Продолжение публикаций, начатых в №№ 9 [377] 1.11.2020, 1 [379] 1.01.2021, 4 [382] 1.04.2021, 6 [384] 1.06.2021, 8 [386] 1.08.2021, 12 [390], 7.12.2021, 4 [394] 7.04.2022, 5 [395] 5.05.2022, 6 [396] 5.06.2022, 7 [397] 5.07.2022, 8 [398 ] 1.08.2022, 9 [399] 5.09.2022.

Другие мои материалы о Зелинском см. в №№ 8 [281] 10.07.2014, 9 [282] 05.08.2014, 13 [301] 10.11.2015, 6 [339] 30.05.2018.

Для удобства поиска и чтения предлагаем адрес авторской странички О. А. Лукьянченко в журнале relga.ru с активным перечнем упомянутых публикаций.

 Январем 1927 года датировано авторское предисловие к долгожданному третьему тому «Религий античного мира», озаглавленному «Эллинизм и иудаизм» (по-русски автор пишет последнее слово так: юдаизм; мы будем придерживаться общепринятого написания). 

Параллельно в том же месяце появляется в Брюсселе статья на французском, в основу которой лег недавний доклад в тамошнем университете. О реакции на доклад говорилось в письме Вяч. Иванову от 30 ноября минувшего года (см. наш предыдущий очерк). Заглавие статьи в русском переводе выглядит так: «Император Клавдий и идея мирового господства евреев».  

Польская версия статьи обнаружится в февральском номере журнала «Пшеглёнд Историчны» под укороченным названием: «Император Клавдий и евреи». 

Третий том выйдет в свет двумя частями: первая – весной, вторая – осенью, но уже и весенней окажется достаточно, чтобы, вкупе с вышеназванными публикациями, вызвать глухие громовые раскаты.  

Но это случится позднее, а пока – в ставшем традиционным рождественском послании Вячеславу Иванову – по поводу книги говорится лишь, что ее печатанье прервалось из-за неожиданной («как снег на голову») забастовки, главной же темой становится намеченная на март поездка в Италию: 

Варшава 5 января 1927

Дорогой Вячеслав Иванович.

Отправил Вам 23 декабря открытку с принципиальным согласием на павийские гастроли, а теперь пишу о том же и письмо. Эти гастроли устраивали бы меня между прочим и в том отношении, что дали бы мне право 1) просить об отпуске уже с начала марта (предполагая, что лекции состоялись бы именно в первой неделе этого месяца), 2) получить паспорт для себя бесплатный, а 3) для Вероники льготный (т. е. за 90 злотых вместо 500). У нас власти особенно чутки на всякого рода приглашения за границу, видя в них знаки почета не только для приглашаемого, но и для польской науки вообще. Но именно поэтому было бы желательно – так как хлопоты о паспортах надо начинать заблаговременно – иметь в недалеком будущем нечто определенное и более или менее официальное. 

Прервем цитирование, чтобы разобраться: о каких таких «гастролях» идет речь. С лета минувшего 1926 года после долгих скитаний Вяч. Иванов нашел приют в старинном городке Павия, в 35 километрах к югу от Милана, где преподавал иностранные языки студентам привилегированного католического учебного заведения, именовавшегося Колледжио Борромео. Там он получил полный пансион и небольшое жалованье. Руководство Колледжио Борромео отнеслось к русскому ученому и поэту с большим пиететом. Через посредство старого друга Зелинский и получил приглашение выступить в Павии с лекциями.

В качестве кратенькой справки об упомянутом месте продемонстрирую начальную из шести главок очерка Зелинского, написанного под впечатлением поездки и опубликованного в журнале «Тыгодник Иллюстрованы» 30 июля (перевод мой).

«Мы живем в эпоху низвержения монархов. Их судьбы у одних людей вызывают сочувствие, у других неприязнь, в зависимости от их политической позиции, но ничто не препятствует нашему сочувствию там, где речь идет о низвергнутых столицах. Следы былого величия при сравнении их с нынешним скромным положением трогают сердце каждого, пробуждая в нем то элегическое настроение, которое выражено известной фразой: sic transit gloria mundi.

