 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Любить… С этим даром в мир приходит, пожалуй, каждый. Пронести его по жизни, не растеряв, не отрёкшись, дано единицам. Мне повезло: я знаю человека, который не только сберёг, но и приумножил этот свой дар. Галина Викторовна Лазутина. С ней невероятно тяжело. Потому что нельзя схалтурить, солгать, сподличать. С ней просто, как с живою водой родника. Потому что она естественна. И можно быть самим собой, зная, что тебя примут, постараются понять и не осудят. Я по-хорошему завидую всем, кто может часто общаться с ней лично. Потому что это общение высшей пробы. Я от души рада за читателей её книг: у них есть счастливая возможность дорисовать, дофантазировать образ Собеседника, Учителя, Поэта. «Ты выдумал меня. Такой на свете нет. Такой на свете быть не может…». Может. Потому что всё, что бы ни делала Галина Викторовна, имеет самый прочный фундамент в мире – Любовь. Перечитайте эти стихи, и в который раз поразитесь премудрости жизни, где всё, всё правильно – стоит лишь вдохнуть поглубже и углядеть вновь, как в детстве, что в ней ничего, ничего нет, кроме любви, и ничего, ничего никому из нас более не нужно.
С любовью, Ирина Гринёва * НЕТ УДИВИТЕЛЬНЕЙ УМЕНЬЯ
Отпетые бродяги Стихи мои – отпетые бродяги: По памяти шныряют взад-вперёд. Бывает, попадают в передряги; Бывает, пробиваются в народ; Бывает, что в окно листом кленовым Стучат мне, призывая им помочь; А иногда тревожат ритмом новым, И мне совсем не спать в такую ночь. В обиде на меня они, бедняги: Взлететь не позволяю их душе, Удерживаю в папке для бумаги, А им простора хочется уже.
Седок Пегаса Над Монмартром ветер Зонтик рвёт из рук. Дождик мелкой сетью Всё оплёл вокруг. А художник кистью Водит по холсту, Оставляя листья Где-то на мосту. Тент над ним прогнулся – Льётся дождь в ладонь, Чтоб не поскользнулся Легкокрылый конь. А седок Пегаса – Словно на посту: Листья всё не гаснут На его мосту.
Мой Лермонтов Метель одела в белое Тарханы, Бинтом прозрачным занавесив храм. Казалось, что она бинтует раны От пережитых здесь семейных драм.
Ступеньки вниз. Тяжёлый тёмный ящик – Приют последний на его пути. Поэт страданья, гений настоящий. И в двадцать семь ему пришлось уйти...
В горах, далёких от тропинок детства, Он пал (увы, от русской же руки), А мнится, будто здесь вот, по соседству, Он умер, горемычный, от тоски.
Стихам неведомо лукавство Стихи приходят на рассвете, Когда и спишь ты, и не спишь. Они зовут тебя, как дети, И ты летишь, летишь, летишь…
Стихи спускаются, как боги, С непостижимой высоты, Когда идёшь ты по дороге Средь баснословной красоты.
Стихи текут в часы печали, Как будто слёзы по лицу. Так на душе темно вначале, И так светло потом, к концу!
Но если чуточку слукавить, Совсем немножечко схитрить, Стихи решат тебя оставить – И как тогда их возвратить?..
Блики любви Посвящается В. И. Сапонову Он пишет розы в тонкостенных вазах. Совсем простой, бесхитростный сюжет, Но душу завораживает сразу: От них струится несказанный свет. Он пишет розы в тонкостенных вазах – Печальные послания Луны И Солнца вдохновенные рассказы В них бликами любви отражены.
В пушкинских местах Мы были в пушкинских местах. Шумели сосны вековые, Пичуги, спрятавшись в кустах, Нам слали письма звуковые. Вот так же Пушкин им внимал… Ещё мальчишкой несмышлёным Он, видно, что-то понимал В тех перепевах просветлённых. Потом они отозвались В его стихах звучаньем чистым – И будто снова родились. Он стал, как птицы, голосистым.
Акварельный след Акварели, акварели – Словно трели соловья, Словно тихий зов свирели – Растревожили меня. Как во сне иду тропою, Не манившей столько лет! Как во сне шуршу листвою – Где ты, акварельный след? Тонких красок переливы, Чистых звуков перезвон Возвращают час счастливый – «Дили-дили-дили-дон-н-н-н!..»
Странный мир поющих слов И опять пишу стихи я… Отчего моя стихия – Странный мир поющих слов, Хоровод морских узлов, Для которых, как для ласки, Без разрыва нет развязки?.. Почему мне, словно рифы, Угрожают всюду рифмы Неизбежностью движенья В их звенящем окруженье – Без начала и конца, Как у всякого кольца?.. Почему стремятся в строки Те таинственные токи, Что рождаются во мне, Словно волны в глубине, И в мгновения разлуки Причиняют боль и муки?! Не сама пишу стихи я: Их диктует мне стихия.
Живые ниточки души Посвящается Елене Камбуровой Она не держит биополем Громадный стадион в тиши – Она затрагивает болью Живые ниточки души. Рекой негромкий голос льётся, Прозрачный, как её волна. Душа невольно отзовётся: «Какая в речке глубина!»
Из глубин лесов Здравствуй, волк – зубами щёлк! Из глубин лесов Кто тебя сюда привёл – Спрятал меж кустов? Сразу даже не поймёшь, Что не настоящий, Глянешь – и охватит дрожь: Разорвёт на части! Раньше был бревно бревном, На траве валялся. Но потом явился Гном – Он и расстарался. У художника рука – Словно жезл у феи: Прикоснётся им слегка – Волшебством повеет.
Горькое мгновенье Памяти художника Ильи Свитича Бокал хрустальный на столе. В нём солнце искрами играет И, как шампанским, много лет Его красою наполняет.
Автопортретом вдохновенья Краса на холст уже легла. И в это горькое мгновенье Бокал смахнули со стола…
Колдовской дуэт Для милых мне подруг Давно секрета нет: Я трачу свой досуг На колдовской дуэт. Со мною присно – В холод, в летний зной – Стихов и мысли Танец колдовской.
ВНЕ ВРЕМЕНИ И ВНЕ ПРОСТРАНСТВА
Планеты хор разноголосый Разнообразны звуки мира: Игриво плещется фонтан, Зашёлся лаем пёс-задира, Фырча, проехал автокран... Планеты хор разноголосый Вселенной вести подаёт – То задаёт он ей вопросы, То от души приветы шлёт, То вдруг мотивом опасений Его послание дохнёт И полетит, как лист осенний, Туда, где антимир живёт. Земля в контакте со Вселенной, Вселенная – в контакте с ней, И в этой дружбе неизменно Наш мир становится сильней.
