Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Творчество
Не дождавшись зари. Стихи
(№12 [390] 07.12.2021)
Автор: Александр Габриэль
Александр Габриэль

*  *  *

Дорожный холст дождинками исколот.

Ночной асфальт – как мальчик для битья.

Осенний хлад... Звучит точней, чем «холод»:

Семантика сильнее бытия.

Слова. То наказанья, то награды.

Подобно им, несётся сквозь туман

анжамбеман пустынной автострады -

беззвучный, словно сам анжамбеман.

Слова, слова... Безликие итоги.

Невидимый пейзаж. Неслышный хор.

И жизнь сама – одна из тавтологий.

Не сопряженный с истиной повтор.

Но что с того? Еще не вышли сроки,

не стих мотор, не вымерзла трава...

И ночь ломтями нарезает строки,

отшелушив ненужные слова.

 

*  *  *

примеряя себя к янтарю

к гениальной поэтовой строчке

лето взятку вручив октябрю

попросило его об отсрочке

мир улыбчивым солнцем слепя

с тихой осенью запанибрата

лето всласть растворяло себя

в безмятежных флюидах заката

согревало пьянило как грог

и плело паутинные нити

но однажды одолженный срок

подошёл к неизбежной фините

и колдуй не колдуй чародей

тает лета растрёпанный локон

в дактилических вальсах дождей

по танцполу заплаканных окон

 

Наши 

Не в силах без эмоций ждать трамвая,

мы боремся. Мы напрягаем круп,

поскольку наша группа целевая

прекраснее иных подобных групп.

Волнующее, родоплеменное,

сидящее в посконной глубине

взбухает мутной пеной паранойи,

томящейся на медленном огне.

Свои всегда способнее и краше,

чем те, кто вне родства и за межой.

И наши лучше, потому что – наши.

Чужой виновен сам, что он чужой.

Носитель потребительской корзины

выходит с транспарантами на стрит,

крича:

– Армяне лучше, чем грузины!

– Чем лучше?!

– Чем грузины! - говорит.

Пока слагал сонеты про ланиты

любимой романтический пиит,

в песках друг друга резали сунниты,

понять пытаясь, кто из них шиит.

Движок в авто – давно как на пределе,

и жизнь – пустой прокуренный чулан...

Нас и самих-то нет на самом деле –

есть Родина, религия и клан.

Пьём залпом кислородные баллоны,

и рвём сердца, и рвёмся из аорт...

«Зачем мы все глядим в Наполеоны?» -

спросил Кутузов, разрезая торт.

 

Сусанин

Всё катятся, катятся сани, по снегу проворно снуя.

Куда ты привёл нас, Сусанин, в какие такие края?

Туда ли, где горе и слёзы, где каменно стынут сердца?

Туда ли, где Павлик Морозов сдаёт сигуранце отца? 

От солнца – лишь чёрные пятна, и страшен любой поворот.

Веди нас, Сусанин, обратно! Назад возврати нас, урод!

Депрессия, общая вялость... И в лёд превращается кровь.

А помнишь, как всё начиналось? Всё было впервые и вновь. 

Всё нынче укрыто туманом, и в горле застряли слова...

Не зря ты назвался Иваном – ты явно не помнишь родства!

Бредём за тобою, за змеем – куда, за какой окоём?!

Мы все к ебеням околеем, едва только водку допьём!

Удел наш воронкой заверчен, растрачена жизнь и талант...

Но кто ж заплатил тебе? Черчилль? Обама ли? Путин? Олланд?

Вопрос, словно смертная мука: «Ну, чёрт тебя, право, возьми!

И в чем твоя выгода, сука, что все мы тут ляжем костьми?! 

Ведь поздно уже в самураи ж! Ведь сам пропадёшь ни за грош...

Гляди – ты уже помираешь! Минута – и вовсе помрёшь!».

И сын солнцеликой России ответил, спокоен и строг:

«Меня вы дорогу спросили. А нету в России дорог. 

Отпели своё, менестрели? Мне врать вам – какой интерес?

Вы б лучше на карту смотрели да слушали свой GPS.

Когда же научат вас боги, куря многомудрый кальян,

не спрашивать верной дороги у пьяных российских крестьян?».

Сказав, изготовился к муке, которая ждёт впереди.

Не пряча могучие руки на мощной крестьянской груди,

он водочки выпил остаток, давно закалённый, как сталь...

Ведь на хер послать супостата – практически жизни не жаль.

 

Крокус

Ладно, червяк на леске, лопай свой чёрствый бублик...

Помнишь Союз Советских собранных в сплав республик?

Как далека Европа! Брежнев нахмурил бровки...

Мы – огоньки сиропа в дьявольской газировке.

Утром – батон да каша. Ярок на клумбе крокус...

Что ты так, юность наша, страшно смещаешь фокус,

что ты нас рвёшь на части, соль растворяешь в ранках,

сделав возможным счастье в полутюремных рамках?

Библией был и Торой в тесной тоске балконов

голос любви, в которой нет никаких законов.

В царстве тревог и гари песни какие пелись! -

«Lasciatemi cantare», «Living next door to Alice»...

Нынче ж – серьезней лица; свёлся баланс по смете.

Мы перешли границу, даже и не заметив.

Жизнь обернулась снами, ранящей вспышкой света...

Было ли это с нами? Было ли вовсе это?!

Время итогов веских, время осенней дрожи...

Где ты, Союз Советский, въевшийся нам под кожу?..

Но в ностальгии – проку? Даже на входе в Лету

сердце, как в марте крокус,

рвётся и рвётся к свету.

 

*  *  *

каждой твари по паре и в таком попурри

мы пропали пропали полчаса до зари

там где страшно и сладко затемнён монитор

посреди беспорядка в мире сомкнутых штор

здесь ни горя ни боли не даёт на развес

наше минное поле наше поле чудес

чуть тепла батарея скоро видимо пять

но у нас наше время продвигается вспять

недопитая плиска нитью блик на стене

ты так близко так близко растворившись во мне

внутривенно подкожно горячаще как ром

а давай если можно никогда не умрём

ночь умолкла как будто проглотила аршин

отменяется утро мы всесильны как джинн

каждой твари по паре и в таком попурри

мы пропали пропали не дождавшись зари

 

*  *  *

Уронили мишку на пол, он лежит там целый год.

Счастья словно кот наплакал (не умеет плакать кот

так, чтоб слёзы, слёзы градом по безликой мостовой)...

Ну и ладно, и не надо, нам всё это не впервой.

Всё по ГОСТу, всё по смете, сердцу муторно в груди.

Только небо, только ветер, только радость позади.

Друг мой, зря ты звался Ноем, твой ковчег идет ко дну...

Приходи ко мне. Повоем на прохладную луну.

Уронили мишку на пол, в подземелье, в мрачный штрек...

Дай мне, Джим, на счастье лапу (раз не Джим, сойдет и Джек).

Глянь: поэт в постылой клети с пистолетом у виска...

Хороша ты в Новом Свете, древнерусская тоска!

Жизнь идёт, как говорится. Горизонт закатный рыж...

Где-то полчища сирийцев заселяются в Париж,

где-то в руль вцепился штурман, где-то виски цедит граф,

кто-то взять желает штурмом телефон и телеграф,

где-то мир вполне нормален, полон шуток и проказ,

где-то язва Вуди Аллен комплексует напоказ...

Кошки серы, в танке глухо. В белом венчике из роз -

осень.

Welcome, депрессуха.

Ave, авитаминоз.

 

*  *  *

...и вроде бы судьбе не посторонний, но не дано переступить черту.

Вот и стоишь, забытый на перроне, а поезд твой, а поезд твой – ту-ту.

Но не веди печального рассказа, не истери, ведь истина проста,

и все купе забиты до отказа, и заняты плацкартные места.

Вблизи весна, проказница и сводня, сокрытая, как кроличья нора.

Но непретенциозное «сегодня» не равнозначно пряному «вчера»,

а очень предсказуемое «завтра» – почти как сайт погода точка ру.

Всё, как всегда: «Овсянка, сэр!» – на завтрак. Работа. Дом. Бессонница к утру.

