Тошка  ловит рыбу

Шел ёжик Тошка по лесу. Шёл в плохом настроении, потому что голоден был. Когда долго не ешь, всегда настроение портится. Не везло Тошке сегодня: с самого утра  ничего съедобного на лесных путях-тропинках ему не встретилось. Зато встретилась ему лиса Евдокия. Лежала в тени под деревом, отдыхала. Увидела Тошку, заулыбалась:

− Куда бредёшь, колючка?

Обычно Евдокия Тошку особым вниманием не баловала, точней сказать, почти не замечала его. В очень уж, наверное, хорошем настроении была, если заговорила с ним, да ещё так приветливо.

− Гуляю, – даже растерялся немного Тошка. – Ищу вот, чем бы поживиться.

− А я недавно рыбкой полакомилась, − облизнулась рыжая Евдокия. – Вот уж отвела душеньку! Ты когда-нибудь рыбку пробовал?

− Нет, – вздохнул Тошка. – А она вкусная?

− Дурачок ты, − рассмеялась лиса. – Если хочешь знать, в мире ничего вкусней рыбки не бывает! Эх ты, темнота в иголках!

Обиделся Тошка, но на грубость ей не ответил, молча пошёл дальше. Вот только аппетит после лисьих слов ещё сильней у него разыгрался. Выбрался ёжик на полянку и увидел зайца Борьку. Тот как раз добытую на огороде морковку догрызал. 

− Слушай, – спросил его Тошка, − ты когда-нибудь рыбу ел?

− Не доводилось, − пожал плечами Борька.  – А зачем тебе?

− Лиса сказала, ничего вкусней не бывает. 

− Сомневаюсь я, – хмыкнул Борька. − Рыба мокрая и холодная, чего уж тут вкусного… То ли дело морковка!

− Странно, − задумался  Тошка. – Какая ж тогда лисе польза обманывать  меня? И видел бы ты, как она млела, вспоминая о своем обеде… − Вдруг оживился: − А давай мы тоже поймаем и  попробуем? Тогда и узнаем, вкусная она или невкусная.

 Да как же мы её поймаем? – опешил заяц. – Рыба ведь в реке плавает, это тебе не гриб под берёзой!

− А как лиса ловит?

- Ну-у, сравнил, − протянул Борька. – У неё и когти, и зубы такие, не нам чета! Заберётся поглубже в воду, затаится – и высматривает. Потом хвать – и попалась рыбка!

- А если и мы… хвать? – неуверенно предложил Тошка.

− Чем хвать-то? – усмехнулся Борька. – Моим длинным ухом или твоей коротенькой лапкой?

Понимал Тошка, что заяц прав, но почему-то ещё больше раззадорился. Уж так ему, тем более с голоду, этой неведомой рыбки вдруг захотелось – аж слюнки потекли.

− Боренька, миленький, − взялся он уговаривать зайца, − ты ведь, − польстил ему, − у нас такой смышлёный, такой догадливый, ну придумай что-нибудь!

Борьке явно понравилось, что ёжик его такими хорошими словами называет, плечиками повёл, приосанился.

− Ладно, − сказал, − дай поразмыслить. Может, что-нибудь и придумаю. – Лёг под кустом, уши свесил и даже глаза прикрыл, чтобы лучше сосредоточиться.

Думал Борька долго. Тошка просто извёлся весь, ожидая.  А когда решил, что заяц никогда уже не заговорит, и уж не заснул ли он вообще, Борька вдруг встрепенулся:

− Придумал! – закричал. – Мы будем ловить её тобой!

− Как это – мной? – выпучился Тошка. 

− Проще простого! – радовался Борька. – Выберем подходящее местечко, я зайду в воду и буду держать тебя за лапки. Рыба к нам подплывёт – я тебя на неё и шмякну! Она на иголки твои наколется – и все дела!

− Здорово! – повеселел Тошка. Правду сказать, его не очень-то привлекало кувыркание в реке, он вообще до сегодняшнего дня к воде и близко не подходил, но проснулся, разгорелся в нём охотничий азарт. – Побежали, – заторопил Борьку, – прямо сейчас и попробуем!

Добрались они до берега, подыскали удобное, чтобы не сразу глубоко было, место. Борька на задних лапах вошёл в речку по грудь, Тошку наготове держит, оба в воду глядят. А вода в реке чистая, до самого дна хорошо видать. Рыбки внизу изредка проплывают, но всё маленькие какие-то, узкие, вёрткие. В такую не то что ежом – взглядом не сразу угодишь.

− Главное, − шепчет Борька, − не шевелиться и не разговаривать. У рыб и слух, и зрение – любой зверь в лесу позавидует.

Тошка лишь удивлялся: откуда Борьке это известно? Можно подумать, будто лично он с ними беседовал, и те ему всё про себя рассказывали. Но сейчас было не до этого – нельзя отвлекаться, рассеивать внимание. Верно заяц говорил: рыбу ловить – не грибы собирать.

А день выдался замечательный – погожий, ясный.  И никогда прежде не случалось Тошке глядеть вот так сверху на удивительную речную жизнь. Спасибо лисе, а зайцу того больше: если б не они – в жизни бы чудо такое не увидал. Насквозь пронизанная щедрым солнышком, лучилась прозрачная вода. Поблёскивали на дне, соперничая друг с дружкой, гладкие камешки и ракушки. Тихо, плавно шевелились гибкие речные водоросли, резво сновали между ними забавные мальки-непоседы. И так это было красиво, так увлекательно, что ёжик, залюбовавшись, обо всём на свете позабыл. Даже о том, что вниз головой висит.

Вдруг показалась большая-большая рыба. Во много раз крупней, чем вся эта мелюзга внизу, почти с него, Тошку, величиной. Неторопливо, величаво шевеля красноватыми плавниками и роскошным хвостом, беззвучно скользила она  в воде. Легкая, невесомая, такая сказочно красивая, такая грациозная, что у Тошки дух захватило. Век бы, казалось,  на неё смотрел не насмотрелся бы.  Вот она подплыла совсем близко – к самым Борькиным ногам, обогнула их, словно присматриваясь, помедлила немного – и начала подниматься кверху. 

Тошка почувствовал, как Борька крепче стиснул его задние лапки. Сообщал, видать, что и он по достоинству оценил это рыбкино великолепие. Но в следующее же мгновение ощутил себя стремительно летящим вниз. А потом вообще ничего не понял – оглушительный хлопок, звон в ушах, темень в глазах, полный рот горьковатой воды. Длилось это, к счастью, недолго – вскоре опять забарахтался он в воздухе, получил возможность видеть и дышать.

− Смылась! – услышал он  раздосадованный Борькин голос. – А ты тоже хорош, рыболов! Почему не свернулся толком, иголки не растопырил?  Связался я с тобой!

Тут только до ёжика дошло, зачем они с Борькой забрались сюда. Надо же, всё напрочь из головы повылетало! Размечтался! Выплюнул воду, справился чуть с дыханием и сказал:

− Ну, лиха беда начало. Теперь уж я не промахнусь. Давай ещё разочек попробуем.

− Ещё разочек, ещё разочек… − недовольно пробурчал Борька, передразнивая. Однако занял с Тошкой прежнюю позицию. Видно, ему тоже эта охота-рыбалка нравилась. На всякий случай, чтобы Тошка вину свою глубже осознал, добавил: не дождёшься теперь, чтобы такая здоровенная рыбина нам попалась!

Но ждать пришлось недолго. Вторая рыба, правда, была помельче первой, но тоже не из маленьких. И точно как та, подплыла совсем близко – то ли очень уж любопытны они, рыбы, то ли доверчивы. Так высоко к поверхности поднялась – едва наружу не высунулась…

Борька повторил условный сигнал, ухнул − и швырнул Тошку вниз. И ёжик не сплоховал – вовремя выгнул спинку, выставил и напряг иголочки-выручалочки. Снова оглушён был падением и шумом, но успел почувствовать, как вонзились его колючки во что-то мягкое, податливое. Борька тоже оказался не промах − успел подхватить готовую сорваться добычу, зашвырнул на берег.

Теперь Борька и Тошка стояли над ней, разглядывали во все глаза. Впрочем, разглядеть её было непросто – рыбка билась, корчилась в песке, упрямо сгибая и разгибая пружинистое тело. Выпуклые глаза её того больше выкатились, судорожно разевался круглый рот, словно кричала она отчаянным, хоть и неслышимым криком. Но даже сейчас, в гибельной тоске, была она прекрасна – трепещущий на ветру тугой серебристый листок…

Тошка наконец очнулся. Исхитрился, ухватился за барабанящий по песку рыбий хвост и потащил её к реке. Ещё мгновение – и лишь круги на воде разошлись вокруг того места, куда шлёпнулась рыба.

Вряд ли могло это быть, но почудилось Тошке, будто она, перед тем как нырнуть, успела повернуть к нему голову и благодарно моргнуть.

Борька уже стоял рядом.

− Отпустил?

− Отпустил… − эхом отозвался Тошка.

− И правильно сделал. Я, откровенно сказать, и сам подумал… Пусть уж лиса за ней гоняется, мне это дело тоже не по душе.

− Красивая она, - вздохнул Тошка.  – Как луны кусочек…

− Похоже, − согласился Борька. – Только хорошая,  спелая морковка всё равно красивей. И вкусней. Лисе этого не понять.

− А мне понять?

Борька не ответил, лишь щёлкнул легонько дружка по мокрому носу…

 

                                            Тошка находит яблоко

Эту старую яблоню на окраине леса Тошка заприметил давно. Ещё прошлой осенью случайно наткнулся на неё.  Однако радовался недолго – яблоки, упавшие в траву, оказались плоховатыми. Мелкие, зелёные, твёрдые. А главное, кислые-прекислые – «вырвиглаз» такие называются. Когда очень есть захочется, и они, конечно, сгодятся, но это уж на самый крайний случай. 

А забрёл сюда Тошка сегодня вовсе не за яблоками. Просто день выдался хороший, тёплый, для гулянья лучше не сыскать. Так далеко от дома он редко забирался. Притомился, решил отдохнуть в тени под яблоней, сил набраться перед обратной дорогой. 

Пристроился Тошка поудобней, на спинке, засмотрелся на высокое синее небо, на облачка белые, пушистые. И вдруг зацепился взглядом за одну тоненькую ветку на яблоневой макушке. Верней, не за саму ветку, а за подвешенное к ней, надёжно укрытое  сверху и с боков листьями яблоко. От изумления Тошка часто-часто заморгал, глазам своим не веря. 

Это было всем яблокам яблоко. Ничего подобного Тошка никогда в жизни не видел. И даже не  подозревал, что такие яблоки бывают. Большое, круглое и жёлтое, как солнышко, а на боку ещё румяное пятнышко, точно утренняя зорька след оставила. Рядом с прочими соседскими яблоками, маленькими, скучно-зелёными и невзрачными,  казалось оно пришельцем из другого мира. Только удивляться оставалось, как и почему выросло оно тут, на одной с ними ветке, на одном дереве!

Не всегда, конечно, красивое с виду оказывается полезным, вкусным и вообще съедобным. Нарядный, пригожий гриб мухомор тому лучшее доказательство. Но Тошка почему-то не засомневался, что это удивительное яблоко обязательно сочное и  сладкое. Ничего, казалось, не пожалел бы, чтобы им полакомиться. Да вот только как до него добраться?

Призадумался ёжик. Ждать, когда оно упадёт на землю? Так может и месяц пройти, и два, не сидеть же здесь под деревом. А каждый день туда-обратно не набегаешься. Лазать по деревьям ежи не умеют, камнями и палками бросаться – тоже. Эх, подумал Тошка, хорошо птицам крылатым, им везде дорога открыта, любая высота нипочём!

И вдруг пришла Тошке в голову совсем неплохая идея. Надо попросить какую-нибудь птицу, чтобы сорвала для него яблоко. А за услугу можно половинку отдать, поделиться с ней по-честному. Ему – за то, что высмотрел он это яблоко,  ей – за труды. Вот только не каждая птица для такого дела подойдет. Воробышек, например, не управится – тут помощник покрупней нужен, посильней.

Увидел Тошка неподалеку ворону. Большую, чёрную, носатую. Ей сорвать яблоко, хоть лапой, хоть клювом, – пара пустяков. Ворона сидела на суковатой осиновой ветке, дремала. Ёжик приблизился,  вежливо к ней обратился:

− Извините, пожалуйста, ворона, что побеспокоил вас, мне нужна ваша помощь.

Ворона приоткрыла один глаз, недовольно глянула вниз, возмущённо прокаркала:

− До чего ж народ в лесу вредный, подремать толком не дадут! Ну чего пристал?

Смутился Тошка, встретив такой недружеский приём, однако продолжил:

− Вы не могли бы сорвать  для меня яблоко с дерева?

У вороны от  удивления и второй глаз раскрылся, во всю ширь.

− Ты что, захворал? Или умом тронулся? С каких это пор вороны должны ежей яблоками кормить?

− Это ж смотря какими  яблоками, − постарался заинтересовать её Тошка. – Я вам такое покажу, какого никогда не видали! Красивое-прекрасивое, вкусное-превкусное! Половинку вам, половинку мне, по-честному.

Ворона в ответ лишь презрительно фыркнула.

− Вздор! Нет такого в нашем лесу, − сказала, − чего бы я не видела! Я тут сто лет прожила! И где эта твоя превкусная яблоня, далеко?

− Далековато, − схитрил на всякий случай Тошка. 

−  Всё равно разыщу! Да и какой прок мне с тобой  делиться? Сама разыщу, сама и съем!

Ёжик уже пожалел, что рассказал ей о дивном яблоке. Вдруг отыщет она его, в самом-то деле, спрятанного под листочком, лишь одни воспоминания ему, Тошке, останутся! 

− Я пошутил! – попытался вывернуться Тошка. – Нет такого яблока! Просто хотел позабавить вас, повеселить!

− И для этого разбудил меня? – возмутилась ворона. – Проваливай отсюда! А ещё раз позволишь себе такие шуточки – не поздоровится тебе!

Поспешил Тошка прочь, радуясь, что легко отделался. Пересёк тропинку −и услышал над головой шумную сорочью трескотню. А сорока, между прочим, тоже птица не из маленьких, вороне не очень-то уступит.

− Сорока, а сорока! − окликнул ее Тошка. – Хочешь вкусное яблочко попробовать?

Белобока крыльями захлопала, длинным хвостом затрясла, затарахтела:

− Ещё бы я не хотела! Давай его сюда! Только чтобы вкусное, без обмана!

− Но его сначала сорвать надо, − сказал ёжик. – А потом бы и поделились мы с тобой, поровну, по-честному.

− Ишь прыткий какой! – завертела хвостом сорока. – Мне, значит, и лететь,  и рвать, и носить, а тебе одно удовольствие получать? Давай тогда меняться. Я тебе дам половинку от этого яблока, а ты мне за это что? Что взамен дашь?

− Ничего не дам, − насупился Тошка. – Без тебя обойдусь. 

Мог бы, конечно, Тошка пообещать ей что-нибудь взамен, да не захотел. Ради такого чуда-яблока ничего не пожалел бы, но противно стало связываться с такой хитромудрой, яблоко с ней делить. Побрёл назад, к яблоне. Настроение ещё больше испортилось. И услышал вдруг знакомое постукиванье – тук-тук-тук! Вот кто нужен! – обрадовался Тошка и побежал на звук.

− Дятел, а дятел! – позвал ёжик. – Послушай!

Дятел на секунду отвернул от ствола чубатую голову, коротко бросил:

− Некогда мне болтать с тобой! Дел невпроворот! – И задолбил, забарабанил ещё сильней и громче.

Попробовал Тошка ещё раз к нему обратиться, но тот, колошматя по дереву твердющим клювом, даже голоса его, похоже, не услышал. 

Совсем расстроился ёжик, пригорюнился. Не судьба мне, видно, подумал, это солнышко-яблочко заполучить. Что поделаешь, не часто в жизни получается так, как хочется. Решил Тошка полюбоваться напоследок своей прекрасной находкой и возвращаться домой. Но не дойдя до яблони нескольких шагов, уловил вдруг тоненькое, жалобное попискивание. Присмотрелся – и увидел в траве маленького рыжего бельчонка. Подошёл к нему, спросил: 

- Ты чего тут плачешь? 

- Заблудился я! – разрыдался бельчонок. – Бегал-бегал, прыгал-прыгал, искал-искал – не могу дом свой найти!

− А в какой он стороне? – спросил Тошка. 

− Ну не знаю я! – всхлипывал малыш. – Я уже по всем сторонам бегал, нигде нет! Я есть хочу, я к маме хочу!

− А как твою маму зовут?

− Соня. Мама Соня.

Вот уж действительно соня, − подумал ёжик, не уследила за пострелёнком. Белку с таким именем Тошке встречать в лесу не доводилось. Оно и неудивительно – на этой окраине леса он почти не бывал, знакомства здесь ни с кем не водил. Но не бросать же малыша в беде, надо что-то придумывать. И придумал. Ведь все белки в лесу наверняка друг дружку знают. Надо встретить первую же Тошкину знакомую белку и попросить, чтобы отвела бельчонка к маме. К тому же медлить не следовало – скоро стемнеет.

− Прыгай за мной! – велел малышу. – Не плачь, отыщем твою маму Соню.

Идти, однако, пришлось долго – знакомую белку, Глашу, встретил Тошка не сразу. К счастью, она Соню знала. На том поиски и закончились. Не понравилось, правда, Тошке, что Глаша, как поступают иногда взрослые, не разобравшись толком, шлёпнула бельчонка, чтобы он впредь далеко от дома не убегал. Но тут же и пожалела его, и поцеловала, и орешками припасёнными накормила. А потом вместе с ним ускакала. Тошка же добрался, наконец, до своей норки, поужинал раздобытыми утром грибами и завалился, уставший, спать.  

Приснился ему замечательный сон. Будто идёт он по залитому солнцем лесу весёлым летним днём. Да не один идёт, с хорошим верным другом. А друг этот – улыбчивое, ласковое, золотое яблоко. Болтают они о всякой всячине, смеются, и так хорошо, так славно им вместе – словами не передать! Только во сне, конечно, яблоки могут ходить и смеяться. Но зачем тогда вообще нужны сны, если в них всё было бы так, как в жизни? На зелёной, в голубых и белых цветочках, поляне  затеяли они весёлую игру. Бегали наперегонки, резвились, аукались. Дружок-яблоко в кустах прячется, поддразнивает ёжика:

− Тошка, ау, Тошка!

Пробудился ёжик, не сразу даже сообразил, что рассвело уже, что это его не во сне, в самом деле кто-то зовёт. Выглянул наружу – и увидел Глашу, а рядом с ней ещё одну белку, незнакомую.

− Вот, − сказала Глаша, − Соня пришла поблагодарить тебя, что её сынишке помог, в беде не бросил.

− Спасибо тебе, братец ёжик, – подошла к нему Соня. – И прими, пожалуйста, наш подарок, от всего сердца дарим. Ешь на здоровье. – И протянула ему янтарное солнышко-яблоко, то самое, заветное, с румяным боком…

 

                                         Тошка выручает Глашу

Однажды утром встретил Тошка белку Глашу. Лишь взглянул на неё – и сразу понял, что очень Глаша расстроена, чем-то огорчена. 

− Что-нибудь случилось? – спросил у неё.

− Случилось… − печально вздохнула белка. – Барсук Васька мои орехи забрал. Много-много…

Тошка сначала удивился. Как это, подумал, Васька умудрился забраться высоко на дерево? Но тут же сам над собой мысленно посмеялся. Позабыл вдруг, что белки летом на зиму припасы делают. Закапывают орехи в разных местах, а потом, когда лес прокормить не может, пользуются своими тайниками.  Барсук, значит, до одного из них добрался, разорил.

Огорчился вместе с белкой и Тошка. Не только потому, что за Глашу обидно стало, – ведь столько её трудов и стараний оказались напрасными! Но Васька-то каков! Тошка давно знал, что характер у барсука непростой, всяко с ним бывало, но ничего подобного прежде не случалось. До конца всё-таки не поверив, спросил он Глашу:

− А ты уверена, что это Васька украл? Может быть, просто недоразумение какое-то?

− В том-то и дело, − ответила Глаша. – Соседка моя, синичка, своими глазами это видела.

Решил Тошка разобраться в этой некрасивой истории, постоять за обманутую подружку. Но Васька запропастился куда-то, разыскал его Тошка уже к вечеру.

− Зачем  же ты Глашу обидел, орехи её украл?

− Не крал я никаких орехов! – хмыкнул Васька. 

У Тошки ещё больше настроение испортилось. Васька, получается, к тому же и лгун.

− Не отпирайся, − сказал ему, − синичка своими глазами видела, как ты их нашёл, откопал и утащил. Неужели не стыдно?

− Ну, это другой разговор, − снова хмыкнул Васька. – Орехи я действительно нашёл. Нашёл, а не украл у какой-то Глаши. А что нашёл – то моё.

− Но ты же знал, что орехи сами под землю не влезли!  Что это белка их припасла на зиму! – заспорил Тошка. – Не первый же день в лесу живёшь!

− Что нашёл – то моё! – упрямо повторил Васька. – И не хочу об этом больше разговаривать. Ты ещё учить меня будешь! – Повернулся и ушёл.

Оставшись один, Тошка, чтобы успокоиться, забегал взад-вперёд. Многим почему-то кажется, что когда на месте не стоишь, плохое настроение легче переносится. И думается лучше. Уж очень рассердился Тошка на барсука.

Бегал, оказывается, не зря: в самом деле пришла ему в голову неплохая идея. Поглядел на опускавшийся за лес краешек закатного солнца и направился к Васькиному жилищу. Удостоверился, что барсучья нора пуста, забрался в неё, свернулся у самого входа в клубок и принялся ждать.

Уже совсем стемнело, но Васька домой не возвращался. Загулял, видать, где-то. Но вскоре почувствовал он, как с маху ткнулся в его иголки Васькин нос. Вслед за тем раздался громкий вскрик, барсук испуганно отскочил. Затем снова приблизился, неуверенно спросил:

− Эй, кто там? Ты, что ли, ёжик?

− Я, − спокойно ответил Тошка.

− Что ты здесь делаешь?

− Сплю.

− А почему в моей норе?

− Какая разница – чья? Я её нашёл, мне здесь понравилось.

Барсук помолчал, похмыкал, размышляя, опять подал голос:

− Но ты же видел, что это не просто нора, а чей-то дом, живёт тут кто-то. Да ещё на ночь глядя!

− Что нашёл – то моё! И не хочу об этом больше разговаривать! – сказал Тошка слово в слово, как недавно барсук. Сказал – и затаился, выжидая, как поступит Васька дальше.

Сначала барсук не шевелился, доносилось лишь его шумное сердитое сопение. Затем послышались удалявшиеся шаги. Медленно текло время, Тошка уже не сомневался, что Васька не вернётся. Можно было засыпать.

Сон, однако, к Тошке не приходил. И первые минуты торжества сменились досадой. Тошка жалел теперь о своей затее. Следовало, конечно, проучить Ваську, поквитаться за беззащитную белочку, но, наверное, не так зло, не выгонять ночью барсука из дому.  Тошка представил себе, как слоняется Васька по тёмному лесу в поисках ночлега, и  расстраивался всё больше и больше. А тут ещё ветер разгулялся, дождик стал накрапывать, совсем некстати…

Тошка вылез наружу, несколько раз позвал Ваську – в надежде, что тот недалеко и услышит. Но барсук не откликнулся. Ёжик помедлил, повздыхал и выкрикнул в ночную мглу:

− Я ухожу! Можешь возвращаться! – И пошёл к себе домой.

Зрение у ежей превосходное, и  в темноте  они видят отлично. Подойдя к своей норе, Тошка сразу заметил, что кто-то здесь недавно побывал. Земля сверху осыпалась, листья, выстланные у входа, сдвинулись. Он осторожно приблизился, сунул нос внутрь, втянул в себя воздух. Предчувствия не обманули – кто-то засел в его доме. И этот «кто-то», если не подводило его обоняние, был барсуком.

− Эй! – крикнул Тошка. – Кто в мой дом забрался?

− Я забрался – узнал он Васькин голос.  – Не шуми, ты мне спать мешаешь.

− А почему в моей норе? – не удержался, спросил Тошка – и тут же прикусил язык. Не трудно было догадаться, что скажет в ответ барсук.

− Какая разница – чья? Что нашёл – то моё. Тесновато, правда, но ничего, жить можно, мне здесь понравилось. 

Теперь уж до ёжика окончательно дошла потешность всей этой истории. Он тихонечко, чтобы не выдать себя, захихикал. И услышал, как, тоже почти беззвучно, сотрясается в норе от смеха Васька. Через несколько секунд оба хохотали уже во весь голос. Отдышавшись, Васька выбрался на воздух, сказал Тошке:

− Спасибо, ёжик, за урок. Но и я, кажется, в долгу не остался. Так что квиты мы с тобой. Ладно, спокойной тебе ночи, мне торопиться надо.

− Отсыпаться пойдёшь? – полюбопытствовал Тошка.

- Да нет, отоспаться, пожалуй, сегодня не придётся. Рассвет скоро, а меня ещё орехи припрятанные ждут, те самые. – Подмигнул Тошке. − Найдёт их кто-нибудь – и заявит вдруг, чего доброго: «Что нашёл – то моё!»

Они переглянулись и снова рассмеялись, а Тошка, будто бы невзначай, спросил:

− В другое место теперь спрячешь, понадёжней?

И в этот раз Тошка уже не сомневался, что ответит ему барсук. Так и вышло. Только сейчас у Васьки чувства юмора не хватило, потому что удивлённо посмотрел на ёжика:

− Зачем в другое место? Белке верну, неужели непонятно?..

 

                                                Тошка собирает друзей

Бывает иногда, что летом дожди идут совсем не летние. Не короткие, радужные и тёплые, а долгие, надоедливые. Холодно делается, неуютно. Вот такое ненастье обрушилось на лес два дня назад. И  льёт, и льёт, просвета в мутно-сером небе нет. 

Тошка, нахохлившись, сидел безвылазно в своей норке, маялся от безделья. Всё вокруг отсырело, пропиталось влагой. Съестные припасы закончились, но от одной мысли, что надо выбираться наружу, топать по раскисшей земле, дрожь по телу пробегала. Уж лучше потерпеть, поголодать.

Больше всего тяготило одиночество, невозможность повидаться с кем-нибудь, пообщаться. К середине второго дня решил Тошка навестить дружка своего, зайца Борьку.  Рисковал, конечно, вымокнуть до последней иголочки, но совсем уж невмоготу стало. 

Только собрался он покинуть норку, как услышал чьи-то шлепки по лужам. Выглянул – и увидел Борьку, мокрого, потемневшего, с печально повисшими ушами.  Хорошо ещё, рядом с Тошкиным домом рос большой лопух, под его широким листом Борька и съёжился – хоть сверху не поливает. Пригласил бы ёжик зайца к себе, но разве тому в тесную норку просунуться?

− Как дела? – спросил Тошка. 

− Сам видишь, – безрадостно вздохнул Борька. – Мне уже начинает казаться, что этот дождь никогда не кончится.

Побеседовали  они немного, пожаловались друг дружке на погоду и скуку. Тошка, заметив, что Борька ещё больше него захандрил, сказал:

− Не нам одним туго приходится, все звери и  птицы в лесу в таком же положении, всем плохо.

− Эх, − снова вздохнул Борька, − была бы в наших краях большая-пребольшая нора, сухая, светлая, чистая! Собрались бы мы там, повеселились назло дождю! Каждый историю какую-нибудь рассказал бы, случай забавный из своей жизни. А то бы игру хорошую придумали, поразвлекались, – время скорей и пролетело бы!

− Неплохо бы, − мечтательно протянул Тошка, − но где ж такую в нашем лесу сыщешь? Разве что у лисы Евдокии, но она там сама едва с лисятами помещается. Да и вряд ли захочет она кого попало к себе пускать.

- А ведь  есть  такая нора! – вспомнил Борька. − У Топтыгина! Я в ней, конечно, не бывал, но могу себе представить, какая у него берложища! Топтыгин-то – ого-го! Но об этом и думать даже смешно – медведь всё-таки, не кто-нибудь!

− А давай попробуем! – загорелся вдруг Тошка. – Попытка, говорят, не пытка. Не съест же он нас! Ну, извинимся, если рассердится, прощения у него попросим.

Борька посомневался ещё немного – очень уж, видать, страшила его встреча с могучим медведем, − потом бесшабашно махнул лапой.

- Где наша не пропадала! Пошли!

Топтыгинская берлога располагалась, к счастью, недалеко, не пришлось долго по грязи чавкать. Однако перед самым входом друзья притормозили – решимости у них поубавилось. О Топтыгине они мало что знали. Михал Иваныч никого в лесу не обижал, силищей своей не хвастал, но и ни с кем близко не знался, не приятельствовал. И опять Тошка взял инициативу на себя. Подошёл близко к исполинской дыре, осторожно спросил:

− Михал Иваныч, вы дома?

И невольно вздрогнул, услышав в ответ тяжёлый басовитый голос:

−  Чего надо?

Вслед за голосом появилась огромная медвежья голова, обросшая косматой бурой шерстью. У ёжика, что называется, душа в пятки ушла. Не будь рядом Борьки – наверняка сразу удрал бы. Но пересилил себя:

− Извините, что беспокоим,  можно с вами поговорить?

Топтыгин поглядел на них, жмущихся друг к дружке, вымокших и дрожащих, едва заметно усмехнулся:

− Ну заходите, коль дело есть.

Борька не ошибался – берлога у медведя в самом деле оказалась просторной и сухой. Заяц, правда, на всякий случай помалкивал, разговаривал с Топтыгиным ёжик. Рассказал ему, как надумали они собрать друзей, загнанных непогодой в норы, щели и дупла, повеселиться, настроение поднять.

− Что ж, − пророкотал медведь, выслушав Тошку, − дело, вообще-то,  славное. Одному порой действительно тоскливо, по себе знаю. Особенно в плохую погоду. Птички – и те не поют. Давайте, зовите своих друзей. Места у меня много, да и угощение для такого случая найдётся.

Обрадовались Тошка и  Борька, принялись хором благодарить Топтыгина, разные хорошие слова ему говорить.

− Да ладно вам, − засмущался Михал Иваныч. – Зачем понапрасну слова тратить? Идите, ребятки, мне ещё тут прибраться надо.

Вылетели из берлоги как на крыльях. Меньше, наверное, обрадовались они возможности собраться всем, чем такому нежданному медвежьему радушию. Всегда ведь приятно, когда кто-то, кого плохо знаешь и даже побаиваешься, оказывается душевным и приветливым.

− Ты беги в ту сторону, − предложил Тошка, − а я в эту. Скорей будет и меньше нам под дождём мокнуть придётся.

Набегался ёжик, вернулся в берлогу – и увидел, что гостей в ней уже много, даже больше чем хотели они созвать. Проникли сюда и те, кого и не собирались Тошка с Борькой приглашать. Тоже соскучились, видать, из-за долгого ненастья, к тому же очень хотелось им поглазеть, где и как Михал Иваныч живёт. Ну и, конечно же, сорока тут вертится, как же без неё? Она-то, можно было не сомневаться, и растрезвонила о топтыгинском приглашении всем, кому надо и не надо. 

Гости, мокрые, взъерошенные, но переполненные любопытством, возбуждённые, всё прибывали и прибывали. Скоро в огромной медвежьей берлоге тесновато стало. Но посредине место свободным оставалось. Топтыгин для всех приготовил сюрприз. Лежали там два большущих листа лопуха. На одном  высилась горка ягод, на другом – медовая горка. Все на эти лакомства поглядывали, облизывались, но никто не решался первым коснуться медвежьих запасов.

Роль хозяйки неожиданно взяла на себя – хоть и сбоку она здесь припёка – сорока вертлявая. 

− Не пропадать же, − затрещала, − такой вкуснятине!  Михал Иваныч может обидеться, что погнушались мы его угощением! 

Прыгнула вперёд – и  клюнула самую большую ягоду-малину. Тут же рядом с ней оказалась лиса Евдокия, за ней барсук Васька подоспел…

И – началось… Отталкивая один другого, ринулись все к медвежьему добру, возня пошла, толкучка. Но весело всё, без обид, с шутками да прибаутками – у всех настроение хорошее, никому в голову не придёт поругаться, поссориться.

− Ешьте, гуляйте, гости дорогие! – надрывалась, длинным хвостом трясла сорока. – А потом петь, танцевать будем! И просохнем быстрей, и согреемся!

Тошке в этой кутерьме хуже всех пришлось. Как ни прятал он свои колючки, всё равно кое-кому досталось от его острых иголок. Хоть и шутливо, беззлобно, но всё же сказанули ему парочку «тёплых» слов. Не помнили уже, кому они всем этим удовольствием обязаны. Забрался он в дальний уголок, чтобы другим не мешать.  Тут и Борька рядом оказался – довольный, улыбающийся.

− Молодцы мы! – сказал он Тошке. – Здорово придумали! Настоящий праздник в лесу устроили!

− Это не мы, это Топтыгин  молодец, − возразил Тошка. И вдруг удивлённо вытаращился на зайца: − Погоди-погоди,  а где же сам Михал Иваныч?

Борька ответил ему таким же непонимающим взглядом. Только сейчас до них дошло, что хозяина-то в берлоге нет. Угощение всем приготовил – и исчез куда-то!

− Пойду-ка я поищу его! – забеспокоился Тошка.

Долго искать не пришлось. Топтыгин стоял позади берлоги, привалившись к стволу высокого старого бука. Но густые ветви плохо спасали медведя от дождя, вода стекала с него ручьями.

− Михал Иваныч! – поразился Тошка. – Вы зачем здесь, один…

− Да понимаешь ты… − замялся Топтыгин. – Большой я очень. Если бы в берлоге остался, другим места не хватило бы. Ничего, мне и тут хорошо. Слушаю, как вы прыгаете и смеётесь – и самому радостно. А дождь - не беда. Подумаешь, дождь…

Тошка от неожиданности даже не нашёлся сразу что сказать. Но одно понимал ясно и чётко: пока они в медвежьем доме резвятся и угощаются, его хозяин мокнет, никому не нужный, под дождём.

− Но так же нельзя! – запротестовал Тошка. – Это ведь нечестно! Идёмте к нам, Михал Иваныч, пожалуйста, в тесноте, да не в обиде! И вам, и нам теплей будет! И веселей.

− Но-о… − затянул было Топтыгин, однако Тошка не дал ему договорить:

− Тогда я сейчас всех из берлоги сюда позову!

− Ни к чему это, − не сразу отозвался медведь. – Зачем народу праздник портить? В тесноте, говоришь, да не в обиде? Что ж, давай попробуем…

В берлоге, в самом деле, стало тесно – не потанцуешь теперь и не поскачешь. Но что теплей сделалось – это уж точно. А может быть потому ещё, что за разговорами, смехом и песнями никто из них не заметил, как вдруг перестал шуметь надоевший всем дождь. Разошлись хмурые тучи. Выглянуло горячее, чисто умытое солнышко. Летом в лесу так часто бывает – от ненастья до света и тепла рукой подать. Ну не рукой – лапой. Какая разница… 

 

                                              Тошкина горка

Любил Тошка новые, неизведанные места, нехоженые тропки. Намеренно  сворачивал порой с проторённых дорожек, забирался в самую чащу. Во-первых, так интересней, а во-вторых – всегда надеешься встретиться с чем-нибудь необычным, загадочным, таинственным. Лес большой, в нём хоть сто лет проживи – разве заглянешь в каждый закуток? 

В этом уголке леса Тошке прежде бывать не доводилось. Недалеко вроде бы от его норы, но пробраться трудно: буреломы, заросли, даже ёжику прошмыгнуть непросто. Одолел Тошка все препятствия, выбрался на опушку – и ахнул. Открылась ему небольшая пологая горка, сплошь, будто ярким ковром, покрытая густой зелёной травой.

Обрадовался  Тошка. Всякие холмы да овраги в лесу не редкость, но подобной этой, ровненькой, покатой горочки он ещё не встречал. Так и манит вниз колобком скатиться!

Долго Тошка не раздумывал, свернулся в клубок – и лихо закувыркался вниз по мягкой шелковистой траве. Аж дух захватило! Быстро взобрался наверх – и снова полетел, тихонько повизгивая от удовольствия. Потом  ещё раз, ещё и ещё. Мог бы, казалось, целый день тут прокататься, и не надоело бы! Великолепная попалась горка, жаль только, в самом ее конце торчал вросший в землю камень – того и гляди ушибёшься ненароком. Но Тошка его сразу же разглядел, тормозил или сворачивал в последний момент.

Поднявшись в очередной раз на макушку горки, он вдруг заметил незнакомого ежа – ростом чуть поменьше, остроносого. Незнакомец, притаившись за кустом, во все глаза наблюдал за его потехами. 

− Эй, ты кто? – спросил Тошка.

− Санька, − негромко ответил тот.

- А почему я тебя раньше никогда не видал?

− Потому же, наверное, что и я тебя, − рассудительно сказал Санька. – Я здесь раньше не бывал.

− Да я и сам не бывал, − рассмеялся Тошка. – Зато вон какую горочку тут отыскал – загляденье! Теперь она моей будет! Хочешь покататься? Давай, мне не жалко! На камень только не налети! А  меня, между прочим, Тошкой зовут.

Вдвоём, ясное дело, веселей, чем одному. К тому же Санька отличным ёжиком оказался – добродушным, покладистым. Катались они, резвились, всякие смешные  штуковины придумывали.

− Ну что, – спрашивал чуть ли не каждый раз Тошка, − хорошую я горочку нашёл?

Санька уже не выдержал, сказал, улыбаясь:

− Чего ты заладил как кукушка: «я нашёл, я нашёл»! Можно подумать, что без тебя её бы тут не было. И я ведь тоже сюда не с неба  свалился. Да и какая разница?

− Большая, если хочешь знать, разница!

Тошке вдруг обидно сделалось, что Санька не признаёт его первенства, не оценил по достоинству. Горка в лесу, конечно, не гриб и не орех, с собой не унесёшь, но всё-таки… Такая красивая, такая удобная, забавная! Может быть, Санька без него,  Тошки, просто мимо прошёл бы, внимания не обратил!

− Ладно, − не стал спорить Санька, – пусть будет твоя, если это так уж для тебя важно. Давай дальше кататься.

− Давай! – Тошке на душе полегчало, что этот неприятный разговор остался позади. – Мы с тобой сейчас общий клубок соорудим! Давай, ты снизу, я сверху! Вот смеху-то будет!

- А почему обязательно я снизу? – хмыкнул Санька. – К тому же разберёшь разве кто из нас где, когда кувыркаться начнём?

− Ну-у… − почесал лапкой ухо Тошка, выгадывая время, − потому что… потому что кто-то должен ведь быть снизу. А я… я… Всё-таки я первым эту горку нашёл…

Санька опять спорить не стал, лишь посмотрел как-то странно, непонятливо.  Тошка на всякий случай сделал вид, будто не заметил этого взгляда.

Набегались они, напрыгались, накувыркались, легли в тени под деревом  отдохнуть, сил поднабраться.

− Хороша горочка, ничего не скажешь, − не отказал себе Тошка в удовольствии ещё раз похвалить  свою находку.

− Хороша, − согласился Санька. – Жаль, посредине выемка небольшая, а то бы просто не придумать лучше. И камень внизу…

− Ямку нетрудно выровнять,  пожал плечами Тошка. – Натаскать в неё листьев, травы, пара пустяков. Может, сбегаешь, притащишь?

− Почему я? – нахмурился Санька.

− Но я ведь первый… − начал было Тошка, но  тут же осёкся. Хотел уже сказать, что отдохнёт немного и присоединится к нему, но Санька молча встал и пошёл в ту  сторону, откуда появился.

− Мне домой пора,− сказал, не оборачиваясь.

И пока Тошка соображал, обиделся тот или в самом деле домой ему надо, Санька почти скрылся за деревьями. 

− Завтра придёшь? – крикнул вслед Тошка. – Я ждать буду!

Санька что-то буркнул в ответ, но Тошка не разобрал толком. Испоганилось у Тошки настроение. Так всегда бывает – обидишь кого-нибудь, ляпнешь, не подумав,  потом сам жалеешь, мучаешься. Собрался догнать Саньку, сказать ему, пусть не обижается, но почему-то с места не сдвинулся. Зато пришла ему  в голову великолепная идея.  Вот уж Санька завтра порадуется! Заодно и поймёт, что никого он, Тошка, из себя не строит, не хвастун он, не задавака и не жадина.

Сначала занялся Тошка впадинкой. На славу потрудился, снизу листьями выстлал, сверху травой притоптал, утрамбовал - хорошо получилось, совсем для глаза не заметно.

Со злополучным  камнем дело обстояло хуже. Походил Тошка вокруг него, побродил, попытался качнуть – куда там. Такая работёнка разве что медведю под силу. Но и тут не сплоховал Тошка, придумал, как с этой глыбой справиться.  Если землю под ней раскопать – она в образовавшуюся яму сползёт, утонет в ней, следов даже не останется. Неплохо бы (ещё одна дельная мысль пришла) знакомого крота попросить, чтобы помог. Кроту такую яму вырыть – проще простого.

Поспешил Тошка на поиски крота, но на полпути передумал, вернулся.  Нет уж, − решил, − сам кашу заварил, сам и расхлёбывать должен! Не надо было выпендриваться: «моя горка, моя горка»!

Тошка трудился до поздней ночи. Земля только сверху, под травой, оказалась податливой, а чем  глубже, тем твёрже, неприступней. Умаялся Тошка, как никогда, наверное, в жизни. Лапы заныли, сделались тяжеленными, когти притупились. Одно время едва не сдался, не бросил эту тяжеленную работу, но вспомнил тот самый Санькин взгляд и принялся копать ещё усердней, ещё яростней. Тут появилась очередная сложность. Даже не сложность – опасность. И нешуточная. Подрытый камень мог свалиться сверху в яму на самого Тошку, придавить его. Пришлось много раз вылезать из ямы – проверять, крепко ли он ещё держится.

Но всему на свете бывает конец. Тошка выбрался наружу, упёрся в упрямый камень, почувствовал, как тот слегка шевельнулся. Разыскал неподалеку удобную палку, подсунул один её конец под основание, навалился на другой всем телом, раз, другой, третий – и глыба медленно, неохотно  поползла в приготовленную для неё выемку.

Тошка облегчённо выдохнул, отдышался, полюбовался на плоды своих трудов. Устал сильно, но сейчас порадовался, что не обратился за помощью к кроту, сам  управился. Это одна из самых больших радостей в жизни – сделать что-нибудь самому, своими руками, особенно если тяжело досталось. Вообще-то следовало бы ещё поработать – забросать щели землёй, подровнять, обложить травой, но сил уже не осталось. Решил завтра наведаться к горке  пораньше, доделать.

Спал Тошка, что называется, как убитый. И проспал – открыл глаза, когда солнце уже высоко поднялось. Заторопился, заспешил – а вдруг Санька уже пришёл? Ничего, думал по дороге, вместе, значит, закончим, так даже лучше.

Саньки не было. Тошка прождал целый день, но тот не появился.  Горка – не зря старался! – ровнёхонькой стала, камень уже не мешал, но одному кататься по ней отчего-то не хотелось. Подождал до вечера – и, грустный, расстроенный, поплёлся домой.

На следующий день Санька тоже не показался. И Тошка понял, что тот теперь вообще сюда не придёт, нет у него желания с ним, Тошкой, водиться… 

Ну и не надо! – обиделся Тошка. – Ну и обойдусь! Я так для него старался, так надрывался, полночи не спал, а он…

Двинулся Тошка домой, но чем дальше шёл, тем больше замедлял шаги. А потом вообще остановился. Простоял-постоял, подумал-подумал – и побежал в обратном направлении. Лес большой, а ёжик Санька маленький, но если хорошо поискать, вдруг  найдётся. А Тошке очень-очень хотелось его найти. Где ты,  Санька? Отзовись!

 

                                        Тошка  попадает в беду

Гулял Тошка по лесу, задумался, размечтался – и вдруг почувствовал, что не стало под ним твёрдой земли, летит он куда-то вниз. Ни понять ничего не успел, ни  даже испугаться толком – едва лапы сумел выставить, чтобы смягчить удар. Открыл Тошка глаза, потряс головой, приходя в себя, и увидел, что лежит на дне ямы. Повезло ещё, устлано было оно сухими прошлогодними листьями, а то бы добром такое падение не кончилось.

Подосадовал Тошка на свою неловкость и невнимательность, однако не слишком-то расстроился: чего в жизни не бывает! Яма оказалась не очень глубокой, выбраться из неё, если хорошо постараться, можно, хоть и стенки были крутые. Но при первом же движении ощутил сильную боль в левой передней лапе. Попробовал выкарабкаться, загребая тремя остальными, – ничего не получилось, только ушибленная лапа сильней разболелась.  После десятой, наверное, попытки Тошка понял, что в одиночку ему из этой истории не выпутаться.

Отдышался он, свернулся в клубок и стал размышлять, что дальше делать. Кричать, звать на помощь не хотелось – и стыдно как-то,  и  смешно, да и не тот у него характер. К тому же от дома забрёл он далековато, друзья не услышат. Но не ждать же, когда заживёт лапа, – не один, может быть, день проторчишь здесь…

Тошка услышал над головой непонятное шуршание, посмотрел вверх и увидел устремлённые на него любопытные раскосые глазки. Узкая зелёная мордочка быстро исчезла, затем  снова осторожно выглянула. 

− Ты зачем  туда залез, а? – спросила ящерка.

− Я не залез, − ответил Тошка, − я упал. Случайно. Лапу вот ушиб…

− И выбраться теперь не можешь? – догадалась ящерка.

− Пока не получается, − уклончиво ответил Тошка.

- Вот уж беда какая! – завздыхала ящерка. – Как же тебе помочь, ума не приложу! Ты для меня очень большой и тяжёлый. Разве что попробовать за мой хвост уцепиться? Так он сразу оторвётся…

Тошку тронуло, что незнакомая ящерка сочувствует ему, выручить хочет, доверием к ней проникся. А когда кому-нибудь доверяешь, то и попросить совсем не трудно.

− Надо, − пошутил он, − кого-нибудь найти, у кого хвост подлинней и не отрывается!

− Знаю! – обрадовалась ящерка. – Недавно видела её, на солнышке она грелась! Живая верёвка! – И тут же скрылась.

Тошка сначала подумал, что ящерка тоже с ним пошутила, но вскоре сообразил, о ком шла речь. И не ошибся – снова послышалось шуршание, рядом с прежней зелёной головкой над краем ямы нависла другая, побольше, тёмно-серая. Тошка узнал лесную гадюку, удивился.

Удивления бывают приятные и неприятные. Это удивление было приятным. Ежи, всем известно, не ладят со змеями. А змеи, тоже ни для кого не тайна,  ежей терпеть не могут. И то, что эта гадюка откликнулась на зов ящерки, поспешила к нему на помощь, тронуло Тошкино сердце. Даже пожалел, что ссорился раньше с ними, решил впредь никогда больше не враждовать.

Гадюка долго смотрела на него немигающими глазами, затем её длинный рот расползся в улыбке:

− Влип, колючий? С чего бы это вдруг ты таким рассеянным стал?

− Сам не пойму, − улыбкой ответил и Тошка. – Спасибо тебе, что зла не держишь, помочь мне согласилась.