Веков далёких перезвон И вот опять я думаю о мире, Пытаясь осознать, что я в нём и что он, И почему порой в моей квартире Веков далёких слышен перезвон. Признаюсь, преуспела я немного, Не помогает даже «третий глаз». Познания нелёгкая дорога Похожа на подземный узкий лаз. Но тем отрадней проблески прозрений – Как будто солнце вспомнило о нас! Мне дороги крупицы откровений Не меньше, чем искателю алмаз.
Вигвам Мне снится по ночам вигвам, Индейцы снятся – бронзовые, голые, И я который год Ломаю голову Над тайной этих снов, Над тайной слов, Над тайной странных связей и разрывов, Невыносимых, как раскаты взрывов. Причудливые сочетанья земли и неба, Счастья и страданья Во сне и наяву – как Млечный путь: Не сосчитать их и не разомкнуть. И ты бессилен перед цепью этой, Как перед песнею своей неспетой. Мне снится по ночам вигвам… А вам?
Костёр Вижу костёр на другом берегу, Глаз от него отвести не могу. Речка мне шепчет: «Не бойся огня! Он далеко, положись на меня». Да не боюсь я, – о чём ты, вода? Мне не страшна никакая беда. Хочешь, я каплей твоей обернусь? Хочешь, песчинкою в космос вернусь? Мира единство – моя благодать, Богу готова я душу отдать. Только хочу об одном попросить: Жизнь на Земле никогда не гасить.
Баллада о кремнёвом скребке Этот камень – не просто память Навсегда убежавших веков. Этот камень – как будто пламень, Обжигающий лёд оков. На глазах растопились звенья Временных неподъёмных плит. Человеческих рук творенье Нас ведёт к себе в неолит. На пещерных стенах полощется Легкокрылая тень костра. А на лицах – чересполосица: Ярость битвы, покой одра… Здравствуй, дерзостный и приметливый Мой предшественник человек! Отчего такой неприветливый, Отчего не поднимешь век?.. Я пришла к тебе с разной разностью. Знаю, – в хаосе бытия У тебя не бывает праздности. Но не праздно живу и я. Удели мне часок от вечности, Расскажи, где ты черпал силы, Как в борениях с бесконечностью Не искал тишины могилы. Как ты хрупким скребком кремнёвым У подножия жизненных скал, О награде не вымолвив слова, В завтра лестницу высекал? Ты молчишь… Мне неловко и плохо. Для того ли старался ты, Чтобы я при первых сполохах Задувала свои мечты?! Этот камень – не просто память Навсегда убежавших веков. Этот камень – как будто пламень, Согревающий ходоков.
От Золотых владимирских ворот... Я помню, помню эти времена… «Опасность, Русь!» – и тотчас в стремена Взлетают сотни кованых сапог, И бабы молят бога, чтоб помог. От Золотых владимирских ворот, Сверкая частой проседью бород, Полки уходят в бой, как навсегда, И вороньё кричит: «Беда! Беда! Беда!» А я стою, прижав кулак к глазам, И дождик хлещет мне по волосам, И мой прапрапрабабкин сарафан Под ветром бьётся, как Левиафан. Я и сама чудовищем кажусь, Когда внезапно на коня сажусь И вихрем мчу, не справившись с собой, Туда, где вот-вот-вот начнётся бой. В моей руке – ни лука, ни меча, Но лошадь подо мною горяча, И на слуху надсадный бабий плач, И губы шепчут: «Русь моя, не плачь!» И мечут молнии мои глаза, И меж врагов ношусь я, как гроза, И падают они за рядом ряд, Едва их тронет мой горящий взгляд. А после боя, в сумраке вечернем, Когда начнут священники вечерню, Я, преклонив колена алтарю, По-бабьи Господа благодарю. Неистово кладу ему поклон – И слышу ропот вдруг со всех сторон. Летят в костёр седло и стремена. Мне чудо люди ставят в криминал! За чудо мне выносят приговор И, словно Жанну, тянут на костёр… О, это было, было столько раз! И ныне слёзы катятся из глаз, И ныне жжёт колена мне огнём, Едва лишь вспоминается о нём. Но вот опять раздался плач и крик… Я на коня взлетаю в тот же миг. Стоит ли зной, Бело ль от снежной замети, Скачу я в бой, Забыв уроки памяти.
Граф Сен-Симон Однажды я проснулась Сен-Симоном. За окнами давно уж рассвело, Висело солнце в зареве лимонном, И было на земле белым-бело. «Вставайте, граф! Вас ждут дела большие!» – Французский говор слышу наяву. И русский шепот: «Вас зовёт Россия». Но я призыва что-то не пойму… «Встаю, встаю, раз ждут дела большие, Пора переустраивать наш мир. Но почему зовёт меня Россия?» – «Да потому что Вы – её кумир. В России почитают утопистов. Весь век прошёл под знаком их идей. За них по зову братьев-коммунистов Отдали жизни тысячи людей». Над белым снегом красноватым стягом Стояло солнце в бахроме лучей. Я подошла к окну тяжёлым шагом – И вдруг в снегу увидела ручей. Он тихо прожурчал водою талой: «Вам перестроить мир не по плечу». В ответ ему я громко прошептала: «И всё-таки я этого хочу!»
Одинокий месяц В снежных шубах сады и дороги, Перелески, поля, берега. Только месяц, бродяга двурогий, Всё не хочет одеться в снега. Ходит по небу в грусти безмерной Он один от светла до светла. Одиночество долгое, верно, Отучило его от тепла.
Сила притяженья Вне Времени и вне Пространства, Где выпадает быть не всем, Есть точка с грифом «Постоянство», На вид не страшная совсем. Но вот я в суете мирской Раз прикоснулась к ней рукой… Вокруг миры неслись лавиной, Текли века, меняя темп, Мелькали стаей голубиной Клочки распавшихся систем, А я, вдруг выпав из Пространства, Застыла в точке «Постоянство». Ни SOS подать, ни кликнуть друга – Коммуникаций нет окрест. В душе ни боли, ни испуга, Лишь тишина, как тяжкий крест Над телом бедного изгоя – Знак постоянства, знак покоя. Внезапно сила притяженья, Пробив в стене Пространства ход, Вновь сообщила мне движенье, Переломив судьбы исход. Дочь Времени и дочь Пространства, С тех пор боюсь я постоянства.
Ругают молодых Ругают молодых… Они ушли вперёд, И тем, кто сзади, Не виден лик их – лик иных, Лик новых Эйнштейнов и Саади. Таков закон… Ты вырвался вперёд? Пока поймут тебя, Вся жизнь пройдёт. И вот уж сам ты в локонах седых Ругаешь в спину новых молодых.
Казнить и миловать… Казнить и миловать… Судьбы, Дарующей мне право это, Я не хочу, прости меня, Господь! Кто виноват, кто прав В смятенном нашем мире Лишь времени решать. Казнить и миловать, И быть счастливым этим?! О нет, о нет, – храни меня, Господь!