Не все знают, что к числу низвергнутых столиц принадлежит и ломбардская Павия-на-Тицине, а ведь был немалый период времени, когда ее называли «вторым Римом». Очевидно, что называть ее так могли лишь тогда, когда первый, исконный Рим уже утратил свое политическое и культурное значение, а значит, не в античные времена. А тогда Тицин – так именовался город по реке, на которой стоял, – был заурядным «муниципием», чьи жители занимались главным образом торговлей. Свое значение город приобрел благодаря выгодному положению на «голубом Тицине», важнейшей реке всей Транспадании, и не лишен знаменательности тот факт, что единственным памятником римского владычества, который сохранила Павия, остался именно ее мост, «старый мост» (ponte vecchio). Впрочем, римскими остались у него лишь опоры, сам же мост был обновлен в XIV веке, накануне перехода Павии под власть Милана, о чем будет еще сказано. Он и сейчас представляет собой достаточно оживленное место, но путешественнику интересен прежде всего открывающимся с него прекрасным видом на город с его зданиями, башнями и великолепным кафедральным собором». 

Но мы забежали на полгода вперед, а пока «гастроли» еще только планируются, и Зелинский обсуждает их практическую сторону в письме тому же адресату от 9 февраля: 

Дорогой Вячеслав Иванович.

Письмо с приглашением от Ваккари я получил и уже ответил согласием. Условия, конечно, не так хороши, как в прошлом году в Голландии и Оксфорде, но это меня не смущает. Хотелось бы условиться относительно срока: 1 марта – martedi grasso, 2-го (по-нашему) – popieliec (в Павии не празднуют carnevalone?) Нельзя ли в четверг, 3-го? 

Тут, вероятно, нужно пояснить, что итальянский martedi grasso («жирный вторник») это последний день недели карнавала, соответствующей нашей масленичной, а польский popieliec это «пепельная среда», первый день великого поста. Имя же Ваккари принадлежит профессору Павийского университета и по совместительству мэру городка, по-средневековому именуемому «подестой».

Выступить «гастролер» собирается с двумя лекциями: «Развитие морали от Гомера до Христа» и «Крестьянин в польской литературе». Первую из них он подготовил для намеченного на апрель Парижского конгресса по истории христианства, посвященного 70-летию французского ученого-религиоведа Альфреда Луази. Но в Павии Зелинский хочет представить свой материал шире, чем на будущем конгрессе, о чем и сообщает Вяч. Иванову: 

Что касается моей лекции, то она уже потому не может совпадать с парижской, что там в моем распоряжении всего 20 минут, а в Павии – целый час. Тоже и центр тяжести другой, почему и заглавие изменено: там, согласно цели съезда, она покоится на христианстве, здесь же на эллинизме. Но разумеется, мне было удобнее прочесть эту лекцию по-французски. Зато вторую лекцию мне хотелось бы прочесть по следующим причинам: 1) в своих прошениях я говорил о своем приглашении на лекции, а не на лекцию; 2) эту я мог бы прочесть по-итальянски и 3) она, ей-Богу, очень хороша. Но я хотел бы ее прочесть даром – думаю, что это затруднений не встретит…

Еще относительно продолжительности нашего пребывания в Павии: раз нам предлагают гостеприимство, то это – вопрос деликатный. Более трех дней мы все равно оставаться не можем, но меньше тоже не хотелось бы. Так как один день пришлось бы посвятить на осмотр Чертозы, которой я еще не видел. Все же я просил бы Вас, не говоря об этих моих предположениях, прозондировать дона Леопольдо (Леопольдо Рибольди, ректор Колледжио Борромео, священник. – О. Л.), как он это себе представляет.

В последнем абзаце поражает не столько деликатность, сколько неиссякаемая любознательность 67-летнего профессора. Италия известна ему с юности, исхожена и изъезжена вдоль и поперек, но Чертозы (Павийского картезианского монастыря, находящегося в 8 километрах по дороге на Милан) он еще не видел – значит, увидеть нужно непременно: ведь общепризнанно, что именно Павийская обитель самая примечательная из всех и славится выдающимися произведениями живописи и ваяния. 

Внутренний двор Чертозы (современный вид)

 

В конце письма Зелинский делится сегодняшними ожиданиями и переживаниями:  

Статью о страхе иудейском жду со дня на день; пошлю Вам немедленно по получении, чтобы Вы могли убедиться, до чего эти господа обидчивы. Я, как Вы знаете, ничуть не антисемит, но тут я сказал себе: Judaeum rege, qui nisi paret, imperat [Управляй евреем, который, если не повинуется, властвует лат. – измененная цитата из Горация]. И не дай Бог нам этого imperium! [властвования]

«Эллинизм и юдаизм» выйдет в двух частях; первая уже напечатана и брошюруется, но со второй что-то похоже выйдет проволочка. 

Вот и все, пока. О дне приезда, конечно, дам Вам знать; думаем проехать прямо в Павию. Сердечное спасибо за удачное сватовство и привет! Ваш всегдашний Ф. Зелинский. Дочь кланяется.  

Павийские гастроли прошли с 3 по 5 марта и завершились полным триумфом лектора, о чем сохранилось свидетельство одного из слушателей – знаменитого в дореволюционной России писателя и журналиста Александра Амфитеатрова, которое было напечатано 3 апреля в русскоязычной варшавской газете «За свободу»: 

«В итальянской глуши, где я живу, крестьянских праздников так много, что, при желании, право, кажется, люди, если бы не опасались несколько умереть с голода, имели бы законное основание ничего не делать 365 дней в году простом и 366 в високосном.

Некоторые счастливцы так и поступают. Зато праздника на своей интеллигентской улице и того, что Манилов называл «именинами сердца», здесь не каждый год дождешься. Природы – хоть торговать, а людей – не видать. Ну вот, и выпал мне праздник «именин сердца». Заехал к нам в Леванто профессор Тадеуш Зелинский и пробыл три дня. Зелинский приехал из Павии, куда был приглашен по инициативе местного подеста и профессора университета, синьора Ваккари, и итальянского посланника в Польше, синьора Майони, прочитать две лекции.

Одну он читал по-итальянски, другую по-французски. Темами взял: для одной, по своей специальности историка античной культуры, – «Развитие морали от Гомера до Христа», для другой – «Польский крестьянин в литературе». Эта вторая лекция – извлечение из читанной им ранее в Оксфорде на английском языке, а в Германии и Голландии на немецком. Прием профессору в Павии был торжественный и радушный, а успех лекций превзошел ожидания самого лектора. Он был изумлен уменьем живой и бойкой итальянской молодежи слушать долгую серьезную речь с вниманием, которое нельзя назвать иначе, как благоговейным.

Вообще, два-три дня, проведенные им в павийском Колледжо (студенческом общежитии), Зелинский причисляет к приятнейшим в своем ученом скитальчестве». 

Как следует из приведенного текста, по пути в Рим Зелинские три дня провели в Леванто, в гостях у автора; в «вечный город» прибыли 13 числа. А 17-го Зелинский извещает письмом Вяч. Иванова: 

Вчера дочь была у Вашей дочери и принесла мне 3 номера Popolo с отчетами о моих лекциях, составленными д. Рибольди. Спасибо Вам за Ваше милое внимание (я собирался Вас об этом просить, но не успел),  а д. Рибольди прошу поблагодарить за это новое доказательство его любезного  ко мне отношения; я бы сделал это и сам, но благодарственное письмо от меня он уже получил, а чересчур намасливать кашу тоже не годится…

Здесь мы уже пятый день; намерены пробыть до конца месяца, а затем этапами отправиться в Париж…

И еще предвидится conferenza в Circolo di Roma, там где и Вы читали в прошлом году (см. мой предыдущий очерк. – О. Л.). Темой послужит, конечно, мой всегдашний contadino [крестьянин ит.]: так как Рим им еще не наслаждался, то ничто не мешает его использовать. Погода чудная, но холод собачий, особенно в нашей комнате, которая ни солнца, ни благодатных calorifero не знает: пишу Вам, а руки так и дрожат. .. 

Вы по собственному опыту знаете, как Рим затягивает человека, тем более когда кроме памятников еще и работа, и масса знакомых... 

Перед отъездом Зелинский отправляет коротенькое сообщение Стефану Сребрному: 

Март-шалун с его капризами заканчивается, а вместе с ним, к сожалению, и наше пребывание в Риме. Сделать много не удалось. Работал главным образом над религией Римской республики. Надеюсь, однако, что осенью удастся вернуться. Возобновил отношения  с немцами (имеется в виду Германский археологический институт, находившийся в Риме. – О. Л.), даже прочитал у них лекцию – а сегодня у меня лекция для итальянцев – по-итальянски. Слава Богу, мы оба здоровы. 

Из Рима Зелинские отправляются в Париж, но не прямым, а довольно витиеватым маршрутом, или, как это обозначил сам Зелинский, «этапами». В прошлом году гостеванье у Феликса не состоялось, и теперь требуется наверстать упущенное – впереди Мюнхен и Шондорф. Но до того остановка в Ульме, откуда отец 7 апреля посылает забавную открытку 13-летней дочери в трудовую артель Пеньки Полоцкого округа Белоруссии: 

Дорогая моя Адочка. Вот пища твоему остроумию: разгадать эту картинку! При этом надо тебе знать, что воробей с соломинкой – герб Ульма и что его жители пользуются славой пошехонцев.

Пиши. Целую тебя. Твой папа. 

Конгресс историков христианства в Париже состоялся с 19 по 22 апреля. Профессор Зелинский был на нем главой польской делегации, а также выступил с докладом La morale chretienne troisieme morale de l’antiquite. [Христианская мораль – третья мораль античности]. Доклад имел большой успех.

А после конгресса – новые странствия. Тем временем в Варшаве начинается пристальное чтение вышедшей в отсутствие автора первой части третьего тома.

Вернувшись домой, Зелинский сразу попадает в грозовую атмосферу, вызванную реакцией некоторых читателей новой книги. Он еще полон впечатлениями от поездки, а приходится срочно переключаться на повседневные дела, да еще на фоне разгорающегося скандала. Обо все этом он доверительно рассказывает в письме Вяч. Иванову от 27 мая: 

Здесь мы уже доживаем третью неделю; впечатлений было так много, что даже хотелось бы завалиться и отдохнуть – да не дают. Под Мюнхеном у сына – Париж с его съездом – Jena, где мой старый учитель Гец – Прага с ее красотой и друзьями в четырех лагерях – Брно и моя там лекция с его радушием – наконец Гольдберг в Силезии с проживающим там моим единственным университетским другом – Вы видите, какая смена самых разнообразных переживаний. А отдохнуть не дают здесь не только университетские и прочие дела – появившийся I том моего “Hellenizm a judaizm” поднял на ноги против меня всю здешнюю juiverie. Недовольны, что эллинизм оказался лучше иудаизма. Да так окрысились, что, как доложил один мой коллега, даже готовы меня убить. Ну, убить не убить, но в печати мне от них достанется и отчасти уже досталось. Авось, однако, Бог не выдаст. 

В письме Зелинский умалчивает еще об одном малоприятном событии майских дней. В первом номере «Квартальника Классичного», журнала, популяризирующего классическую филологию, была помещена его пятистраничная статеечка «Несколько замечаний о классическом образовании». Там он вспоминал о том, как четверть века назад в Петербурге проходила кампания по ограничению классического образования в российских гимназиях, во главе которой стоял недруг Зелинского математик Сонин, председатель Ученого комитета Министерства народного просвещения. Одним из доводов его была ссылка на то, что Норвегия полностью избавилась от классической школы.

«Тогда я ответил ему, – цитирую Зелинского, – что случилось это совсем недавно, и неизвестно, к какому приведет результату. Об этих результатах поведал мне три года назад на съезде историков в Брюсселе профессор университета Христиании (прежнее название норвежской столицы. – О. Л.) Эйтрем: они оказались плачевными, и теперь в Норвегии заново создаются классические школы. Так не лучше ли, не практичнее было бы сохранять то, что имеется, чем впоследствии восстанавливать разрушенное?»

Теперь та же история повторилась в Польше. Варшавское радио 9 и 16 мая предоставило микрофон математику (опять математику!) Ярошинскому, резко выступившему против коренных положений статьи Зелинского. Мы не знаем, имелась ли какая-то связь между этой «звучащей» критикой и реакцией на выход третьего тома, но как бы там ни было, Зелинского заслушали на публичном заседании Польской Академии Наук, состоявшемся 11 июня в Кракове, с его парижским докладом. Судя по дальнейшим событиям, и тут итогом стало нечто подобное тому, о чем вспомнил Зелинский в заключительной сноске к «Нескольким замечаниям…». Когда, вопреки критике Сонина, Журнал Министерства народного просвещения опубликовал «Лекции…» Зелинского «Древний мир и мы, переиздающиеся и в наши дни на многих языках, произошло следующее. Дальше перевожу окончание упомянутой сноски: «Тогдашний председатель Ученого комитета, академик Сонин (о котором говорилось выше) был возмущен. Как это редакция министерского журнала публикует работу, тенденция которой противоречит тенденции самого Министерства? Однако получил от редактора, известного профессора Е. Радлова, краткий ответ: «Работы проф. Зелинского цензуре не подлежат».

Так было в «царской» России в 1903 году». 

Так остается и в Речи Посполитой. Что, разумеется, не мешает жесткой критике его работ. Третий том – самое яркое тому подтверждение. В ближайшие месяцы и годы вокруг него образуется своего рода «антизелинскиада», которую составят не только полемические разборы в периодике, но и отдельные книги. Однако тема эта требует особого исследования и в мою задачу скромного биографа не входит. Замечу лишь, что русский перевод «Эллинизма и иудаизма» выпущен петербургским издательством «Квадривиум» в 2015 году и общедоступен, так что каждый может составить свое мнение. А мою развернутую рецензию на полный свод всех 6 томов «Религий античного мира» можно прочитать в Релге № 12 [390], 7.12.2021. 

Теперь вернемся в год 1927-й. Осенью, как и было намечено, Зелинских снова встречает Рим, о чем в частности свидетельствует открытка, посланная младшей дочери: 

Дорогая моя Адочка. Только что сюда приехал и тебе пишу первой. Застал почту из Варшавы, но, к сожалению, от вас ни строки. Таким образом, не знаю, получили ли вы деньги, которые я вам выслал из Варшавы 18 августа – этим откладывается высылка следующих. Здесь останусь до 14 октября. Адрес: Roma, Via Botteghe Oscure 15. Жив-здоров, жара страшная. Целую вас всех. Твой папа.

А после Рима Зелинского ждет очередной съезд Федерации интеллектуальных союзов, поставившей себе цель напоминать людям о добытом предками  (т. е. античностью) идеале гуманности. На этот раз съезд проходил в двух городах Германии – Гейдельберге 19–20-го и Франкфурте 21–22 октября.

Открытку с изображением Гейдельберга отец пошлет младшей дочери уже из Варшавы, 13 ноября: 

Дорогая моя Адочка. Таким именно нам показали этот замок на банкете 20 октября, который город устроил в нашу честь. Видишь, как радушно нас принимали. Описание этой иллюминации ты тоже нашла бы в моей книге, о которой я писал твоей сестрице. А разгадала ты картинку, которую я давно посылал тебе из Ульма?..

Точного ответа на этот вопрос мы не знаем. А книга, о которой упоминает отец Адочки, это первый том цикла «Из жизни идей», куда включен красочный очерк о Гейдельберге, написанный еще в 1900 году. После нынешней поездки очерк будет дополнен заключительной главкой и в обновленном виде помещен в знакомом нам «Тыгоднике Иллюстрованом». Но это случится уже в 1928 году.  

Возвращение в Варшаву, так же как и весной, происходило «этапами», и теперь их стало даже больше, чем на весеннем пути из Рима в Париж. В письме Вяч. Иванову из Варшавы от 16 ноября Зелинский перечислит их все: 

Мы вот уже три недели как здесь. Покинув Рим, провели пару дней под Мюнхеном у сына. Потом махнули на съезд в Гейдельберг и Франкфурт. Было хорошо, даже слишком хорошо: четырех дней было мало для этой массы новых и приятных впечатлений. Немцы обоих городов по части гостеприимства постояли за себя: погода тоже до последнего дня благоприятствовала. Вернулись сюда очарованные…

Зато здесь как белки в колесе, особенно я. Университетские занятия, собственная работа, юбилеи коллег (три почти сразу) и корреспонденция, и т. д. Сегодня устраиваем маленький вечер в честь неожиданно приехавшей Н. А. Бучинской (Тэффи). Из-за моего «Эллинизма и юдаизма» разгорелся спор на славу: сам я в нем участия не принимаю, но Краковский университет пригласил меня прочесть 3 декабря лекцию на эту тему. На 10 декабря приглашают в Берлин, прочесть о чем угодно, только бы было интересно… 

Как видим, до самого конца уходящего года Зелинский остается постоянно востребованным.

Не менее насыщенным обещает быть и наступающий год, в котором «передвижений предстоит немало». О них, надеюсь, мы узнаем из следующего очерка.

________________________

© Лукьянченко Олег Алексеевич