Их первая встреча была краткой и случайной – на вечере, посвящённом творчеству  Марины  Цветаевой.

Прочитав свои стихи, она возвращалась на  своё место, по пути отвечая на многочисленные вопросы, которые  сыпались справа и слева. 

И вдруг, зазвучала музыка.  Играли  на фортепиано  что-то  незнакомое: эмоционально, трепетно! Она приостановилась.  . . 

Окончив игру,  пианист  стремительно, ни на кого не глядя,  выбежал из зала. 

Ему не подарили белую розу, которую дарили всем выступающим. Да она ему  вряд ли  была нужна.   Кире  тоже не подарили.  Они  выступали последними,  и роз на всех вероятно  не хватило.

Она успела разглядеть,  что  он  был черноволосый, черноглазый, стремительный. Было в нём что-то восточное, необычное – тайна, не понятная нам, европейцам.
Или талант, непонятный никому?

После концерта за обильным чаепитием с пирогами,  Кира спросила у Галины Сергеевны, организатора и ведущей этого вечера, «кто это был?» Она ответила: «Макар!». А фамилию почему-то не захотела назвать. Наверное, у Киры был слишком обескураженный вид потрясённого  человека.
Когда за ней, тяжело кряхтя, захлопнулась  входная  дверь старинного уютного особняка, она, неожиданно для себя, попала под ливень. Дождь  хлестал  изо всех сил! Вдоль тротуаров  бурлили ручьи. Было  сыро, неуютно.
Забираясь в подошедшую маршрутку, она набрала полные сапоги воды.
А тут ещё белая роза, которую ей передарила Ирина, колола пальцы, и она боялась её сломать. Салон автобуса был битком набит людьми. Кира оглянулась: мест свободных не было. На заднем сидении сидела девушка тоже  с букетом роз. И кто-то из пассажиров сказал: «Ого! Сегодня все   с розами»

И  ей уступили место. Кира села и успокоилась. Теперь  она  была уверена, что розу не сломает.

Середина октября! Город прозрачен и пуст.  Выразителен, как чёрно-белое фото.  А небо серое, пустынное, нахохленное как птица.  

Но отчего-то она любила именно это время года. Было в нём что-то сладостное, близкое её  сердцу.. 

Проезжая  по городу сквозь лесополосу, глядя на закат, просвечивающий сквозь высокие прямые стволы сосен, она невольно сочинила стихотворение:

 Есть в этой прелести осенней,

 Когда сквозит вечерний лес,

 И звёзды каплями слезинок 

 Cтекают по щекам небес,

 Есть в этой прелести печальной

 Последний вздох и тишина,

 Чтоб жизнь казалась вечной тайной,

 Непостижимой для ума.

* * *  

Шло время. Этот вечер  понемногу забывался.

Выпал снег, улицы стали светлыми и праздничными. Зима развернулась во всём своём великолепии. И вдруг Кира увидела Макара в фейсбуке и  отправила приглашение в друзья. А он почему-то тут же  дал согласие, хотя они были не знакомы.

Возможно, он запомнил её по тому вечеру?  

Она узнала, что он преподаёт в  местном Училище искусств, и ещё в Академии Искусств. Что он известный талантливый пианист из потомственной музыкальной семьи. У него двое  белоголовых, таких же озорных, как он сам, сыновей дошкольного возраста. И маленькая серьёзная жена.

Вырос на Ближнем Востоке, где работали его родители. Но в стране  началась война, и им  пришлось вернуться в Россию.

Он  был тоже причастен к литературе: писал стихи и прозу. Этот человек был для неё как ребус, а она любила загадки. То он ей казался  дурашливым, то серьёзным и рассудительным. . В его озорных глазах часто прыгали чёртики.

В декабре на его день рождения она послала ему открытку с серебристыми ландышами, и спросила,  был ли он на том вечере? Макар отвел: «нет!». Но она не поверила. Ведь его ни с кем не спутаешь.
Музыкальные вкусы у них были разные. Она любила Рахманинова и Моцарта, а Макар Дебюсси и Гайдна. В Сети он выставлял видеозаписи своих концертных выступлений. Много коротеньких пьес Дебюсси. Особенно ей нравился  в его исполнении «Затонувший собор». Прозрачные чистые звуки как ледышки вонзались в душу.

Он присылал приглашения на свои концерты, которые проходили в Филармонии,  но она всё никак не могла выбраться. Мешали дела. Да и не решалась.

 Одно дело, дружба в Сети, другое – в реале.
И тут возник Герман! Моя застарелая, как мозоль, любовь. Он вдруг выставил своё фото на крыльце Филармонии. Вероятно, он всё это время следил за  их общением в Сети.  Она  знала, что он никогда не интересовался музыкой. 

И все это знали. Посыпались насмешливые комментарии: «А что ты там делал?», – спрашивали его друзья.
А у Макара начались неприятности. Я не могла понять, кто в этом виноват: Герман или обстоятельства?
Ведь у каждого талантливого человека много завистников, в первую очередь из своей среды, из коллег. Творческий коллектив – это болото.
Его не включили в репертуар филармонии на следующий сезон, хотя на его концертах всегда был аншлаг. Не дали учеников в Академии Искусств. Осталась только работа в Училище. Но через год лишили работы и в Училище. Он был в  депрессии. Его уничтожили как музыканта. Чтобы иметь средства к существованию и содержать семью, ему пришлось устроиться руководителем любительского музыкального  коллектива.
И тут подошла Ночь музеев.
Чтобы его отвлечь от грустных мыслей, я пригласила его на собрание нашего Союза Писателей. Мы выступали в библиотеке.
Его и представлять не надо было – все сразу узнали Макара Воскресенского.
Стихи приняли с восторгом!
Читал он их своеобразно, как пианист и композитор, выделяя ритм и музыкальную основу стиха.  Были не важны слова, смысл – мы слушали только музыку. Такого чтения мне слышать не доводилось.
Но роман с литературой у него не получился. Он был, прежде всего, музыкант. Да и быть писателем в наше время мало почётно. На гонорары, которые, кстати, не везде выплачиваются, семью содержать невозможно.
Его снова захлестнула волна депрессии. Стал пить, так, как не видел выхода из создавшейся ситуации.
И он решил уехать из страны.
И вот, я уже в аэропорту, смотрю сквозь стеклянную стену на удаляющийся самолёт, превратившийся в маленькую серебристую точку высоко в небе...
_______________________

© Смирнова Светлана Алексеевна