестиарность приводит вслед за брюнеткой с волнистыми волосами к опиуму и суициду. Второго  Терпсихора, ну, это всё с точки зрения эссеиста, являющаяся во образе вертлявой городской барышни-блондинки, приводит к жестянщику с горой винтов  на столе, где любитель не красот, а вертлявых   красоток-блондинок Пирогов получает вдоволь  тумаков. Наверное, первого Эрих Фромм назвал бы преимущественно  некрофилом, а второго биофилом, менее зависимым от экстерьера городской улицы само же пространство герой комедии «Бриллиантовая рука» определил по типу, как думается эссеисту, который все помнят. Наверное, его можно назвать волшебным и бытовым одновременно, хореографическим. Но главное, пространством, выделяющим персонажей из танцующего коммоса для сольной партии. Партия эта равно комическая даже в случае каждого из противоположных выборов. Не достигается  патетика трагедийности  с Пискарёвым, для которого не  накал внутренних противоречий губителен, а опиумом и кое-чем иным. 

Очень тонкий для  выявления всей этой «механики поступка» анализ нужен (Он возможен, но не в связи с вертикалью высокого сознания и низкого чувства). Не обретает выбор каждого из двух молодых людей и романтической возвышенности, персонажи не поднимаются до героики, хоть и не скатываются в натуралистическое подполье и подвал, оставаясь в площадной плоскости линеарно движущегося, почти кукольного фарса. Таким образом, можно выделить и разграничить типоформирующее (может, и всего лишь сортирующее) пространство и пространство, не играющее такой роли. Пространство в своём хореографическом выборе предлагает барышню и наделяемую признаками кокетства фасадную улицу с вывесками, круглой аркой моста, винтообразной лестницей и тому подобным. Движение девиц вдоль неподвижного фасадного мира и составляет типоформирующий каталитический признак такого пространства, бестиаризации, а не «омеханичивания» с остолбенением и онемением. Об ином говорить долго, да и не до него сейчас, ведь ждёт значок. Не содержит ли он в себе типоформирующего элемента?

Да, содержит, даже и в хореографии своей, ведь на нём есть изображение шахматно-шашечных восьми квадратиков, а ещё, о чём я не сказал, и шести одноцветных квадратика, так что узор симметрии может дать и зеркало соляризации. Одним словом, либо ты танцор-игрок, либо фигурка игры, либо ты вне игры. Вот, думается эссеисту, и весь фокус дара, но… Но мартышки не только с очками бывают, но и со значками. Верти значками так и сяк, эссеист, значок не действует никак. Да, незадача с поэмами и проблемами значка из Тарту у эссеиста крымского, ничего не поделаешь, ничего не попишешь. Ах, прекрасная шахматная Терпсихора! Что делать, давненько эссеист  не брал в руки даже и шашек, давненько и шахматных книжек не открывал, а что сей чтец смог там себе увидеть-углядеть? Эх, в предвыборных дуэлях не стало шахматистов и театралов из дружеского круга эссеиста. Подсказать некому. Ах, прекрасная Терпсихора, к тебе ли взывать?            

ВДРУГ ЗДЕСЬ ЗВЕЗДА? 

Значок в коробке на письменном столе. Стереотипный образ коробки – кубик, но эта круглая, да ещё и плетёная, с  плетёной крышечкой. Над загадкой значка можно подумать,  не открывая этой плетёнки. Тем временем в окно заглянула бледная луна жиденьких вечерних сумерек. Хрущёвская материнская сакля в степях Крыма смотрит  прямо в степь. Кое-что из непонятных строений кое-где виднеется, но степь полностью открыта ветрам, редкие деревья и кусты не позволяют этот рельеф назвать лесостепью, но здесь на севере полуострова начинается возвышенность. По ней  сквозь искусственный холм моста и бегут поезда к таманской переправе и с переправы, теперь уже и своим мостом обустроенной, а над этой железной дорогой мимо хрущёвской сакли несутся на южный берег и с южного берега по трассе машины. Благодаря возвышенности смотрит сакля в небо. Небо – холст и пейзаж на холсте перед окном и дверью с балкона. Когда-то неподалёку была по ту сторону трассы хозяйственная постройка. Постройка эта при немалом усилии воображения могла бы напомнить часть рисунка на значке, но значок, подаренный в далёком августе за полвека над раздумьями о нём, лежит в коробке, а постройка давно развалилась, а не так давно окончательно снесена огромным чёрным шаром металлической гири на тросе специальной стенобитной машиной. Эта гиря, мелькнувшая в воспоминаниях, на значок серенький, бледненький не похожа, хоть и есть на значке четыре чёрных, но квадратика из шашечницы, да шесть чёрных почти квадратиков. А напоминает значок бледный лик луны, но вот уж и октябрь, а семиотический визит, из которого и привезён значок,  в серединке далёкого августа. В том давнем августе по континенту ползла пандемия холеры, а сейчас гриппозная пандемия. Тогда в крымские земли были введены войска для предотвращения расползания холеры, а сейчас их и без пандемии хватает. Значок в качестве пейзажа меняющейся на протяжении десятилетий, но сохраняющей и постоянство натуры. Почему бы и нет. Детские игрушки и забавы, они лишь милей с годами. И кто не встречал на своих житейских путях-дорогах торговцев всевозможной рухлядью, а среди них и торговцев марками, значками, медалями…  Лирическая тема с множеством вариаций…  

Звёзды, как известно, падают в августе. Особенно красиво августовское небо в Крыму. Знаменитый хрустальный дворец был когда-то в звёздно-астрономическом Симеизе, но дворца уж давно нет, да и Симеиз далеко, в степях лишь звёзды на небе сверкают, а не подобный им хрусталь. Звёзды ярче хрусталя, зачем им хрусталь и дворцы. К началу октября все, какие только можно, звёзды давно упали. Войны, революции, эпидемии ничего не меняют в звёздных часах… А вдруг здесь звезда? За туманами и далями незримо горит, не падала и не собирается падать. Незримо перемигивается она не только с подружками-звёздами, но и с окнами в хрущевской сакле, из которых не видать её за дорогой, в которых и ей никого не видать, но у живущих в звёздных и не только звёздных огнях  больше чувств, чем у людей, если верить романтикам. Однако не для любителей шестого чувства и подобных придуманы шестые номера реалистами чеховских времён?..   