Но остановка – всё ещё не бездна. И тишь вокруг – пока ещё не схрон.

О том, как духу статика полезна, тебе расскажет сказку Шарль Перрон.

Солдат устал от вечных «аты-баты», боев и аварийных переправ...

«Движенья нет!» – сказал мудрец брадатый. Возможно, он не так уж и неправ.

Ведь никуда не делся вечный поиск. Не так ли, чуть уставший Насреддин?

Не ты один покинул этот поезд. Взгляни вокруг: отнюдь не ты один.

Молчание торжественно, как талес: несуетности не нужны слова.

Уехал цирк, но клоуны остались. Состав ушёл. Каренина жива.

 

Блогер

Я честно плачу налоги и булки люблю с корицей.

Я блогер. Я просто блогер. Мне только слегка за тридцать.

Чураясь попсы и швали, из слов мастерю дреколье;

скрываюсь от всех в подвале. А кажется, что в подполье.

Мой Янус устал от ликов, сумбурно и зло зачатых

на кладбище черных ников и в смраде горячих чатов.

Я – Невский. Атилла. Кромвель. Фанатик великой цели.

Я всё, что угодно, кроме того, что на самом деле.

Как гризли, торчу в берлоге, гоняя по жилам порох.

Я блогер. Я просто блогер. Мне только чуть-чуть за сорок.

Завяли в убогой вазе цветы от тоски и дыма.

На свете так много грязи, что нет ничего помимо.

Я выжил на судне Ноя меж тварей немногих прочих.

Уже не слежу давно я за сменою дня и ночи.

Я в гневе, в интриге, в раже. Дискуссия – та же драка...

А всюду – натуры вражьи и мыслят они инако.

Не пыжусь я и не тужусь с подбором словес и строчек.

Я – ужас. Точнее – Ужжосссс, летящий на крыльях ночи.

Особого я покроя, не робкого я десятка:

несу в этот мир добро я – опасное, как взрывчатка.

Меня охраняют боги от смерти, войны, торнадо...

Я блогер. Всего лишь блогер. Я старше, чем это надо.

Но всё же – как прежде, пылкий почётный подземный житель.

Я вечен, как джинн в бутылке.

Закрытой её держите.

 

Sorry

Если в грязь увела Ариаднина нить
и во тьму заскользили салазки,
есть рецепт: во спасенье прощенья просить.
Больше всхлипов. Смиреннее глазки.
Что с того, что нарушил ты сотни границ,
став рабом самых злобных велений,
если после – в смятении падаешь ниц,
загрязняя землёю колени?
Эти мысли нам, видно, нашёптывал чёрт
или кто-то из магов всесильных:
мол, повинную голову меч не сечёт.
Не сечёт, как свинья в апельсинах.
Извиняйся. Слова изречённые – ложь
(Тютчев прав, освящённый веками)…

А потом – снова руки нащупают нож
и припрячут за пазухой камень.

Мягкий знак

Свободы нет. Есть пеший строй. Приказы в «личку».
Не думай много. Рот закрой. Сарынь на кичку!
Ведь нам всё это не впервой с времён Турксиба.
Скажи спасибо, что живой. Скажи спасибо.

Ты нынче доктор всех наук. Освоил дроби.
Суха теория, мой друг. Суха, как Гоби.
Материя – нам ясно и без вычисленьиц –
первична, голуби мои, Платон и Лейбниц.

Садись за руль. Поешь харчо. Плати по ссуде.
Но ведь живут же так – а чо? – другие люди.
Всё как у всех – друзья, враги. По старым калькам
твои присыпаны мозги неандертальком.

Спокойной ночи, малыши. Поспели вишни.
А эти двадцать грамм души – лишь вес излишний.
Покуда шёл парад-алле, услада зрячим,
свеча сгорела на столе к чертям собачьим.

И жизнь прошла, как звук пустой, как дождь по крыше,
и ты вернулся к точке той, из коей вышел,
и там стоишь, и нищ, и наг, открытый мукам,
бессмысленный, как мягкий знак за гласным звуком.

_________________________

© Габриэль Александр Михайлович

Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum