*  *  *

В этот призрачный лес, что веками растёт без корней,

ты добрался седым, но почти невредимым оттуда,

где с рожденья был должен за что-то родимой стране,

обещавшей взамен сотворить небывалое чудо.

Но разверзлась земля и пока ты в себя приходил,

размечая маршрут на подделанной жуликом карте,

иссякал керосин у твоих путеводных светил

и терял всякий смысл чудотворцем навязанный бартер.

Ты забрёл в серпентарий, где зори обманно тихи

от того, что на голос сползаются жуткие гады,

государев декрет возродил плотоядные мхи

и тебе не уйти от имперского трупного яда.

Соболезнует бездна –  куда ты, болезный, полез,

здесь ни звёзд, ни друзей, здесь подчас дураков убивают...

А вокруг простирается мёртвый безрадостный лес,

и дорожка уходит туда, где чудес не бывает.

*  *  *

То ли бесы, то ли тролли --

не упомнят старики –

кто, когда затеял строить

переправу вдоль реки.

Всласть резвились на просторе,

жгли железом и огнём,

вот ужо дойдём до моря,

сапоги помоем в нём.

Длится стройка вековая

наобум и на авось,

но уже прогнили сваи

там, где это  началось.

Сеют плевелы раздора

государевы врали…

Мы на острове, который

оторвался от земли.

Кто затеял эту бучу,

тот весь мир перемудрил,

учреждая дом плавучий

без руля и без ветрил.

Завершая путь особый,

предсказуемый вполне,

встав с колен, примерим робы

с номерами на спине.

И цветущие в кювете

вдоль дороги подлецов,

мы –  отверженные дети

обезумевших отцов.

Чем  бастарды непокорней,

тем обыденней беда,

перерубленные корни

не срастутся никогда.

Кто мессия, кто Иуда –

всё смешалось, господа,

мы пришли из Ниоткуда,

мы уходим в Никуда.

И огнём горит кровавый

орден Славы на груди...

Переправа, переправа,

море Смерти впереди.

*  *  *

Землю родины роя,

кладов правды не жди,

наши предки герои --

уверяют вожди.

То диктатор, то хунта,

то пожар, то потоп...

Мы  наследники бунта

обезумевших толп.

Строя грозные планы

во хмелю и стрезва,

мы всё те же иваны,

что не помнят родства.

Наступая и руша

свой же собственный дом,

мы степашки и хрюши

со звездой и крестом.

Зря по карте елозить

и былины листать,

надо грянуться оземь,

чтобы соколом стать.

*  *  *

Возбуждая мужскую зависть,

вожделение нежных встреч,

жадный воздух дрожит, касаясь 

обольстительных женских плеч.

И сердечная амплитуда

память спящую тормошит...

Ира-Ирочка, ты оттуда,

из цветущих садов души.

Там блаженно сияло море,

там когда-то был счастлив я…

Будь же проклят несущий горе

в эти сказочные края.

Каждым утром дурные вести

как отравленные ножи...

Ира-Ирочка, мир из жести,

из железа и зла, и лжи.

Будет липнуть и домогаться,

разделяя на «свой-чужой»,

беспилотники-камикадзе

посылать за твоей душой.

Жизнь то жёсткая, то тупая,

ведь не сказка, а просто – жизнь,

век безжалостно наступает,

Ира-Ирочка, удержись!

Всё равно расточится скверна,

зло рассеется словно дым,

я твержу твоё имя – верным

заклинанием от беды.

*  *  *

Ты смотришь горестно и гневно

на мир, блуждающий во лжи,

но кто твои друзья, царевна,

хотя бы взглядом укажи.

Шакал, гиена и ехидна?

И веришь, что Творец простит?

Глянь в зеркало, тебе не стыдно?

Иль ты не ведаешь про стыд?

Зачем с блатного терминала 

сгрузила чёрные дела

и по какому номиналу

честь мародёру отдала?

Зачем великими сынами

ты удобряла чернозём?

Куда сквозь штормы и цунами

твоею прихотью ползём?

Мы скованы одной судьбою,

твой лик невиданной красы,

но проступают над губою 

неистребимые усы.

Храня отравленные стрелы

в когтях двуликого орла,

каких злодеев ты пригрела

и что взамен приобрела?

Вопросов больше, чем ответов,

хотя цена ответам – грош,

опять, глумясь, наложишь вето?

Опять с три короба наврёшь?

Среди откормленных отродий

на миг задумайся, проверь,

быть может, цел ещё в комоде

твой плат узорный до бровей?

*  *  *

Ты видишь, что место действительно голо,

пуста и бессмысленна речь,

тебе не дано охладелым глаголом

хоть чьё-нибудь сердце поджечь.

Другими пожарами небо коптится,

не видно ни солнца, ни звёзд

и страшно кричат очумевшие птицы,

внезапно лишённые гнёзд.

Нас время кропило огнём и тротилом,

единственной правдой свинца,

мы карту чертили по ложным светилам

и рейду не будет конца.

Сегодня в фаворе другие припевы, 

зовущие в красный туман,

пока повсеместно сгорают посевы 

разумных и добрых семян.

Конкретные скрепы, секретный фарватер,

завалы словесной лузги,

где стынут сердца в несгораемой вате,

где спят в паутине мозги.

Зачем же ты, брат, повторяя  доныне

проклятия с древних страниц,

стоишь одиноко на голой равнине

под криками гибнущих птиц.

*  *  *

Твоя поизносилась вера, твой ключ кастальский пересох,

болтун, плюющий против ветров из государственных верзох.  

И карты врут, и путь неведом, и ты заведомо дурак,

когда, отброшенный соседом, летит обратно бумеранг.

Когда с крылами байрактара сойдёт архангел Михаил,

ты станешь тупо мямлить, старый, что был бессилен, мал и хил.

Что просто выживал на свалке и вообще тут ни при чём...

Но не услышит лепет жалкий стратиг с пылающим мечом.

*  *  *

Расскажи, богатырь удалой,

меч точа, очумев от парадов,

что не так с этой дивной землёй,

вдохновенно рождающей гадов?

Почему здесь народ одичал,

как прожить в эту землю влюблённым?

Меч точа, богатырь промолчал,

язычком погрозил раздвоённым.