Друг мой Аркадий… Наверное, именно это мог бы пропеть тургеневский кошачий хор мохнатых и хвостатых потрошителей лягушек и прочей мелкой живности. Но хор не пропел, хотя временами песни кошачьи там и слышны, но чаще жалобные. Нелегко живётся кошачьему народцу в степях северных. Королевская аналостанка канадца Сетона Томпсона, да и Пуся башкирской писательницы из Эстонии Дины Гавриловой ему не позавидуют. Но сейчас под балконом тихо. Октябрь начинается сыро, туманно, прохладно, холодновато начинается октябрь, хоть календарное время законодательно и признано летом, да и бархатное бабье лето не за горами. Серенькая бледная луна и такой же серенький бледный круглый значок из  Тарту в далёких от него крымских степях по законам волшебной магии художественного пространства могут какие-нибудь и свои эффекты произвести не хуже машины времени, преобразующей сезоны. Впрочем, здесь и преобразовывать ничего не надо. В 64 клетках шашечницы, преобразуемой на значке, всегда найдётся 49 перекрёстков для умножения, мультипликации в порождающей грамматике оптических эффектов классической психологии  восприятия сереньких кружков значка, а к ночи, как известно, все кошки серы, все кошки любят и клубком сворачиваться накануне похолоданий. Так что, не только брюки превращаются в шорты, что  известно из классической кинокомедии. Серые кружки оптических эффектов вполне способны и в хвостатых кошачьих ниндзя превратиться, а уж в обычную кошачью компанию – и тем паче. Ах, далеко заводят тропинки ассоциаций, осенняя луна и семиотический сувенир из Тарту. Такой вот культур-мультур, структурализм-сюрреализм, любезные читатели осеннего эссе об академике и профессоре, эстонском короле русского структурализма Юрии Михайловиче Лотмане. Разве можно себе представить эссеисту академика без магии и волшебства домашнего пространства? В самой последовательности называния имён имя волшебства найти не так уж трудно, а звали сыновей, от которых и был привезён в дар значок Михаил, Алексей, Григорий. И да простятся эссеисту все ассоциации вольных фантазий и писаний в волшебную пору игры времён и сезонов, ведь где время, там и пространство, там и модальность. 

А теперь приготовься, любезный читатель, к тому, что предложит тебе эссеист  зрелище шаманской пляски. Там-тамы гремят где-то там, а здесь бубенцы колокольчиками звенят. Под бубен луны шёлковый и значка бубенец жестяной пляски ассоциаций и разыгрались на путях-дорогах и тропинках.   

 ЕСЛИ НЕТ ОКНА НАПРОТИВ… 

Вот и всё шаманство плясок перед завершением этого продолжения осеннего эссе. Дом эссеиста стоит на границе степей и самой окраины городка. Дверь балконная с порога открывается прямо в пятый океан. НЛО, конечно, не летают, но эссеист по ночам спит крепко, так что уфологическими наблюдениями не занимается. От наблюдений же структурных никак не уйти. Если домов напротив нет, то пейзаж степи предлагают классически сюрреалистический.  Структурализм в отличие от сюрреализма ограничился наукой, но структурно-сюрреалистическое направление в искусстве и критике возможно, о чём пока повременим распространяться, а ограничимся сентиментально-меланхолическим эндшпилем, завершением этой части осеннего эссе.

Пока нет в степях домов напротив, то нет и окон напротив. А если нет окна напротив, то и в россыпях светлячков  далёких звёзд можно всегда увидеть хоть одну звезду для вдохновенных ночных мечтаний и даже серенад. Вот такой далёкий свет ночной звезды  шлёт в мировые пространства филологии и Тарту.     

ТЕНИ НА ТРОПИНКАХ АССОЦИАЦИЙ

Тени-гиды в портретной эссе-галерее, постояв у первого продолжения в задумчивых позах, зовут читателя-зрителя дальше. Когда ещё представится такой случай раздвоенья времён! Благодаря крымским законодателям осень и весна на одном балу. На календаре 14 октября. С утра пасмурно, хоть солнышко иногда и проглядывает через тучи. В степях у болот на севере полуострова, где пишется эссе, прохладно. Но можно только представить, до чего чудесно под защитой гор у пенящихся волн на юге! Впрочем, и на севере настроение может быть самое оптимистичное, тёплое, ведь весна есть весна. С законами лучше не шутить. 

Бегут, торопятся тени на бал хризантем, где лучше всего времена и сезоны в одном танце повстречаться могут. Хризантемы и тепло лета встречают, когда их можно и в пене вздымающихся под солнцем волн представить, но  встречают эти красавицы первый иней и даже первый снег всё под крымским солнцем. Сказочное волшебство крымских времён и пространств. В этом волшебстве Крыма и зовут читателей тени-гиды в сон, о котором будет следующее продолжение.

(Продолжение следует)

_____________________

© Пэн Дмитрий Баохуанович