Поезд из Милана в Вену приходил совсем поздно.
     Из вагона 2-го класса вместе с остальными пассажирами, державшими в руках свои многочисленные потертые саквояжи, сошла женщина, скромно одетая и ничем не выделявшаяся из толпы прибывших. Несмотря на свое простенькое платье и чуть поношенную шляпку, она выглядела весьма привлекательной. Ее лицо имело правильные черты, а фигура сохранила остатки былой прелести. 
    Женщину сложно было назвать красавицей. В ней не было изысканной или ослепительной яркости, присущей всем истинным аристократкам, чей внешний вид манил без устали, создавая незримый ореол флера, проникавшего в души многих мужчин. Но даже при быстро брошенном взгляде можно было отметить аристократизм манер этой женщины и ее упругую походку, присущую дамам исключительно благородным и знатным.
     Женщина подошла к одному из экипажей, дожидавшихся прибывавших пассажиров у главного венского вокзала, и назвала адрес. Кучер ленно кивнул в знак согласия и уже через несколько мгновений старенькая карета увозила ее в самый центр Вены – города с яркой иллюминацией и искрящимися витринами, где круглые сутки не замолкала веселая непринужденная музыка. Вся здешняя жизнь создавала вечный праздник – благодаря маленьким оркестрикам, заполнявшим всё окружающее пространство и радовавших  своими польками и фокстротами всех проходящих мимо прохожих.
     Карета между тем свернула на небольшую  улочку, протянувшуюся совсем недалеко от венской ратуши, и остановилась. Женщина тотчас расплатилась с извозчиком и, бросив мимолетный взгляд на четырехэтажный мрачноватый дом, что вырос перед ней, нырнула в парадный подъезд.
     Женщину звали Джульетта Гвиччарди и направлялась она к Людвигу ван Бетховену, жившему с этом доме – в маленькой квартирке на последнем этаже.

2.
       Еще недавно она и не думала, что когда-либо увидится с ним.
     Они расстались двадцать лет назад. Незадолго до этого момента Джульетта окончательно поняла, что Бетховен смертельно надоел ей. Он и впрямь с каждым месяцем становился всё более несносным: капризным, ворчливым, а иногда готовым впасть чуть ли не в ярость по самым ничтожным пустякам. Правда, такое состояние у Бетховена всякий раз продолжалось недолго, но Джульетте было достаточно и этих коротких отрезков времени, чтобы ощутить бессмысленность жизни, окружавшей ее.
     Бетховена одолевала глухота. Он всё более ощущал ее страшное присутствие, подчинявшее себе всё и вся уже несколько лет. Но в последний год болезнь зримо давала знать о себе, и у Бетховена начались мучительные и выворачивавшие всю изнанку головные боли, а вместе с ними к нему пришла и ярко выраженная раздражительность, стремительно менявшая его характер.
     Людвиг и в молодости не отличался светскостью манер, а сейчас и вовсе стал невыносимым. И то, что еще недавно Джульетта прощала ему, сегодня совсем сковывало ее сознание становилось невозможным. Она вдруг ощутила, что рядом с ней не тот, кого она еще недавно боготворила, но чуть ли не старик, полный яростного безрассудства, становившегося преградой для формирования любых отношений. «Боже, – думала про себя Джульетта, – это становится невыносимым.
     Досада и впрямь невероятно разъедала ее, и тогда Джульетте становилось невыносимо жалко себя. Но разделить эти чувства с Бетховеном она не могла, тот попросту перестал воспринимать ее, рвал и метал в ее адрес по любому незначительному поводу.
     Усиливающаяся глухота Бетховена привела и к тому, что он совсем перестал обращать внимание на свой внешний вид.

Людвигу в ту пору не было еще и сорока. Но он мог по прошествии нескольких дней так и не сменить белья. Забывал вовремя умыться, считая это лишним для себя, и мог просидеть в своем выцветшем от времени халате весь день, не обращая внимание на всё то, что окружало его.

     Словом, он здорово изменился за последний год. Лишь мозг его продолжал лихорадочно работать, а рука не выпускала перо, которое не переставало быстро выводить на рисованной партитуре все новые ноты. Они стремительно заполняли собой листы бумаги, которые Бетховен часами исписывал один за другим.
       Он целиком был поглощен этим занятием. Львиная грива его волос временами лихорадочно вздымалась. Бетховен быстро и хаотично поправлял свои пряди и продолжал неистово работать, не замечая ничего вокруг. В эти моменты весь мир для него существовал словно в неразделенном ни с кем пространстве. А впрочем, всё так и было. В его голове стремительно и даже хаотично возникала то одна мелодия, то другая. Они словно рождались из ниоткуда, оставляя в его непрекращающе мрачном сознании неописуемое чувство восторга, которое из-за растущей глухоты он не с силах был с кем-то разделить.
     Поначалу Джульетта напоминала Бетховену об его естественных обязанностях поухаживать за собой, но потом прекратила эти бессмысленные притязания что-то изменить в нем. Ее внутренний мир уже давно был не с Людвигом. Несколько месяцев назад она встретила графа Галленберга, и он увлекся ею. Настолько, что предложил Джульетте выйти за него замуж и уехать в любимую ее сердцу Италию. И Джульетта, недолго думая, дала согласие на это, о чем еще не знал Бетховен. Не знал и продолжал третировать ее своими неуемными и раздражительными требованиями.

3.
     Джульетта всё не решалась признаться ему в своем решении. В памяти ее продолжали жить те воспоминания, когда совсем робкой 16-летней девушкой она пришла к Бетховену взять несколько фортепианных уроков. Тот согласился дать их, причем совершенно бесплатно. Когда она удивленно спросила, чем заслужила такое расположение к себе, Бетховен не ответил ничего. Не мог же он тотчас признаться Джульетте, что с первого взгляда она необычайно понравилась ему.
     Но это было именно так, и Бетховен ничего не мог с собой поделать. Джульетта словно заворожила его. Она помнила, насколько странно он вел себя в разговоре с нею: в нем не чувствовалось ни правил приличия, ни манер, свойственных мужчинам венского общества. Бетховен был неуклюж и нарочито грубоват, совсем не осознавая, насколько это выглядит странным для окружающих. Но Джульетта всё-таки сходу оценила его талант и большую жизненную силу. А он отметил для себя ее нежность и деликатность.
     В жизни временами случается, что двое совершенно несхожих человека начинают ощущать интерес друг к другу. И тогда между ними с неизбежностью возникает незримое магическое притяжение, которое часто невозможно описать привычными словами. Так случилось и у Бетховена с Джульеттой. «Эта чудесная девушка так сильно любима мною и любит меня, что я наблюдаю поразительную перемену с себе именно из-за нее», – писал в год  знакомства с Джульеттой Бетховен.
     Джульетта и впрямь необычайно вдохновляла Бетховена, который был на 17 лет ее старше. Ему казалось, что он готов был чуть ли не раствориться в ней, в ее прихотях и мечтах. Он совсем забыл о своих привычках и потребностях. Людвиг посвятил Джульетте "Лунную сонату", и как мальчишка радовался своему сочинению. И она радовалась вместе с ним.
     Впрочем, всё это осталось в прошлом, и Джульетта понимала это. Она отчетливо ощущала сейчас, что от прежнего Бетховена не сохранилось почти ничего – ушло как сон или дым, словно между ними не было длительное время тех, по-настоящему теплых, если не сказать страстных, отношений, которые неимоверно грели их обоих. В один из дней Джульетта просто упорхнула из их общего дома, оставив записку, в которой коротко объяснила свое решение и попросила Бетховена не искать ее.
     Бетховен и не искал. Он никогда более не заговаривал о ней со своими друзьями. Однако именно тогда его глухота стала прогрессировать еще больше, а головные боли, донимавшие Людвига время от времени, сделались постоянными и мучительными.

4.
       За те двадцать лет, что миновали со дня их последнего разговора, в жизни Джульетты случились большие перемены. Граф Галленберг вначале обеднел, а потом окончательно разорился. На фоне материального неблагополучия его любовь к Джульетте если не сошла на нет, то явно подостыла. А женщина и сама осознала, что ей не от кого более ждать поддержки. Сказав графу, что ей надобно по каким-то делам в Вену, Джульетта и приехала к Бетховену – в надежде, что тот поможет ей.
     При встрече с Джульеттой его лицо осталось неподвижным. И было совершенно непонятно, обрадовался или огорчился Бетховен ее приходу. На нем был надет тот же самый халат, ставший от времени еще более замызганным и обветшалым. Джульетта обратила внимание на то, что и мебель, стоявшая в прихожей и примыкавшей к ней комнате, чья дверь была приоткрыта, была той же самой – из их общей с Людвигом жизни.
     Бетховен, изрядно поседевший за эти годы, молча показал ей на стоявшее в прихожей кресло: садись, мол. А сам встал напротив, скрестив руки и выражая своим внешним видом полную индифферентность к происходящему. Он словно сканировал Джульетту своим взглядом и не говорил ничего.
     Впрочем, и составить разговор он уже не мог – слух окончательно отказал ему. О приходе кого-то в квартиру Бетховен узнавал по неслышному движению колокольчика, который начинал перемещаться по его письменному столу. Так он понимал, что кто-то звонит в дверь.

...Она начала рассказывать, но быстро поняла, что всё это сейчас не имеет никакого смысла и быстро остановилась, не зная, что еще может предпринять.

    Бетховен подождал еще какое-то время, а потом попросил Джульетту все изложить на бумаге. Прочитал написанное и, немного помедлив, направился к своему секретеру, вынул оттуда какую-то сумму и передал ее Джульетте. Глаза ее вспыхнули от счастья.
     Бетховен, однако, совсем не поменялся при этом в лице. Через секунду-другую он холодно указал Джульетте на дверь. При этом взял в руки исписанный ей лист бумаги и сделал приписку одним-единственным словом: «Уходите». Да-да, он так и написал, обращаясь к ней на "вы", хотя мог бы с легкостью и на "ты". Однако Бетховен, похоже, безо всякой жалости вычеркивал Джульетту из своей жизни, а вместе с ней и свое прошлое.
     Что чувствовала с этот момент бетховенская душа, мы уже никогда не узнаем. Как и то, о чем думала при этом Джульетта.
     «Я был очень любим ею», – написал он на следующий день в своем дневнике.
     Несмотря на внешнюю грубость и несговорчивость, он всё-таки оставался удивительным романтиком, плохо постигавшим реальность, а часто попросту отвергавшем ее. Бетховенская память, с быстротой компьютера соединявшая тысячи звуков, отказывалась принимать повседневный мир. Именно поэтому ему, музыкальному гению, было так нелегко было жить в этом мире.
     Крохотный портрет Джульетты Гвиччарди Бетховен хранил в домашнем секретере до конца своей жизни.

_________________________

© Стровский Дмитрий Леонидович