Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Общество
Выдающиеся российские поэты Берестов и Левитанский, которых нынешняя власть могла бы отнести к "иноагентам"
(№2 [392] 07.02.2022)
Автор: Алексей Мельников
Алексей Мельников

1

Нажмите, чтобы увеличить.
Берестов Валентин Дмитриевич 1928-1998
Как вы думаете, когда и по какому поводу были написаны в России такие строки:

«Что-то грустно. На сердце тоска.
Не ввести ль куда-нибудь войска?»

А может только вчера родились и следующие:

Сидел смущённо в обществе лжецов.                                                               Молчал. Словечка вставить не пытался,
И не заметил сам в конце концов,
Как, не сказав ни слова, изолгался.

Эти на редкость актуальные, честные, смелые, если не сказать взрывоопасные как для прошлых, так и для будущих режимов строки принадлежат тому же самому человеку, что убаюкивал и тешил своими добрейшими стихами несколько поколений советских и российских малышей:

Спит будильник. Спит звонок.
Просыпается щенок.
Просыпается и лает,
Снов приятных нам желает…

А вот абсолютный детский хит, с которым выходил из малышового возраста в бесконечный мир знаний практически каждый гражданин нашего отечества:

Как хорошо уметь читать!
Не надо к маме приставать,
Не надо бабушку трясти:
«Прочти, пожалуйста! Прочти!

Это – строки выдающегося русского поэта Валентина Дмитриевича Берестова. Родившегося в Мещовске, учившегося в Калуге и шагнувшего из неё в большую литературную жизнь. Та поставила его вровень с такими гигантами русской литературы (ставшими поначалу его первыми учителями), как Корней Чуковский, Агния Барто, Самуил Маршак. Хотя к детским поэтам Валентин Дмитриевич причислял себя с большой неохотой, резонно замечая, что поэты делятся на плохих и хороших. И если эти стихи нравятся ещё и детям, – то это замечательно. Но вот, если стихи и мысли поэта не по вкусу некоторым взрослым, тогда…

Живу я в Калуге на улице Пролетарской, и из моих окон виден двор, в котором до войны стоял дом семьи Берестовых. Дом, конечно, не сохранился – теперь на углу Герцена и Пролетарской детская площадка с качелями, горкой и прочей оснасткой для малышовых развлечений. Сколько раз подмывало подойти к мамашам барахтающихся в песке карапузов и спросить, знают ли они, что играют во дворе дома, где зарождались бессмертные и любимые с детства строки: «О чём поют воробушки в последний день зимы?..» Всякий раз, проходя мимо, порываюсь спросить, но не решаюсь. Просто потому, что не хочу лишний раз разочаровываться. Ответ юных калужских мамаш известен заранее.

Здесь же неподалёку, в 14-й калужской школе (тогда – железнодорожной), будущий великий поэт учился в предвоенные годы. Только недавно при входе в неё появился стенд, где в числе прочих любопытных фактов из школьной летописи был упомянут и тот, что в её классах сидел за партой Валентин Берестов. Лишь три года назад – мемориальная доска. До этого никаких опознавательных знаков принадлежности сего учебного заведения к судьбе великого поэта не обнаруживалось.

Если вы спросите, есть ли сегодня в Калуге школа имени Валентина Берестова, детский сад, библиотека, внеклассный кружок, носящие имя Валентина Дмитриевича, то ответ будет отрицательным. Нет таких школ, детских садов, кружков, библиотек. И памятников, конечно, тоже нет. Видимо, потому что для «монументализации» область отыскивает персонажи куда более актуальные и политически выверенные: маршалов, царей, императриц и даже относительно недавно обсуждала перспективу восстановление памятника генералиссимусу.

Тому самому, которому интеллигентный Берестов придумал универсальное прозвище, вполне отвечающее характеру деяний оного – «сатанаил», точно передав ощущение тихой жути репрессий в своём знаменитом стихотворении «Товарищ Ракитов». А манере режима обращаться с вольнодумцами (конкретно – писателями Синявским и Даниэлем) даже посвятил в середине 60-х отдельное четверостишие:

Поздно ночью КГБ
Не ко мне пришло. К тебе!
За тобой, а не за мной!
Слава партии родной!

