 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Аскет с темпераментом максималиста, со сдержанностью затаившегося Везувия. Родион Щедрин о Гие Канчели Трудно поверить, что нет с нами больше Гии Канчели. Одного из талантливейших композиторов нашего времени, композитора – новатора, философа и мыслителя. Оригинальность и самобытность стиля, сочетающаяся с национальным характером, достигшая общечеловеческой значимости. Как и многие большие художники, Канчели в своих произведениях размышляет над вечными проблемами бытия. И, как написала музыковед, профессор и биограф Гии Канчели Наталья Зейфас о творчестве композитора, – «…становление музыки у грузинского автора всегда органично, спаяно живой, песенной по своей природе интонацией: это художественно цельное отражение современного мира в его сложной дисгармонии.» В каждом новом сочинении он стремится «найти для себя хотя бы одну ступеньку, ведущую вверх, а не вниз». И Канчели это удивительным образом удавалось. После исполнения пятой симфонии на фестивале во французском городе Туре пресса назвала её «возможно, самым интересной из современных произведений на сегодняшний день». В июне 2002 года по инициативе главного дирижёра Мельбурнского симфонического оркестра, Маркуса Стенца в Мельбурне прошёл фестиваль музыки Гии Канчели, на который прилетел композитор. Мне посчастливилось познакомиться с ним. Присутствовать на репетиции, быть на концерте. После концерта записал интервью с Маэстро. Вспоминая нашу беседу, не скрою, при всей его популярности удивила скромность и искренность Гии Канчели. Со времени записи интервью прошло много времени, но тема нашего доверительного разговора осталась достаточно актуальной и сегодня. При всей наружной сдержанности, мысли высказанные композитором, передают их масштабность и уверен, будут интересны читателю. Символично название одной из композиций – «Отпечатки пальцев». Её смысл – всё, что остается после нас. После Гии Канчели, как выразился сам композитор, остались «вечные ценности» – музыкальная палитра произведений, рисующая наш иллюзорный мир. И его завещание будущим поколениям: "Наша жизнь очень быстротечна, будьте добрее, любите друг друга, берегите хрупкий кораблик, под названием «Земля». Светлая память светлому таланту, нашему современнику, шагнувшему в вечность. Интервью в Мельбурне Сны о Грузии - вот радость! /И под утро так чиста/ Виноградовая сладость, /Осенившая уста./ Ни о чем я не жалею, /Ничего я не хочу /- В золотом Свети-Цховели /Ставлю бедную свечу./Господи, пусть будет это Вечно/ так, как ныне есть.../...Пусть всегда мне будет в новость/ И колдует надо мной Родины родной суровость, Нежность родины чужой. Белла Ахмадулина
Испытал это и замечательный грузинский композитор Гия Канчели, живущий сегодня в Антверпене. Художник с международной известностью, автор симфонических, камерных, инструментальных произведений, создатель музыки ко многим известным спектаклям и кинофильмам. Во все времена, в том числе и в музыке, были новаторы. Во времена Баха музыка, составлявшая основу французских или английских сюит, кому-то казалась "легкой" по сравнению с его мессами. А уже через сто лет это противопоставление потеряло смысл. Все составляет единый "мир Баха". Стравинский еще до Первой Мировой войны сочинял парадоксальную сатирическую музыку с использованием внемузыкальных элементов. Гершвин в 1930-е годы написал оперу "Порги и Бесс", которая не вписывалась в привычные рамки оперного жанра. С 31 мая по 15 июня в Мельбурне состоялся музыкальный фестиваль новатора, музыки современного грузинского композитора Гии Канчели. Его имя хорошо знакомо - он автор музыки к 40 кинокартинам, в том числе к 7 фильмам режиссера Данелия - прежде всего, "Мимино", песни из которого стали любимыми шлягерами. Музыка Канчели звучит в 30 спектаклях Роберта Стуруа. Но главным своим призванием Канчели считает сочинение инструментальной музыки. Его имя всегда упоминается в одном ряду с такими композиторами, как Альфред Шнитке, Софья Губайдулина, Николай Каретников, Валентин Сильвестров, Арво Пярт. Со многими из них Канчели связывали узы дружбы. К 60-летию Шнитке Гия Канчели написал небольшое эссе, посвященное своему другу. "Музыка рождается из тишины", - говорит Гия Канчели. – Из тишины, как из земли, растут волшебные звуки, и