 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Утро.
Я открываю глаза и полусонным взглядом обвожу свою комнату - небольшое пространство в двухэтажном доме, где собственно и проходит моя личная жизнь. Дверь, справа от нее стоит шкаф, за стеклом которого виден праздничный хрустальный набор. В углу вверху - колонки стереопроигрывателя, между ними - балкон, потом телевизор, смотреть который удается не очень часто, полка с книгами и такая же - у меня над головой, на которой кроме книг стоит множество мелких, но совершенно необходимых безделушек. Все, что нужно для обыкновенной жизни. Все, что осталось от недолгой семейной. Хочется еще немного полежать в тепле, но вставать все-таки придется! Я выскальзываю из-под одеяла и открываю балкон. Дом стоит на крутом берегу залива. Май. Весь склон покрыт бело-розовой кипенью цветения. Рядом с балконом - каштан, и его цветы-свечки заглядывают прямо ко мне. А над ним уже завели свою музыку трудяги-пчелы. Причесавшись, я выхожу на балкон и смотрю на залив. Там уже скользят белые паруса яхт, над которыми вдруг неожиданно и беззвучно взрываются яркие цветные спинакеры! Каждый раз при виде парусов меня охватывает какое-то чувство неизвестности и беспокойства. Не потому, что мой бывший муж был яхтсменом, а просто потому, что яхта уходит за горизонт и возвращается назад, а мне туда уже не заглянуть - а так иногда хочется! Из порта доносится гудок - это буксир "Илья Муромец" вот-вот покажется в воротах гавани. По нему можно проверять часы. Мне пора. Скрип деревянной лестницы под моими ногами сообщает время всем остальным обитателям нашего дома, и в дверях подъезда ко мне подбегает любимец всего нашего дворика сибирский кот Канюк. Свое имя он получил не за сходство с этой грозной птицей, а за то, что все время канючит, выпрашивая у жильцов какое-нибудь лакомство. Он трется у ног, поднимая трубой свой пушистый хвост, и даже стонет в предвкушении предстоящей трапезы, потому что не ошибается в своем откровенном подхалимстве. Эти встречи происходят каждое утро, а сегодня у меня с утра почему-то хорошее настроение, и я даю ему кусочек ветчины, снедь, о которой он не мог мечтать в самых смелых кошачьих грезах. Мгновенно кот преображается, хватает подачку в зубы и, грозно урча, скрывается в дальнем уголке двора, откуда тут же раздается аппетитное чавканье. Я прохожу через "триумфальную арку" - так назвали калитку с небольшой аркой в каменном заборчике в тот день, когда я приехала сюда из ЗАГСа, - и выхожу на Петровский бульвар, в центре которого на гранитном постаменте стоит бронзовая фигура Петра, подпоясанная шарфом, и вся устремлена вперед, к морю. От его облика веет силой и уверенностью, чего мне сейчас явно не хватает. Я сворачиваю, пожалуй, на самую тихую и зеленую улицу города, прохожу мимо института и невольно ускоряю шаги. Это единственный путь к трамвайной остановке, я не могу ходить другой дорогой, но самое главное то, что за окном одной из лабораторий студенческого КБ сейчас стоит - я это точно знаю - один тип смотрит на меня. Нет, конечно, смотреть никому и ни на кого не возбраняется, но... Однажды он подошел ко мне на улице и стал изливать мне свои уверения в любви, предложил тут же выйти за него замуж, в общем, все, что говорят в таких случаях! Вот! Занавеска на окне заметно качнулась! На что он надеется, не знаю... Слава богу, прошла! На трамвайной остановке с афишной тумбы бросается в глаза слово "ПРЕМЬЕРА! ВАСИЛИЙ ШУКШИН. Я ПРИШЕЛ ДАТЬ ВАМ ВОЛЮ". Интересно, а когда в последний раз я была в театре? Давненько. Работа с "окнами" занимает почти весь день, ведь не поедешь через весь город домой или в центр во время перерыва между занятиями. Приходится находить другое дело, занятие, хотя многих из моих подопечных не