− Я? – прошипела змея. − Тебе?? Помочь??? Нашёл дурочку! Вытаскивать тебя отсюда, чтобы ты потом за мной гонялся? Ну, насмешил!

− Зачем же тогда приползла? – удивился Тошка.

− Известно зачем! Полюбоваться, как ты здесь на тухлых листьях валяешься, лапками дрыгаешь!

Не ответил ей Тошка, слова на неё тратить не захотел. Лишь фыркнул презрительно и отвернулся.

Ящерица не ёж, ей ссора с гадюкой может дорого обойтись. Но и она не выдержала, отбежала, от греха подальше, и выпалила:

− Это нечестно! Это подло!

Снова Тошка различил шуршание в траве, не понять лишь: то ли гадюка погналась за отчаянной ящеркой, то ли просто уползла восвояси. И опять наступила тишина. Но ненадолго.

− Эй! – долетел верху скрипучий голос. – Что ты там потерял?

Рыжий хорёк свесил вниз остроносую голову, похожую на змеиную. Выслушал он Тошку и насмешливо хмыкнул:

− Ну и растяпа ты! Я бы, конечно, мог тебя вытащить, но не сделаю этого. Для твоей же пользы. В лесу каждый сам за себя, рот разевать да ворон считать не положено! Таких как ты, недотёп, только так и учат! Посиди здесь, подумай над моими словами, чтобы лучше запомнились! А я, быть может, потом тебя навещу, если настроение будет!

Тошка и ему не ответил. Но на этот раз оттого, что слов от обиды не нашёл. Потому что нет ничего хуже и обидней, когда вместо того чтобы помочь или, по крайней мере, посочувствовать, начинают мораль читать, уму-разуму учить. Каждый, кто в яму не угодил, почему-то считает себя умней и ловчей того, кто в ней оказался. Лежал Тошка, размышляя над несправедливостями жизни, и услышал над собой хлопанье крыльев. Сначала в одну сторону,  затем в другую.

− Ёжик! – удивилась сорока.  – А я тебя и не сразу приметила! Зачем ты в эту яму забрался? Нашёл там что-то?

 Тошка – куда денешься? – и сороке обо всём рассказал.

 − Я тебе помогу, в беде не брошу, – пообещала сорока. - Я добрая, я всем помогаю! Мне, кстати, сейчас хорошая мысль в голову залетела. Услуга за услугу. Я тебе, ты – мне. Дашь несколько своих иголок?

- Пожалуйста, - удивился Тошка. – Только зачем  они тебе?

− А я давно уже надумала коллекцию бабочек собирать, хочу чтобы красиво было! А тут и ты кстати подвернулся. На иголки твои буду накалывать, пусть они трепыхаются пока не засохнут. Я у людей такое видела, ну очень мне понравилось.

− Не дам я тебе иголок! – возмутился Тоша. – Ишь чего выдумала!

− Ах, так? – рассердилась сорока. – Ну и сиди тогда в своей яме пока не поумнеешь! – Взмахнула крыльями – и след простыл.

− Молодец, ёжик! – похвалила Тошку ящерка. Он и не заметил даже, когда она вернулась.

− Конечно молодец! – поддержал ящерку невесть откуда взявшийся воробей. – Я всё видел и слышал. Я сам бабочек ем, потому что должен ведь чем-то кормиться. Но зачем же потехи ради так мучить их, на иголки живыми накалывать?

А ящерка сказала:

− У нас в лесу всякий народ водится, не надо с кем попало связываться. Больше рисковать не будем. Где ты живёшь? Я лучше сбегаю, кого-нибудь из друзей твоих позову.

− А я слетаю, − вызвался воробей. – Скорей будет.

Объяснил им Тошка, как его нору найти, попросил зайца Борьку разыскать – тот уж наверняка примчится на выручку.

Снова Тошка остался один на один со своей бедой и со своими мыслями. Но не грустил, не отчаивался. К чему грустить, даже в беду попав, если готовы разделить её с тобой  друзья и есть на кого надеяться?

Первым вернулся серый воробышек. Запорхал над ямой, зачирикал:

− Привёл я тебе зайца, теперь не пропадём!

Тошка посмотрел вверх и в самом деле увидел зайца. Но не Борьку, а совсем другого, незнакомого.

− Не тужи, браток! – весело подмигнул заяц. – Сейчас попробую до тебя дотянуться. За лапу мою ухватиться сможешь?

− Не знаю, − засомневался Тошка. – У меня одна передняя не действует.

- Тогда не будем рисковать. Погоди,  сейчас что-нибудь придумаем. Ага! – хлопнул себя по лбу. − Есть идея!

Длинноухая заячья голова исчезла, вскоре вместо неё появился конец толстой суковатой палки. Деревяшка медленно сползла вниз, упёрлась наискосок в дно ямы. 

− Давай, браток! – подбодрил Тошку заяц. – Сумеешь?

А чего тут было уметь? Тошка и без двух лап по такой удобной и надёжной лесенке взобрался бы.  Секунда-другая – и очутился наверху, на воле.

− Сам дойти сможешь? – спросил заяц. 

Тошка ответить ему не успел – раздался дробный топот, из-за деревьев выскочил запыхавшийся заяц Борька. 

− Тошка! – закричал издалека. – Уже вылез? Молодчина! Не успел я, значит! Привет, Костик! – поздоровался с приятелем. - Это ты, значит, дружка моего выручил? Спасибо тебе огромное, век не забуду!

Тошка в свою очередь поблагодарил сердечно зайца Костика и воробья, пригласил их в гости.

− Ну, пошли, Тошка,  домой, – сказал Борька.  – По дороге расскажешь, как это тебя угораздило.

− Давай подождём немного, − замялся Тошка. – Надо бы ящерку дождаться, я ведь ей спасибо даже не сказал, нехорошо получится.

− Мы её по пути обязательно встретим, − не согласился Борька, − никуда она не денется. А сейчас время дорого, тебе после всего этого отлежаться нужно, в себя прийти. А то вдруг ещё осложнение какое-нибудь у тебя случится, нельзя рисковать!

Но едва сделав первый шаг, Тошка скривился от боли – напомнила о себе ушибленная лапа. От Борьки это не укрылось. 

− Нет, − замотал он головой, − так у нас дело не пойдёт. Забирайся-ка, дружок, ко мне на спину, довезу. Только не спорь, пожалуйста, ни к чему понапрасну боль терпеть, путь ведь не близкий. – И лёг плашмя, чтобы Тошке удобней было на него забраться.

Дал себя Тошка уговорить, возражать не стал, залез со смехом на Борьку, и двинулись они в путь-дорогу. Борька тоже под ним от смеха прыскает – понимает, как нелепо он сейчас со стороны выглядит, ковыляя. Зайцы ведь ходить не обучены, им прыгать надо. А тут, с таким седоком на спине, не очень-то попрыгаешь. Рядом Костик, на них глядя, посмеивается, сверху воробей подхихикивает.

− Тошка, Борька, стойте! – раздался вдруг с ближнего дерева голос белки  Глаши. – Насилу вас нашла! Что с Тошкой, почему вы смеётесь?

− У нас  всё в порядке! – крикнул Тошка. – Спускайся к нам!

− А я так перепугалась, кошмар прямо! – продолжила Глаша, спрыгнув на землю. – Прошёл слух по лесу, будто кто-то напал на Тошку, в глубокую яму его, израненного, сбросил! Сорока будто бы своими глазами видела.

− Вот уж трепуша эта сорока! − вздохнул Борька. – Свет такой второй не видывал! Ладно, забудем об этом. Всё ведь хорошо закончилось, Тошка с нами! Улыбнись, Глаша, не стоит печалиться из-за какой-то глупой вздорной птицы! Тошка нечаянно в яму свалился, лапу повредил, сам выбраться не смог, пришлось  вызволять его. 

− Я теперь больше не из-за этого печалюсь, − сказала Глаша. – Совестно мне, что Тошка в беду попал, все ему помогали, лишь я ничего не знала и не сделала.

− Какая разница кто помог? – сказал Борька. – Главное, в беде Тошку не бросили. И нет худа без добра – новых друзей он приобрёл, хороших. А чем больше друзей, тем лучше. Правда, Костик?

− Ты так считаешь? – задумался Костик. – Мне всегда казалось, что друзей – настоящих, конечно, а не просто знакомых-приятелей – не должно быть много. Да и не могут все дружить, ни к чему это. Но что все обязаны выручать попавшего в беду, друг он или не друг, это уж точно. 

− Это уж точно, – прошелестела внизу ящерка, почти неразличимая, зелёная в зелёной траве… 

 

                                      Тошкина цветочная полянка

Лес всегда красив, в любую погоду и в любое время года. Но особенно хорош он весёлым тёплым летом, когда деревья щеголяют пышными зелёными кронами, стелется под ногами мягкая трава и каждый, даже самый маленький и невзрачный цветочек пахнет отчаянно и дерзко. А ещё встречаются в нём такие укромные, заповедные уголки, чью прелесть словами  предать невозможно.

Тошка знал одно такое местечко – не очень далеко от его норки, за густыми зарослями медуницы. Он даже название для него придумал – Цветочная полянка. В лесу, конечно, много всяких полян и цветов много, но эта была лучше всех. Небольшая, округлая, она радужно пестрела большими  яркими  цветами – оранжевыми, розовыми, красными. Похожие цветы встречались ёжику и в других местах, но сразу столько и такой величины – только здесь. На Цветочной полянке никто не мешал ему любоваться, от мыслей не отвлекал.  Потому, наверное, что никто не знал о ней, надёжно спрятавшейся в лесной чащобе.

Но уж в полном одиночестве тут пребывать не удалось бы ёжику при  всём его желании. Лесных обитателей на полянке было великое множество, только очень маленьких. Стрекотали на все лады лихие прыгуны-кузнечики  - зелёные, глазастые, с высокими острыми коленками.  Важно, неторопливо ползали по стебелькам и травинкам букашки и жучки, с пятнышками и без пятнышек. Резво порхали с лепестка на лепесток невесомые бабочки и мотыльки, раскрашенные во все мыслимые и немыслимые цвета. Не отставали от них бойкие, носатые, полосатые осы и шмели. И весь это прыгучий, ползучий, летающий, неунывающий народец делал Цветочную полянку ещё краше, ещё милей. 

Вдруг задремавший, разнежившийся на солнышке Тошка приоткрыл глаза, насторожился. Что-то вдруг очень ему не понравилось. И точно – неподалеку, в траве возле старого трухлявого пня высмотрел он темневшую длинную узкую полоску. Сомневаться не приходилось – там затаилась змея…

Отношения со змеями, все давно об этом знают, у Тошки,  как и у всех других ежей, были сложными. Можно даже сказать, совсем  плохими. Тошка вознамерился прогнать отсюда непрошенную гостью и двинулся к ней, угрожающе пыхтя. Приблизился уже почти вплотную, но змея, всегда такая – Тошке ли  не знать? - осторожная, изворотливая, сейчас и не шелохнулась. Небывалый случай – ведь змеи предпочитают с ежами не связываться, сразу же, встретившись, норовят уползти. Тошка удивился, замер, присматриваясь и  принюхиваясь. И тут же сам над собой посмеялся.

Это была не змея. Лишь только чешуя от неё. Тошка знал, что змеи время от времени сбрасывают  старую кожу, облачаясь в новую, молодую. И не раз приходилось ему видеть их бывшую одёжку. Но чаще всего это были обрывки, клочья, а такую целенькую, длинную, от головы   до кончика хвоста Тошка видел впервые. Подошёл, принялся с любопытством разглядывать.

Кожица была очень красива. По серебристо-серому фону сплетались причудливые зеленоватые узоры, тёмная спинка плавно стекала в желтовато-белое брюшко. Жаль, подумал Тошка, если понапрасну сгниёт в земле такая редкостная вещица. Но, с другой стороны, кому и зачем она, ссохшаяся, нужна? Подарю-ка её, решил, белке Глаше, пусть дупло своё украсит. Она любит всякие цветастые штуковины на ветке развешивать. Вот уж обрадуется!