в тишину уходят". Но добавляет при этом: "Говорить о музыке долго - дело неблагодарное. О музыке не нужно говорить, ее нужно слушать". Фестиваль, прошедший в Мельбурне, организован дирекцией Мельбурнского симфонического оркестра при активном участии его директора и главного дирижера Маркуса Стенца (Marcus Stenz). Солировал на альте в композиции "Стикс" гениальный музыкант Юрий Башмет. Партия написана специально для него, ему посвящено и само произведение. Мельбурнскому симфоническому оркестру, его главному дирижеру Маркусу Стенцу Гия Канчели посвятил написанное к фестивалю произведение "Отпечатки пальцев". В интервью одному из австралийских журналистов он сказал: "Я очень рад, что мировая премьера «Отпечатков» состоялась в Мельбурне". Слово маэстро Гии Канчели. – Расскажите немного о себе. Откуда вы родом? Что закончили? – Родился в Тбилиси. Закончил Тбилисскую консерваторию в 1963 году. Вот, пожалуй, и всё. – Вы не очень многословны. Но не надейтесь, что наше интервью так быстро закончится. Ваш земляк и соученик, живущий в Мельбурне, Шурик Бегельфорд, рассказал мне занятную историю. Но занятна она сегодня, а тогда могла стоить консерваторского диплома. Не расскажете ли об этом поподробнее? – До поступления в консерваторию я закончил Тбилисский Университет по специальности инженер-геолог. Но уже на 3-м курсе понял: ошибся специальностью и принял решение, не бросая университета, готовиться к поступлению в консерваторию. Стал брать частные уроки музыки. Сдав удачно выпускные экзамены в университете, я также удачно сдал вступительные экзамены в консерваторию. В университете была военная кафедра, мне присвоили младшее офицерское звание: младший лейтенант артиллерии. В консерватории также преподавали военную дисциплину. Я посчитал, что, став офицером, могу не посещать эти занятия. Завкафедрой, Герой Советского Союза Цикоридзе, его заместитель – майор Куперман. Решил обратиться к Куперману, надеясь, что он меня поймет лучше. Выслушав, он сказал: "Ваша подготовка в университете никакого значения не имеет, там готовили офицера-артиллериста, а у нас пехотинцы. Вам придется посещать занятия, выезжать в лагеря и сдавать экзамены". Тогда я спросил: "Если что-либо произойдет, я ведь не смогу одновременно быть и пехотинцем и артиллеристом?" На что получил ответ: "Вас Родина использует там, где вы окажетесь нужнее!" – И что же, вы стали "дважды лейтенантом"? – Нет. Я просто не посещал занятия. К окончанию консерватории у меня было около 700 часов пропущенных лекций. Без аттестации мне бы не выдали диплом. Обратился к ректору. Он, человек понимающий, позвонил командующему Закавказским военным округом. К счастью, командующий оказался не лишен юмора. Он посмеялся над "проблемой", позвонил на кафедру и уладил мои дела. – Когда вы почувствовали желание сочинять музыку? – В школе я был увлечен джазом. Закончил музыкальную школу, поступал в музучилище, но провалил первый же экзамен. Поэтому поступил в университет, на геологический факультет. В моем сознании это была специальность, полная романтики. Первый геологический маршрут на 3-м курсе. Жара за 30 градусов. У каждого тяжелый рюкзак, спальный мешок. Ночевали в школах, спали в классах на полу. Тогда я переписал в блокноте специальности, не требующие ходьбы с рюкзаком, да еще и нагруженным различными породами. В числе этих "других" на первом месте была музыка. Мне всегда нравилось играть, и я решил снова поступать, но уже не в училище, а в консерваторию... Благо на композиторский факультет было достаточно школьного образования. Главное – удачно сдать экзамен. – Думали ли вы тогда, что станете известным композитором? Что ваши произведения будут исполнять в лучших залах мира, под управлением прославленных дирижеров? – Тогда у меня была единственная мечта: Если улыбнется счастье, стоять у пульта хотя бы перед самодеятельным биг-бэндом. Но судьба сложилась иначе. Рядом со мной оказались талантливые грузинские музыканты. Они и мои друзья, и мои учителя. Наша дружба осталась на всю жизнь. Очень многому, и не только в музыке, я научился у Джансуга Кахидзе. Он начинал как специалист хорового пения, а затем стал выдающимся дирижером симфонической музыки. Моя дружба с ним привела к тому, что я забросил мечту о биг-бэнде и оказался перед симфоническим оркестром, начал писать симфоническую музыку. К сожалению, два месяца назад Д.