 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
«Завод – в пустыню!»
1 августа 1989 года, 15 лет назад, в городе Чапаевске Самарской области был сдан в эксплуатацию завод по уничтожению химического оружия – первый в стране объект такого рода. Завод построили для реализации положений договора ОСВ-1 и «Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении». Уже в августе «у подножия» полусекретного завода, построенного вблизи жилых кварталов и не менее опасных химических гигантов, которыми буквально напичкан Чапаевск, началась акция протеста, в которой участвовали экологи и представители общественных организаций из Чапаевска, Самары, Тольятти, многих других городов России и республик бывшего СССР, делегация экологов из Польши. К ним, естественно, присоединилось местное население, уставшее хоронить своих земляков – жертв техногенных аварий и экологического беспредела. «Завод – в пустыню!», «Лучше умереть в борьбе, чем, смирившись, от ОВ» – гласили лозунги. Пикет продолжался до победного конца: несколько месяцев спустя производство законсервировали. А 10 февраля 1998 года вышло правительственное постановление о создании на его базе учебно-тренировочного Центра подготовки специалистов для объектов по уничтожению отравляющих веществ. Как сообщили недавно (в связи с предстоящим заседанием Госкомиссии по химическому разоружению РФ), общий объем боевых отравляющих веществ, доставшихся России от СССР, составляет 40 тысяч тонн. В связи с отказом США финансировать уничтожение российского химического оружия порядок и приоритеты пуска в эксплуатацию объектов по уничтожению ОВ будут пересмотрены. Чеченский синдром 2 августа 1999 года, 5 лет назад, нападением чеченских боевиков на Дагестан началась вторая чеченская кампания. А осенью мы отметим десятилетие начала боевых действий в Чечне. И рискуем «побить рекорд» продолжительности войн в Афганистане и во Вьетнаме (как раз 5 августа – сорокалетие начала бомбардировок Вьетнама американцами). Много сказано о чеченской войне, много написано. Но ближе всего мне точка зрения Михаила Молоствова – политзаключенного, старейшего правозащитника, с 1991 года депутата Госдумы от Санкт-Петербурга, вместе с Сергеем Ковалевым попавшего в самом начале войны в обреченный Грозный (мое интервью с ним под заголовком «Я не люблю родину как мертвое географическое пространство» было опубликовано в газете «Новое русское слово», Нью-Йорк, 9 августа 1995 г.): «Я целый месяц был в Грозном, я видел, как вместе с чеченским, ингушским, русскоязычным, русским, еврейским, армянским населением этого города утверждался порядок – то есть люди уничтожались во имя идеи государственности. Я – старый человек, помню Отечественную войну и все ужасы, с ней связанные. Даже в официальной советской, коммунистической пропаганде я не помню, чтобы выступал какой-нибудь генерал или герой войны и рассказывал о том, как наши солдаты, улыбаясь, умирают на фронте. Но когда Грачев, глупо улыбаясь в экран, сказал, что наши восемнадцатилетние мальчики умирают с улыбкой на устах, – я в ужас пришел. Потому что понял, каких же роботов мы воспитали: бесчувственных, нерусских по духу. Меня ужасает, что мы смогли воспитать плеяду каких-то сверхчеловеков в немецком смысле этого слова, которые могут стоять над кровью, над людьми, над их бедами. Когда Родина ставится надо всем – она становится мертвящей, убивающей. И потом, сами парни, которые возвращаются, – ведь им очень трудно признать, что они участвовали в несправедливой, захватнической войне. Они стараются сами как-то это объяснить, оправдать. А ведь они становятся там профессиональными убийцами, они привыкают убивать, грабить, насиловать, и они возвращаются в нашу страну, в нашу среду. И все это чревато тяжкими последствиями. Война в Чечне лишена смысла, в ней не может быть победителей. Ни для людей, живущих в этой стране, ни для страны в целом и даже для правительства – если бы оно осознавало не свои сиюминутные интересы, а смотрело немножко дальше, – война эта невыгодна. Это и моральный, и экономический, и политический, какой угодно проигрыш». След передвижника
