 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
ОН Он – это я. Моё хобби, отчасти, связано с профессией. Другие, наоборот, стараются выбрать себе занятие для души, далёкое от своей повседневной работы. К примеру, слесарь-сантехник никогда не станет коллекционировать унитазы, скорее в свободное от работы время, он будет разводить цветы на дачном участке, ну, в крайнем случае – на подоконнике – эстетично, да и ароматы другие. А я по профессии врач-гинеколог. И хобби моё – женщины. Причём, не все женщины, а только те, у которых глаза потухли. Внешне – привлекательная, статная дама, а в глазах – пепел потухшего костра. Кто его потушил? Ловелас ли, которого она, к несчастью своему, полюбила? Или постылый муж, от которого всегда несёт перегаром? А может – повседневная изнуряющая работа, при которой не остаётся времени на обустройство личной жизни? Все эти вопросы меня крайне занимают. Другие лица почему-то не привлекают. Жизнерадостные, лучащиеся счастьем, особы – не мой контингент, да такие и встречаются редко, особенно в наше время, или же холёные, пресыщенные матроны с дежурной многообещающей улыбкой, мне неинтересны. Хобби моё – оживлять потухшие глаза. Таких женщин я узнаю сразу, безошибочно. Для меня нет ничего более захватывающего, как заставить стылый взгляд загореться, заискриться, засверкать… Сколько раз я поражался этим ожившим глазам – как мало женщине нужно! И как много! Но в этом «занятии для души» есть свои нюансы – не могу же я всё время зажигать одну женщину – загорелись у неё глаза – ну, и слава богу! Ведь вокруг уйма женщин с потухшими глазами. Им тоже требуется моё участие. Хвала Господу – я не женат! Поэтому могу отдаваться своему занятию без оглядки, со всей страстью, с какой отдаются только любимому делу. Так, у охотника, скрадывающего с ирландским сеттером осторожную дичь, в крови гуляет такой адреналин, что позавидует любая реанимация. Его не сманишь ни пышными застольями, ни картами, ни женщинами, а уж тем более – с потухшими глазами. В тот памятный апрельский вечер, закончив дежурство, и я, по обыкновению, вышел «на охоту». Сеттера у меня не было, поэтому приходилось полагаться только на своё чутьё. Трудности моего увлечения в том, что интересующих меня женщин практически невозможно встретить в кафе и ресторанах – после работы они толкутся с корзинками и тележками в супермаркетах. Накупив продуктов на неделю, катят нагружённые телеги к своему автомобилю и… И растворяются в потоках машин (надо же, взяли моду на авто ездить). А теперь ещё из-за карантина – маски носят. За долгие годы практики, как профессиональной, так и «для души», я выработал в себе чрезвычайную наблюдательность. Скажем, если стройная женщина набирает в магазине тележку доверху, а среди продуктов – упаковка пива, колбаса, мясо, сыр, молоко, яйца, крупа, масло, фрукты-овощи, то понятно, что такое количество она сама не только за неделю – за месяц не сожрёт. А, в совокупностью с её застывшими безучастными глазами, это означает, что дома обитает всё тот же опостылевший муж. Молоко, крупы свидетельствуют, что есть и дети – не станет же перегарный субъект кашки есть. Напротив – женщина идёт с корзинкой, берёт апельсин, пару яблок, кусок сыру, бутылку ряженки, булочку, филе индейки, шоколадку – с вероятностью в девяносто процентов можно утверждать, что она покупает для себя, а стало быть – живёт одна. Именно такую женщину я и хотел встретить. И встретил! Глаза! Какая жалость – в очках, но очки ей очень шли. Маска слегка прикрывала губы, оставляя носик открытым. «Очки запотевают». – понял я. И глаза, насколько я успел рассмотреть, именно те – уставшие, грустные, я бы даже сказал – измученные. Одета не вызывающе, не напоказ, но со вкусом, хотя и слегка небрежно. Сразу видно, что одевается не для кого-то. Вот её я и стал «скрадывать» – не спеша, двинулся за нею в надежде на случай, и таковой не заставил себя ждать: она потянулась было за ряженкой на высоком стеллаже, но росточку явно не хватало. - Позвольте помочь? – предложил я бархатным баритоном. – Вам ряженку или кефир? - Одну ряженку, будьте любезны. Спасибо. Я снял с полки две бутылки, одну отдал ей, другую положил в свою корзинку: «Надо же, тоже ряженку предпочитает…» - А вы почему нос маской не закрываете? Так и заразиться можно. Это я вам как врач говорю. При этих словах женщина впервые скользнула по мне взглядом, обыденно, без интереса. - У меня иначе очки запотевают, не вижу ничего. - Понятно. С другой стороны – плюс, что в очках. Через слизистую склер вирус не просочится. Женщина была полностью в моём вкусе, но я демонстративно стал изучать стеллаж с творогом, давая понять, что ни в коем случае мимолётное знакомство не входит в мои планы. На этом наше короткое общение закончилось. Здесь главное – не переборщить. Для первой встречи достаточно. Соблюдая «социальную дистанцию», я пошёл к кассе, стараясь боковым зрением не терять незнакомку из виду. «Интересно, на машине уедет или пешком пойдёт? Судя по тому, что сапожки и полы пальто свежей грязью забрызганы, уйдёт на своих двоих». Женщина и вправду оказалась без машины. «Значит, живёт неподалёку. А здесь частенько после работы отоваривается». Я засёк время. Хотел было проследить за нею, но передумал. «Если понадобится, неделю буду караулить, но вторую «случайную» встречу организую. На сколько ей ряженки хватит? Ну, дня на четыре, не больше…» После ужина я закурил и стал ещё и ещё прокручивать в голове сотни раз проделанные манипуляции – на завтра была запланирована одна эндоскопия и одна экстирпация. «У Светланы, скорее всего, миома. Настораживает наличие выпота в брюшной полости. Завтра выясним. А вот у Ирины Аркадьевны – хуже. Как бы экстирпация не превратилась в Вертгейма. Ладно. Утро вечера мудренее». Я забыл упомянуть, что мучился ещё одной страстью – литературой. То есть – я не только много читал, но ещё и писал. Это было даже не увлечение, а какая-то потребность излагать свои мысли, переживания, ощущения на бумаге. А теперь – на мониторе. На мой взгляд, не всегда получалось плохо. Помню, как однажды, давным-давно, училка с внешностью актрисы из театра «Ромэн», проверив наши сочинения, возмутилась: «Миша, ты чего тут насочинял? – «Её антрацитовые глаза, казалось, вот-вот вспыхнут и сожгут меня, как какого-нибудь Лазо…» Класс загоготал, а ко мне надолго прилипла кликуха – «Лазо!» Я включил компьютер и открыл почту. Пришло письмо из редакции одного столичного журнала, в который посылал свою последнюю новеллу. Четыре месяца назад другой мой рассказ уже опубликовали. Писала редактор: «Уважаемый Михаил, вижу, вас эта тема крепко держит. Я не люблю таких вещей. У вас развратная проза. Лучше пишите о своих маргаритках. Больше не присылайте ничего подобного. P.S. Хотя, талант есть». «Сдурела баба… Интересно, что она посчитала за развратную прозу? Мою лучшую новеллу? Никакого разврата в ней нет, а только вывернутые наизнанку глубинные пласты человеческого подсознания. «Талант есть…» А то я без тебя этого не знал. Взбалмошная особа… Наверняка, лет восемьдесят». Я, как мог, старался погасить раздражение. Чтобы успокоиться, включил свой любимый джаз. Заиграли тромбоны Гленна Миллера – «Хорошее настроение». «Какое, к чёрту, хорошее настроение… Было, да сплыло… Да кто она такая, эта редакторша?» Я раскрыл в журнале раздел «Редакция» и нашёл: «Бубнова Надежда Вячеславовна, редактор отдела прозы и поэзии». «Фотографии нет, возраст не указан. Надо же, шарит и в прозе, и в поэзии. А сама-то написала чего-нибудь?» Я занялся пристальным поиском. «Ага, стишки варганит… Ну-те, ну-те… Почитаем…»: Разбужу тебя нежностью С другого конца города… (строки из стихотворения Н. Кинугава) Чёрт возьми, а неплохо. Даже очень неплохо… Просто хорошо. Ладно, бог с ней. Женщина – есть женщина. Как говорит наш ординатор Славик, который недавно во второй раз женился: «Этих баб не поймёшь… Трудно с ними, одна морока – настроение меняется, как погода. То их недолюбили, то – перелюбили…» Может, и мою редакторшу «недолюбили»? Почему-то вспомнилась незнакомка из универсама. «Нет, всё-таки есть в ней что-то… Необыкновенное. Обязательно подкараулю…»
ОНА Она – это я. Мне всё надоело… До чёртиков… До тошноты. Сидеть целыми днями и вычитывать чужие тексты – с ума сойдёшь! Ладно, были бы тексты приличные, а то – графоман на графомане, и графоманом погоняет. Ничего не поделаешь – работа, будь она неладна. Чего попёрлась в этот Литературный институт? Как будто для того, чтобы писать стихи или прозу, обязательно учиться нужно. Этому не научишь. Ни Цветаева, ни Чехов литературных институтов не оканчивали. Музыкальное образование есть, можно было музыкальным редактором устроиться. Или группу свою создать… На манер «Комбинации». И обозвать как-нибудь, по современному, например, – «Топлесс». Я невольно улыбнулась, представив себя лабающей в окружении подруг с голыми сиськами. «А что, публика бы проглотила, да ещё и на «Ура» бы приняла – у нас и не то проглатывали. Ладно – за работу! Что там у нас? Стихи? Почитаем»: «Гудит мой организм, налитый жаркой кровью, И всё во мне звенит одной к тебе любовью…» Это же надо – выдумать такое? Пиит, мать его… Господи! Прости душу мою грешную. Следующее: «Ко мне любовь на крыльях прилетела, Болит душа и ломит тело…» "Сил моих больше нет. Голову лечи, тогда и душа с телом болеть не будут! И этот кретин ещё и письмами забросает, почему, мол, не отвечаете? Подошли мои стихи или нет?» Чтобы немного успокоиться, я надела наушники и включила музыку. Джаз-бэнд Миллера играл «Серенаду лунного света». Неожиданно вспомнилась открытая веранда, тёплый ветер с моря и мы с Лёшкой танцуем под эту же мелодию. «Эх, Лёшка, Лёшка… Где ты теперь? С кем танцуешь «серенады»? Нехорошо ты со мною поступил, но бог тебе судья…» Надо работать. Новелла? Этот, вроде бы печатался уже, про цветы какие-то писал. Доморощенный писатель Михаил. Не помню, о чём – сплошная каша в голове. Нет, вспомнила. Что-то вроде этого: «И уже засыпая, он шёпотом прочитал ей на ухо, сократив Экклезиаста до размера японских хайку: Эк, загнул. Но, надо признать, загнуть получилось… Пробежала последнюю новеллу – порнография какая-то, ну, не совсем порнография, но по этой теме. Вроде бы что-то есть. Но, довольно развратная вещичка, печатать нельзя, не поймут. Да и вообще, что он себе позволяет, автор этот? Что здесь, «Плейбой» что ли? Надо ему отписать, чтобы не зарывался, знал своё место. Чёрт возьми, ещё и живот тянет – надо принять таблетку. Напрасно целую неделю пролежала на обследовании – наподозревали невесть что… Слава богу, что ничего не подтвердилось. Да, я же хотела кому-то написать… Ах, этому, писаке развратному. Сейчас я его отучу редакцию своими пошлостями загружать: «Уважаемый Михаил, вижу, вас эта тема крепко держит. Я не люблю таких вещей. У вас развратная проза. Лучше пишите о своих маргаритках. Больше не присылайте ничего подобного». Ну, что, съел? Так тебе и надо. Ладно, подсластим пилюлю: «P.S. Хотя, талант есть». «Наденька, а что, тебя эта тема совсем уже не волнует? А ведь когда-то волновала… И даже, очень… Эх, Лёшка, Лёшка… Интересно, а если бы он сейчас вернулся, поплакался, покаялся… Простила бы?» Я задумалась: «Простить – простила бы, но вместе быть отказалась. Всё перегорело. Без лукавства – наотрез отказалась бы». Когда же рабочий день закончится? Ходит слух, что нас на удалёнку переведут. Было бы здорово! Да, не забыть зайти после работы за продуктами, а то дома – шаром покати». - Надя. Бубнова. Главный редактор вызывает. – позвала Аллочка, секретарь редакции. Что ж, пойдём к главному. Ох! И когда эта таблетка подействует? - Ну, Надежда Вячеславовна, всё! Завтра можешь не выходить – распоряжение пришло. Работаем на удалёнке! Что-то ты плохо выглядишь, Надюша? Болеешь, что ли? - Нет, просто устала. - Ладно, береги себя! И соблюдай режим самоизоляции. Слушай, а может вместе, так сказать, самоизолируемся? Денёчка, эдак, на три? – блудливо осклабился главный редактор. «Вот ещё, только тебя мне и не хватало, старый потаскун». - Ну, что вы, Вениамин Борисович? Не ожидала от вас. Маститый поэт и писатель… - А что, поэты, не люди, что ль? - Нет, извините. Я уж сама как-нибудь самоизолируюсь. Пойду я, а то, действительно, что-то неважно себя чувствую. - Ладно, я пошутил. Поправляйся! «Да, Наденька, тяжела ты стала на подъём. И ничего уж тебе больше не нужно. Топай, давай, за продуктами. Ну, вот, наконец, и таблетка подействовала». «Что же мне взять? Ничего не хочется. Апельсин возьму, яблок, индейку. Хорошо, что теперь – на удалёнке, можно по утрам за продуктами ходить. Торт купить, что ли? Нет, хватит сладким баловаться, а то попа толстеет. С этой сидячей работой не только попа, скоро и щёчки будут, как у хомячка. Двигаться надо больше. Лучше шоколадку возьму… И булочку. Да, ряженку не забыть… И чего они её так высоко ставят?» - Позвольте вам помочь? – вдруг раздался сочный баритон. – Вам ряженку или кефир? - Одну ряженку, будьте любезны. Спасибо. - А вы почему нос маской не закрываете? Так и заразиться можно. Это я вам как врач говорю. «Вот ещё, врач выискался. А тебе какое дело?» Я взглянула на баритон – морда скрыта под маской, одни глаза и видны. - У меня иначе очки запотевают, не вижу ничего. - Понятно. С другой стороны – плюс, что в очках. Через слизистую склер вирус не просочится. «Если на роду написано – просочится, ни маска, ни очки не защитят. Где же я слышала этот голос, причём – недавно слышала? Красивый баритон, ничего не скажешь… Творогом заинтересовался. Чёрт с ним. Нет, и всё-таки, где я его слышала? Напрягай память, Наденька, она же у тебя музыкальная. Надо же – сапоги грязные, и пальто забрызгала…» После ужина я привычно открыла почту – куча писем с текстами остались непрочитанными. Эх, может хоть на удалёнке вернётся желание писать стихи. Совсем ничего в голову не идёт… Ладно, завтра с утра работой займусь, а сейчас душа не лежит, хоть убей. Надо пораньше спать лечь. Вспомнила! В клинике я слышала этот баритон. Пока лежала на обследовании. Он соседнюю палату вёл. Михаил Владимирович его звали – видный мужчина. Бабы от него без ума были. Говорят, лучший хирург отделения. ОН Как же я обмишурился! Четыре вечера подряд дежурил в супермаркете, но так её и не встретил. Неужели свою ряженку на неделю растянула? А булочку? Её на пару дней только и хватит. Нет, всё-таки я идиот, надо было проследить за нею. Понадеялся на свой опыт, болван. Ничего не поделаешь, поищем другие потухшие глаза… Но искать «другие» почему-то не хотелось… «Что это я? Старею, что ли? Миша, дурью-то не майся – ты её только раз и видел, да и то – в пол-лица. А может, губы у неё тонкие? Или рот впалый? Или все зубы вставные? Да и глаза, скорее всего, не те, что нужно – разве через очки разберёшь?» Я пытался убедить себя в её «профнепригодности», но до конца убедить не получалось. «Да что в ней такого особенного?» Я силился вспомнить детали: «Ну, ножки стройные, ну, попка толстенькая. Ну, волосы светлые… Ну, грудь, вроде хорошая… Миша, не отвлекайся от главного – глаза! Да, что я, окулист, что ли? Я – гинеколог, между прочим. А там всё наглухо закрыто. Всё, хватит, домой иди!» И я пошёл домой. В голове сам собою складывался сюжет… Новелла? Или даже повесть о нём и о ней? Как одинокий врач-шалопай развлекается тем, что находит женщин с потухшими глазами, которые потом наполняет светом и теплом, но – ненадолго. Как одна случайная встреча, один только мимолётный взгляд настолько западает в душу, что ни о ком другом даже думать не хочется. Я писал, не отрываясь. Как двое в большом городе ищут друг друга, но никак не могут найти. Одна случайная встреча у стеллажей с молочными продуктами, две-три фразы. Очки запотевают… Сапоги забрызганы… Булочка с ряженкой… И больше ничего. Они так и не познакомились. Я остановился. А дальше? А дальше – приехали! Нет встречи – нет концовки. Не складывается новелла. Да что там – новелла – жизнь не складывается! Однако же, нужно придумать концовку, хотя бы – для новеллы. И я пошёл на большую натяжку, как он вечерами, в слабой надежде дефилирует в районе заветного супермаркета и однажды встречает её… «Банально! Банально и пошло!» Хотя, занимаясь такой же пошлостью в жизни, я об этом никогда не задумывался. В жизни пошлость – обычное явление, поэтому не так бросается в глаза, как в литературе. Но ничего, более путного, в голову не приходило. Напрасно промучившись несколько дней в поисках красивого финала, я отправил новеллу в редакцию с пометкой: «Проза не развратная». ОНА Интересно, а почему это Михаил Владимирович в нашем универсаме ошивался? Живёт где-то здесь, что ли? Ах, да, тут же клиника в двух шагах. С работы, наверное, шёл. Но продукты обычно рядом с домом покупают. А может, на машине он, купил свою ряженку с творогом, да и – шасть к машине… Наденька, а ведь тебе велели через два месяца кровь сдать повторно. Ты же можешь с анализом зайти в отделение, на консультацию… Но тут внутренний контролёр скомандовал: «Стоп! Ты чего? Сбрендила, что ли? Что это тебе в голову взбрело? Его хочешь увидеть? Вот уж не ожидала от тебя». Какие глупости! Больно он мне нужен, да я и не знаю его… Подумаешь, баритон красивый… Да мне на его баритон начхать. Нет, всё равно странно это… И почему мне вдруг снова хочется стихи писать? К чему бы это? «Эх, Наденька, смирись. Видно судьба у тебя такая… Одно слово – вековуха!» Я отринула мысли о «случайной» встрече с «баритоном» в гинекологическом отделении: «Нет, не по мне это…» и принялась за работу. Открыла очередное письмо и увидела: «Проза не развратная». «Вот, сволочь, то ли прикалывается, то ли издевается…» ОНИ Они – это мы! Невероятно! Непостижимо! Но теперь это, действительно – Мы! - Надо же, я закончил новеллу с глупым финалом и послал её в редакцию. - А я её прочитала и всё поняла. Всё вдруг сложилось, как в детской мозаике. Я узнала и свой супермаркет, и свою ряженку с булочкой, и грязные сапоги, и забрызганное пальто. И твой чудный баритон, мой дорогой доктор! И написала тебе об этом… - А я прочитал твоё письмо и не поверил: «Такого не может быть, ненаглядная моя редакторша!», – говорил я себе. Оказалось – может! И теперь я уверен, что наконец-то нашёл те самые глаза, которые искал всю жизнь. Твои глаза! _____________ © Арно Никитин |
       
|