Китайская стена По Цельсию – 40. Дышит жаром брусчатка. Превратили в паркет её тысячи ног. Подниматься всё выше, прямо скажем, несладко. Над Китайской стеною – разве что Бог. Я хотела бы видеть тех, кто воздвигнул Это дивное диво из камня и слёз. Я хотела бы знать и тех, кто подвигнул Их невиданным делом заняться всерьёз. По Цельсию – 40. Дышит жаром брусчатка. Даже страшно подумать: ей тысячи лет. Но не тронули годы эту древнюю кладку! В наше время ни в чём такой прочности нет.
Волшебный сад Волшебный сад судьба мне подарила. В нём нет ни слив, ни яблонь и ни груш. Вселенской красоты чарующую силу Являет мне он в пору зимних стуж. Экраном удивительным и нежным Он заслоняет от житейских смут И говорит своим узором снежным, Что в мире связи есть земных прочнее пут.
В безбрежном космосе В безбрежном космосе я плавала во сне. Земля маячила на дальнем горизонте, И виделся на ней мне чёрный снег За дымкой голубой, как летний зонтик. Земля моя уснула вечным сном, Не помогла ей дымка голубая. Печалится о ней весь звёздный дом, Весь звёздный мир от края и до края. Зима и лето, ливни и снега, В зелёных ветках гомон птиц весенний, Цветущих яблонь нежная пурга И от сентябрьских клёнов потрясенье – Всё было так, всё радовало глаз. Случались и житейские печали, Но – жило всё! И всё исчезло враз… Сменило жизнь холодное молчанье. Никто следы Сократа не найдёт И не прочтёт Конфуция заветы, И некому услышать, как поёт Бас-баритон Шекспировы сонеты. И не стоят над крышами домов Прямые, как рождественские свечки, Тонюсенькие струйки из дымов – Ведь некому топить в деревне печки! …Открылись повлажневшие глаза, Рука невольно к пульту потянулась. С экрана кто-то что-то мне сказал… Я поняла, что всё-таки проснулась. Так хочу, чтобы шёл белый снег! Так хочу, чтобы вишни цвели! Я молю тебя, Человек, – Будь заботливым сыном Земли!
ЛЮБОВЬ – ОНА ВСЕМУ НАЧАЛО
Ты помнишь, – ночь… Ты помнишь, – ночь, и лёгкий снег, В глазах домов огни, Там песни, музыка и смех, А мы с тобой – одни. Одни – и свет от звёздных бра, Мерцающих во мгле. Одни – и россыпь серебра На голубой земле. А ниже чуть меж берегов Блестит застывший пруд И лунки – мета рыбаков – Темнеют там и тут. Как не хотелось нам с тобой В квартирное тепло! Но время сказки голубой Неслышно истекло. Ах, если б знать, что этот час Прощаньем выпал нам, Ах, если б знать, что завтра нас Разломит пополам! Я предпочла бы в водоём Метнуться на ветру, Чтобы застывшими вдвоём Нашли нас поутру.
Нелётная погода Аэропорт. Шеренги чемоданов. Вдруг алой раной вспыхнуло табло: «Идёт посадка...» Вот и всё, желанный. Считай, что нам опять не повезло. Нелётной обещала быть погода: Туман и слякоть, дождь и гололёд – Стоит как раз такое время года! Но если не везёт, так не везёт... Над чёрным полем факелом багряным Прополыхал, взлетая, самолёт, И застелило мне глаза туманом, И закружился тихо небосвод. Моторов рёв... Шеренги чемоданов… Мельканье чьих-то лиц и чьих-то рук... Каким до удивительного странным, Каким ненужным стало всё вокруг!
Мой угаданный мир Я в тебе угадала когда-то Половину своей судьбы. И с тех пор я бедна и богата, Как бедны и богаты рабы. Ворошу я историю Рима… Как могли они жить и творить, Как умели хранить невредимой Созидательных радостей нить, Если рядом с великим уменьем, Рядом с гордым сознанием сил В них отчаянным недоуменьем Их отторгнутый мир голосил? Их отторгнутый мир… Он манил их, Он будил в них тревогу и боль, Звал к себе голосами милых: «Возвращайся, не обездоль!..» Но, покорные злому року, Не умея бороться с ним, Оставались рабы без срока Возвышать ненавистный Рим. Заставляли себя смириться, Погружались душой во тьму, И тускнели покорно их лица, Будто окна в старом дому. Мой угаданный мир! Почему-то Та же доля досталась и нам: Разошлись, не совпали маршруты, Разорвали нас пополам. Что ж, заставить себя смириться, Окунуться душой во тьму? Но трагичны угасшие лица, Словно окна в погибшем дому! У рабов не хочу я учиться. Может, век наш сильнее оков? Может, век наш спасает лица Возведеньем духовных мостов? Невесом такой мост – легче пуха, Формы сказочной простоты. Вот хватило бы только мне духа Да хватило б тебе широты!
Сладкая мука Упоительно пахнет дождём, Упоительно пахнет листвою. Мы стоим близ вокзала и ждём: Может быть, повезёт нам с тобою? Вдруг объявят, что вылетов нет И на время отложат разлуку, А судьба нам откроет секрет, Как спасти нашу сладкую муку. И спасти, и сберечь, и продлить, Чтоб, слезу вытирая украдкой, Мы решились бы жизнь изменить… Но – увы! – объявляют посадку.
Приказы судьбы Мне приказано жить судьбой, Мне приказано жить тобой – Для того, чтобы сам ты мог Сохранить нестандартный слог В сочинении жизни своей, Нестандартный поток идей.
Мне приказано жить судьбой, Мне приказано жить тобой – Для того, чтоб однажды испуг Охватил тебя, если вдруг Разглядишь, что нечаянно ты Опустился до пустоты.
Мне приказано жить судьбой, Мне приказано жить тобой – Для того, чтобы всякий раз, Как иссякнет в тебе запас Сил, назначенных для пути, Ты сумел их опять найти.
Мне приказано жить судьбой, Чтобы ты оставался собой.
Вихри памяти «Красные ворота»... «Чистые пруды»... В поезд входит кто-то… Ты?! Или не ты?.. Закружилось вихрем В памяти былое – То до боли доброе, То до боли злое. Не стирает время В памяти следы, Если их пометили Вешние сады.
