Мы живем в мире, где нас постоянно направляют на “путь истинный” все, кто хочет. Реклама и паблик рилейшнз заставляют нас покупать, политтехнологи – выбирать. Нарратив стал их любимым словом. Есть специалисты по информационным, когнитивным, психологическим, виртуальным войнам, которые открыто, а чаще скрыто пытаются заставить нас поступить так, как это нужно иногда им, а иногда даже чужой стране, когда нас принуждают перенимать чужую картину мира. И всегда ментальные изменения ведут к смене поведения.

В прошлом на первом месте по силе влияния всегда были религия и идеология, они веками задают направление воздействия, а само воздействие реализуют другие. Они работают с сакральными ценностями, которые непозволительно менять никому. Разрешена только их правильная реализация в действительности. С сакральными объектами работают даже другие участки мозга, как установил С. Этрен, поэтому сакральное не меняется на материальное, нельзя, например, запросто менять даже физические территории: святое место не меняется на какое-угодно большее, но простое.

Религия и идеология жестко наказывали за любые отклонения. Во времена Сталина писатели получили формулы соцреализма, которые предписывали, какой должна быть картина мира, выходящая из-под их пера. Недаром Сталин называл их “инженерами человеческих душ”, а Хрущев – “автоматчиками партии”. Еще большее внимание Сталин уделял выстраиванию правильной картины мира в кино. Настоящий мир – это не то, что за окном, мир – это то, что на экране или в книге, именно он остается в веках.

Любая цивилизация часть своих ценностей относит к  сакральным и неизменным. Это “ядро”, формирующее ее идентичность, принципиально отличающая ее от других. Эти ценности защищаются не столько законом,  сколько религией и идеологией, литературой и искусством, где порождаются тексты, выполняющие функции современных мифов, поскольку все действия там происходят в рамках онтологии сакрального мира.

Смена политических режимов, у нас это было в 1917 и 1991 гг., сразу отбрасывает старую сакральность и вводит новую, хотя, например, перезахоронение В. Ленина всё еще дискутируется. Такова сила даже прошлой сакральности, которая вроде бы уже утрачена.

Между собой сражаются не страны, а разные сакральности, которые видят в чужом врага. Две идеологические или политические сакральности или две религиозные слабо уживаются в одной пространственно-временной точке.Этому есть множество примеров. Например, Запад отвергает 5G от Huawei, поскольку компания связана с китайским государством и китайской компартией, что констатирует британский парламент в своем расследовании. В Китае с их точки зрения нет разграничения между коммерческим сектором, государством и компартией. Те же действия совершают и США.

Это уровень государства, а вот уровень человека: мусульманам, к примеру, не понравилось, когда Рианна использовала священные стихи в своей песне, исполненной на фестивале моды [1]. Детские герои, ставшие культовыми у нас, не были такими на своей родине: “на родине наших любимых героев отношение к ним тоже, мягко говоря, неоднозначное. В Швеции изначально в Карлсоне видели лишь врунишку и плутишку, там это малоприятный персонаж, манипулирующий доверчивым и чистым Малышом. Потому толстячок с моторчиком и не стал там «культовым» героем, как в России. В западном обществе – законопослушном и помешанном на честности и доверии – такие фигуры не нужны. История про Малыша (персонажа совсем невыразительного) и Карлсона – история про жертву неосторожной дружбы”.

Чтобы убрать радикализацию ислама, Франция и Германия заняты созданием своего ислама, считая “чужой” ислам опасным для себя. Они боятся чужой сакральности, поэтому делают ее более своей:

– “Германская попытка «либерализации» ислама — не первая, предпринятая на территории европейского сообщества. Несколько лет назад Бернар Казнев, французский министр внутренних дел при президенте Франсуа Олланде, уже разрабатывал план адаптации учения под европейские нужды. Идея заключалась в открытии на территории Франции школ подготовки «европейских» имамов, которые не имели бы связей с Саудовской Аравией, не полагались бы на поток выделяемых ближневосточными монархиями денег на строительство мечетей, а воспитывали бы верующих в нужном для французского светского государства направлении” [2];

