Тяжёлая дверь гаража на удивление легко подалась на обильно смазанных петлях, впуская ласковое осеннее солнце внутрь помещения. И тут же, словно обжигающий белёсый клубок из парилки, гостей окутал дивный аромат яблок – сладкий, бодрящий, с пряными нотками.

– Фантастика, – повернулся к жене Алексей, не скрывая своих эмоций. – У меня в животе заурчало, так яблок захотелось.

– А я сразу духи вспомнила, «Зеленое яблоко» называется. И шампунь тоже, – ответила мужу Светлана.

– Обижаете, ребята – от улыбки на обветренном лице Фёдора Семёновича, хозяина гаража, кожа чуть сморщилась и овражки морщинок слегка потемнели. – Никакой химии. 

Естественный природный продукт. Правда здесь не один сорт, а несколько…

Дверь, наконец, отворилась на свою максимальную ширину, и глазам молодых людей предстал интерьер гаража.

Это капитальное сооружение из кирпича представляло собой не столько приют для автомобиля, сколько фруктохранилище. По всему периметру в три уровня, были размещены стеллажи из необструганных деревянных досок, на которых и «отдыхали» после знойного лета, ярко-красные, полосатые, зелёные наливные шары. Какие-то из них имели правильную округлую форму, другие были удлиненно-конические и продолговатые.

Фёдор Семёнович мозолистой рукой, словно морская волна, прошелся по бокам яблочного потока.

– Массажируете? – сыронизировал Алексей.

– Гипнотизирую, – в тон ему откликнулся хозяин. – На самом деле, я уже кожей чувствую, какое яблоко неровно дышит, заболевает, того и гляди возьмётся пропадать. А начнёт портиться одно, тут же развивается цепная реакция. Те яблоки, которые тут лежат, пока еще предварительные, не отборные, можно сказать дозревают.

– Вы хотите сказать, что они не будут храниться в гараже?

– Конечно, им здесь не место. Я не хочу, чтобы они впитали в себя посторонние запахи. Для чего нужен гараж? Сразу после сбора урожая я всегда укладываю яблоки в него, где они находятся две-три недели в относительно прохладном месте. За это время у них проявляются следы возможных дефектов. И только после этого отбираю самые крепкие и закладываю в погреб, на длительное хранение.

– Целая философия? – уважительно посмотрел на деда Алексей.

– Это не философия, а знание физических процессов, происходящих во фруктах. Вы обратили внимание на то, что настил у меня дубовый, а не сосновый или еловый?

– Мы не разбираемся в древесине, – пожала плечами Светлана.

– Еловые и сосновые доски не подходят потому, что передают яблокам хвойный запах? – предположил молодой человек.

– Совершенно верно, – впервые похвалил его Фёдор Семёнович. – Хотите, я расскажу вам немного о каждом сорте?

– Если не очень долго. Нам бы за сегодня еще три-четыре садовых участки посмотреть, – начал было Алексей, но почувствовал, как острые ноготки супруги впились ему в ладонь.

– Воля ваша, – посуровел хозяин. – Я вас не держу. Не хотите слушать, не надо. Рад был познакомиться…

– Вы не совсем правильно поняли моего мужа. Мы побудем у вас подольше. Мне, например, интересно, чем антоновка отличается от аниса, – попробовала смягчить ситуацию молодая женщина.

– Вам и в самом деле интересно? – снова оживился дед. – Тогда идемте, я вам все покажу наглядно…

Чего только не было на полках! И анис полосатый, о котором упоминала Светлана, небольшие плоды которого имели ребристую форму, и реповидная «Балтика», и плоско-округлая «Бессемянка мичуринская», и удлиненно-конический «Рижский голубок», и овально-конические с яркими красными крапинками «Тамбовское», и округло-коническую, усеченной формы с ярко-карминовым полосатым румянцем «Уралец», и округло-конический с красными крапинами-полосами «Шафран саратовский». И много-много других сортов.

– Дедушка, зачем вам столько? Обычно в саду растет два-три сорта и их хватает, – не скрыла изумления Светлана.

– У каждого яблока своя история, свои вкусовые качества и лёжкость, – не обращая внимания на её эмоциональность, продолжил «экскурсию» Фёдор Семёнович. – Поэтому я и не хочу замыкаться на двух-трех сортах. К примеру, «Уралец» хранится два месяца, его нужно съедать в первую очередь. А тот же «Рижский голубок» только через полтора-два месяца после сбора урожая «входит во вкус», его можно подержать подольше. «Бессемянка мичуринская» хороша к новогоднему столу, до этого срока она сохраняет все свои вкусовые качества – сочное, нежное с кисло-сладкими нотками. А вот «Анис полосатый» и в феврале удивительно хорош…

– А урожайность с каждой яблони у каждого сорта тоже разная? – желая загладить нетерпеливость, наконец, «обрёл голос» Алексей.

– Конечно. Тот же «Анис алый» дает до 300 килограммов яблок с дерева – он рекордсмен осенних сортов. А «Уралец» как тот золотник – урожай не очень большой – до 70 кг.

А еще нужно учесть, что некоторые яблони дают обильный урожай ежегодно, а некоторые периодически, через год…

– Угомонись, Фёдор Семёнович. Совсем заболтал молодёжь, – на пороге гаража появилась невысокая, тоже вся в глубоких морщинах хозяйка сада. – Ребятки с дороги, им подкрепиться надо. Я уже накрыла стол под яблонькой. Посидим? – обратилась она уже к Алексею и Светлане.

– Спешат они, – буркнул старый садовод. – Ты же знаешь, как у молодых – в тысячу мест в один час пытаются попасть…

– Спасибо за приглашение, – приветливо улыбнулась хозяйке Светлана. – Конечно, попьем чаю. Он у вас черный или байховый?

– Липовый, – ответила женщина. – Меня зовут Марья Семёновна, но можно просто баба Маня, как внуки зовут. Семеро их у нас с Федей…

Они прошли в сад, где уже стоял небольшой столик, вокруг которого громоздились две округлые лавочки.

– Милости прошу откушать, чем Бог послал, – новая улыбка озарила лицо бабы Мани.

Особых разносолов на столе не было. Среднего размера миска, на которой дымилась круглая жёлтая картошка. Плетёная ваза с краснобокими помидорами. Глубокая тарелка с солёными маслятами. Плоская тарелка с ароматными оладьями. Мёд, сметана тоже были поданы в глубокие небольшие тарелки.

– Ну мать, ты и закатила пир, – удивился Фёдор Семёнович. – Покажи ребятам рукомойник, они, поди, в городе таких чудес не видели. Пусть руки моют, а я пока в погреб за солёными огурчиками… 

Когда Алексей и Светлана вернулись к столу, на нем уже красовался запотевший графинчик с едва окрашенной в травянистый цвет жидкостью.

– Давайте, друзья, по чуть-чуть пригубим моей настоечки. Кто у вас за рулем?

– Алексей, – ответила Светлана. – Но раз пошла такая свадьба, то за руль я сама сяду. Пусть муж побалуется. А что это?

– Полынная настойка, – по-военному отрапортовал дед. – Удивительно пользительная штука. И аппетит прибавляет, и иммунную систему бодрит, и с всякой нечистью в кишечнике борется. Вы когда-нибудь ее пробовали?

– Откуда? – удивился Алексей. – Говорят, полынь – горькая. И настойка горькая?

– Есть в ней определенная горечь, – подтвердил хозяин. – Но у меня это скорее женский напиток. Больше 23 оборотов я не делаю…

– А почему именно 23 градуса?

– Это от бабушки Лукерьи повелось, царствие ей небесное. Только она мне второе рождение подарила. А вообще-то это очень грустная история. Давайте лучше выпьем, чтобы забыть все беды и печали…    

Они выпили по маленькой 30-граммовой рюмочке. Потом под картошечку и грибочки – вторую, под огурчики – третью. Лицо Фёдора Семёновича как-то разгладилось, щёки порозовели, небольшое напряжение куда-то исчезло.

– Да, ребята, были времена тяжёлые, – вздохнув, начал свой рассказ хозяин…

*   *   *

В большой крестьянской семье их, у отца-матери, было десятеро. Мать-земля кормила как могла, но в годы неурожаев приходилось очень трудно. Дети часто болели, два мальчика и вовсе не смогли побороть скарлатину, и нашли последний приют на деревенском погосте.

Сергей Васильевич и Марфа Терентьевна рвали жилы, не щадили сил, но бывали дни, когда в хате на ужин даже краюхи хлеба не было – каждому ребёнку вручали по картофелине в мундире. Им даже в голову не приходило счищать кожуру – считали так если не вкуснее, то полезнее.

Но главное испытание было впереди, когда в Белоруссию вторглись гитлеровские войска. В их хутор фашисты практически не заглядывали, что им было здесь делать среди топких болот? А вот партизаны время от времени навещали – вечно голодные, обносившиеся, завшивленные. Их часто бил озноб, мучил кашель, они просили еду, хотели согреться. Но и держать их очень долго на хуторе было невозможно – время от времени сюда наведывались полицаи, знали, что их соседка бабушка Лукерья, знахарка и травница, до войны изготавливала разные настойки. Причем «монопольку» на дух не переносила, спиртовую основу всегда готовила сама.