Железная дорога Распростились, выпал тяжкий крест… Поезд мчит быстрей, быстрей, быстрей. Промелькнул за окнами разъезд, Поманив огнями фонарей. Промелькнул и скрылся, снова тьма, Даже месяц не покажет рога. И тогда на помощь к вам сама Вдруг придёт железная дорога. Заменив колёсный нервный крик Ласково-ритмичным перестуком, Отобьёт таинственно: «Старик, Да ведь жизнь-то неплохая штука! Посмотри в окно: опять огни, Так и пляшут, будто привечают. Ты ложись-ка, в завтра загляни, Я тебя, как в детстве, укачаю». И, сомкнув усталые глаза На вагонной полке неширокой, Вы перенесётесь плавно за Рубежи уж прожитого срока. Не берусь разгадывать я сны, Не хочу смутить вас предсказаньем, Только с ощущением весны Вы проснётесь завтра утром ранним. Всё таким же будет стук колёс, Поезд будет мчаться так же быстро, За окном мелькнёт прибрежный плёс, Проблестит на солнце речка искрой… Отхлебнув горячий крепкий чай, Вы не очень смело и не сразу, Но руки коснётесь невзначай Молодой соседки ясноглазой. И поймав ваш чуть смущённый взгляд, Свой, зардев, потупит недотрога. «В добрый час! Да будет мир и лад!» – Простучит железная дорога.
Горячие слова Луна над нами лебедем плыла. Шуршали тихо листья под ногами. Ты говорил горячие слова – Кидался ими, словно угольками. Чудная голова! Дурная голова! Ты не берёг горячие слова. Какую бы сейчас они имели цену! Стремительно зима идёт на сцену, И не помогут больше батареи: В такие холода словами греют.
Баллада о берёзе Клочьями шерсти лисьей Ветер лихой на бегу Рассыпал берёзкины листья На сахарно-белом снегу. Ветви нагие раскинув, Лишившись былой красоты, Ломает берёзонька спину, Не сняв чёрно-белой фаты. Давно ли невестой счастливой, Доверия к ветру полна, Расправив серёжки игриво, Ему улыбалась она? Погладив зелёные кудри Могучей рукою своей, Он пылью дорожной припудрил Нарядное платьице ей. Берёзка упрёки сдержала, Простив озорному вину, И только чуть-чуть задрожала, Заметив в листве желтизну. А ветер уже торопился, Бежать по делам своим рад. С невестою наспех простился, Шепнув, что вернётся назад. Недвижная и немая, В жёлтый одевшись цвет, Берёза, фаты не снимая, Смотрела любимому вслед. Сеялся дождик тоскливо, Стыл, превращался в снег. Берёзка была терпелива – Ждала, не смыкая век. И вот из далёких далей, Рим повидав и Сидней, Без радости и без печали Ветер вернулся к ней. Он глянул на жёлтые листья – В прожилках сухих, в снегу – И клочьями шерсти лисьей Их разбросал на бегу…
Торосы С места начну в карьер, Будто беру барьер, Будто сдавать мне кросс. Выстрел на старте – вопрос: Легко говорить «Держись!», Если я лбом о жизнь? Легко говорить «Бодрее!», Когда я – о палубу с реи? Молчишь, как всегда, умудрённо. А ливень такой ядрёный, А ветер такой шалый! А ты для всех – славный малый. По совести мне ответишь? Если камень в меня – заметишь? Если в лодке дно разойдётся, Тебе за мной поплывётся? Молчишь. До чего же странно Молчать в дыму ресторанном, Укрываясь от ливня и ветра, Защищаясь улыбкой мэтра. Кто сказал, что молчанье – золото? Бьёт молчанье сильнее молота, Бьёт молчанье больнее тока, Вызывая в ответ жестокость. Хоть на час бы мне обмануться, Хоть на час бы тебе обернуться Для любимой на всё готовым Или просто родиться новым. Час – он тоже граничит с вечностью, Час – он может стать бесконечностью. Ну, а ливень утих, унялся. Улыбаясь, ты с места поднялся… Уходи, уноси вопросы, Превратившиеся в торосы. Уходи, уноси молчанье, Ненавистное до отчаяния.
Незабудки везде, незабудки… Я помню луга на мурановских склонах: Ромашки картинно застыли в поклонах, В зелёных ботфортах кусты Иван-чая Стоят, головой венценосной качая… И незабудки везде, незабудки – Нежные, трогательные малютки. Я помню луга. А тебя позабыла, Словно бы вовсе и не любила. Видно, на годы с собой забираем Мы только то, что овеяно раем.
Граница Я была беззащитна перед собою – Непривычной такой и такой молодою! Миг касанья сердец сквозь касания рук... Но укором звучало молчанье подруг. Я растерянно в горсточку собрала Весь рассудок, которым богата была, И, как солью, границу просыпала им Между сердцем моим и сердцем твоим. Соловьи... Запах лип... Тополиная вьюга... Нам уже не коснуться сердцами друг друга. Всё обычно опять – и молчанья не стало. Только я почему-то смертельно устала.
Палитра Портреты женщин пишет мой любимый – Волнующих, как мартовский рассвет, Похожих этим – и неповторимых. Горит палитра, словно самоцвет. На холст ложатся лица в бликах света, В конфликтах янтаря и серебра, И вот обозначается в приметах Живых страстей бессмертная игра. Живых страстей… Ни кобальт тёмно-синий, Ни кадмий красный не передадут, Как дышит совершенство линий, Как любящие губы жгут, Когда теплом палитра не согрета, Струящимся от огненной реки – В себя вобравшей все пожары лета Художника горячечной руки. Портреты женщин пишет мой любимый – Аккорды янтаря и серебра. На холст ложатся лица в бликах грима – Как эхо чувств, как отблески костра.
Три спички В кромешной тьме – в опасной тьме! – Всего три спички нужно мне: Одну – взглянуть, где я стою; Другую – руку взять твою; А третью – убедиться, Что нам не разлучиться.
Не придумано в мире валюты Я не знаю, когда мы увидимся снова. Может, выпадет случай, а, может, и нет. Ведь судьба, словно рыжий смеющийся клоун, Припасает для всех только горстку конфет. И поскольку в запасе у нас лишь минуты, Не хочу отвлекаться на споры с судьбой. Всё равно не придумано ею валюты, Чтобы мне расплатиться за твой голубой. Я сначала бросалась к нему с кулаками, Заливала его киноварью со зла, За семью от него запиралась замками, Но укрыться, увы, всё равно не могла. И однажды, устав после битвы бесплодной, Я навстречу ему распахнула окно. Он шепнул мне, вливаясь волною свободной: «Всё, теперь ты надолго со мной заодно!» Так мне было светло под волшебной защитой Голубого хитона из веры и снов! Тайны счастья и боли мне стали открыты, Как открыты тебе переливы цветов. Я не знаю, когда мы увидимся снова. Отдыхает палитра, закончен портрет, А судьба, этот рыжий смеющийся клоун, Подсластить может жизнь только горстью конфет. Разойдутся, пожалуй, надолго маршруты, Чтобы мог поработать ты краской другой. Всё равно не придумано в мире валюты, Чтобы мне расплатиться за твой голубой. Лишь у Рериха небо над пиками горными Тот же тихий восторг вызывает во мне. Сердце исподволь полнится чувствами горними, И я вечность свою ощущаю вполне.
БЕДНЫЕ РОМАШКИ
Тревожный сердца стук Бедные ромашки, где ваш белый цвет? «Он в пыли дорожной!» – слышится ответ.
Дерево могучее, что с твоей листвой?.. «Так её ошпарило влагой дождевой!»
Отчего, красавица, этот грустный вид? «На войне далёкой милый мой убит!»
Почему ты, сердце, бьёшься так тревожно? «Страшно мне за Землю… Люди, осторожно!»
Рябинка На балконе выросла рябинка – Тоненькая, будто бы тростинка, Нежная, как юная невеста. Не нашлось бедняге лучше места... По утрам ветвями мне кивает, Словно подойти к ней приглашает. Я добавлю в ящик ей землицы, Принесу полить её водицы. Пусть растёт, ни в чем нужды не зная: И она природе – дочь родная.
Окна хозяин закрыл Дождик стучит за окном, Будто бы просится в дом: «Дайте мне кров и ночлег, Труден такой долгий бег. В струйках вода светла, Ей бы немного тепла!»
Окна хозяин закрыл, Двери плотней притворил: Пусть и светла вода, В доме она – беда! Лёг и заснул человек. Дождь превратился в снег.
Коварный выдумщик Февраль прикинулся апрелем, Залил асфальт невзрачным гелем, Капелью быстро отстучал И к морю нас в мечтах умчал. Но скоро выяснилось: враль, Коварный выдумщик февраль. Как только мы плащи надели, Он тотчас разбудил метели. Вернулись с ними холода И ветры, злые как беда, Снега засыпали мечты… Остались с носом я и ты.
Синица на балконе По балкону прыгает синица, Первобытной радости полна. Ей не спится, бедной, не сидится: На дворе проклюнулась весна. Звенит капель прерывистым стаккато, Плывут кусочки солнца по воде. Не чувствуешь пока пьянящих ароматов, Но голос вешний слышится везде. И прыгает синица по балкону, Косит на ветки дерева глаза. Когда оно оденет в зелень крону, Ждёт не дождется эта егоза.
Диалог при дожде – Кто там на лоджии скребётся? – Дождик. – Да нет, – он плачет и смеётся! – Дождик! – Затих немного, и опять Нам что-то силится сказать – Дождик?.. – Ты слушай: «Тара-бара-бар- Бар-рара-рара-тара! Бар-бар, бар-бар, бар-бар, бар-бар- Бар-бар-тара-ра-рара!» – Про что, про что он говорит? – Про то, как на Земле дождит. – Как заливает наш восток?.. – Дождь ищет своим водам сток!
Макушка лета Ещё июль, Ещё средина лета, Ещё в цвету шиповник И повсюду Летает белый тополиный пух, А дворник Уж метёлкою колючей Листву сметает жёлтую С асфальта, Качая поседевшей головой.
В лучах заката Байдарки и каноэ Скользили по реке. Но виделось иное Старушке в парике. Присев на пень берёзы, Она смотрела в старь... В лучах заката слёзы Блестели, как янтарь.
На празднике Нептуна Суетились русалочки в море, А Нептун всё стоял у воды И чертям, и пиратам на горе: Оставались они без еды. Затянулось веселье не в меру, Час обеденный минет вот-вот. Превратилась русалка в мегеру: «Нептуну, – закричала, – отвод! Он давно уже должен спуститься В свой секретный подводный чертог. Сколько могут русалки резвиться У его не замоченных ног?!» И тогда Главный Чёрт дотянулся До царёвой морской бороды, Поволок… Наш Нептун захлебнулся. Неспроста он боялся воды!
Юмор уже не нужен Вместе обед и ужин, Рядом стоят кровати. Но веет суровой стужей От покрывал на вате. Вместе обед и ужин, Только не слышно шуток. Юмор уже не нужен Любителям прибауток.
Наверное, надо уйти Смотрела она с тоской На фото его с другой. Ну что тут сказать ему?.. Пожалуй, слова ни к чему. Наверное, надо уйти, Да трудно с ребёнком в пути. К какой ей готовиться доле? Смешенье тревоги и боли Наполнило очи слезами, И сердце шепнуло: «К маме!» Открыла она сберкнижку… Вздохнув, разбудила сынишку, Одела его – и устала. Записку писать не стала.
Словно чашки бьются… Люди расстаются – Словно чашки бьются, Колются на части… Может, это к счастью? Люди расстаются – Горько слёзы льются. Может быть, в прощенье – К счастью возвращенье?
И душу жжёт… Стоит жарища зверская в июле – Как будто солнце сердится на нас. Неужто здесь когда-то ветры дули? Неужто ливень буйствовал не раз? В зелёных кронах – бронзовые пряди, Задернут серым синий свод небес, От едкой гари нет противоядий – В огне ползущем весь окрестный лес. И душу жжёт… Дрожащим влажным блеском Глаза мальчишки засветились вдруг. Он понял, видно: разрывают с треском Родные люди свой семейный круг.
Прости, дитя!.. Маленькому соседу по даче На бледном небе – серые озёра В пушистом обрамлении ресниц. Они полны печали и укора, И перед ними падаю я ниц. Прости, дитя, нас, непутёвых взрослых, За то, что не умеем мы любить. Прости жестокосердных нас и косных, Готовых всё с плеча всегда рубить. Я видела, как ты играл с собакой – Смеялся, гладил, за ухом чесал И вдруг приник к ней тихо и заплакал. Щенок тебя растерянно лизал.
Яблоня Посвящается Лиде Ляхиной Не яблонька, а Яблоня росла У нашего крылечка золотого. И яблок на ней было несть числа, И статью удивить могла любого. С годами не беднела, не старела, Ну кто подумать мог, не погрешив, Что сердце у неё уже сгорело От неизбывной щедрости души?.. И ветер был не ветер – так, ветришко, Он яблок вознамерился сорвать. Не попросил – тряхнул её, воришка. Бедняга не сумела устоять… Раскинув ветви по траве беспечной, Она, плоды стараясь не примять, Всё медлила уйти на отдых вечный, Чтоб мы успели дар её принять.
Стучат и стучат дожди От неба добра не жди. Стучат и стучат дожди, Льются ручьями мутными, Тревожат думами смутными. Тропку сухую отыщем ли, Если тучи над нами тыщами, Если нет никакого просвета, Если на солнце – вето?
Нагие дерева Не помню я такого листопада. Свернулись трубками пожухлые листы И на землю легли не так, как надо, Лишив сады осенней красоты. Опалены июльским солнцем жгучим, Не выдержали срока дерева И сбросили листву, решив, что лучше Им на ветру нагими горевать. Когда душа обнажена в страданье, Каким-то странным образом она Целительным дождём воспоминаний Быть может к жизни вновь возвращена.