«Волга представлялась мне какой-то музыкальной пьесой, вроде Камаринской Глинки, – вспоминал Репин о той поездке в письме от 26 января 1895 года самарскому городскому голове и меценату Петру Алабину по поводу его «намерения учредить в Самаре музей из копий русской школы живописи», ныне Самарский художественный музей (цит. по: И.Е. Репин. Бурлаки на Волге. – Самара, «Агни», 2001). – Она начиналась заунывными мотивами тянущихся бесконечно линий до Углича, Ярославля, переходила в красивые мелодии в Плесах, Чебоксарах, до Казани; волновалась, дробилась, уходила в бесконечные дали под Симбирском и, наконец, в Жигулях разразилась таким могучим трепаком, такой забирающей Камаринской, что мы сами невольно заплясали»… Жигули во все времена были притягательны для живописцев. Но именно Илья Ефимович и его веселая (судя по мастерски написанным воспоминаниям И. Репина «Далекое близкое») компания окончательно разрушили укоренившийся образ Самарской Луки как места безнадежно дикого, разбойничьего, чем Жигули – и вполне заслуженно – славились еще каких-то полтора столетия назад. (Не случайно, наверное, одна из трактовок французского слова «жиголо» звучит как «разбойник». Именно поэтому, кстати, вазовские «Жигули» в свое время мудро решили поставлять на эскспорт под другим именем – «Лада»)… Ясно, почему образ художника-первопроходца и его шедевра не дает покоя местным историкам и меценатам. Давно действует музей И. Репина в Ширяеве (открылся 26 августа 1990 г.). И вот уже несколько лет вынашивается новая идея – поставить здесь скульптурную композицию репинских «Бурлаков…» работы известного московского скульптора Александра Рукавишникова, автора памятников Ф. Достоевскому в Москве, В. Набокову в Монтрё, В. Татищеву в Тольятти… День К… 7 августа 1990 года, 14 лет назад, произошла крупная экологическая авария на насосной станции Волжского автозавода. За 6 дней в Куйбышевское водохранилище, из которого снабжался водой огромный 380-тысячный Автозаводский район города Тольятти, попало 0,9 миллиона кубометров неочищенных сточных вод (по другим источникам – до 1,5 миллиона). По данным Института экологии Волжского бассейна РАН, за 6 дней аварии в водохранилище попало 4-месячное количество фосфора и годовая «норма» азота, концентрация меди в аварийном потоке превышала обычную в 17 раз, аммонийного азота — в 21 раз. Можно представить, какой получился бульон! На три недели власти закрыли пляж — за это время, по расчетам специалистов, биологическое оружие должно было утратить свою убойную силу. В Автограде отключили воду. Забросив другие дела, работники городской санэпидстанции, Тольяттинской гидрометобсерватории и местного подразделения Госкомприроды подсчитывали ущерб, нанесенный катастрофой. Даже по устаревшим минводхозовским методикам, последний составил 200 тысяч рублей (по ценам того времени!). По подсчетам специалистов Института экологии, сумма ущерба оказалась в тысячу раз больше – 200 миллионов. (Разумеется, «счет» так и остался неоплаченным). Ученые пришли к выводу, что столь масштабное химическое, бактериологическое и тепловое загрязнение серьезно нарушило экологическое равновесие в водоеме и чревато серьезными последствиями для всего живого, не исключая людей. Несмотря на то, что власти традиционно успокаивали народ (дескать, все под контролем, инфекция не пройдет) – еще в августе, после аварии, в районе водозабора города Жигулевска доза кишечной палочки в воде превышала предельно допустимую концентрацию в тысячу (!) раз. В сентябре зам. главврача областной санэпидстанции сообщил, что в связи с употреблением воды, поступающей из открытых водоемов, рост заболеваемости желтухой в Тольятти в последнее время составил 200 %. А 31 октября в газете «Самарские известия» прошла информация: в Автозаводском районе Тольятти по сравнению с прошлым годом число инфекционных заболеваний выросло на 80 %. Надо сказать, жители других городов области, потребляющие волжскую воду, моментально заметили, что из кранов течет «сплошная хлорка». А вот о самой аварии узнали только неделю спустя. И то не узнали бы, наверное, если бы не местные «зеленые» да отклик в центральной прессе, посвященный «Дню какашки» – так прозвали журналисты это историческое событие. Путь первопечатника 20 августа 1634 года, 370 лет назад, в Москве издан первый букварь. Самую же первую в России датированную печатную книгу – «Апостол», увидевшую свет 11 марта 1564 года, напечатал в типографии, построенной по приказу Ивана Грозного и благословению митрополита Макария, православный монах, диакон одного из московских кремлевских храмов Иван Федоров вместе с Петром Мстиславцем. Первокнига жива и сегодня (хранится в православном старообрядческом храме в городе Усть-Каменогорске, Казахстан), а вот изображение первопечатника история не сберегла – о нем можно судить разве что по памятнику С.