– “Немецкий ислам» — наиболее масштабный и амбициозный проект германского правительства за последние десятилетия. Идея запуска программы принадлежит ХДС/ХСС. Уже сейчас кулуарно обсуждаются общие контуры этой программы. Инициаторы предполагают запуск проекта на первое полугодие 2017 года, — сказал «Известиям» источник в Христианско-демократическом союзе Германии (ХДС). — Программа интеграционная. Ею будут заниматься сразу несколько министерств и ведомств. Центральная роль всё же будет принадлежать министерству внутренних дел. Однако министерство труда и социальных вопросов и другие ведомства также будут задействованы в работе над программой” [3].

Государства боятся чужой модели мира, поскольку с их точки зрения носители ее не управляемы. Вот мнение научного сотрудника лаборатории деструктологии Московского государственного лингвистического университета О. Стрекаловой: “если давать проповедовать это все, то чем больше адептов, тем, естественно, больше сторонников идеологии, зачастую противной нашим традиционным моральным ценностям. Ведь не зря же существует традиционная религия, не зря существуют массовые религии, о которых мы говорим. Но в то же время нам известны и случаи, когда абсолютное меньшинство могло изменить ход истории: те же самые цветные революции. Ну, да, нерелигиозные, однако есть сведения, что и некоторые религиозные организации принимали активное участие в раскачивании лодки” [4].

Это война миров, точнее война онтологических моделей мира, поскольку физический мир везде одинаков, но модели его в головах людей могут быть разными. Сегодня война в физическом пространстве “вышла из моды”, ее стараются передоверить так называемым частным армиям, а чаще ведут не в физическом, а в информационном или виртуальном пространствах.

Гибридная война вообще стала яркой приметой нашего времени. Но ее вполне справедливо можно переименовать в войну онтологическую, поскольку она базируется на менеджменте онтологической безопасности. Исследователи определяют это понятие так: “Онтологическая безопасность – это условие поддержания способности актора действовать в мире с базовой уверенностью в знании того, как функционирует мир и каково в этом его собственное место” [5]. Противоположна этому неопределенность. Но именно она являлась целью, например, России в Крыму 2014 года. Так что это была и онтологическая война также.

И еще: “Гибридная война возникает как воплощение неопределенности для ЕС и НАТО. Значения степени неопределенности варьируются от страха, незнания, неразберихи и/или двойственности в теории международных отношений. Так же возможно использовать эти точки отсчета и последующие акценты при анализе ответов ЕС и НАТО на фундаментально неопределенные условиях гибридной войны, амбивалентной по определению” (там же). 

Аспект “онтологической безопасности” анализируется в рамках вмешательства России в американские президентские выборы 2016 г. Сегодня США видят вновь повтор такого же варианта воздействия. В той ситуации анализ 3 миллионов твитов, “привязанных” к российским оперативникам, в том числе на платформах Twitter, Facebook, Instagram, YouTube и Alphabet, показали, что главной целью являлось усиление поляризации в рамках разделяющих нацию культурных дискуссий.

И далее следует интересное наблюдение по поводу различий информационной войны с точки зрения США и России. Во-первых, Россия расширяет цели в сферу информационно-психологической войны в область принятия решений противоположной стороной. Во-вторых, сюда входит введение дискурсов, выгодных для Москвы, в страну-цель. В-третьих, разрушать общество, чтобы увеличить силу Москвы. И все это не относится ко временам военного конфликта. Все это делается во вполне мирное время.

Разрушение картины мира, которая является целью онтологической войны, все мы испытали сами в перестройку, когда прошлая картина мира подверглась многочисленным атакам, которые привели к выходу на арену в качестве победительницы другой картины мира. В результате легко поменялись списки врагов и друзей. Например, Троцкий или Бухарин перешли из одного набора в другой.