Промозглая стынь Нагие деревья и жёлтые тропы, Унылое небо, промозглая стынь. В душе, словно смерч, поднимается ропот, Но я говорю себе: «Тихо! Остынь!» Когда у природы кончаются силы, Ей самое время забыться во сне. Как слёзы усталости дождичек хилый, Но он ей поможет закутаться в снег.
Всему своя пора Зима пыталась в сентябре пробраться, Припорошила белым жёлтый сад – Хотела над землею постараться, Да выстрелила снегом невпопад. Земля теплом дохнула сокровенным – И растопила белый саван крон. Пришлось зиме попятиться мгновенно, Отправилась к циклонам на поклон: «Должна я отплатить за пораженье И осень за упрямство наказать. Прошу вас поддержать меня в движенье Вперёд – не вспять. Вперёд – не вспять!» Старейшина-циклон ей так ответил: «Не торопи нас выйти со двора! Ведь испокон так повелось на свете: Всему свой срок, всему своя пора!»
Белый след Белый голубь. Белая ворона. Белый конь девической мечты. Белые ромашки. Как корона, – Белый сполох свадебной фаты. Белые пелёнки. Белый мячик. Белых роз торжественный букет. Белокурый, белозубый мальчик… Белый след безжалостных ракет. Белая больничная палата. Белый лик застывшей красоты. Белое письмо военкомата. Белое безмолвье пустоты.
Таинственная сила Опять судьба… Вмешательство судьбы… Могучая таинственная сила Ни у кого согласья не спросила, А просто изменила темп ходьбы. Совсем недавно лестничные марши Он пролетал со скоростью комет. И вот уж силы сводятся на нет – Недостижима даже скорость баржи… Принять судьбу, вмешательство судьбы С достоинством, без страха и смятенья... Как обрести такое вот уменье И сделать это формою борьбы?..
Сумбурный сон Неясным сном меня смутила осень. Шёл дождь, как будто в летнюю жару, Меж туч виднелась явно неба просинь, И я шептала: «Нет, я не умру!» Костёр дымил, но под дождём не гаснул. Испечь картошки захотелось мне. Вдруг чей-то голос выкрикнул: «Опасно! Пекут картошку только при луне». И вскинула тогда я руки к небу – Луну хотелось мне поторопить. А голос снова: «Это просто небыль! Нельзя луну при солнце выводить!» В поту холодном тотчас я проснулась. И вправду дождик шлёпал за окном. Горячим лбом к стеклу я прикоснулась. Луна виднелась в небе голубом.
У старого фонтана Как в зеркало, мир смотрится в окно, И я любуюсь им, и мне не всё равно, Какой голубизной сияет небо, И как блистает одеянье Феба, И как в траве зажёгся одуванчик, И почему малыш забрался на диванчик У старого дворового фонтана, Струящего прохладу неустанно. Мир смотрится в окно – и я прощаюсь с ним, Бесхитростный ему слагая гимн. А впрочем, нет: прощаюсь я с собою. Не может жизнь быть вечною весною.
Будет солнце ещё! Дождь не дождь, взвесь не взвесь… Я и здесь, и не здесь. Дождь не дождь, жизнь не жизнь, Только Голос мне: «Ты держись, держись!» Только Голос мне: «Впереди просвет. Будет солнце ещё, будет свет!» Я, конечно, держусь – За компьютер сажусь... Вот уж чудится мне, Что я вновь на коне И несусь сквозь леса В край, где ждут чудеса, Где надеждам сполна Власть сбываться дана. Снег не снег, взвесь не взвесь, Я и здесь, и не здесь…
Когда б позвала меня снова дорога… Я думала – всё уже, кончился срок, Да только Всевышний мне снова помог. Стихами дохнул он ночною порой, Опять окружил меня детворой, Опять подарил тополиную вьюгу, Сказал комплименты от имени друга, Почувствовать дал мне тепло и участье… Что нужно ещё человеку для счастья? Вот разве чтоб сил было больше немного Да чтоб позвала меня снова дорога! Я видела много, но всё – не успела, Не добралась до земного предела. Не все океаны избороздила, Не слышала шёпота древнего Нила, Не поднималась по тропам Тибета – На новую жизнь оставляла всё это. А вдруг я, придя по второму заходу, В живых на Земле не застану природу?
КРУТОЕ ДРУЖЕСТВО ЛЮДЕЙ
Вечные следы Человек шагает по планете, Оставляя вечные следы. Он опутал Землю, словно сетью, Радугой искусственной среды. Семицветий этих переливы – Радости и горести Земли. Я тебе желаю быть счастливым, Чтобы люди после нас нашли На твоих житейских перекатах Волн и ветра чистый перезвон: «Он любил восходы и закаты, он дышал с Землею в унисон!»
Что звёзды люди Что звёзды люди: Горят и гаснут. Горят и гаснут, А свет идёт. Идёт он долго, Как письма с фронта От тех, которых Давно уж нет. Идёт он долго, Мрак разгоняя В душе и сердце Того, кто жив. Мрак разгоняя – И согревая! Такой мотив вот, Такой мотив…
Секрет счастья Мальчишка дорогой, расти! Расти хорошим – умным, чистым, смелым. Расти счастливым. А меня прости За то, что я не ведаю, как сделать, Чтоб стали неразлучны ты и счастье, Чтоб шла удача рядышком всегда, Чтоб находил ты помощь и участье, Когда вдруг объявляется беда. Один секрет, однако, мне известен: Того не поглотит лихая мгла, О ком известно, что он добр и честен, Что не стремится людям делать зла.
Взаимная нужда идёт по кругу Мы в жизни отдаём долги друг другу – Любовью, добротой, порою злом. Взаимная нужда идёт по кругу, И этот круг не выбросишь на слом. Потом приходит час, когда последний, Совсем последний долг пора отдать… Неважно, снег идёт ли, дождик летний, – Перед Ушедшим должно шапку снять.
Ностальгия Посвящается А. П. У Аннушки тонкая талия, Чёрными змейками локоны. Отец у неё в Италии И мама, конечно, около. Оставила дом и дочку, Но, право, не виновата: Потребовалось – и точка, Она жена дипломата. Как соловей-соловушка Аннушка ждёт лета. Болит у неё головушка Всю зиму только об этом. Звонки отзвенят последние, Закроются школьные рамы – У моря чужого летнего Увидится Аня с мамой. Ей будет тепло и нежно. Не сразу она заметит, Что солнце над побережьем Как-то не так светит. Не сразу у синей глади, Там, где шумит прибой, Подумает, в небо глядя: «Как тянет меня домой!» И вспомнит сосну высокую У входа в пришкольный сад, Прошитый насквозь осокою, Такой золотой в листопад. Вернувшись однажды с пляжа, Она не захочет есть И со слезами скажет: «Мне стало тоскливо здесь». Вздохнёт огорчённо мама, Отец позвонит врачу. Она повторит упрямо: «Я очень домой хочу!» Силёнки собрав, улыбнётся, Но будут глаза такие, Что доктор не ошибётся: У девушки ностальгия.
Твой мир Опять я нахожу тебя иной. Вчера ты наслаждалась тишиной, Рукой ласкала росную траву И говорила: «Этим я живу». Теперь твой мир – заполненный вокзал Или огромный танцевальный зал, Где забывают неба синеву, А слышу снова: «Этим я живу». Быть может, в том и мудрость бытия? Но как волнуют трели соловья!
Ты мне, а я тебе… Он делает добро – и ждёт оплаты. В ответ добра такого же он ждёт. И коль себе соратника найдёт, Меж ними возникают узы блата. «Ты мне, а я тебе…» – почти считалка: Партнёр выходит, а ему водить! Того, кто выгоду хотел добром купить, Вторым концом ударить может палка. И нет друзей, на помощь чтоб позвать, Когда беда такая приключится! Знать, для спасенья надо научиться Всем по цепи добро передавать.
Посылка Он позвонил ей и сказал, Что сумки тащит на вокзал: «Упаковала мать варенье, Грибы, различные соленья И, между прочим, твой пирог… Но поезд надо встретить в срок». «Во сколько?» – прозвучал ответ. «Да рано, доченька, чуть свет!» «О боже!» – девушка вздохнула. (При этом пса с досады пнула). «Придётся ночь опять не спать…» С тоской взглянула на кровать, За книжкой руку протянула И тут же в креслице уснула. Когда открылись вдруг глаза, Сияла неба бирюза, В зените солнышко висело. Она к посылке не успела…
Истовый Меня опять бросает в дрожь: Как ты живёшь, как ты живёшь?! Смешенье зла и холода… А тело твоё молодо, И сердце в тебе южное. Откуда ж поступь вьюжная? Идёшь – крупой колючею Швыряешь в лица лучшие, Дыханием карательным Бьёшь по рукам старательным. Весь белыми сугробами, Как белыми надгробьями, Печальными и льдистыми Отмечен путь твой истовый. Нет, не сужу я, не сужу! Я просто с ужасом гляжу.
Драма под липкою Нежданным ударом судьбы огорошенная, Всеми забытая и позаброшенная, Жалела себя она, сидя под липкою, И утешала надеждою хлипкою: «Вот дочке сказать бы, что так не годится, Вот шлёпнуть её бы по ягодице, – Она бы, наверное, вмиг изменилась И перед мамой своей повинилась…» Не знала она, что от дочери к маме Дорогу не вымостить просто шлепками.
Кризис души О Вознесенском спорят, как о Боге: Что он такое – благо или зло? А ты всё тянешь свой рефрен убогий: «Да что там, – парню просто повезло!» Девчонка задыхается от счастья, Взметнулись руки, словно два крыла. А ты смеёшься: «Баба в нашей власти, Какая бы она там ни была!» Над голенастым бором проплывают, Причудливо меняясь, облака. Они тебя с собою зазывают – Ты дремлешь, опьянев слегка… Какую бы найти в природе силу, Какой водой тебя бы окропить, Чтоб у небес прощенья попросила Твоя душа, посмевшая не быть?..
Пустеет мир… Пустеет мир. Друзей улыбки Всё чаще только в памяти живут. А там они расплывчаты и зыбки, На разговор душевный не зовут. Пустеет мир – и поступь нашей жизни Недавнюю теряет красоту. Шагаем мы теперь от тризны к тризне, Слезами поливая пустоту.
Надо силы в себе найти Я устала от пьедестала, На который нечаянно встала. Не сама – меня водрузили, Как в рентгеновский луч погрузили. Не могу я смеяться и плакать На глазах незнакомых людей. Не могу с удивлением ахать В миг рожденья желанных идей. Заморожена пьедесталом, На себя не похожа я стала. Надо силы в себе найти, Надо силы в себе найти, Надо силы в себе найти И на землю опять сойти.
Исповедь Господи всевидящий, прости, Что порой сбивалась я с пути, Что гналась за призраками муз, Знала и гордыни терпкий вкус, Завистью страдала иногда. Как-то раз, когда пришла беда, Предъявила счёт своей судьбе – Усомнилась, Господи, в тебе. Опускалась до неправды я. Нагрешила много дочь твоя… Господи всевидящий, прости! Дай мне искупить вину в пути, Что ещё остался у меня. До последнего стараться буду дня Всей своей душою, всем нутром Оплатить грехи мои добром.
Прозрение Тяжело потерять. Тяжело расставаться. Тяжело не достичь. Тяжело не успеть. Но ещё тяжелее – Не сомневаться, Наперёд это чувствовать, Наперёд это знать: Предстоит потерять, Предстоит расставаться, Предстоит не достичь, Предстоит не успеть. Да, ещё тяжелее – Не сомневаться, Если время настало прозреть.
Превыше славы и наград Я синим пламенем горела Не раз, когда успеть хотела. Подозреваю, что и впредь Ещё случится мне гореть. Низвергнута была любовью И ею же вознесена, Всегда склонялась перед новью – В ней мне мерещилась весна. Но дорожила во сто крат Превыше славы и наград Свободой мысли, духа, дела – И в том, пожалуй, преуспела.
Узы братства Друзьям из юности скажу: Я нашим братством дорожу И вот уже полсотни лет Храню в душе тот добрый свет, Которым нас седой Урал В семью единую собрал. Летят года, мелькают дни. Меняют ценности они. Но узы братства разорвать Им не под силу. Исполать В век искорёженных идей Святому дружеству людей!
ШОРОХИ ЛЕСА
Желанный подарок Мне выпало снова увидеть мой лес – Кроны деревьев на фоне небес, Белок, снующих в ветвях налегке, Изгибы тропинок, бегущих к реке… Спасибо, судьба, за желанный подарок – Он греет мне душу своей красотой И, словно коллекция редкостных марок, Зовёт в путь-дорогу за новой мечтой.
Терем солнца Колдунья осень золото резное Небрежно разбросала по земле, Одела клёны в платье расписное, А терем солнца – спрятала во мгле. И вот уже ни блеска, ни сверканья, Всё небо в тучах, сеются дожди, А греет лишь одно напоминанье: Свиданье с солнцем будет впереди.
Звуки ландышевых песен Странно, – ландыши в лесу Вдоль тропы, где ходят люди. Колокольцы на весу Ткут мелодию прелюдий. Сойка смолкла. Видно, к ней Звуки ландышевых песен Просочились меж ветвей, Устремляясь к поднебесью. Голоса моих лесов Долетают до Вселенной То дыханием цветов, То руладой птиц нетленной.
Ельник Пахнет осенью в лесу. Прелый лист слегка дурманит. Ельник, пестуя красу, Всё зовёт к себе, всё манит. Забредёшь в его шатёр – И под сенью лап еловых Вдруг затеплится костёр Новых чувств и мыслей новых. Ворона Лес уже почти осенний, С рыжим шорохом листвы. И не слышно песнопений Пролетающей братвы. Только каркнула ворона. Видно, нужно ей узнать, Почему желтеет крона, Почему дожди опять. Ей, вороне, очень важно Подготовиться к зиме, Пережить её отважно... Впрочем, так же, как и мне!
В преддверии грозы Мне что-то щебетнула пташка, Запутавшись в малиновых кустах, И я в который раз дала промашку: Открыла ей, что было на устах. Садилось солнце. Ветер притомился. Затихло всё в преддверии грозы. И вдруг на ветке птенчик появился. Блестели глазки, словно две слезы. «Запомни, он теперь твоя забота, – Малиновка пропела из кустов. – Храни его, чтоб не случилось что-то. Немало ведь на свете подлецов». Какая непосильная задача! «Чем я могу помочь тебе, птенец?» – Спросила у него я, чуть не плача: Мне чудился трагический конец. Тут грянул гром. Порывом сильным ветра Птенца тряхнуло, будто на коне. Взмахнул он крыльями из серенького фетра И прыгнул вдруг за пазуху ко мне.
В гости к лесу В гости к лесу я ходила ввечеру. Пошумел чуть-чуть он на ветру И затих, как будто бы уснул. А потом – объятья распахнул. Угостил меня малиной старый лес, Показал мне ели до небес, Дал услышать трепет птичьих крыл – Тайну счастья щедро приоткрыл.
Старые сосны Старые сосны, сколько вам лет? Прочесть невозможно оставленный след: Он еле заметен в скрещенье ветвей, Поломанных бурями прожитых дней…
Кузнечиков – и то не слышно Сегодня я попала в тишину. Запуталось в еловых лапах солнце, И оказался свет его в плену – Блестит слезой сквозь малые оконца. Всё гуще, всё плотнее тишина. Кузнечиков в траве и то не слышно. Во всём лесу как будто я одна, И шорох мыслей кажется тут лишним.
Грусть Птица хотела мне что-то сказать – Долго скакала вокруг. Видно, с наказом привет передать Отправил её ко мне друг. В далёком краю – в высоком краю – Среди незнакомых теней Он вспомнил земную подругу свою И загрустил о ней.
Медуньей пахнут лопухи Здесь запахи совсем другие: Вода – осенние духи, Кусты – как яблоки сухие, Медуньей пахнут лопухи. Здесь запахи совсем другие. И звуки здесь совсем не те! Нас радует в лесу стихия – Не суп, кипящий на плите.
Кошка и карапуз Беременная кошка по дороге С достоинством несёт обвисший груз. Вдруг неожиданно и прямо ей под ноги Выскакивает чей-то карапуз. У кошки шёрстка сразу дыбом встала. Малыш заплакал – слёзы будто град. И кошке, видно, жалко его стало – Мяукнула, да как-то невпопад. Совсем перепугался бедолага, А у неё – растерянность в глазах, Хвостом ему махнула, словно флагом… И вмиг пропал куда-то детский страх!
Знает каждая букашка Просвистела что-то пташка. Улетела – не видать! Знает каждая букашка Про лесную благодать. Странным образом у леса Есть привет и для меня. Он внимает с интересом Мыслям вслух про злобу дня. В нашей дружбе многолетней Нет корысти никакой. Жаль, что краток отдых летний, Долог зимний непокой.
Тревога То ли белка, то ли кошка – Рыжий хвост среди кустов. Затревожилось немножко Население листов: Осы вылетели роем, Комарьё метнулось прочь, Муравьи спустились строем, Слабым пробуют помочь. Только белка или кошка Им бедою не грозит: Что для белки просто мошка! Напугал их мой визит. Опасаться человека От утра и до утра Привыкает век за веком Птица, зверь и мошкара.
Лесное монисто До свиданья, мой лес, до свиданья! Доведётся ли встретиться вновь? Может, час этот выпал прощаньем?.. Ты к разлуке меня подготовь. Подари мне на память монисто Из бесценной лесной чепухи. Видишь, – ветер сегодня неистов, Разноцветной нарвёт шелухи. Собери её в нитку живицей, На прощание мне протяни – И запомни меня девицей, Пережившей счастливые дни.
Час заката Опустили иглы ели, Листья лип к ветвям припали. Ветер дышит еле-еле. Сойки плакать перестали. Тихо-тихо в час заката – Будто дремлет всё кругом. И прикрылось виновато Небо розовым платком.
ОТКРОВЕНИЯ
Кардиограмма души Здесь нет изысков и новаций. Не для торжественных оваций Писала эти строки я. В них – жизнь прошедшая моя, В них – достоверная до грамма Моей души кардиограмма. Родословная Говорят, я польской крови. Но у сердца – русский ритм. Не родные мне панове: Я дитя российских битв.
Из ничего Нет удивительней уменья, Чем создавать из ничего. Ума и рук твоих творенья Есть проявления Его.
Зов любви Любовь – что лодка у причала: Она манит к себе, зовёт, Чтоб жизни новой дать начало Для тех, кто зова её ждёт.
Сказочный мир Дорожка усыпана звёздами листьев, Как будто ведёт она в сказочный мир, И грозди рябины над нею повисли, Оранжевой краской забрызгав эфир.
Сосна Скрипит, как будто жалуясь, сосна. Ей, видно, так неможется, так больно, Что даже в тишине ей не до сна, И скрип как стон рождается невольно.
Милости природы Смешались звуки городские С мелодикой лесной молвы... Как видно, радости людские Природы милостью живы.
Волшебный воздух Волшебный воздух леса Наполнен силой трав. Он победитель бесов, Он знатный костоправ. Он сердцу возвращает Нормальный перестук И в праздник превращает Обыденный досуг.
Небо Где бы ни был ты, где бы не был, Над тобою раскинется небо. Над тобою раскинется небо – Позовёт туда, где ты не был.
Вершины елей На синем небе кисточкой рифлёной Художник юный отбивал чечётку. На синем небе краскою зелёной Вершины елей высветились чётко.
Новый мираж Кто сказал, что любовь уходит? Кто сказал, что любовь кончается? Когда в мире весна забродит, Она в новый мираж воплощается. Добрые следы Мы уходим, и уходим навсегда. Не вернуться нам на Землю никогда. Живы будем для неё и я, и ты, Если добрые оставили следы.
______________________________________ ©️ Лазутина Галина Викторовна, Издательство Аспект-Пресс |
       
|