М. Волнухина. Говорят, в 1909 году, на следующий день после открытия памятника, у подножия появился венок с надписью «Первому мученику русской печати»... И это правда, поскольку из Москвы Ивана Федорова вскоре изгнали, и пришлось ему обосноваться во Львове – просвещать братьев-славян. Там, во Львове, он и умер 5 декабря 1583 года, о чем свидетельствует мемориальная доска, установленная недавно на территории Свято-Онуфриевского монастыря. Умер в жуткой нищете. А на надгробной плите значилось: «Иван Федоров, друкарь москвитин, который чаянием своим друкование занедбалое обновил… Друкарь книг пред тем не виданный». На счету первопечатника, помимо «Апостола», «Часовника» (1565), первая славянская «Азбука» (1574), знаменитая «Острожская библия» (1581). Останки же «друкаря» сегодня покоятся… в сейфе руководителя львовского Музея древней книги, носившего некогда имя первопечатника. Белоснежный Пальмиро и милосердный Луиджи 21 августа 1964 года, 40 лет назад, скончался пламенный итальянский коммунист, генеральный секретарь итальянской компартии Пальмиро Тольятти (родился 26 марта 1893-го), именем которого неделю спустя после его смерти назвали старинный волжский город Ставрополь.
Как известно, П. Тольятти скончался в Ялте от инсульта, так и не дождавшись встречи с Хрущевым. В городе на Волге, названном после смерти его именем, Тольятти никогда не был. В 1969 году тольяттинцев навестили члены его семьи – вдова Леонильда Иотти, приемная дочь Мариза, впоследствии глава наркологической службы Рима, и зять Густаве Умбеллоне, в то время член ЦК Итальянской компартии. Вдова подарила школе № 23 имени П. Тольятти очки покойного – теперь они в городском краеведческом музее. Школа, по иронии судьбы расположенная на улице Ставропольской, хранит другую реликвию – белокаменный бюст Пальмиро, сделанный в Италии. Когда-то он встречал учеников и гостей в вестибюле школы, теперь, говорят, прячется за сценой в актовом зале… А 21 августа 1966 года, во вторую годовщину со дня смерти Тольятти и на шестой день после подписания контракта с ФИАТом о возведении Волжского автозавода, город посетил преемник Пальмиро на посту генсека ИКП Луиджи Лонго. В отличие от запятнавшего себя предшественника, единственный упрек, который предъявили Лонго соотечественники, – в том, что именно он, будучи одним из руководителей движения сопротивления, санкционировал бессудную зверскую расправу над Муссолини и его любовницей. И то это даже не упрек, а версия – документов-то не сохранилось. Тольяттинцы же, да и страна в целом, могут быть только благодарны этому товарищу. По свидетельству Леонида Колосова – бывшего советского разведчика, работавшего в Риме под крышей «Известий», – в 1945 году, когда итальянские партизаны освободили Турин, именно он вычеркнул из расстрельного списка будущего президента ФИАТа Витторио Валетту, подписавшего контракт века о создании автомобильного завода в коммунистическом городе на Волге… «Дорогие товарищи! Вы поймете те чувства, которые охватили меня, когда я впервые ступил на землю города, который носит имя нашего вождя и учителя», – заявил Луиджи Лонго на митинге в Тольятти. Что ж, его чувства можно понять. Наследники пакта 23 августа 1939 года, 65 лет назад, состоялся исторический договор о ненападении между СССР и Германией, известный как «пакт Молотова-Риббентропа» (и секретный протокол о разделе сфер влияния в Восточной Европе), – событие, ставшее судьбоносным для миллионов советских и несоветских людей. Одним из тех, кто в полной мере вкусил плоды этой сделки, был известный музыкант, дирижер, народный артист Эстонии профессор Роман Матсов. Киноманы заочно знают его по фильму Ивана Пырьева «Сказание о земле Сибирской» (1947): именно он, фронтовик, лейтенант-минометчик, потерявший руку в боях под Ленинградом, стал прототипом главного героя картины Андрея Балашова.
Петербуржец по рождению, внук крепостного садовника князей Волконских и сын певицы Мариинского театра, в 1930-е годы Роман Матсов жил в Германии, учился у выдающихся немецких педагогов Георга Куленкампфа и Вальтера Гизекинга. «Оба великие художники, великие музыканты – в первую очередь они преподали мне свое отношение к Бетховену, к Чайковскому, ко всему, что дала музыка, мировая наука о музыке, – рассказывал Роман Вольдемарович за год до своей смерти (24 августа 2001 года). – Эти люди очень страдали от гитлеровского режима. Например, Вильям Фуртвенглер – мой дирижер, которому я поклоняюсь до сих пор, хотя он умер еще в 1956 году, – был в обструкции. Он помог уехать из нацистской Германии еврейскому скрипачу Губерману и знаменитому Хендемиту, у которого жена была еврейка... И вот, когда в 1939-м началась Вторая мировая война – у меня было такое ожесточение на все гитлеровское! Как только отец вызвал меня оттуда телеграммой (поскольку боялся, что я буду интернирован) – я сразу приехал домой»... Через год подающий надежды музыкант, а к тому времени офицер эстонской армии Роман Матсов попал в армию советскую. И на фронт ушел добровольцем. Не потому, что любил советский режим – «Сталина мы так же ненавидели, как весь большевистский строй», – а потому, что, насмотревшись на «германский порядок», пуще Сталина ненавидел Гитлера. «У нас еще в шутку говорили: 1940 год – это когда вы “подали нам руку помощи”. А на самом деле была самая настоящая политическая оккупация. Молотов с Риббентропом, а точнее Сталин с Гитлером сторговались – и все!.. Что касается эстонцев, от сталинских репрессий их пострадало 20 тысяч. И ненависть к русским у эстонцев – только из-за того, что идентифицируют большевизм с русскими. Хотя на самом деле русские пострадали от большевизма не меньше, чем все остальные». После указов Жданова, карающих Зощенко, Ахматову, а потом Прокофьева с Шостаковичем, Матсова просто сняли с работы – за то, что предпочитал церковную музыку советско-патриотической. А когда наотрез отказался вступить в партию, дирижер с мировым именем стал хронически невыездным. Вот так они и жили… Открывшие Америку 26 августа 1451 года, 553 года назад, родился мореплаватель Христофор Колумб. Считается, что именно он открыл Америку, и не так давно, в 1992 году, мир отметил 500-летие этого события. Но карты вечно путает флорентийский мореплаватель Америго Веспуччи, имя которого носят Северная и Южная Америки. Спор о том, кто был первым, продолжается до сих пор. И здесь, наверное, вопрос терминологии: смотря что называть «открытием». Говорят, например, что открытие это вообще сделано тысячелетие назад викингом Лайвом Эриксоном, о чем сообщается в исландских сагах. Бывали там и древние финикийцы. Спустя столетия, наконец, добрались европейцы. Колумб действительно чуть раньше ступил на землю Нового света, но принял ее за Индию. Веспуччи же впервые высказал предположение, что это новая, доселе неизвестная часть света. Не случайно в 1507 году лотарингский картограф Мартин Вальдземюллер, издавший вместе со своим трудом «Введение в космографию» письма Веспуччи, предложил назвать новую землю Америкой. При этом все прижизненные лавры достались Колумбу. Но оба открывателя вели себя вполне прилично – так, в одном из писем Колумб назвал Веспуччи «очень достойным человеком», которому просто «изменила фортуна». ______________________ © Мельник Сергей Георгиевич |
       
|
