 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
1 А. Майков был сложным поэтом: культурного сгущения, торжественности, будто ощущал поэзию, как драгоценный сосуд, доверенный, чтобы донести до цели: пусть мерцает она – зыбкою вечностью. Вот идут накаты античных волн, и переливается резцом тронутый мрамор, земное мясо, руда будущих творений: Срезал себе я тростник у прибрежья шумного моря. Нем, он забытый лежал в моей хижине бедной. Раз увидал его старец прохожий, к ночлегу В хижину к нам завернувший (Он был непонятен, Чуден на нашей глухой стороне.) Он обрезал Ствол и отверстий наделал, к устам приложил их, И оживленный тростник вдруг исполнился звуком Чудным, каким оживлялся порою у моря, Если внезапно зефир, зарябив его воды, Трости коснется и звуком наполнит поморье. Стихи Майкова твёрдые, слова крупны, и время не может изменить их, как не порастут мхом исполненные такого изящества стихи. …а потом… вдруг плеснёт «Исповедь» такая задорная, как будто вся серьёзность – не всерьёз: Так, ветрен я, друзья! Напрасно я учусь Себя обуздывать: всё тщетно! Тяжких уз Мой дух чуждается... Когда на взор мой томный Улыбку вижу я в устах у девы скромной - Я сам не свой! Прости Сенека, Локк и Кант… Мир держится на полюсах: и человек, частица мира, но и сам мир: целостный, невероятный. Стих Майкова округлый, гладкий, овальный; распускаются муаровые вечера, пепельный покров набрасывают сумерки на тело дня… После возникнет образ «Барельефа»: двойственного: тут твёрдость совмещена с игрою: только тою мерою и можно дышать, писать и жить – совмещением – игрового и серьёзного, величественного и земного. И Аполлон Майков хорошо это донёс – потомкам.
2 Какова мера А. Майкова? Двойственность – полюса высот: и жизненный плеск, данный во всём изобилии, ибо много земля предлагает разного, ибо юдоль юдолью, а пиры и женские улыбки никто не отменял, как высоту стиха, поющего искусство. Но Майков никогда не изменял высоте: и в стихах, льющихся земною, скоротечною радостью, и в стихах, прободающих мыслью пространство: Подъемлют спор за человека Два духа мощные: один - Эдемской двери властелин И вечный страж ее от века; Другой - во всем величьи зла, Владыка сумрачного мира: Над огненной его порфирой Горят два огненных крыла.
Тут стих должен быть строг, будто вырублен из мрамора; тут и проклятое величье зла должно раскрываться двумя словами, помавая крылами чёрными, как нефть. Волшебные трубы Майкова всегда издавали райские мелодии, даже если касались темнот: метафизических, жизненных; и стих его – плавный и мелодичный, входил в жизнь чистотою… Отнюдь не украшения: но – важного элемента оной жизни, о чём нельзя забывать. Ибо слово Майкова призывает и к этому: не забывать значения слова, наиболее концентрировано дающегося в поэзии.
3 …как привычен русской поэзии Рим, Италия, старые, прогретые солнцем камни, запах вечности… Пора, пора! Уж утро славит птичка, Так разворачивается римская панорама, созданная Майковым: чтобы жить и дышать в недрах пантеона русской поэтической силы. А. Майков был поэтом твёрдости: но и нежности: форма не могла нигде крошиться (в детских его стихах, а сочинял Майков с 13 лет, уже проявилось это, хотя рифма шаталась порой: поэт словно только начинал вслушиваться в её переливы). Мощное видовое сгущение постепенно укрепляет римское стихотворение, в нём словно играют разной породы каменья, вспыхивая новыми смысловыми оттенками: Сабинских гор неровные края …а рядом звучит и поёт стих «Я б тебя поцеловала…» - нежный, как сама субстанция этого чувства, отдающий ароматами многих цветов… Майков природы – и острого, как края звёзд, юмора: Давно всеобщею моралью решено: «Об мертвых говори хорошее одно». Мы ж заключение прибавили такое: «А о живых - одно дурное». Майков – мирового культурологического пространства: где Гафиз собеседует с Гёте на небесном наречие, и они спокойно понимают друг друга. Майков многих ягодами смыслов покрытых полей-областей жизни: классический, ясный, не стареющий, сочетающий столько поэтических качеств, сколько дарят глазу драгоценные каменья… _____________________ ©️ Балтин Александр Львович |
       
|