Есть также термин и “онтология войны” в целом. Один из первых текстов на тему онтологической безопасности был уже в 2006 г. Здесь констатируется следующее: “Государства заняты поиском онтологической безопасности. Как и необходимость физической безопасности, потребность в онтологической безопасности экстраполируется с индивидуального уровня. Онтологическая безопасность относится к потребности ощущать себя как целое, оставаясь тем же во времени, а не постоянно изменяющимся, чтобы реализовать чувство силы. Индивиды нуждаются в ощущении безопасности в том, кем они являются как идентичности, как сами по себе. Некоторые глубинные формы неопределенности угрожают безопасности идентичности. Причиной этого является то, что действия требуют стабильности когнитивной среды. Когда актор не имеет понятия, чего ждать, он не может системно соотносить цели и средства, и становится непонятно, как достигать своих целей. Поскольку цели являются составляющими идентичности, глубокая неопределенность в свою очередь делают небезопасной идентичность актора. По этой причине индивиды мотивированы создавать когнитивную и бихевиористскую определенность, что они устанавливая определенные режимы” [6].  

И еще: “Онтологическая безопасность – это безопасность не тела, но себя самого, субъективного чувства, кем ты являешься, что воплощается и мотивирует действия и выбор. Сказав, что индивиды нуждаются в безопасности себя означает, что их понимание этого должно быть относительно стабильным. Нужда в стабильности не означает, что понимание себя должно быть всегда неизменным: в действительности такие изменения важны для обучения и личностного развития. Индивиды ценят свое чувство личностной преемственности, поскольку она гарантирует их способность к действию” (там же).  

“Ломать” онтологию легче всего извне, поскольку это позволяет в системной манере ставить в информационный поток нужные статьи, которые внешне будут выглядеть как случайные. Таким примером сегодняшнего дня стал сайт Newsroom for American and European Based Citizens (NAEBC) – “Отдел новостей для граждан Америки и Европы”, который начал работать с июня 2020 года в преддверии президентских выборов с США. Второй однотипный по происхождению и по действию сайт Peace Data.

Известный аналитик социальных сетей из компании Graphika Б. Ниммо видит такую общую стратегию этих двух сайтов:  активизировать сторонников Трампа и подавить поддержку Байдена, плюс к этому – заставить обе стороны спорить между собой [7]. То есть резко поднять градус противостояния. А это ведет в результате к войне нервов, резко повышающей эмоциональный накал.

У Peace Data и у NAEBC есть близкая характеристика – это спрятанные в названии слова из русского мата. Правда, это мог заметить только русскоязычный человек, который к тому же должен был знать, что именно он ищет. Особой популярности их тексты достигли в правых сетях Gab и Parler из-за слабой модерации там контента.

США официально расследовали деятельность этого интернет-агентства. Как сообщил спецпрокурор Мюллер компания Пригожина заинтересовалась США уже в 2014 году, то есть задолго до президентских выборов в США. Интересная деталь: “Обвинения в причастности Пригожина к “заговору против США” Мюллер проиллюстрировал фотографией американского гражданина на фоне Белого дома с плакатом “Счастливого 55-летия, дорогой босс!” в руках. Она сделана 1 июня 2016 года, в этот день Пригожину исполнилось 55 лет” [8].

Еще одним “достижением” стало продвижение кампании в защиту прав афроамериканцев Don’t Shoot Us (“Не стреляйте в нас”). Это произошло задолго до расовых волнений 2020. В этом случае источником продвижения стали соцсети и популярная игра Pokemon Go.

Все это не тактические, а стратегические интервенции, поскольку они ведут к смене стратегических приоритетов. Меняется онтология, что ведет к смене и стратегических, и тактических нарративов, поскольку возникает как неопределенность, но и новые типы целей. И это никому не может понравиться, когда мир начинает меняться в твоей голове.

Война в головах, а не собственно на поле традиционного боя являются заботой онтологической безопасности. Поэтому в этой войне более мощные позиции занимает атака на гражданских лиц. Они могут принести как победу, так и поражение. И воздействие на них с целью увеличения уровня неопределенности в их головах становится очень важным.