Область Калужская сегодня чтит литераторов несколько другого толка. В числе кумиров высших областных начальников есть и Проханов, и Поляков, и Мигранян, и даже байкер Хирург, специально  изданное в Калуге жизнеописание которого со товарищи пользуется большой популярностью среди местного актива.

Казалось бы, предвидя будущее шествие своей страны в историю пятками вперёд, Валентин Берестов, довольно трезво продиагностировал такого сорта «диалектику»:

Кто поезда на полустанке ждёт,
Глядит назад, мечтой летя вперёд.
Да, все до одного туда глядят,
Хоть никому не хочется назад.

Впрочем, временное путешествие в обратное с целью его, это самое обратное, слегка «подкорректировать», сегодня уверенно вошло в политический обиход. Что также могло бы расходиться с научными взглядами честного и высокопрофессионального (кстати, с дипломом истфака МГУ) историка, коим был Валентин Дмитриевич Берестов.

Трудно представить, как бы, скажем, нынче отреагировала бы отечественная «историческая наука» на слова знаменитого поэта относительно роли западных (конкретно – литовских) «чужеземцев» в становлении культурных и политических традиций на западных окраинах Руси. Да в тоже его родном – Мещовском крае. «История Мещовска на протяжении его литовского века, конечно же, была интересна и поучительна, – признавал к своей книге воспоминаний Валентин Берестов. – Мы связываем нашу историю лишь с Владимирской и Московской Русью. А как насчёт отвергнувших ордынское иго новогородских и псковских демократов и смоленских подданных Литвы? Или они не русские и ничего не создали для России?»

Понятно, что в «суперновейшей» истории России такие взгляды – чистая крамола. Рассуждать о благоприятном влиянии «западников» на «святую Русь», или вступаться за некие «новогородские демократии», которые вознесённый нынче на монумент Иван Грозный «в государственных интересах» потопил в крови и сварил в кипятке – почти измена.

Как и не совсем бы поняли сегодня в «раскручивающей» Великое стояние до уровня госпраздника Калуге взгляд Валентина Берестова на то, что произошло в 1480 году на реке Угре:

Но вот мороз, Угра ледком покрыта.
Но кровь ничья не обагрила льда.
Последней схватки, битвы знаменитой
История лишилась навсегда.
Орда уходит в ночь. А наши ратники,
Всяк жив-здоров, доспехи аккуратненьки,
Под бабий смех плетутся в стольный град.
Без крови, без могил конец неволе.
А кровь была на Куликовом поле
До капли пролита сто лет назад.

Выходит, поэт отдаёт славу свержения татаро-монгольского ига тулякам (по месту, скажем так, «прописки» Куликова поля), отбирая её, таким образом, у своих земляков – калужан (территориально причастных к Великому угорскому стоянию).

Нехорошо, наверняка подумают чиновники в высоких калужских кабинетах, так рьяно выдвигающие сегодня дату Великого стояния на Угре на звание «Дня рождения России». Со всеми причитающимися к этому званию регалиями. Подумают и, нехотя перелистывая стихи своего великого и неудобного земляка, с досадой в них узнают и себя:

Зачем стремиться к истинам,
Коль нету в них корысти нам?