Так и сделал. Бережно, чтобы не повредить, забросил хрупкую кожицу на колючую спину и направился в обратный путь. Подошёл к дереву, на котором Глаша жила, позвал её. Белка из дупла вскочила, посмотрела вниз, испуганно ахнула:

− Тошка, берегись, на тебе змея сидит!

− Не змея, - усмехнулся ёжик, − это всего лишь пустая шкурка от неё. Я такой разукрашенной змеи не встречал никогда. Забрела, наверное, откуда-то в наши края. Правда, красивая?

− Краси-ивая! – восхищённо вздохнула Глаша. – А зачем она тебе, что ты с ней делать собираешься?

− Тебе подарю.

− Мне? – изумлённо выпучила глазки белка. – За что?

− Да ни за что, просто так. Повесишь  рядом со своими грибными и ягодными бусами, красиво будет!

− Ой, Тошенька! – разомлела Глаша. – Спасибо тебе, добрая душа! Уж так ты мне угодил, уж так угодил – просто слов нет! Страсть как люблю я всё цветное, нарядное! Особенно если его развесить можно! А ты что больше всего любишь?

− Я? – призадумался Тошка. – Я много чего люблю. Вот, например, цветы очень люблю.

Поболтали они ещё немного, спустилась Глаша на землю, сняла с Тошкиных иголок змеиную кожицу, на том и расстались.   Белка поспешила наверх – выбирать для такого дорогого подарка самое подходящее местечко, а ёжик за грибами  подался.

Вернулся Тошка домой, когда солнышко уже к закату клонилось. Поужинал, и только собрался прилечь отдохнуть, как услышал, что зовёт его Глаша. Выглянул – и увидел её. Точней, не её, а большой-пребольшой букет. Великолепный букет из крупных ярких цветов – оранжевых, розовых, красных. Такой огромный, что белку из-за него еле видать было, с трудом удерживала его  в растопыренных лапах. 

− Дорогой ёжик, − пропела Глаша, − я тебе тоже подарок принесла. Ты же сказал, что очень любишь цветы, я и расстаралась. Бегала-бегала,  самые лучшие для тебя искала, самые красивые. 

Поблагодарил Тошка соседку-белку, оставил букет у входа в норку и лёг спать. А пока не заснул, с наслаждением вдыхал долетавший к нему нежный и сладкий цветочный аромат. 

Но утром, выйдя на воздух, увидел Тошка, что поникли, завяли Глашины цветы. Совсем они перестали пахнуть, а гладкие сочные лепестки превратились в сморщенные, потемневшие лохмотья. Повздыхал Тошка над ними, покручинился – и отправился, чтобы настроение себе поднять, на любимую Цветочную полянку.

Сначала он подумал, что заблудился, не той дорогой пошёл. Всё как будто на прежних местах – вот и кустарник из медуницы за спиной остался, вот  и приметный пенёк трухлявый впереди, только полянку не узнать. Бесследно исчезли яркие огненные цветы, и ровная, опустевшая трава выглядела скучной, линялой, сиротливой. 

Солнце светило вовсю, но жизнь на полянке словно замерла. Не порхали резвые легкокрылые бабочки и мотыльки, делись куда-то жучки и букашки с пятнышками и без пятнышек. И, заметил Тошка, ещё чего-то очень тут не хватало. Сразу даже не сообразил, чего именно. Лишь потом дошло: исчезли прежние знакомые звуки. Не жужжали полосатые осы и мохнатые шмели, затихло таинственное шуршание в траве, смолк ликующий, неумолчный хор  голенастых кузнечиков. И лишь где-то далеко-далеко, на другом  краю, один из них, никем не поддержанный, робко подавал голос.  Тихо так стрекотал, безнадёжно…

Цветочной полянки больше не существовало. Умерла цветочная полянка…

 

                                          Тошкин подарок

Встретился Тошка с зайцем Борькой, разговорились. 

− Ты что белке на день рождения подаришь? – спросил Борька.

− Ой, − расстроился Тошка, − совсем  забыл, у Глаши ведь завтра день рождения! Спасибо, что напомнил! Ну надо же такое: всё время помнил, а в самый последний момент забыл!

- С памятью это нередко случается, - рассудительно сказал Борька.  – И со мной бывало, и со всеми другими. Не огорчайся.

− А ты уже приготовил ей подарок? −  поинтересовался Тошка.

− В уме, можно сказать, уже приготовил. Завтра с утра пораньше наведаюсь в огород, выберу большущую морковку – и подарю. Чтобы свеженькая была, вкусненькая! Что может быть лучше такого подарка?

Распрощавшись с Борькой,  Тошка принялся размышлять. И чем больше думал, тем сильней убеждался, что не очень-то прав Борька – выбор его далеко не лучший. Съест Глаша морковку – и нет подарка. А хорошо бы вручить ей что-нибудь  такое, чтобы память осталась. Что-нибудь такое красивое, радостное, на что долго любоваться можно.

Но ни одна дельная мысль Тошке в голову не приходила. Хранился, правда, у него в норке очень красивый камушек, цветной, переливчатый, возле речки однажды нашёл. Только не дарить же Глаше камень с берега, пусть и редкостный: камень – он и есть камень…

Подарок выбирать – дело всегда трудное, каждому известно. Решил Тошка с кем-нибудь  посоветоваться, кто хорошо в таких делах соображает. И направился к лисе Евдокии – она в лесу самая толковая.

Выслушала Евдокия Тошку, согласилась, что дорог тот подарок, который хранится долго. Но и она с ходу ничего придумать не смогла,  хотя даже глаза прикрыла, чтобы соображалось крепче. Тошка стоял рядом, терпеливо ждал. Вдруг лиса встрепенулась, удовлетворённо  махнула хвостом:

− Вспомнила! Недавно видела, как сорока несла в гнездо длинную ленточку, красивую-красивую, голубую-преголубую, как небо! У людей небось в деревне стащила! Тебе бы сейчас в самый раз подошла! Именинница  твоя себе бант повязала бы, все гости ахнут от восхищения! Ты знаешь, что такое бант?

Тошка дальше почти не слушал. Представил себе, какой красивой будет рыжая Глаша с небесно-голубым бантом на шее, как обрадуется она, расцветёт, и даже уркнул от удовольствия. Поблагодарил он лису за хороший совет и помчался разыскивать сороку.

Длиннохвостая, к счастью, была дома, сидела на ветке, перья чистила. Но в последний момент Тошка замедлил шаги. Слишком хорошо он знал сороку, чтобы не догадаться, как нелегко ему сейчас придётся, – уж та своего не упустит! И тут же появилась ещё одна неплохая мысль. Тошка сбегал к своей норке, схватил камушек, вернулся – и сел под сорочьим деревом. Сел – и принялся вертеть камушек в лапках, чтобы солнечные лучи от его блестящих боков во все стороны отражались.

Расчёт оказался верный. Через пару секунд сорока топталась на земле возле него, глаз от Тошкиного сокровища оторвать не могла. Ужасно сороки любят всё яркое, блескучее. Залебезила она, искательно заканючила:

- Дай, дай его мне, Тошенька! К чему он  тебе? Ты себе, если захочешь, сколько угодно таких найдешь!

− Не дам! – непреклонно мотнул головой Тошка. – Я с таким удивительным камушком ни за что не расстанусь! Видишь, как переливается? Ему, если хочешь знать, цены нет!

Сорока от желания и нетерпения аж запрыгала:

− Давай тогда меняться! Хочешь, человеческую копеечку дам взамен? Кругленькую, жёлтенькую! Ни у кого в лесу такой не сыщешь!

− Не нужна мне твоя копеечка, − отмахнулся, как от назойливой мухи Тошка. – И вообще нет у тебя ничего такого, чтобы с моим солнечным камушком могло тягаться, слабО тебе!

− Нет есть! – дёрнула клювом сорока. – Могу доказать!

Взлетела – и вскоре вернулась, прихватив заветную ленточку, потрясла ею перед ним, завлекая. – Ну что, слабО мне? Даже у людей такое чудо редко увидишь! 

Тошка, будто бы неохотно, посмотрел, потрогал. Права оказалась Евдокия: ленточка в самом деле была дивной – лазурная, гладкая, шелестящая.  Изо всех сил  стараясь не выдать себя, Тошка лениво процедил:

− Так уж и быть, сделаю тебе приятное, у меня сегодня настроение хорошее. Давай свою тряпочку.

− А что ты с ней делать будешь? – полюбопытствовала сорока.

− Белочке Глаше на день рождения подарю, − опрометчиво признался Тошка. – Ты знаешь, что такое бант? Ей очень подойдёт, ведь рыжее с голубым красиво сочетается, правда?

− По-моему, голубое больше подходит к чёрно-белому, – пробурчала сорока. – Разве что на день рождения…

− Ты ж смотри, не проболтайся только никому, − предупредил Тошка. – Пусть Глаше сюрприз будет, иначе дарить  неинтересно.

− Не учи учёного, сама знаю, − снова недовольно буркнул сорока. Очень уж, видать, жаль ей было со своей чудесной ленточкой расставаться. Взяла камушек, захлопала крыльями и скрылась в гнезде.

Тошка, чтобы не заприметил никто, свернул ленточку, сверху листочком её прикрыл и, довольный своей придумкой, поспешил с драгоценным грузом  на спине домой. Спрятал подарок и вышел погулять. Ему уже не терпелось, чтобы наступил завтрашний день, хотелось поскорей увидеть сияющие белкины глаза. А тут как раз Борька навстречу выбежал. Пока Тошка раздумывал, поделиться ли с дружком своим секретом, тот сказал:

− Что это у тебя, слышал я, за лента какая-то невиданная?

− Т-сс, − прошептал Тошка, оглядываясь по сторонам. – Откуда ты узнал?

− От  сороки.

− Вот ведь болтунья! – разозлился Тошка. – Это же Глаше мой подарок. Только не говори никому, иначе какой же тогда сюрприз?

− Не переживай, не скажу! – пообещал Борька  и поскакал дальше.

Настроение у Тошки испортилось. Но худшее поджидало впереди.

− Тоша, Тошенька! – услышал он над головой звонкий Глашин голос.

Она спрыгнула с дерева, нежно коснулась лапкой ёжиковых колючек.

− Ой, Тошенька, ты такой милый, такой внимательный! Сорока сказала, ты мне такой распрекрасный голубой бант ко дню рождения приготовил, что с ума сойти можно! Я прямо извелась вся, нет сил до завтра ждать! Приходи пораньше, ладно?

− Ладно, − совсем приуныл Тошка. – Приду. Извини, дело у меня спешное.

Никакого спешного дела у Тошки не было, просто даже с Глашей ему сейчас общаться не хотелось. А хотелось побыть в одиночестве, обдумать всю эту невесёлую историю, как быть ему теперь дальше. Он медленно шёл, петляя между деревьями, переживал, что так нескладно всё получилось. Да уж не вернуть теперь…

Задумавшись, едва не столкнулся он с высунувшим из-под земли голову кротом. 

− Ты почему, ёжик, такой грустный? – спросил крот.

− А откуда ты знаешь, что я грустный? – удивился Тошка. – Ты ж ведь почти слепой, совсем плохо видишь.

− Для этого глаза не нужны, − улыбнулся крот. – Многое, а уж настроение тем более, по одной походке определить нетрудно. Беда какая-нибудь с тобой приключилась? 

− Да нет… − вздохнул Тошка. – Нет никакой беды, просто глупейшая история со мной вышла. Хотел как лучше, а всё вкривь да вкось поехало… - И поведал кроту о ленточке в подарок, о болтливой сороке.

− Очень ты, ёжик, чувствительный, − сказал крот, выслушав. – Большинство  из лесных жителей на такой, казалось бы, пустяк и внимания не обратили бы. Но это хорошо, без таких как ты жить было бы скучновато. А подарок… Что ж подарок?.. Голова у тебя на плечах есть, думай. Главное чтобы в подарке, если любишь ты того, кому даришь, была твоя частичка. Твоя, а не чья-нибудь  другая, не лисья и не сорочья.

Долго потом не выходили у Тошки из головы слова крота. Бродил он по лесу, погружённый в свои мысли. И придумал. Когда очень чего-нибудь  хочешь, очень к чему-то стремишься, всегда выход найдётся. Голубую ленточку Глаше он, конечно, подарит. Но не просто так; отдаст ей – и всё на этом!..

Тошка трудился до самого вечера. Нелегко было отыскать нужные ему еловые веточки – самые молоденькие, гибкие. А  того сложней – сплести их в ровный круглый веночек. Сначала совсем плохо получалось, коряво, но затем приспособился он, работа заспорилась.

Старался не зря. Веночек удался на славу – аккуратный, красивый, держался крепко, не разваливался. Полюбовался Тошка на своё творение – и заторопился домой. Предстоял ещё самый сложный, большого умения и терпения требующий процесс: вплести в этот зелёный еловый кружок нарядную голубую ленточку. И храниться такой подарок будет долго – не как сама ленточка, конечно, но всё-таки, пока иголки не пожелтеют. А это, если за ними следить, поливать, не скоро случится. И разве сравнится любой, самый дорогой чей-то подарок с тем, что сделан своими руками, с любовью и радостью?

Но особенно тешило ёжика, что подарок немного похож был на него самого – такой же колючий. Словно его, Тошкина, частичка. Повезло, что встретился ему в самую нужную минуту мудрый крот…

 

                                            Тошкина бутылка

В той дальней части леса, где обитал Тошка, люди появлялись редко. Лишь один раз в жизни Тошка видел человека – высокого, прямого, бородатого, в широкополой шляпе, похожего на огромный старый гриб. Случалось пару раз ёжику набредать на следы, оставленные людьми, – золу от  костра, промасленные бумажки, круглые, вкусно пахнущие коробочки. Вот и сегодня, выбравшись на залитую светом полянку, обнаружил Тошка, что здесь недавно побывал человек…

Странная, не виданная ранее штуковина возле старого пня привлекла Тошкино внимание. Он затаился, весь обратился в слух, и, убедившись, что опасности нет, осторожно приблизился. Штуковина эта Тошке понравилась – гладкая, прозрачная, с изящным узким носом. Он никогда не видел бутылок, даже не знал, как они называются, но очень она ему пришлась по душе. А ещё Тошка вдруг почувствовал, что очень-очень она ему нужна. Неизвестно зачем, но очень нужна.

Для начала решил оттащить её к своей норе. Бутылка, однако, хоть и пустая, оказалась чересчур тяжёлой для Тошки. Устал он, из сил выбился, пока до края полянки доволок. Но вскоре сообразил, что можно ведь катить её перед собой, и дело веселей пошло. Через полчаса сидел он у входа, задумчиво разглядывал свою необычную находку.

Не всё, конечно, обязательно должно для чего-то служить, полезным быть. Многое вокруг нас только тем и хорошо, что доставляет удовольствие только смотреть на него. Закат, например, одуванчик или порхающий мотылёк. Но если красивая вещь, к тому же и в хозяйстве сгодится – тем лучше.

Для чего бы, думал Тошка, приспособить её? Что-нибудь в ней хранить? Горлышко узковатое. Засунуть кое-что, если постараться, можно, но как потом достать? Подул в неё, погудел – зашумела, как ветер в листве. Постучал тихонько палкой – запела, зазвенела. Отличный музыкальный инструмент получился бы, но того и гляди разобьёшь ненароком. Хоть и тяжёлая, а, сразу видать, хрупкая. 

Возле Тошкиной норы рос густой зелёный куст шиповника. Потрудился ёжик, защемил бутылку между двумя тугими ветками, снова легонечко постучал по ней. Сейчас, на весу, зазвучало стекло ещё мелодичней. Увлёкся Тошка, разохотился, но ни подудеть, ни поиграть вдоволь не успел – соскочила с ближнего дерева белка Глаша. 

− Это ты тут звонишь? – спросила.

− Я! – с гордостью ответил Тошка. 

− А как ты это делаешь?

− Вот, видишь? – показал ей на висевшую в кусте бутылку. – На полянке нашёл! Теперь стану музыку играть, концерты устраивать, все птицы мне позавидуют! Боюсь только, не разбилась бы.

У белки глазки разгорелись, от ёжикова сокровища оторваться не могут.

− Тошенька, − попросила, − подари её мне! Вдруг в самом деле разобьётся она, чего зря колошматить по ней? А я бы в ней ягоды хранила, орешки! Придёшь ко мне – угощу тебя как самого дорогого гостя!

− Ты же их потом оттуда не достанешь! – усмехнулся Тошка. −Я уже об этом думал.

− Очень даже просто достану! – возразила Глаша. – Смотри – оп! - Потянула книзу донышко бутылки, и та, крепко зажатая между гибкими прутьями, повернулась горлышком вверх. – Оп! – бросила в него подобранный с земли камушек. – А теперь – оп! – качнула вниз нос бутылки, и камушек выпал. Проще простого, всего лишь перевернуть надо и тряхнуть.

− Здорово! – похвалил Тошка. – Я и не сообразил!

− Чем  это вы тут занимаетесь? – услышали они голос рядом. Обернулись – и увидели зайца Борьку.

Рассказал ему Тошка о своей находке, позвякал по ней, затем погудел, а Глаша показала, как из неё очень удобное хранилище сделать можно.

− Понимаешь, Борька, − вздохнул Тошка, − если её белке для припасов отдать – играть не на чём будет. Она ведь лишь пустая хорошо звучит, когда внутри один воздух. Как ты посоветуешь?

Подумал Борька, а потом сказал:

−− Есть идея получше. Сделаем из неё поилку. Если оставить её дырочкой кверху, она после дождя водой наполнится. И вода в ней долго удержится, не то что в луже какой-нибудь. И грязи, мусора никакого, захочет кто напиться – пожалуйста, только наклони да рот подставляй!

− Здорово! – похвалил и зайца Тошка. – Дороже воды, особенно в жаркий день, ничего не бывает! Светлая голова у тебя, Борька!

− Ничего дороже не бывает! Ничего дороже не бывает! – затараторил кто-то над их головами.

Сорока, давно за всеми этими событиями наблюдавшая, слетела на нижнюю ветку, вмешалась:

− Ох не продешеви, смотри, ёжик! Из этой маленькой дырочки большую выгоду получить можно, если с умом да смекалкой! Кто очень пить захочет, ничего не пожалеет! А ты за каждый глоточек воды требуй чего-нибудь, да повкусней!  Ну а мне за придумку – половина! Я могу и наблюдать, караулить, чтобы никто задарма не попил! И скоро главней и богаче нас с тобой никого в лесу не сыщется! Это не у зайца, это у меня голова самая светлая!

Сорока, распалившись, так затрепыхалась, так задёргалась – едва на землю не свалилась. Никто ответить ей не успел – из-за куста, неслышно ступая мягкими лапами, появилась рыжая лиса Евдокия.

− Что вы тут не поделили? – Ухватила быстрым глазом висевшую на шиповнике бутылку, удивилась: − Это ещё что за чудо такое?

− На полянке нашёл, − объяснил ёжик. – Полезная оказалась вещь, я сразу догадался. На ней играть можно, звучит красиво. И дудеть в неё. Белка хочет в ней припасы хранить, заяц – дождевую воду, тоже дело хорошее.  А вы какого мнения?

Евдокия подёргала носом, оглядела бутылку со всех сторон, понюхала её и даже языком лизнула.

− Ишь ты, − покачала головой, − тёпленькая какая! – Помолчала, раздумчиво  посвистывая, затем добавила: − Ни играть на ней вам не придётся, ни воду из неё пить. Я её себе заберу.

− По какому же такому праву? – возмутился ёжик.

− По лисьему, какому ж ещё? Разве не я в лесу хозяйка? Не даром, конечно, заберу, не такая ж я бессовестная. Расплачусь. Рыбки  наловлю или мышек, а то и цыплёночка из деревни приволоку.

−− Не нужен мне ваш цыплёночек! – насупился Тошка. – Тоже выдумала! Не отдам! Я нашёл – мне, значит, и решать! Да  и для чего она вам?

− Лисят своих побалую! − размечталась Евдокия. – Ночью в норе прохладно, зябнут они, маленькие, когда отлучаюсь я по делам. А эта стекляшка днём на солнцепёке раскалится, вечером к себе затащу её, малыши мои возле неё погреются, тепла им надолго хватит.  Ну, заодно и покатают они  её, позабавятся, чтобы не скучали!

− Не у вас одной дети! Другие, может быть, тоже играть и греться хотят! – заспорил заяц, отступив на всякий случай подальше.  

Тошка встревожился не на шутку. Слишком хорошо знал он Евдокию – уж та своего не упустит, и чего захочет – всегда добьётся. Расставаться с чудесной находкой он ни за какие дары не согласился бы, но и ссориться с лисой тоже рискованно – в самом ведь деле хозяйка в лесу. Даже Топтыгин с ней, ловкой да хитрющей, старается не связываться. Надо было что-то срочно придумывать, какой-то выход искать. Прошёлся Тошка, чтобы потянуть время, возле бутылки взад-вперёд, размышляя, зачем-то наклонил её горлышком вниз, заглянул в него. И вдруг тихо ахнул, потрясённый открывшимся ему зрелищем.

Случайно так получилось, что донышко висевшей бутылки нацелилось прямо на солнце. Но сквозь толстое стекло увидел Тошка не жёлтое пятно, как ожидал, а яркие разноцветные кольца-круги. Да такие узорные, переливчатые – впору с радугой только сравнить. На красоту такую не наглядишься. Один радужный цвет переливался в другой, искрился, завораживал. Поверить было невозможно, что столько разных цветов из одного белого цвета может получиться. 

− Ты чего, колючка, застыл, что там увидел? – удивилась лиса. – А ну дай-ка и я посмотрю!

Оттеснила Тошку, сама прильнула глазом к бутылочному горлышку. И также, как недавно ёжик, восхищённо ахнула. Долго, не отрываясь, глядела,  пока Борька, осмелевший от невыносимого любопытства, не затормошил её:

− И я, и я посмотреть хочу!

Любовался радугой в бутылке Борька, потом Глаша, потом снова Тошка, снова Евдокия, сменяя друг дружку, с нетерпением дожидаясь своей очереди. А после третьего раза Тошка сказал:

− И никто никуда мою находку не возьмёт. Она всегда здесь висеть будет. Чтобы каждый мог на красоту такую полюбоваться. Каждый, кто в лесу живёт и кто придёт сюда.

− Правильно, Тошка! – поддержал его Борька. – Это, наверное, не меньше нужно, чем вода в жаркий день!

−И чем орехи с ягодами! – поддакнула белка Глаша.

Все посмотрели на Евдокию. Лиса долго молчала, но на поднятой к небу ушастой мордочке, в зажмуренных её глазах светилось такое же мечтательное выражение, как недавно, когда о лисятах вспоминала.

- Тошка прав, − наконец заговорила она. – Пусть бутылка тут остаётся. Я детишек приведу, чтобы и они на красоту такую порадовались. 

− Лопух ты, ёжик! – не выдержала, заголосила сверху сорока.  – Неужели за так, ни за что, всякому-перевсякому смотреть позволишь? Такую выгоду упускаешь! Раз в жизни бывает!

Поглядел на неё ёжик, улыбнулся:

− Эх ты… Жалко мне тебя¸ длиннохвостая. Ничего-то ты не поняла. Спускайся-ка лучше на землю, я тебя тоже порадую. За так. Потому что есть такое на свете, чего не купишь и не выменяешь…

 

                                            Тошка в деревне

Тошка знал, что лес невообразимо большой −  конца и края ему нет. Но это только говорится так – «конца и края нет». Всему есть начало и всему есть конец. Во всяком случае, одно место, где лес заканчивается, Тошке было хорошо известно. Деревья там сначала редеют, встречаются опушки и прогалины, потом вообще ровное место, а за ним дорога – широкая, пыльная. Но самое интересное – за дорогой. За ней люди живут.