пробьешь никакой подготовкой. Конечно, со временем они становятся не тем, чем были после школы, но это далеко не то, чего хотелось бы от своей работы. Трамвай довозит меня до рынка, где я пересаживаюсь на троллейбус или автобус и еду еще минут двадцать, почти в самый конец города, где на бывшем пустыре строится большой вузовский комплекс. Почему его занесло именно сюда?! Так или иначе, но работать приходится именно здесь, часто - до позднего вечера, когда городской транспорт ходит плохо, и приходится ловить такси, чтобы хотя бы домой добраться поскорее. Я выхожу около своего факультета: современная "коробка", в которой зимой стоит такой холод, что только держись! А вот и "Оно!" Только-только я поворачиваю в коридор, а у дверей аудитории меня уже дожидается милое создание природы. Девятнадцать лет созданию, на широких бедрах которого сидит не менее широкая джинсовая юбка... Все-таки должно же быть хоть какое-то чувство вкуса! Если завернуться в мешковину и подпоясаться веревкой, вид будет не страшнее, честное слово! И ведь носит! Полагая юбку главным своим достоинством. Это вполне естественно за отсутствием головы... -Здравствуйте, Нина Сергеевна! - Здравствуйте, Галя. -Подготовились? -Да. - Не так, как в прошлый раз? -Нет, что вы! Я подготовилась! Это разговор повторяется при каждой встрече. Всякий раз или она отказывается отвечать на занятии по причине плохого самочувствия, или у нее просто ничего не выходит из собственных поползновений. Редко-редко она "дотягивает" до тройки, а потом начинается регулярное паломничество ко мне и ее детское лепетанье на какой-то тарабарщине, только не на иностранном языке. Я прошу ее немного подождать, заранее принимаю таблетку, чтобы можно было спокойно выдержать очередную пытку, и приглашаю ее войти. Та садится против меня и смотрит преданнейшим собачьим взглядом. Все, как обычно. - Ну, что же, Галя! За вами - все устные темы, почти вся грамматика и тридцать тысяч знаков переведенного газетного текста. По-моему, не так уж мало, и сегодня мы с вами, к превеликому моему сожалению, на этом не распрощаемся. - Что вы, Нина Сергеевна! Я все-все подготовила! Я все отвечу! - Все, Галя, я просто не смогу у вас принять, так как вы пришли, как всегда, раньше других, но у других гораздо меньше долгов, чем у вас, поэтому много времени я вам уделить не смогу. Хочу сразу об этом предупредить. - Нина Сергеевна, ведь сегодня последний день перед сессией... -Значит, будете приходить в сессию, с направлением деканата... Галя молчит, и слезы вот-вот польются из ее глаз бурным потоком. Чтобы это случилось не так скоро, я предлагаю ее начать с устной темы "Моя биография". Галя начинает - все по-старому! Я много раз поправляю ее, потом прошу рассказать о конструкции с инфинитивом, и Галя снова говорит увлекательно, но не по теме. Перевод статей из газеты становится авторизованным до такой степени, что политический текст превращается в вестерн. Проходят полчаса. На сегодня хватит. - Все, Галя! На этот раз достаточно. С меня. Вы опять пытаетесь объять необъятное, и из этого, конечно, ничего не выходит. Вы до сих пор не знаете личных форм глаголов, причем не знаете и форм глагола "быть", а это проходят в пятом классе средней школы, с этого там начинают, и все пятиклассники просто щеголяют этими знаниями, а ведь вы студентка второго курса! У вас знания ниже школьного уровня. Конструкции, о которых вы пытались мне сегодня рассказывать, мы разбирали на занятиях довольно подробно, и студенту вполне по силам хотя бы отыскать их в тексте. Вы же и говорите не то, и переводите каждое слово отдельно, а из этого, как известно, ничего путного еще никогда не выходило, да и вообще выйти не может. Теперь - о газете. Я, конечно, понимаю, что перевести на русский сразу тридцать тысяч знаков - это слишком много, но ведь в вашем распоряжении был целый семестр. Переводя всего по одной тысяче знаков в день - это займет у вас не более двадцати минут, - вы бы справились с этим заданием за месяц без каких бы то ни было усилий. А если этот месяц раскидать на весь семестр, то и перевод бы у вас получился сам собой. Но вы все оставляете на последний день! Я не могу вам зачесть ничего из "всего того", что вы приготовили. Глаза у Гали сразу набухли сыростью, губки надулись, и вот к ним съехала первая слезища, вторая третья... Галя быстро отвернулась, достала откуда-то платочек, и до меня донеслись посапывания и всхлипывания. - Не надо плакать, Галя! Просто заниматься необходимо с самого первого дня, не откладывая "на потом" каждое задание. - Я читала так, как другие... - Нет, Галя, я вас поправляла в каждом слове. - Просто я так произношу... - Потому что не знаете, как правильно произносить. Во время домашнего чтения вам просто необходимо заглядывать в транскрипцию, и не просто заглядывать, а смотреть постоянно! -Я смотрела... -Все... Между прочим, поворачиваться спиной к преподавателю во время разговора неприлично и невежливо. Галя прячет платочек и достает из кармана своей огромной юбки пудреницу, и я вижу только краешек ее маленького зеркальца. Французская! На такие вещи у меня глаз наметан! За дверью уже слышится разговор, дверь скрипит и медленно приоткрывается. В ней появляется чей-то любопытный глаз. Там еще человек двадцать пять, а завтра до трех часов необходимо сдать зачетные ведомости. В оной из них сегодня появился первый незачет. Прошло больше получаса. Если так дело пойди и дальше, мне отсюда не выбраться до ночи... Весна на улице сияла так, что больно было смотреть, но в аудитории было темновато, так как вся она была разгорожена стенками перегородок, которые образовывали индивидуальные кабинки с магнитофонами, в который, правда, уже давно никто не занимался. Аппаратура вышла из строя, и никто не знал, что же она представляла собой с самого начала, и электрические токи давно не нагревали ее мудреных цепей. Несмотря на это в помещении бывшего лингафонного класса, который был выбран для проведения заседания партгруппы кафедры за неимением другого свободного помещения, обстановка накалилась... -...И я считаю, что выступление декана факультета было, мягко говоря, неубедительным. Он, видите ли, считает, что мы выпускаем студентов, которые не умеют переводить! Я попросила его назвать хотя бы одну конкретную фамилию, так он пробормотал, что "нет сведений под рукой". И не будет никогда! Потому что переводить у нас могут все студенты. Естественно, из тех, кто занимается постоянно и по всем предметам!... Мария Николаевна! Скажите хоть вы, наконец! - Да, я тоже скажу! Конечно, выступление декана - это факт абсолютной безответственности. Студенты нашего вуза, между прочим, умеют не только переводить, но всегда берут первые места на олимпиадах по иностранным языкам. Это известно всем нашим сотрудникам. Действительно не умеют переводить только те, кого "тянут за уши", но это уже не в нашей власти. - Мария Николаевна! - поднялся со своего места заместитель секретаря партком Соколовский. - Дело ведь даже не столько в том, умеют или не умеют переводить наши студенты предлагаемые им тексты. Они умеют это делать и даже, как вы говорите, занимают первые места на олимпиадах по иностранным языкам. Дело в том, что нагрузка, которая вами предлагается студентам, очень велика, что-ли? Возьмем, к примеру, ваши традиционные "тысячи". Видимо, их количество можно было бы несколько сократить, ведь студенты просто задыхаются, тратя на их переводы огромное количество времени. Мы ведь готовим не специалистов-переводчиков, даже не специалистов по иностранным языкам. По-моему, этот вопрос можно было бы как-то решить. - А почему, Игорь Дмитриевич, этот вопрос о "тысячах" вдруг так живо заинтересовал вас? Ведь до сих пор по этому поводу ни у кого не возникало никаких недоразумений. Преподаватели к своему делу относятся, как мне известно, вполне добросовестно. По крайней мере, подавляющее большинство из них. Кстати, о большинстве. Вы случайно не интересовались, Игорь Дмитриевич, тем, кто у нас на кафедре преподает иностранные языки студентам? - Я полагал, что преподаватели, окончившие факультеты иностранных языков. По-моему, механикам лил поварам вряд ли кто-нибудь доверит такого рода работу. - Мне не до шуток. У нас действительно работают люди, которые окончили факультет иностранных языков, причем большинство из них имеют дипломы с отличием. - Ну, что же, это, по-моему, прекрасный вариант. Диплом с отличием позволяет надеяться, что мы можем требовать с них полной мерой. Люди работают у нас, значит, должны выполнять все наши требования, и мы с них вправе спросить... - Вправе ли, Игорь Дмитриевич? Судите сами - я, как вам известно, заведую кафедрой английского языка, на которой числится двадцать пять преподавателей. Из них один за границей, двое находятся на курсах повышения квалификации, и работающих остается двадцать два человека. Это довольно большая сила, казалось бы, но это только казалось, и если вы хотите спросить с них полной мерой, то боюсь, что у вас не будет на это морального права. - При чем тут моральное право? Есть закон о труде... - Да у нас все есть, Игорь Дмитриевич! Одного нет - штатных преподавателей! Из моих двадцати двух - семеро штатных сотрудников, а остальные пятнадцать - почасовики! Вас не настораживает это соотношение - семь и пятнадцать?! И вообще вы точно представляете себе значение термина "почасовик"? - Ну, штатный преподаватель получает зарплату, а почасовик - почасовую оплату. По моему, разница чисто в моральном аспекте... - Ну, нет! Во-первых, почасовик действительно получает за то количество часов, которое отчитал. Все преподаватели имеют примерно одинаковую нагрузку и при этом две трети из них ведут почти нищенское существование. "Самую большую зарплату" они получают в январе и мае, когда студентам приходит пора сдавать зачеты и "хвосты". При этом они сидят на кафедре дотемна, а эта самая большая зарплата составляет восемьдесят-девяносто рублей. Потом наступает лето, когда они не получают ничего, так как на время каникул почасовиков увольняют официально, и снова принимают на работу с началом учебного года! В сентябре, когда студенты находятся на сельхозработах, они снова не получают ничего. Затем наступает октябрь, почасовики начинают зарабатывать, и дай-то бог получить им деньги во второй половине ноября! И вы еще намерены спрашивать с них полной мерой? Да с них ничего не нужно спрашивать! Это люди, которые работают из любви к искусству! И не год-два, а по восемь-десять. Им бы отдохнуть дать как следует летом, а они и этой возможности не имеют. Без денег не только не отдохнешь, но и ноги протянешь. А потом появляется какой-нибудь сын директора института и заявляет, что ему, дескать, тяжело сдавать в конце семестра "тысячи". А ведь заданы-то они были на весь семестр! А сам он парень способный, но лодырь. Весь семестр носа на занятиях не показывал, а за два оставшихся дня даже для человека семи пядей во лбу с таким заданием трудненько справиться! Он жалуется папе на тиранию преподавателей иностранных языков, и тут появляется Игорь Дмитриевич! - Простите, а откуда вам это известно? - Плох тот завкафедрой, который бы не знал о подобных вещах. Кстати, о "тысячах". Это не наша кафедральная блажь. Есть утвержденная Министерством высшего образования программа, в соответствии с которой каждый студент обязан перевести определенное количество печатных знаком общественно-политического текста на иностранном языке. Так что по количеству этих самых тысяч все претензии необходимо предъявлять министерству, но я думаю, что вас там просто неправильно поймут. -Да... Положение серьезное. Я сообщу об этом на парткоме. - Говорили уже об этом и не раз, а что толку? Люди все равно сидят на мели. Игорь Дмитриевич посмотрел на присутствующих преподавателей. Они усердно что-то писали на лежащих перед ними листочках бумаги, и он знал, что это означало молчаливую солидарность с заведующей кафедрой... Наверное, если посмотреть на здание факультета со стороны, то свет можно увидеть только в нескольких окнах аудитории, где я сейчас сижу. Одиннадцатый час ночи! Только что ушел последний студент, а подняться со своего места просто нет сил! Хочется спокойно посидеть в тишине, ни о чем не думая, посмотреть на огни ночного города, но их отсюда не видно. Здание стоит в низине, и от огней видно только зарево, разгорающееся на небе над частными домами. Я беру сумку, гашу свет и выхожу в коридор. Лампы горят, как всегда, в режиме строжайшей экономии. Идешь по факультету, словно по тюремному коридору. Сначала на улице охватывает свежестью, но потом он оказывается духотой южной ночи. Хорошо, что хоть остановку троллейбуса продувает ветерком, но это ее единственное преимущество, потому что ни троллейбуса, ни автобуса сейчас уже не дождаться. Ждать придется больше, чем ехать, и на сон времени не останется. Впрочем, завтра никуда вставать не надо. Сегодня ведь последний мой рабочий день в этом году. Завтра сдам ведомости на кафедру, и можно сказать - свободный человек! Такси! Я голосую, и шофер тормозит рядом со мной... А счетчик такси стучит, Да, счетчик такси стучит, но это уже не в песне, а наяву, и счет здесь явно не в мою пользу. Все неловкие ответы, ошибки моих подопечных, слезы и мольбы прыгают сейчас в квадратном окошечке в виде цифр, и, когда я доберусь о дома, весь мой рабочий день останется в этой машине, словно бы его и не было. Да его и в самом деле осталось совсем немного - стрелки автомобильных часов подходят к одиннадцати и еще одни сутки вот-вот канут в вечность. Я смотрю на стрелки, но они вдруг начинают на моих глазах удваиваться, утраиваться, крутиться все быстрее и быстрее, и вот уже шесть стрелок несутся по циферблату, превратившись в мотовила комбайна. Который разгоняется все быстрее...быстрее... быстрее... Господи, какой комбайн? Почему комбайн?! - Приехали, девушка! - шофер легонько меня трясет за плечо. - Заснули! - Тяжелая, я погляжу, у вас работа, - сочувственно говорит он и поворачивается ко мне. Вы тут все про зачеты, про "перфекты" какие-то говорили, а потом вдруг перешли на коленчатые валы, мотовила и соломотрясы. У вас, наверное, муж инженер? - Да! Вы угадали. А у меня сегодня был тяжелый день! - Да я - что? Я понимаю. У вас работа умственная. Я вот недавно задачку с сыном решал, так взмок весь... Нет, я лучше баранку покручу! По крайней мере, голова потом не пухнет... Машина мигает красными габаритными огнями и исчезает за поворотом на Куниковскую, а я невольно возвращаюсь к явившемуся ко мне во сне мотовилу - откуда оно взялось? Так ведь и с ума сойти можно... И тут все возвращается на свои места. Ведь год назад я по совместительству работала переводчиком в машиностроительном инстиуте, знаю все термины, узлы комбайнов, детали, могу рассказать все их характеристики, но вряд ли смогу определить по внешнему виду на "живом" комабайне... Когда я оттуда уходила, меня провожали почти со слезами. А что если... Ведь до очередной зарплаты еще ого-го! 1977 ________________________________________________ © Моляков Василий Александрович |
       
|