    2

Нажмите, чтобы увеличить.
Левитанский Юрий Давидович (1922–1996)
Он выстоял и победил в войне, развязанной захватчиками родины, и пал на той, что родина решила учинить сама. Прошёл Отечественную и не перенёс Чеченскую – в 1996-м остановилось сердце. В тот самый миг, когда взволнованно протестовал против внутриусобного российского смертоубийства. О том же самом мужественно говорил за год до этого. Причём на самом, что ни на есть, верху – в Кремле в момент принятия из высших рук Госпремии по литературе: «…Наверное, я должен бы выразить благодарность также и власти, но с нею, с властью, тут дело обстоит сложнее, ибо далеко не все слова её, дела и поступки сегодня я разделяю. Особенно всё то, что связано с войною в Чечне: мысль о том, что опять людей убивают как бы с моего молчаливого согласия – эта мысль для меня воистину невыносима... Я понимаю, что несколько испортил нынешний праздник, но если бы я этого не сказал, не сказал того, что думаю и чувствую, я не был бы достоин высокой литературной премии России…»

Так фронтовик Левитанский упорно и самоотверженно продолжал гнуть свою линию – хоронить войну. Всякую, в том числе и победоносную. Потому что таковых на самом деле не бывает. Потому что любая из них означает смерть. 

…Это дело давнее.

           Не моя вина.

Под холмом могильным

           зарыта война.

Зарыта, забыта,

           но, душу леденя,

Синяя лампочка 

           Смотрит на меня…  

Мудрый философ, тонкий лирик, изысканный стилист Юрий Левитанский не сразу, не вдруг, не шумно, не броско, но твёрдо, скромно и надёжно вошёл в историю советской поэзии. Шагнул прямо с фронта умудрённым жестокой военной мудростью, отмеченным боевыми орденами и медалями, 20-летним ветераном.

…Но шинелка на мне починена,

нигде ни пятна.

Ребятишки глядят почтительно

на мои ордена…

Пришёл поэт со своим, отличным от других, поэтическим ритмом, особой мелодикой рифм, привнеся с собой щедрый багаж метафор и глубоких размышлений, облечённых, правда, в довольно изящные, казалось бы, невесомые поэтические конструкции, за внешней лёгкостью которых  неизменно просматривался нежная грусть доброго мудреца, пытавшегося раскрыть самые простые и в тоже время самые главные человеческие секреты: жизни и смерти, добра и зла, войны и мира…

Я медленно учился жить.

Ученье трудно мне давалось.

К тому же часто удавалось

урок на после отложить…

Этот урок – уменье жить – Юрий Левитанский, действительно, будет постигать не прерываясь. И сдавать по нему экзамен. И сдаст его на отлично. Хотя и ценой собственной жизни – мужественно восстав против грозных внутренних сил, сеющих на родной земле войну. Войну, что не только уносит с этой земли людей, но и сжимает эту землю до размеров ничтожной песчинки.

…И только когда на земле война –

                 маленькая она.

Он никогда не гордился своим военным прошлым. Героическим, кстати сказать, и орденоносным. Не носил ордена. Не прикалывал к пиджаку орденские колодки. Не утруждал себя хождением за полагающимися ветеранам на 9 мая тушёнкой и колбасой – считал это дело вполне унизительным. Хотя жил достаточно скромно. Негодовал, получив как-то в 90-е годы 200-рублёвый перевод из собеса с пометкой «За оборону Москвы»: «Лучше бы какой значок дали…»

Я не участвую в войне – 

Она участвует во мне…

«Неучастник» войны Юрий Левитанский станет участником самых раздумчивых и лирических поэтических строк, начертанных когда-либо выходцем из студёных подмосковных окопов 41-го года, простым пехотинцем-пулемётчиком, израненным юным бойцом. Человеком, через край хватанувшим военных горестей и печалей и познавшим чрез них верность позиции «невыбора» всего, что противоречит слову «жизнь»: 

Я, побывавший там, где вы не бывали,

я, повидавший то, чего вы не видали,

я, уже там стоявший одной ногою,

я говорю вам – жизнь всё равно прекрасна.

Да, говорю я, жизнь всё равно прекрасна,

даже когда трудна и когда опасна,

даже когда несносна, почти ужасна –

жизнь, говорю я, жизнь всё равно прекрасна… 

____________________________

© Мельников Алексей Александрович

Чичибабин (Полушин) Борис Алексеевич
Статья о знаменитом советском писателе, трудной его судьбе и особенностяхтворчества.
Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum