Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
История
Молодой Энгельс. К 200-летию со дня рождения
(№10 [378] 01.12.2020)
Автор: Алексей Мельников
Алексей Мельников

(К 200-летию Фридриха Энгельса)

Он всегда казался большим, угрюмым и надменным. Эта гигантская дворницкая борода, никак не гармонирующая с осанкой и дорогого сукна костюмом аристократа. Этот назидательный взгляд, казалось, до костей прохватывающий всякого усомнившегося в святости задуманного им коммунизма. Эти намозолившие глаза портреты на пару с другим, не менее могучим бородачом – Марксом. Реже – в тройственной компании с обладателем куда менее внушительной бороды, но гораздо более выразительной лысины – Владимиром Ильичом. 

Трое великих бородатых более века царили в умах сотен миллионов людей. Размножились в сотнях памятников. В тысячах барельефов и картин. В миллионных тиражах коммунистических манифестов. Постепенно превратились из живых людей в идолов. Из них – в богов. Из тех – в иконы, пред которыми неугасимо теплились лампады мировой революции во имя воцарения двигателя (как считала могучая троица) мировой гармонии – диктатуры пролетариата…

Так, собственно, по вполне банальной схеме полностью вымораживается и цементируется интеллектуальный пульс эпохи. Упрощается, подчас до примитивизма, взгляд на довольно неординарные исторические личности этих самых эпох. Короче – теряется след необычайно интересных людей: живых, талантливых, противоречивых, изобретательных, романтичных, одаренных до гениальности, гениальных до вполне житейской обыденности… 

Приходилось ли вам интересоваться, какова, например, ширина реки Везере в окрестностях Бремена? Так вот: порядка двухсот метров. Соавтор «Коммунистического манифеста», великий теоретик и непререкаемый вождь Фридрих Энгельс, будучи неслабым  19-летним юношей, одним махом одолевал эту реку четыре раза подряд. О чем с гордостью сообщал в письме свое любимой младшей сестре Марии. Или – враз снаряжался в зимний конькобежный марафон по льду реки, километров этак на полста – так сказать, развеяться.  А то – чуть не ежедневное оттачивание техники рапирного боя. Дабы рука не дрябла в сражениях. А как без них, без сражений?.. Следом - армия с карьерным взлетом – аж, до бомбардира. Настоящий военный профессионал. И вообще он был чертовски крепкий, спортивный и отчаянный в молодые то свои годы, этот Энгельс. Как, впрочем, и в почтенные не умел себе отказать в полюбившихся с юных лет лихих спортивно-охотничьих забавах. Да только ли в них?..

Нажмите, чтобы увеличить.
 

«Лучшее, что здесь имеется, – продолжал делиться с сестрой, практикующийся в Бремене в азах большой коммерции старший брат, – это множество газет – голландские, английские, американские, французские, немецкие, турецкие и японские. Пользуясь случаем, я изучил турецкий и японский языки и, таким образом, знаю теперь двадцать пять языков». Одно из писем школьному другу Вильгельму Греберу от нечего делать пишет на семи языках, давая одновременно краткие характеристики каждому из них: «так как я пишу многоязычное письмо, то теперь я перейду на английский язык, – или нет, на мой прекрасный итальянский, нежный и приятный, как зефир, со словами, подобными цветам прекраснейшего сада, и испанский, подобный ветру в деревьях, и португальский, подобный шуму моря у берега, украшенного цветами и лужайками, и французский, подобный быстрому журчанию милого ручейка, и голландский, подобный дыму табачной трубки…»

Разносторонность молодого Энгельса, казалось, не знала границ. Да их, по сути, и не было. Перо юного Фрица в равной степени легко выводило и сильные поэтические строки о свободолюбивых индейцах Америки, или – кипучие стихотворные формы о не менее пылких африканских бедуинах. Из-под того же пера ложились на нотный стан  музыкальные оратории. На тетрадные листы и бланки писем – остроумные карикатуры и нежные пейзажи. Им же строчились первые философские работы в журналы. Конспектировалась по ночам грамматика романских языков и труды Гегеля. Равно как – и делались хитроумные экономические расчеты в бытность Фридриха практикантом на текстильном производстве у Бременских магнатов. 

Он умел жить полнокровной жизнью. Одновременно быть заводилой в безобидных юных кутежах в бременских пивнушках. Учреждать в кругу друзей дурашливые праздники усов. Брать уроки танцев. Солировать в хоре. Придумывать разные конспиративные фокусы, дабы не быть застуканным на рабочем месте своими боссами за выкуриванием любимых сигар и дегустацией хороших вин прямо в рабочее время в своей конторе. Веселое расположение духа редко изменяло ему. Даже в самые критические моменты. Даже на баррикадах будущих восстаний. «Разве веселая шутка мешает революции?» – спросит герой вполне забытого старого советского фильма «Год, как жизнь». Имя персонажа – Фридрих Энгельс. А играет его… Андрей Миронов. Еще до звездных своих ролей. Очень-очень молодой. Но попадание в образ – кажется, стопроцентное: умный, легкий, смелый, остроумный, решительный…  «Я теперь яростно фехтую, – делится в письме к своим друзьям детства  неугомонный Энгельс, – и смогу в скором времени зарубить всех вас. За последнее время у меня здесь были две дуэли…». Кажется, всё-таки Андрей Миронов доиграл своего Энгельса до конца – его красивый, честный, смелый и бурный, точно початая бутылка шампанского, Маркиз из более поздней картины «Достояние республики» – еще одно меткое попадание в образ. «Шпаги звон, как звон бокала…»  Даже последующее обретение пышных регалий «хлопчатобумажного лорда», как остроумно окрестит его впоследствии жена Маркса – Женни, не скажется на простоте, искренности и человечности этого блестящего аристократа.   

Талантливого юношу обуревает жажда борьбы. Голод на бурную деятельность. Томление в поисках великой мысли… «В моей груди, – признается он в письме своего школьному другу Вильгельму Греберу, – постоянное брожение и кипение, в моей порой нетрезвой голове непрерывное горение; я томлюсь в поисках великой мысли, которая очистит от мути то, что бродит в моей душе, и превратит жар в яркое пламя». Энгельс с юности ощутил свое главное призвание – борьба. Цель борьбы – свобода.

«По ночам я не могу спать, от всех этих идей века, – делится он со вторым из братьев Греберов – Фридрихом, – когда я стою на почте и смотрю на прусский государственный герб, меня охватывает дух свободы; каждый раз, когда я заглядываю в какой-нибудь журнал, я слежу за успехами свободы…»  Главные оппоненты юного поборника независимости – европейские венценосцы, чуть ли не все до одного. «Нет времени, более изобилующего преступлениями королей, – продолжает он переписку со своим тезкой – Фридрихом, – чем время с 1816 по 1830 год, почти каждый государь заслужил смертную казнь». И далее юный Энгельс приводит доводы в отношении каждого из европейских властителей, вполне достаточных для отправки их на эшафот. Скажем, русского царя Александра I молодой Энгельс «приговорил» по статье «отцеубийство»…

Видимо, это была эпоха максималистов: если уметь плавать, то так, чтоб четырежды пересечь широченную реку; если учить языки, то две дюжины, как минимум; если фехтовать, то сразу на баррикадах; если искать свободы, то лучше не мелочиться и освобождаться от тех, кто зажимает ее на самом верху –  царей. На этих позициях они впоследствии сойдутся с Марксом – тоже революционером по складу характера, по способу существования, ключевым фактором которого становится борьба. Вулканический темперамент обоих позволяет вести эту борьбу со все увеличивающимся преимуществом, опрокидывая навзничь оппонентов потрясающими публицистическими залпами вроде изрядно тряхнувшего буржуазные основы – «Коммунистического манифеста».

Нажмите, чтобы увеличить.
 

Но даже столь любезный им коммунизм не мог исчерпать и полностью занять умы этих титанов. Могучий мозг Энгельса не желал простаивать, и политика дополнялась философией, философия – лингвистикой, та – математикой, а та в свою очередь – физикой, химией да и бог знает какими еще книжными премудростями. В гораздо более поздней «Диалектике природы» потенциал неукротимого полиглота превзошел все мыслимые границы, и Энгельс – по сути недоучившийся гимназист, самоучка, самородок – в дискуссиях по естествознанию встает вровень с главными научными апостолами тех времен – Д`Аламбером, Лейбницем, Лапласом, Максвеллом, Гельмгольцем. Его конспекты испещрены химическим формулами, космологическим выкладками, решениями сложных задач механики, астрономии, термодинамики, электричества. Не думаю, что сегодня среди топовых мировых политиков найдется хотя бы пара, способных на таком уровне дискутировать, ну, скажем, с нынешними Нобелевскими лауреатами по самым пиковым проблемам современного естествознания. Ну, скажем, о присутствии вокруг нас неосязаемой, но вместе с тем неизбежной, темной материи. Неуловимой, но всеобъемлющей. Загадочной, но неоспоримой. Той самой, может быть, о которой еще полтора века назад предугадательно писал Фридрих Энгельс всё в той же своей «Диалектике природы». 

«Астрономия оказывается всё более и более вынужденной признать существование в нашей звездной системе темных, не только планетных, тел, следовательно, потухших солнц…» – за полтора века до присуждения Нобелевской премии за подтверждение присутствия во Вселенной черных дыр напишет Энгельс. Надо же – классическое толкование. Случайное совпадение? Как знать – пути и векторы прозрения великих неисповедимы… 

__________________________

© Мельников Алексей Александрович

Нажмите, чтобы увеличить.
 


Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum