 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
(К юбилею главной премии мира) Вот уже ровно 120 лет человечество в предвкушении праздника мудрости ждёт первую декаду декабря, а конкретно – 10-е – день вручения Нобелевских премий за самые яркие научные откровения с неизменно блестящими авторскими посланиями на премиальную тему. Все понимают, что именно в этот день мир вокруг обретает очередную порцию научной гармонии, до этого тщательно природой скрываемой и обретающей голос и облик лишь усердием чествуемых номинантов. В большинстве случаев празднуемое открытие ещё и обзаводится именем, а чаще фамилией своего дознавателя. Так по именной протекции великих нобелиантов в научный обиход вошли: теория относительности Эйнштейна, рентгеновские лучи, постоянная Планка, атомная модель Бора, преобразование Лоренца, метод Бриджмена, эффект Мёссбауэра, уравнение Шрёдингера, комтоновское излучение, расщепление Зеемана, принцип неопределённости Гейзенберга, уравнение Дирака… Да и всего великого, на самом деле, и не перечесть. * Впрочем, как и не обойдёшься коротким списком имён и их бессмертных творений, не нашедших себе места в нобелевских святцах. Обычно на эту тему любят говорить у нас в России, якобы, испытывающей на себе предвзятый взгляд апостолов мирового просвещения, крайне скупо распределяющих нобелевские регалии в необъятных российских весях. До войны, во всяком случае, наши физики не удостоились ни одной. И после – с большими промежутками. Досадно, конечно, но в принципе объяснимо: войны, революции, гулаги и т.д. Между тем нобелевскими эпитетами могли бы быть наречены: и радиоприёмник Попова, и аппарат по измерению давления света профессора Лебедева, и телевизор муромского изобретателя Зворыкина (правда, уже в зачёт американской науки), и теория расширяющейся вселенной Фридмана, и открытие альфа-частиц с разработкой теорий горячей вселенной и реликтового излучения одессита Гамова (опять же в плюс Штатам), и квантовая гравитация Бронштейна (не уничтожь, конечно, питерского гения сталинский режим на самом взлёте научной карьеры), и эффект рассеяния света с модуляцией его частоты фононами кристалла, исследованный советскими физиками Мандельштамом и Ландсбергом, и синхрофазотрон дубненского ядерщика Векслера, и электронный парамагнитный резонанс, обнаруженный академиком Завойским – абсолютным отечественным рекордсменом по безрезультатным номинациям на Нобелевскую премию по физике.
* Но если быть честными до конца, то список великих нобелевских неудачников в других частях света ещё более впечатляющ. Скажем великий Зоммерфельд - гениальный физик, бравый офицер, отважный дуэлянт и по совместительству научный наставник чуть не половины нобелевских лауреатов начала и середины XX века ровно 25 раз номинировался на физический Нобель. И – всё безрезультатно. Не дожили до нобелевских регалий знаменитый Поль Ланжевен разработчик теории парамагнетизм, он же 15-кратный неудачный соискатель-выдвиженец, и гений физического эксперимента американец Роберт Вуд, 16 раз в холостую номинированный на самую престижную премию в мире.
Абсолютно курьёзным смотрится игнорирование нобелиантом великого Паункаре, также не единожды, вплоть до последнего дня жизни, тщетно выдвигаемого на соискание главной премии мира. Того самого Пуанкаре, без которого не состоялась бы та же теория относительности, приоритет в разработке которой традиционно отдаётся Эйнштейну. Тот в свою очередь, подчёркивая важную роль в создании теории Хендрика Лоренца, почему-то постоянно игнорировал ещё более веские заслуги в этом деле великого Пуанкаре, на которого с великим почтением всегда ссылался сам Лоренц. Впрочем, не было в научном мире ни одного человека, кто бы это почтение не разделял.
Не менее странным может показаться и отсутствие в списке Нобелевских лауреатов легендарной Лизы Мейтнер – выдающегося австрийского физика, первооткрывателя деления ядра, давшего старт всей ядерной физики. Это из-за её сенсационной публикаций Нильс Бор спешно прервал своё научное турне 1938 года по Северной Америке, будучи потрясённый перспективами использования ядерных реакций. Причём не столько в мирных целях, сколько в военных. А Эйнштейн назвал Лизу Мейтнер второй Марией Кюри. Между тем нобелевская физика (не считая химии) 16 раз проигнорировала имя этой великой женщины-физика.
Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. В том числе – и история нобелевской физики. Она получилась такая, какая есть. То есть – не идеальная, а противоречивая, а, следовательно – живая. Где наряду с триумфаторами–лауреатами мирно уживаются аутсайдеры-неудачники. Разнятся они лишь в мелочах – наличием или отсутствием у них нобелевских регалий. А единятся, между тем, в главном – в великом вкладе в науку. _____________________________ © Мельников Алексей Александрович |
       
|