Тошка к дороге никогда и близко не подходил  −  что ему там делать? Так, забредал пару раз, смотрел издалека, любопытствовал. Ещё мама давным-давно ему наказывала не приближаться к людям, от них чего угодно можно ждать. Да это не только для него, Тошки, это в лесу ни для кого не секрет!

Что  сюда привело его сегодня, зачем такой длинный путь протопал – сам не понял. Выбрался из-за деревьев, огляделся, прилёг отдохнуть.  Сморило Тошку на солнышке, веки слипаться начали…

Опасность он заметил слишком поздно. Близко их встречать не доводилось, но несколько раз собак, забегавших в лес, Тошка видел. Большой зверь, сильный, зубастый – от таких тоже подальше держаться нужно. Собака была уже совсем рядом, пришлось занимать круговую оборону. Тошка свернулся в клубок, растопырил иголки – подходи, если  не боишься нос ободрать!

Вскоре он услышал над  собой шумное, прерывистое дыхание, затем почувствовал  прикосновение тяжёлой лапы. По сразу раздавшемуся визгу Тошка понял, что «знакомство» прошло успешно.

− Ты чего колешься? – донёсся до него недовольно-удивлённый голос.

− А ты чего лезешь? – опасливо высунув наружу нос, ответил Тошка. – Ежей никогда не видела?

− Не видела, − сказала собака. – Я вообще так далеко от дома впервые убежала. А как ты передвигаешься, такой круглый? Лапы у тебя есть?

Характер нередко легко определить даже по голосу. И Тошка почти не сомневался, что никакой пред ним  не враг зубастый, а просто очень молодая и очень простодушная собака. До последнего, конечно, не поверил, держался настороже, но потихоньку расслабился, разговорились. К обоюдному, причём, удовольствию. Тошке, никогда прежде с собаками не беседовавшему, интересно было узнать о её жизни среди людей. И собаку, от Тошки это не укрылось, привлекало знакомство с неведомым лесным жителем.

Через несколько минут они не только познакомились – чуть ли не подружились. Собаку звали Жучкой, поболтать она любит, расхваливала и хозяев своих, и вообще жизнь в деревне, откуда сейчас прибежала. Её послушать, так в лесу одна тоска. То ли дело у них в деревне – не соскучишься. А главное – никогда голодным не будешь, люди позаботятся, хозяева.

− Приходи ко мне в гости, − сказала Тошке, − сам убедишься.  Наш двор найти нетрудно – дорогу перейдёшь, направо  свернёшь,  увидишь зелёный забор. А в нём калитка.

Несколько дней вспоминал потом Тошка встречу в Жучкой. Сначала у него даже мысли не появлялось воспользоваться её приглашением. Шутка ли – идти в деревню, к людям! Мало ли что Жучка наплела! Да и собаки там небось не все на нее похожи! И кто ещё там живёт – неизвестно. Но час от часу крепло в нём упрямое желание поглядеть вблизи на таинственную людскую жизнь. И однажды утром решился: пойду! Будь что будет! О намерении своём никому из друзей не сказал – обязательно отговорили бы.

До широкой дороги Тошка добрался без приключений. Но никак не мог решиться перебежать  её. И не в том только дело, что долго придётся быть на открытом месте, где, если что, спрятаться негде. Казалось Тошке, что, оказавшись по другую сторону дороги, обрывает он невидимую ниточку, связывавшую его с родным лесом. Наконец собрался с духом, продвинулся на один шажок, другой, достиг середины – и застыл от ужаса.

Раздался страшный лязг и грохот, запахло чем-то едким, неприятным – прямо на него с немыслимой скоростью неслось что-то огромное, тёмное, зловещее. Тошка, теряя сознание, крепко-накрепко закрыл глаза, свернулся в тугой клубок, выставил, защищаясь, иголки… 

Это был не тот случай, когда Тошку могли бы спасти его колючки. Просто повезло ему: неслыханно, удивительно повезло. Тяжеленные колёса грузовика объехали его с двух сторон, не причинив никакого вреда. Он не помнил, сколько пролежал без памяти, и очнулся,  услышав над  собой человеческий голос. Тошка не понимал языка людей, но почувствовал, что говорят с ним, кажется, не зло, по-хорошему. Человеческая рука прикоснулась к нему, владелец её сначала  ойкнул, затем рассмеялся.  Тошка приоткрыл  один глаз и разглядел, что человек этот маленького роста. Однажды ему довелось видеть человека – тот был намного выше. Наверное, – подумал Тошка, – рядом с ним сейчас людской детёныш, человечек.

А дальше произошло совсем уже неожиданное – человечек стащил с себя кожу. Подобрал какую-то щепочку, закатил ёжика в эту сброшенную, как у змеи, шкуру – полосатую, очень мягкую и тёплую, – завернул в неё, и Тошка ощутил, как отрывается от земли.

Колыхался он в воздухе, в темноте, не представляя себе куда и зачем его несут,  и самые недобрые предчувствия одолевали Тошку. Он уже мысленно прощался с жизнью и желал только одного – чтобы не мучили. А ещё ругал себя последними словами,  что поддался он на Жучкины уговоры, совершил такую непростительную глупость. Но изменить что-либо было уже не в его, Тошкиных, силах и возможностях…

Снова белый свет увидел он в каком-то большом, высоченном строении. Нетрудно было догадаться, что это и есть человеческий дом. Мальчик спустил Тошку на твёрдый деревянный пол, опять  заговорил тихо, успокаивающе. Ненадолго куда-то скрылся – и появился, держа в руках какую-то гладкую круглую посудинку, поставил её перед самым Тошкиным носом. В посудинку налито было что-то белое, вкусно пахнувшее. 

Но этот вкусный запах не привлекал Тошку. Меньше всего думалось ему сейчас о еде. Нужно было икать путь к бегству, к спасению, постараться  выпутаться из этой страшной истории. Мальчик в очередной раз взялся о чём-то его упрашивать, придвигал посудинку, Тошка, сжавшись в комок, ждал, что будет дальше.

А дальше мальчик ушёл, плотно закрыв за собой дверь. Тошка остался один. Подождал немного. До предела  напрягая зрение и слух, обшарил все углы и вернулся к посудинке. Худшие опасения подтвердились: выбраться отсюда не удастся – ни щели в полу, ни лазейки. Пригорюнился Тошка, совсем духом пал. Аппетита – какой уж тут аппетит? – не было, но надумал, чтобы хоть чем-то себя занять, попробовать белую густую воду в посудинке. Лизнул – и лишь покачал в изумлении головой. Вновь потянулся к ней – и не отрывался, пока не вылакал до дна. 

Настроение у Тошки улучшилось. Когда хорошо, вкусно поешь, оно всегда поднимается. И в сон потянуло – от еды сытной, от  всей этой нервотрёпки. Тошка и не заметил как заснул. Разбудили его громкие голоса. Теперь людей было трое. Рядом с человечком стояли взрослые люди. Смотрели на ёжика, улыбались, а самый большой, с усами, присел перед ним и ласково провёл ладонью по колючей спинке. Затем положил рядом с посудинкой что-то круглобокое, зеленовато-жёлтое. Похоже на яблоко, только кверху вытянуто и пахнет иначе.

Тошка начал уже немного разбираться в человеческих поступках. Догадывался, что хотят люди, чтобы он это диковинное яблоко тоже съел. Решил не сердить их, расположить к себе – легче будет потом удрать. Откусил кусочек – и зажмурился от удовольствия. Сладкое, сочное – лучше любого яблока. Тошка никогда не пробовал груш, не знал, какие они вкусные. Ел – и вспоминал Жучку.  Не обманула она – в самом деле славно у людей живётся.  А уж кормят – никакого сравнения с лесной пищей. К тому же бегать, искать чем бы поживиться, не нужно – люди сами приносят.

И решил Тошка здесь пока остаться. Поживёт немного, присмотрится, а там видно будет.

Один день сменял другой. Тошка привык постепенно к новой своей жизни.  Спал на мягкой тряпочке, постеленной ему мальчиком, ел разные неведомые прежде  лакомства. Он знал теперь, каковы на вид и вкус хлеб, картошка, сахар, сливы и многое другое, но особенно полюбил самую первую свою отведанную им человеческую еду – сметану. Люди не обижали его, а мальчик прямо на руках носил: играл с ним, забавлял. Однажды он вынес Тошку во двор, а затем ёжик и без него выходил гулять, научился спускаться по ступенькам. 

Дворовая жизнь тоже пришлась Тошке по душе. Там обитали удивительные, не встречавшиеся в лесу звери и птицы. Один зверь был гигантских размеров, рогатый, и назывался коровой.  Другой – кабан – безвылазно сидел в сарае, всё время чавкал и  хрюкал. Птицы почему-то не умели летать. Очень всё это было интересно. Поначалу не сложились у Тошки отношения с петухом – крикливым, задиристым. Но вскоре и с ним поладил, как и со всеми остальными. Стоял во дворе ещё один домик – маленький. В нём жил пёс Дружок, весёлый и лохматый. Он любил с Тошкой беседовать о своём житье-бытье, научил разбираться в костях. 

Между прочим, Жучка оказалась приятельницей Дружка. Жила она неподалёку, заходила в гости. Очень обрадовалась, увидев Тошку, каждый день к нему наведывалась. Как-то принесла ему подарок: целёхонький, остро пахнущий   гриб-боровик – где только нашла!

И всё бы хорошо, всё бы прекрасно, но только хуже и хуже спалось Тошке по ночам. Ежи вообще ночью плохо спят, некоторые даже вообще бодрствуют, охотятся, а днём, наоборот, отсыпаются. Тошка же привык  ночью  спать, а попав к людям – тем более. Теперь же почти до утра лежал он на своей удобной подстилке с открытыми глазами. Затихала жизнь во дворе, погружался в молчаливую темноту человеческий дом – и оставался Тошка наедине со своими мыслями. Лежал, думал, вспоминал…

Зашелестит дерево под окном – вспоминается Тошке ровный, убаюкивающий шум родимого леса. Вскрикнет случайная ночная птица – приходят на память голосистые лесные пичуги. И такая порой тоска к сердцу подступала – места себе не находил…

Но чаще всего вспоминались Тошке лесные друзья. Особенно по верному зайцу Борьке скучал, по доброй, хлопотливой белке Глаше. И даже вздорная хитрая сорока казалась ему сейчас всего лишь милой, безалаберной болтуньей. Грех вроде бы на судьбу жаловаться: нашёл он здесь новых друзей, хороших, приветливых, но разве сравнишь их с прежними, с которыми вырос, горе делил и радость, с которыми столько всего связано. А ещё ужасно порой хотелось самому поохотиться, побродить, пищу раздобыть себе. Положиться на собственную ловкость, быстроту, смекалку.

Представлял себе Тошка, как идёт он по утреннему, только-только пробудившемуся лесу. Розовеют под косыми лучами невысоко взобравшегося солнца верхушки деревьев. Звонко, весело перекликаются ожившие птицы, и столько вокруг света, столько лёгкой, прозрачной широты и выси, что дыхание перехватывает!  И пьянят, завораживают чудесные запахи, цвета, ласкает кожу рассветная лесная свежесть. А тут ещё Жучкин гриб… Пахнет и пахнет, пахнет и пахнет… Лесом, привольем пахнет…

Летние ночи теплы, хозяева зачастую дверь не затворяли, спасаясь от духоты. Тошка, чтобы размяться, прошёлся по сеням, где отвели ему место в углу, добрался до выхода. Пролез в щель между дверью и косяком, спустился во двор. Небо над головой светилось безбрежной россыпью звёзд. Тошка долго стоял недвижимо, глядя на них. Тут, в деревне, где так много домов и так мало в сравнении с лесом деревьев, даже звёзды были другими – мельче, тусклей. Глубоко, во всю грудь, вздохнул – и медленно пересёк двор. Там, впереди, лежала знакомая широкая дорога. Он не замечал, как всё больше и  больше убыстряются его шаги, и очень удивился, поймав себя на том, что не идёт уже, а бежит…

__________________________

 © Кисилевский Вениамин Ефимович