Сергей Васильевич был уже в возрасте, болезный, надорвавшийся на непосильной работе, его в армию не взяли. А вот старший из его сыновей – Кирилл – пропал без вести где-то на бескрайних полях боёв на Смоленщине. Мама очень ждала его возвращения, её горькие слёзы постепенно размыли серый солдатский треугольник, в котором его однополчанин сообщал, что после боя Кирилл не был найден ни среди живых, ни среди мёртвых. Она долго писала то в военкомат, то в архивы – ни одного ответа так и не получила.

Средний сын – Фёдор – был призван в ряды Красной Армии сразу же после освобождения Белоруссии. На фронт попал, ещё не было девятнадцати, провоевал недолго. Во время боя за польский городок, название которого мало что скажет любопытному читателю, был послан для того, чтобы восстановить связь. Местность оказалась пристрелянной – рядом плюхнулся осколочно-фугасный снаряд. Крупными осколками одну из ног начисто срезало.

Благо бой был скоротечный. Немцев погнали дальше, на запад, а молоденький солдат не успел истечь кровью. Его подобрали санитары, наскоро обработали рану и переправили в эвакогоспиталь.

На том война для Фёдора закончилась. Он вернулся на хутор. Мать в первую секунду очень обрадовалась его возвращению, но потом увидела, что война отняла у него ногу, не сдержала слез и, прижавшись своей сухонькой фигуркой к его груди, проплакала с четверть часа.

– Мам, я долго у вас не задержусь, – «успокоил» ее молодой инвалид. – Я ж понимаю, что обуза, и лишний рот. Вот оклемаюсь немного и на учёбу подамся. В соседний Слуцк, в педагогическое училище. Думаю, героя войны возьмут без особых экзаменов, да и школьную программу я ещё не забыл.

– Господь с тобой, Феденька, я же тебя не гоню, – всплеснула руками Марфа Терентьевна. – Я просто растерялась. С одной стороны радость какая, сын с войны вернулся, а с другой – горе-горькое. Ногу ж тебе уже не вернуть!

… Они выпили еще по одной, и Фёдор Семёнович продолжил свой рассказ.

– Временами на меня накатывала такая волна отчаяния – словами не передать. Каюсь, хотел руки на себя наложить, да духу не хватило. А тут и бабушка Луша как-то меня встретила: «Вижу, маешься, сердешный. Я тебе принесу для укрепления нервов и аппетиту особую настойку…»

– Не спились? – участливо поинтересовалась Светлана.

– Нет, у меня всё это было в качестве лекарства – 30 грамм перед завтраком и столько же перед ужином. Нельзя сказать, что после неё голова кружилась, однако после двух-трёх недель я как-то поуспокоился, о будущем начал задумываться. Да, в девятнадцать лет остался инвалидом, но разве на этом жизнь заканчивается? Руки есть, голова соображает, разве этого мало?!

Для себя я твёрдо решил: буду жить, как бы трудно ни было. А если жену и детишек Бог не пошлет, то пусть у меня постоянно будут перед глазами мальчишки и девчонки, которые жадно тянутся к знаниям. Поэтому и поехал поступать в Слуцкое педагогическое училище…

Сегодня многие родители сетуют на то, что их дети не хотят учиться. Ленятся, неусидчивые, много отвлекаются на уроках. Наверное, мы сами в этом виноваты – не хотим до конца понять, что дети очень разные. И по своему характеру, и по темпераменту, и по жизненному опыту. И многое зависит от обстановки, в которой они живут и воспитываются. У кого, как говорится, жемчуг мелок, а у кого суп жидок. А заинтересовать, раскрыть многообразный мир, нужно каждому.

Нам, в начале пятидесятых, в чем-то легче было: дети одинаково бедовали: у кого-то отцы и старшие братья с войны не вернулись, у кого-то обоих родителей не было – годы очень голодные были. А дети, познавшие нужду, по-другому к учебе относятся.

Я вот так сразу не рискнул пойти в обычную школу, устроился в детский дом, где все мои ученики весь день на виду. И воспитывать их приходилось почти все 24 часа в сутки. В этом есть и свои плюсы, и свои минусы. Ты не можешь расслабиться, предстать заросшим щетиной перед детьми, не говоря уже о том, чтобы выпить стопку-другую или закурить.

Вы можете сказать, что тем самым я сам от себя спасался. Что ж, может быть и так. Но именно дети и наполнили мою жизнь новым содержанием. Это только на первый взгляд кажется, что их вопросы бестолковы и не имеют логической связи. На самом деле ребёнок всегда пытается докопаться до сути того или иного явления или вещи. Им интересно разобраться «как тут все устроено внутри», что от чего зависит, и как это все связано между собой.

У взрослых, к сожалению, этот взгляд обычно «замыливается». И видя перед собой пчелу, мы не задумываемся о том, куда и зачем она летит. А ребёнку интересно узнать, где пчела живёт, что она ест, сколько километров может пролететь в час, где добывает мёд и каким образом возвращается домой?

Нам кажется, что подобное знание никогда нам в жизни не пригодится. Но однажды в белорусском лесу, совершив длительный ночной переход, оторвавшись от карателей, мы пытались определить, где находится ближайшие вёшка или хутор. Кто-то предложил ориентироваться по лаю собак, кто-то по запаху дыма, который выходит из деревенских печей. Но были бы эти сведения достоверны? На хуторе можно не найти ни одной собаки (гитлеровцы постреляли), дым мог идти не из трубы, а от костра. И тогда в разведку вызвался пойти старик Варфоломеич, пасечник. Каким-то особым чутьем он определил, что пчелы возвращаются к родным ульям со взятком. Он проследил их маршрут и через полтора километра вышел на небольшую пасеку, где мы смогли передохнуть и прийти в себя.

Так что лишних вопросов, как и знаний, никогда не бывает.

– Ты бы лучше, Федя, про орден свой рассказал, – попросила Мария Семёновна. 

– А что орден? Боевого заслужить не успел, а за ратный труд есть награда – орден «Знак Почета». Это когда я работал завучем в одной из школ и добился того, чтобы печное отопление было заменено паровым, а в школе появилось электричество, которого в то время не было ни в одном доме посёлка.

– А как вы с Марией Семёновной встретились? – задала очередной вопрос гостья.

– Известно дело, как. В школе. Я был завучем, она – учительницей математики. Причём не просто учительницей, а настоящим педагогом. Казалось бы, что такое математика – голые цифры, уравнения, вычитания и сложения. Но это только на первый взгляд. Умела Машенька так все преподнести, что дети у неё на уроках с открытыми ртами сидели. И полюбили математику на всю жизнь.

И так она всегда увлечённо и пылко о своем предмете рассказывала, что я начал присматриваться к ней. Сначала осторожно, потом попристальней. Постепенно привыкали друг к другу…

– Привыкали? – удивилась Мария Семёновна, – не слушайте его, ребята. Я Фёдора полюбила сразу, едва ли не в первый же день. Сначала было любопытно просто его слушать, на всё он имел собственное мнение. Потом убедилась – начитанный он, старается все книги, которые попадают в руки, перечитать. И, наконец, больше всего мне нравилось в нём прирожденная интеллигентность, особое отношение к женщине. Ни словом, ни жестом старался никого не обидеть…

– Это у меня от отца, – улыбнулся хозяин сада, – Но что мы всё про меня и про меня.  Больше всего я горжусь сыновьями. Трое их у нас с Марией Семёновной. Один – заместитель руководителя республиканского банка, второй – замдиректора крупнейшего автомобильного завода, третий – работает в администрации президента.

– Погодите, а кто ж вам яблоки собирает, если вы – инвалид? – осенило вдруг Светлану.

– Как кто? – удивился в свою очередь Фёдор Семёнович, – конечно же, сыновья!

– Но ведь они у вас очень высокопоставленные люди, неужели приезжают?

– Это для других они высокопоставленные, а для меня – просто сыновья. Они меня любят и уважают, а моё отцовское слово для них – закон. Я просто определяю день заранее, назначаю встречу, они бросают все свои дела и приезжают…

                                                *   *   *

Казалось, этот день будет длиться бесконечно. Но вот в небе сначала как-то робко, а потом все смелее вспыхнула одна звёздочка, затем – вторая, и вот уже начали проступать целые созвездия.

– Нам пора, – вздохнул Алексей. – До Солигорска путь хотя и близкий, но темно. Правда жена всегда ведёт машину осторожно. Надо ехать – завтра рано на работу...

Мария Семёновна повела их в кладовку, суетилась, всё старалась вручить побольше пол-литровых банок с грибами. С рыжиками, груздями, маслятами, опятами, белыми.

Потом они несколько минут стояли у машины, не в силах расстаться.

– Какие вы всё-таки удивительные люди, – взмахнув набежавшую слезинку, волнуясь, прошептала Светлана.

– Обыкновенные мы, – не согласился Фёдор Семёнович. – Белорусы. Нас хоть в дугу гни, хоть огнем жги. Стойкие…

Молодёжь наскоро обняла стариков, устроилась в автомобиле, и до самого большака Алексей со Светланой махали рукой, как будто в темноте что-то можно было различить.

Весь свой путь они купались в аромате яблок, Семёныч умудрился пристроить на заднем сиденье пару корзинок с сочными плодами.

Яблоки и Родина. Европейцам этого не понять… 

________________________

© Москаленко Юрий Николаевич