Интерес исследователей лежит и в сфере влияния дезинформации в соцмедиа на опросы общественного мнения. Причем предлагается обратить внимание на все типы медиа, а не только на соцмедиа (см. также анализ российских и китайских дезинформаций [9 – 10]).

Российские тролли в 2016 г. по разным оценкам могли охватить от 23 миллионов до 70 миллионов американцев, но цель была не в том, чтобы кого-то убедить: “цель этой кампании вряд ли состояла в том, чтобы кого-то всерьез переубедить: идея, по всей видимости, была в том, чтобы посеять смуту, усугубить идеологические раздоры и обострить в США расовые противоречия” [11].

Как видим, вновь целью становится создание неопределенности в головах, что в свою очередь не позволяет принимать адекватные решения. Анализ неопределенности в современном мире приводит исследователей к следующим выводам: “Последние варианты общественного развития не способствует большей открытости в отношении неопределенности: предполагается, что мы живем во времена “постправды”, когда фактам, доказательствам и экспертам принципиально не доверяют. Межнациональные исследования говорят, что во многих странах доверие к институтам и правительствам падает. Хотя базовые причины изменений в доверии скорее всего носят комплексный характер и варьируются, предполагается, что путем потенциального исправления и восстановления публичного доверия в науку, доказательность и официальную статистику может быть большая открытость и транспарентность научной неопределенности. Однако часто признается, что открытый рассказ о неопределенности будет вызывать критику, сигнализировать о некомпетентности или даже подрывать общественное доверие к науке” [12].

Неопределенность не просто тормозит принятие решений, она активно подталкивает к неверным решениям, поскольку в этом случае модель мира не соответствует действительности. Причем она сознательно изменяется так, чтобы решения становились выгодными для тех, кто трансформирует эту модель. Это будет в результате не тактической, а стратегической ошибкой. 

 https://rezonans.kz/ontologicheskaya-voina-chast-2/

Обычная журналистика своими текстами лишь заполняет пустые места стратегического нарратива страны, стараясь максимальным образом подтвердить его. Она порождает тактические нарративы, которые по определению не могут расходиться с рамками стратегических нарративов. Война за идентичность – это принципиально стратегический нарратив, в защиту которого вступает множество людей, поскольку с его помощью можно строить и рушить государства. Именно для случая стратегического нарратива мы можем уверенно повторить, что знание – это сила …

Пример Беларуси показывает, что это не журналистика подняла протест, а большей частью произошедшие события выборов и объявление победителя, что нарушило как раз онтологические представления населения. Потом протесты усилились после жестких действий ОМОНа. Так и арабская весна началась с самосожжения торговца в Тунисе. То есть все начинается с действий власти в физическом пространстве. В Украине также в свое время разгон физической демонстрации привел к революционной ситуации. Это рассматривается как нарушение уровня виртуального, а не просто физического пространства.

Современные методы воздействия имеют корни, идущие из холодной войны. Корпорация РЭНД сейчас выпустила исследование по анализу воздействия извне, где в основе лежит анализ теории рефлексивного контроля В. Лефевра и др. Создатели ее задавали эту модель как управление восприятием противника. Первый вывод по этой модели в анализе РЭНД таков: ее задачей является увеличение уровня конфликтности, который уже есть, а не создание новых типов конфликтов. И второй – цель состоит в работе на создание дихотомии “мы” против “них”. Точно так работают не только Россия, но и Китай, Иран и Венесуэла против США. И все это варианты анонимного воздействия, никто из этих стран не признает своего активного участия.

Выделяются такие четыре цели воздействия:

• поляризация и разрушение социальной связности,
• подрыв веры в демократические институты и процессы,
• распространение неопределенности, создание усталости и порождение апатии,
• достижение стратегического влияния над принятием решений и общественным мнением в США.

Используя такие техники, Россия выходит на контакт с самыми разными группами. В Европе ее интересует распространение настроений анти-ЕС, анти-США гегемонии, в США она устанавливает контакт с религиозными консерваторами на темы анти-ЛГБТ. То есть интересна любая точка политического спектра, которая совпадает в своих отрицательных устремлениях.

Две конечные цели информационных интервенций выглядят следующим образом:

• люди должны смотреть друг на друга либо как друзья, либо как враги,
• население надо довести до ухода от общественных проблем, что приведет к политическому параличу.

Это другой мир, чем тот, в котором живут и хотят жить обычные люди. Это мир, сознательно конструируемый так, чтобы он был чужим и неработающим. Это мир конфликтов и все возрастающей неопределенности.

Неопределенность не делает мир спокойным. Конспирология чаще противоречит официальному нарративу, чем подтверждает его, правда, иногда может и дополнять его. Но конспирология восстанавливает понятность и системность мира, который на глазах опускается в пучину неопределенности. Мир становится более понятным, но не теряет своей опасности.

Ш. Бауэс говорит о роли конспирологии именно сегодня: “Со всеми теми изменениями, которые происходят в политике, поляризации и отсутствии уважения, конспирология играет большую роль в мышлении и поведении людей, чем, возможно, когда-либо” (цит. по [13]). 

Газета New York Times рассуждает так: “Люди часто принимают конспирологию как бальзам от глубоких обид. Эти теории дают некий психологический балласт, чувство контроля, внутренний нарратив, чтобы разобраться в мире, который кажется бессмысленным”.

Ш. Бауэс является одним из авторов исследования сопоставления конспирологических устремлений с психологическими характеристиками человека. Один из выводов этого исследования таков: “Смесь нарциссизма и чрезмерной интеллектуальной уверенности, с одной стороны, в сочетании с плохим контролем над импульсами, тревогой, межличностным отчуждением и сниженной любознательностью, с другой, могут давать персонологический рецепт для склонности безудержно цепляться за ложные, но уверенно удерживаемые причинно-следственные связи, которые объясняют страдания и негодование. Для людей, соответствующих этому портрету, представление о мире, населенном злобными акторами, вынашивающими секретные заговоры, может принести утешение, поскольку это может дать хотя бы частичное объяснение их необъяснимым в противном случае отрицательным эмоциям” [14].

Эта сложная фраза говорит о том, что жить в нашем сложном мире не так и легко, хотя как-то это и удается. Кстати, эта статья носит хорошее название “Глядя из-под шапочки из фольги: разъясняя персонологические и психопатологические корреляты конспирологических представлений”. И исследователи приходят  выводу, что конспирология волнует людей, которых характеризует стресс, наглость, импульсивность и негативные эмоции.

К. Джемисон говорит: “С конспирологическими теориями бороться трудно, поскольку они дают объяснение явлениям, которые не полностью ясны, таким, как пандемия, они играют на недоверии людей правительству и другим властным акторам, а также включают обвинения, которые не так легко проверить” (цит. по [15]).

Анализ Твиттера конца 2017 года дал такие результаты: “Мы не нашли доказательств, что российские тролли поляризировали политические отношения и поведение сторонников политических партий в Твиттере в конце 2017 года, но этот нулевой эффект не уменьшает озабоченности кампанией иностранного вмешательства в социальных медиа, поскольку наш анализ был связан с одним населением в одной временной точке. мы не имели возможности систематически определить – могли ли российские тролли влиять на политические отношения и поведение во время президентских выборов 2016 года, что часто рассматривается как критический момент дезинформационных кампаний. Возможно также, что российская правительственная кампания эволюционировала, чтобы стать более работающей с конца 2017 года, на котором мы были сфокусированы” [16].

Практически только сейчас начались разработки в сфере онтологии войны. Как пишут исследователи: “исследование войны существует в фрагментированном виде, поскольку война в основном “недотеоретизирована” на самом базовом уровне – онтологии. <…> Наши комментарии по онтологии войны направлены на те элементы войны, которые формируют ее как проблему знания, которые предопределяют эпистемологию войны. Эти элементы не сводятся к эпистемологии и не могут осмысливаться вне ее. Мы ищем, что можно сказать фундаментальное о войне, о вызовах знания об этом, и как они принципиально связаны. Дополнительно мы смотрим на войну как проблему для онтологии, поскольку рассматриваем ее как явление онтологической важности для политики и общества как таковых” [17].

Информационные интервенции извне становятся онтологическими интервенциями, когда они сознательно вводят неопределенность в картину мира массового сознания. Неработающая картина мира вносит сумятицу в умы граждан, принуждая их искать новые структуры мира и новые шаблоны поведения.

Наш мир постепенно переселился в мир постправды, а там каждый может найти себе правду по душе. Одновременно с приходом соцмедиа возросла конфликтность. Мы стали с трудном переносить точку зрения, отличную от нашей собственной. Постправда состоит теперь из множества правд. Раньше пропаганда легко “передавливала” своих конкурентов громкостью и распространенностью. Теперь это не так легко сделать.

О мире “постправды”, переполненном противоречивой информацией  К. Кириллова говорит так: “Кремль успешно пользуется этой ситуацией, наводняя информационное пространство множеством версий реальности, льстящих убеждениям и раздувающих страхи самых разных групп населения. Дезинформация в форме конспирологии удобна Москве ещё и тем, что не просто разделяет западное общество, но разделяет его непримиримо, приписывая “врагу” самые страшные намерения. Демонизация оппонента неизбежно усиливает вражду, в пылу которой стороны утрачивают способность отличать правду от лжи и мыслить критически. К тому же, поскольку конспирология предполагает некое “тайное знание”, скрытое от посторонних глаз, не предполагает поиски реальных фактов, то опровергнуть такие теории очень сложно” [18].

Многовековая борьба между религиозными картинами мира сменилась потом борьбой идеологических картин мира, что стало характерным для двадцатого века. Но и картины мира и борьба между ними ведется в головах. Здесь тоже “стреляют”, но не по телу, а по разуму. Борьба такого рода может вестись и в рамках одной модели мира, когда конспирология подсказывает якобы истинную онтологию, которую пытаются скрыть. Конспирология, как фейки, пышно расцвела в двадцать первом веке с появлением соцсетей, облегчивших ее распространение. Число, верящих хотя бы одной конспирологической модели мира, доходит среди американцев до пятидесяти процентов. Картина мира стала целью атаки, поскольку решение по голосованию или по референдуму зависит именно от нее. Реально мы живем не в самом мире, а в наших представлениях о нем.

Интересно, что А. Дугин, которого самого госдепартамент обвиняет атакующих действиях, призывает вести против Запада как раз эпистемологическую войну: “Кто-то действует осознанно, продвигая аналитическую философию и составляя доносы на всех инакомыслящих, обвиняя их в чем попала от эссенциализма до «фашизма» (это действует на совсем тупых). Либеральные феминистки добавили к этому «токсическую маскулинность», которую обнаруживают повсюду, а извращенцы борются с «гомофобией». Но осознанных представителей либерального Гестапо меньшинство. Намного больше ученых и преподавателей насыщаются ядом этой тоталитарной эпистемологической структуры исподволь – через гранты, косвенные приглашения, конференции, публикации и т.д. А остальным и прежде всего несчастным студентам и школьникам это отгружается по умолчанию, как будто ничего другого и быть не может. Но недостаточно лишь критиковать окружающую нас действительность либерального террора. Мы должны восстать, сопротивляться, поднять бунт и бороться за каждый миллиметр эпистемологического пространства. От этого зависит наш эпистемологический суверенитет. Что толку отстаивать суверенность формы, если мы утрачиваем суверенность содержания – то есть теряем идентичность, дух, культуру, сознание, разум, отдавая их на откуп глобалистским либеральным фанатикам. Мы должны вести нашу эпистемологическую войну” [19].

Следует признать, что ситуация такой войны не имеет конца. Ведь она присутствует не только между странами, что может быть естественным, она присутствует внутри любой страны, поскольку и внутри есть разные интересы, разные концепции, разные цели. В современных странах нет монополии ни на идеологию, ни на религию, ни на политику, ни на экономику. И естественным является конкуренция между разными подходами и взглядами.

М. Ковальчук, человек из близкого круга Путина, видит ситуацию будущего развития так: “Смотрите, как сегодня всё устроено. Самое главное: надо сломать систему базовых моральных принципов и насадить альтернативные общечеловеческие нормы морали. И это происходит повсеместно. Вы сломали базовую систему и уже человек вынут. А затем вы делаете абсолютизацию свободы личности. Это очень просто, мы видим это всюду. «Дети важнее родителей», это, то, – уничтожаются авторитеты. Абсолютизация свободы личности является кувалдой, которой уничтожается суверенитет государства. А государство – это единственный инструмент, институт, который может обеспечить права этих личностей, и свободу. А теперь в результате разрушения суверенного государства происходит замена организованного цивилизованного сообщества, защищённых государством людей, совокупностью легко управляемых отдельных индивидуумов или стада” [20].

То есть Россия свою информационную и виртуальную активность вовне объясняет чужими атаками на себя саму. Правда, с западной стороны нет такого количества скрытых информационных атак, какие на постоянной основе совершает Россия, в том числе вмешиваясь в выборы и референдумы. 

Д. Тренин вообще говорит о сегодняшнем дне как аналоге холодной войны между Россией и США: “Если мы употребляем словосочетание «холодная война» применительно ко второй половине XX века, то сегодня мы тоже имеем войну. Это конфронтация такого же класса, как в 70–80-е годы прошлого столетия. Но это война другая: холодная война в истории останется одна. Нынешняя конфронтация носит фундаментальный характер. Она не результат ошибок той или другой стороны. Противоборство порождено фундаментальным столкновением интересов, прежде всего российских и американских”. [21].

Отсюда проистекает и попытка уйти от западной научной парадигмы как разрушительной для России (см., например, работы В. Багдасаряна [22 – 23 и др.]. С одной стороны, такая постановка вопроса выдает слабость, к примеру, Китай действует наоборот, он движется вперед, опираясь на западную науку, отправляя своих граждан учиться и приглашая западных ученых работать у себя. И это в условиях не меньшей конфронтации с Западом, чем та, которая есть у России. С другой, это в определенном смысле невыполнимая задача, поскольку является вариантом “железного” занавеса для ученых и научных идей, что уже мы проходили в прошлом. Здесь ставится цель когнитивной защиты от западных идей, что выглядит очередным тупиковым вариантом.

В. Багдасарян сам констатирует не просто отставание от Запада, а в принципе иную направленность “чужой” науки: “Гуманитарная наука у нас вовремя не совершила того перехода, который был совершён гуманитаристикой на Западе. Все эти новые направления, связанные с изучением воздействия на психику человека, манипулированием сознанием и т.п. были в своё время осуждены и заклеймены, как проявления буржуазной идеологии и субъективного идеализма. И даже сейчас, если мы посмотрим, сама тематика исследований российских и западных обществоведов существенно различается. Сравним, к примеру, проблематику диссертационных исследований в России и США исторического профиля. У нас доминирует изучение истории социальных групп, институтов, экономических процессов, уточнение канвы – политических событий, историческая биография. В американской науке преобладает принципиально иная тематика: менталитет, семиосфера, архетипы, национальные комплексы и фобии. Практический выход здесь может быть совершенно другой. По сути, формируется инструментарий для сетевых войн” [24]. И это говорит о том, что в эту сторону, наоборот, надо смотреть, причем пристально.

Мы стали жить в мире целей, для которых хороши все средства. Именно такие цели создали фейки, как раньше другие цели создавали и удерживали пропаганду, которая заменяла собой жизнь. Фейки по сути являются “миниразрушителями” онтологии нашего мира. Это же делает и конспирология, рисуя ужасный мир в руках разного рода заговорщиков.

Литература:

 1. Elassar A. Muslim fans called out Rihanna for using a song that included sacred Islamic verses during a lingerie fashion showhttps://www.cnn.com/2020/10/06/us/rihanna-savage-fenty-hadith-muslim-trnd/index.html

2. Добрынин В. Исправленному верить: как в Германии пытаются приручить исламских радикалов https://iz.ru/918055/vladimir-dobrynin/ispravlennomu-verit-kak-v-germanii-pytaiutsia-priruchit-islamskikh-radikalov

3. Асатрян Г. и др. Германия «создаст» свой ислам к 2017 году https://iz.ru/news/635852

4. Шатров И. Религиозные секты — эффективный способ влияния на политические процессы. Интервью с О. Стрекаловой https://www.pravda.ru/society/1534756-religioznye_sekty/

5. Mälksoo M. Countering hybrid warfare as ontological security management: the emerging practices of the EU and NATO https://doi.org/10.1080/09662839.2018.1497984

6. Mitzen J. Ontological Security in World Politics: State Identity and the Security Dilemmahttps://www.researchgate.net/publication/241065178_Ontological_Security

7. СМИ: замаскированный под СМИ российский сайт пытался влиять на избирателей в США https://www.bbc.com/russian/news-54378639

8. Баданин Р. и др. Шеф и повар. Часть четвертая Расследование о том, как Россия участвует в гражданской войне в Ливии https://www.proekt.media/investigation/prigozhin-libya/

9. Ruck D.J. a. o. Internet research agency twitter activity predicted 2016 U.S. election polls https://firstmonday.org/ojs/index.php/fm/article/view/10107/8049

10. Nimmo B. a.o. GRU and the Minions. Further Exposures of Russian Military Asset Across Platforms, 2013-2020 https://public-assets.graphika.com/reports/graphika_report_gru_minions.pdf

11. Nimmo B. a.o. Operation Naval Gazing. Facebook Takes Down Inauthentic Chinese Network https://public-assets.graphika.com/reports/graphika_report_naval_gazing.pdf

12. Козловский В. Facebook и проказы российских троллей в Америке https://www.bbc.com/russian/features-41213430

13. Posard M.N. a.o. From Consensus to Conflict Understanding Foreign Measures Targeting U.S. Elections. – Santa Monica, 2020 https://www.rand.org/pubs/research_reports/RRA704-1.html

14. Bowes S. a.o. Looking under the tinfoil hat: Clarifying the personological and psychopathological correlates of conspiracy beliefs https://onlinelibrary.wiley.com/doi/full/10.1111/jopy.12588?af=R

15. Law T. COVID-19 Conspiracy Theories Are Spreading Rapidly—and They’re a Public Health Risk All Their Own https://time.com/5891333/covid-19-conspiracy-theories/

16. Bail C.A. a.o. Assessing the Russian Internet Research Agency’s impact on the political attitudes and behaviors of American Twitter users in late 2017 https://www.pnas.org/content/117/1/243

17. arkawi T. a.o. Powers of War: Fighting, Knowledge, and Critique  //International Political Sociology. – 2011. – V. 5, N. 2

18. Кириллова К. Ловушки конспирологии https://www.svoboda.org/a/30857459.html

19. Дугин А  Наша эпистемологическая война https://www.geopolitica.ru/article/nasha-epistemologicheskaya-voyna

20. Ковальчук М. “Свое будущее мы пока что проигрываем Америке” https://newizv.ru/article/general/05-10-2020/mihail-kovalchuk-svoyo-buduschee-my-poka-chto-proigryvaem-amerike

21. Тренин Д. Либо проиграем, либо  станем чище и добрее. Интервью https://carnegie.ru/2020/10/01/ru-pub-82841

22. Багдасарян В.Э. “Когнитивное оружие” как инструмент десуверенизации http://rusrand.ru/docconf/kognitivnoe-orujie-kak-ins...

23. Багдасарян В.Э. Система управления миром: когнитивные инструменты http://rusrand.ru/docconf/sistema-upravlenija-mirom-...

24. Багдасарян В.Э. Информационная война: научиться мыслить в парадигме войн нового типа http://rusrand.ru/analytics/informatsionnaja-vojna-n...

Впервые опубликовано 12 и 13 октября на платформе rezonans.kz в Казахстане (Астана). Публикуется в сокращенном виде.

_______________________

© Почепцов Георгий Георгиевич