Кахидзе ушел из жизни. Этот человек изменил мое мировоззрение. Он был моим самым близким другом и его уход - огромная утрата. – Оказал ли кто-то еще влияние на ваше творчество? – В Тбилисской консерватории преподавали замечательные педагоги, но уровень преподавания таких предметов, как анализ формы,полифония, значительно уступал уровню обучения в Москве и Ленинграде. Много приходилось заниматься самообразованием. Закрытоеобщество, конец 50-х. Еще не началась Хрущевская оттепель, информации было мало. Но был Шостакович, его партитуры. Дмитрий Шостакович и как музыкант, и как человек, сыграл огромную роль в формировании, не только моем, но и всего нашего поколения. Потом возникла дружба с такими выдающимися музыкантами, как Альфред Шнитке, Арво Пярт. И, хотя мы были люди одного поколения, но и они сыграли в моей жизни огромную роль. Наша дружба с Альфредом продолжалась до последних дней его жизни. И он продолжает быть рядом со мной. Часто в минуту размышлений я мысленно обращаюсь к нему. – На родине многие годы благодаря отечественной конъюнктуре его произведения не очень пропагандировались, хотя в мире он признан музыкальным гением XX века. – Он гений не только в музыке. Совершенно необыкновенный человек. По своим нравственным качествам он не вписывался ни в какие рамки. Светлый, чистый, необычайно скромный. – Более 30 лет тому назад родился спектакль "Ханума". Вы автор музыки, главного "действующего лица" спектакля. Он жив до сих пор. Тбилисский театр, БДТ Товстоногова, многие другие ставили "Хануму". Я помню постановку спектакля в Одесском театре оперетты в 1973 году. Как с позиций сегодняшнего дня вы оцениваете свое творчество в этом жанре? – Если говорить честно, считаю это одним из темных пятен в своей биографии. Спектакль впервые увидел свет в Тбилиси, в постановке Роберта Стуруа. Имел огромный успех. Играл живой оркестр в составе 26 человек. И мне никогда не было стыдно за звучавшую музыку. Будучи в Тбилиси, Георгий Александрович Товстоногов посмотрел "Хануму" и решил ставить спектакль в БДТ. Пригласил меня и вместе со мной двух авторов, Рацера и Константинова. Молодые, симпатичные, талантливые ребята. Они прекрасно справились со своей задачей. К сожалению, в БДТ музыку к спектаклю исполнял инструментальный ансамбль всего из 6 человек. То, что было переоркестровано музыкальным руководителем для этого коллектива, звучало убого. Одно дело, когда в оркестре группа медных, струнная группа, и совсем другое звучание, когда играет одна скрипка, один кларнет, один рояль и виолончель вместо контрабаса... Я предложил использовать отдельные записи Тбилисского театра. Вместе с оркестром это звучало сносно. После этого Рацер и Константинов обратились ко мне с просьбой о постановке спектакля в Одесской оперетте. Они сказали, если спектакль пройдет в этом театре, он, как венерическая болезнь, распространится по всем театрам страны. Что и произошло. "Хануму" сыграли в 70 театрах. Гонорары от спектаклей позволили 2-3 года спокойно писать серьезную симфонию. Окрыленные успехом, авторы обратились ко мне с предложением продолжить нашу совместную работу и написать еще одно музыкальное произведение-продолжение. Но у меня хватило ума и выдержки воздержаться от столь заманчивого предложения. Появилась такая шутка. В театрах успешно шел спектакль "Двое на качелях". После триумфального шествия "Ханумы" Рацера и Константинова называли "Двое на Канчели". А рассказал эту историю вот почему. Спектакль, как и многие другие, со сцены сошел, но остался фильм. И когда в фильме звучат песни под аккомпанемент шести музыкантов, для меня это невыносимо. К сожалению, Георгий Александрович за этим не проследил, не поставил в известность меня. Если бы я знал о съемке фильма, я бы все отложил и привел в порядок партитуру, чтобы музыка звучала достойно. Когда этот фильм показывают, – к сожалению, показывают часто, – мне всегда бывает неловко. – Чтобы закончить с этой темой. Вы много лет в кино. Музыка в кино по уровню задач очень конкретная и не всегда к ней выдвигаются достаточно высокие требования. Только от автора, от его самооценки зависит результат. Что вам дала ваша музыкальная киностраница ? – В кино я прожил большую жизнь, написал музыку к 40 фильмам. Если говорить об общем количестве написанной музыки, то всё это делалось ради того, чтобы я и моя семья были материально независимы. И освобождать время для написания симфоний. Но с картинами мне очень повезло. Пригласил работать Данелия, с которым я сотрудничал долгие годы. Продолжаю и сейчас. Данелия художник требовательный к себе и к тем, с кем работает. Хотя работа с ним всегда была очень напряженной и кропотливой, я горжусь и тем, что работал с ним, и тем, что создал для него. За эту музыку мне не стыдно. - К каким его фильмам вы писали музыку? - "Не горюй", "Кин-дза-дза", "Слезы капали", "Мимино", "Паспорт", "Орел и решка", а сейчас последний фильм - "Фортуна". Семь картин. Данелия - человек, знающий, чего он хочет и умеющий реализовать свои требования, за это я ему очень благодарен. В сочинении "Эрго", которое вы слышали во время репетиции, основная тема из музыки к фильму "Кин-дза-дза". Я благодарен судьбе за встречу с режиссером Эльдаром Шенгелая. Особая удача - работа в театре с таким выдающимся режиссером как Роберт Стуруа. Я писал музыку к его спектаклям, их около 30, в том числе "Ричард III", "Король Лир", "Кавказский меловой круг". – По-моему, во время постановки этих спектаклей вы работали в Тбилисском театре? – Да, я работал музыкальным руководителем. Но даже уйдя оттуда, я продолжаю работать с Робертом Стуруа по сей день. Последний наш спектакль - в театре "Сатирикон", где Константин Райкин играет главную роль в пьесе Гольдони. Прекрасная постановка, один из лучших московских спектаклей, всегда аншлаги. Сейчас Стуруа ставит у Калягина пьесу Сэмюэла Беккета "Письмо Краппа", а я пишу музыку. – Надо ли понимать, что кинематограф в вашем творчестве второстепенен? Мне как раз кажется, что именно работа в кино привносит в творчество новые ощущения и темы, элементы реальности, впечатления среды, которые вы потом используете при создании серьезной музыки. Кстати, если раньше даже в таком театре как БДТ играло всего шесть музыкантов, то сегодня во многих вообще нет оркестра. Как вы выходите из положения? – У меня дома в Антверпене стоит роскошный музыкальный агрегат "Роланд". Пианино с 16-канальным пультом, с микшерским пультом. Основную музыку к спектаклю я записываю сам, добиваясь качества, которое меня удовлетворяет. После этого выясняется, что оно устраивает и режиссера. Так что я продолжаю работать и в театре, и в кино. Но если раньше "нас выбирали", то теперь "мы выбираем", т.е. я работаю только тогда, когда мне интересно. – Ваши коллеги: Альфред Шнитке, Софья Губайдулина, Эдисон Денисов, Николай Каретников, Сергей Слонимский, Арво Пярт - пережили не лучшие времена. Не сразу их принимали в Союз. Их творчество критиковалось, замалчивалось. Как складывалась ваша судьба в плане взаимоотношений с музыкальным руководством? – Я был в более привилегированном положении, представляя Грузию. В Грузии даже в руководстве республики было несколько другое отношение к творческим союзам. Поэтому, когда я стал членом союза в Грузии, меня автоматически приняли в Союз композиторов СССР. Если бы я жил в Москве и там поступал в Союз, вполне возможно, что я бы оказался в таком же положении, как и мои друзья. А в Грузии одно время я был даже избран первым секретарем союза. Правда, эти четыре года для меня как музыканта были потеряны. – Гия, скажите, пожалуйста, чья инициатива проведения фестиваля вашей музыки в Мельбурне? - Она исходила от руководства Мельбурнского симфонического оркестра и его главного дирижера Маркуса Стенца. – Вы были знакомы с ним ранее? – Я никогда не слушал его как дирижера, хотя мы с ним и встречались. Он дирижировал мои произведения раньше, в Лондоне и Мельбурне, но я на этих концертах не присутствовал. – Вы удовлетворены его интерпретацией, исполнительским мастерством оркестра? – Вполне удовлетворен, Маркус замечательный дирижер. Мою музыку дирижируют многие. Кто-то дирижирует чисто механически, для других она становится необычайно органичной. К таким дирижерам относится и Маркус. Вообще же музыка не может звучать каждый раз одинаково замечательно, так не бывает. – Я наблюдал на репетиции, с каким уважением, как внимательно он прислушивался к вашим замечаниям, как живо реагировал. Складывалось впечатление полного взаимопонимания. Так ли это? – То, что было сыграно в Мельбурне, сделано очень хорошо. Основная заслуга, конечно, дирижера. Но должен сказать и об оркестре. Меня встретили прекрасно, я нахожу абсолютное понимание того, что нужно делать и очень доволен этим. – Произведение "Отпечатки пальцев" вы посвятили этому оркестру и его главному дирижеру. – Да, эту композицию я написал специально к фестивалю. Рад, что международная премьера состоялась в Мельбурне. После того, как я ее услышал в исполнении оркестра, я в знак признательности посвятил ее Маркусу Стенцу и Мельбурнскому симфоническому оркестру. – Несколько слов об этой музыке, если можно? – К сожалению, я не очень люблю говорить о музыке. Стараюсь этого не делать. В программе концерта есть несколько слов, больше добавить мне нечего. В силу абстрактности музыки никогда не следует направлять слушателя в какое-то "прокрустово ложе", подсказывая сюжет и свои личные ощущения, хотя и авторские. У меня никогда не бывает определенного сюжета. Музыку все должны слышать по-разному и чувствовать по-разному, и совсем не стараться ее "понимать". В результате кто-то ее воспримет, кто-то нет - это нормально. – В программке вы очень образно сказали: ваша музыка рождается из тишины. – Я всегда стараюсь уйти в тишину и прийти из тишины. Мне кажется, что именно тишина - острейший раздражитель восприятия музыки. У нее свое, особое - музыкальное! - звучание. – Вы написали: "Надеюсь, что австралийский зритель вынесет справедливый приговор моему творчеству". Каковы ваши ощущения после выступлений? – Как вы понимаете, это игра слов: вынесение приговора произведению, названному "Отпечатки пальцев"... Тем не менее, свой приговор действительно выносит публика, присутствующая на концерте. Судя по тем концертам, что уже прошли, я этим приговором вполне удовлетворен. – Чем старше мы становимся, тем чаще уходят из жизни близкие нам люди. Не ощущается ли с годами нехватка тех, у кого хотелось бы спросить о самом сокровенном? – Именно об этом мое произведение "Стикс". Чем старше становлюсь, тем, действительно сильнее ощущаю глубокую потребность в общности с близкими мне людьми, которых уже нет в живых, но связь с которыми никогда не прерывалась. Эта душевная связь только становилась все теснее... – Партию альта в произведении "Стикс" вы писали для Юрия Башмета и посвятили ему. Он специально прилетел для участия в фестивале и порадовал слушателей своим великолепным исполнением. Почему вы выбрали именно его? – Только заручившись согласием Юрия Башмета, я стал работать над новым произведением. Если бы не Юрий Башмет, не было бы и "Стикса". Для меня очень важно знать, кто станет проводником моих мыслей и ощущений. А выбрал я Башмета именно потому, что считаю: только голос его альта способен соединить разделенные водами Стикса миры, мир живых и мир мертвых. Его тембровая многозначность, глубокая выразительность способны принести душам примирение, покой, гармонию. В разные годы моей жизни появлялись замечательные музыканты-исполнители, которые становились моими близкими друзьями. Они, как и Юрий Башмет, сыграли огромную роль в моей судьбе и в моем творчестве. – В концерте между двумя вашими произведениями была исполнена 7-я симфония Прокофьева, известная еще и под названием "Кикимора". Сама по себе гениальная, она, мне кажется, ощущалась несколько инородным вкраплением в вашу музыку. Возможно, следо вало Прокофьева исполнить в начале концерта и завершить двумя вашими произведениями? Одно до перерыва, второе - после. Кстати, во вступительном слове Маркус Стенц выразился довольно образно: между двумя стаканами вина - ломоть хлеба. – Слушать мою музыку очень важно в абсолютной тишине. Понимая это, Маркус хотел попросить слушателей по возможности воздержаться от посторонних шумов, в основном это покашливание. Приведя свою аналогию, он, вероятно, хотел разрядить обстановку, снять напряжение. Тем более, что сравнение с вином и хлебом, возможно, навеяно произведением "Стикс". В греческой мифологии Стикс – река, разделяющая царства живых и мертвых. Перевозчик Харон на своей ладье переправляет мертвых в царство бога смерти, Аида. Во многих странах существуют схожие обычаи, в том числе и в Грузии: поминая усопших, кусочек хлеба макают в бокал с вином. А в музыке Прокофьева, как и в любой гениальной музыке, присутствует все: и пшеница, и виноградная лоза. Я хотел бы, чтобы это было и в моей музыке. Кстати, Прокофьев исполнялся в середине программы по моей просьбе. Возможно, вы и правы, лучше было бы исполнить его в начале. Первоначально предусматривалось исполнение в первом отделении моих произведений, а после перерыва - 7-й симфонии. Это мировая практика: в филармонических концертах во втором отделении давать классику. Но учитывая, что "Отпечатки пальцев" продолжаются 27 минут, а "Стикс" и того больше, я попросил их разделить. – Еще наши предки отделяли музыку людей или пение от инструментальной музыки. В вашем произведении хор и оркестр мирно соседствуют и дополняют друг друга. Я пытался понять, на каком языке исполняется оратория, но разобрать не смог. Так задумано, или это я чего-то не понял? – Я уже говорил, что в "Стиксе" пытался озвучить свои невысказанные мысли и чувства. Слова оратории звучат на грузинском, они сгруппированы по смыслу: названия грузинских храмов, народных песен, духовных гимнов, слова о Родине, природе, имена моих друзей, покинувших этот мир. Каждая группа - это вечные ценности. При вы боре для текстовой основы "Стикса" для меня была важна их фоническая основа. И только в финале звучит фраза из "Зимней сказки" Шекспира, которую произносит аллегорический персонаж - Час. У меня свое отношение к тексту, который поется. Даже если текст знаком, не все слова доходят до слушателей, не все можно разобрать. Я решил, что если использую грузинский язык, то у слушателей не будет желания смотреть в программу и следить за тем, что поется. Это очень отвлекает. Много раз я наблюдал: когда исполняется оратория, все стараются уследить за тем, какая звучит фраза. Это и отвлекает, и мешает. – Несколько лет назад знаменитое трио теноров, Пласидо Доминго, Лучано Паваротти и Хосе Каррерас, завершили свое турне, выступая на крупнейших стадионах мира. Некоторые средства массовой информации писали, что это шоу-бизнес, а не искусство. Известная испанская певица Тереса Берганс заявила: "Это издевательство над музыкой. Оперу нужно петь в театре". Что вы думаете по этому поводу? – Ничего плохого в этом не вижу. Разве меньше стали посещать оперные театры и слушать оперы? После выступления трех знаменитых теноров появились диски, видео, кассеты, телепрограммы, реклама. Да, это бизнес, но чем больше музыка Верди или Пуччини входит в память масс, тем лучше. Когда французский вокальный ансамбль в сопровождении ударных стал исполнять фуги Баха, они стали популярны среди молодежи. Разве это плохо? - Сегодня очень модно компьютерное моделирование голоса. Чарльз Додж воспроизвел на компьютере арию "Смейся, паяц!" в исполнении Энрико Карузо. В фильме Жерара Корбьо "Фаринелли, кастрат" голос главного героя скомбинирован из двух, а потом звук обработан на компьютере. Не кажется ли вам, что со временем исчезнет необходимость в живом голосе и живой музыке? Не хотелось ли и вам использовать такую технику в ваших произведениях? - Я думаю, что живой голос и живая музыка еще очень долго будут жить. В фильме "Фаринелли" Корбьо использовал в качестве главной компоненты голос известного контр-тенора Дерека Ли Рэгина. Услышав его исполнение, я написал сочинение, и просил певца принять участие в его постановке. Это был проект Курта Мазура "Миллениум". Произведение было исполнено оркестром Нью-йоркской филармонии. Сочинение написано для скрипки (Гидон Кремер), контр-тенора и оркестра. Голосовую партию как раз и исполнил Дерек Ли Рэгин с его неповторимым, потрясающим тембром. А в фильме синтез его голоса и альта Эвы Маллас Годлевской звучит прекрасно. Но я этим не занимаюсь. Я далек от технических достижений – Вы были далеки и от музыкального агрегата "Роланд" с 16-канальным пультом, с пультом для микширования, тем не менее, освоили эту технику. Думаю, дело не в технике, а в вашем сознании,в вашем желании. – Да, не было желания, и нет его сейчас. Чем больше усложняется технология, тем больше желание выразить свои мысли и душевное состояние предельно простыми средствами. – Бываете ли вы в Грузии, в России? Как вас там - не забыли? – Бываю очень часто и принимают меня замечательно. – Вы считаете себя счастливым человеком? – Да, я счастливый человек. – Какую оценку вашему счастью вы бы поставили по 10-балльной шкале? В чем вы находите счастье среди сегодняшнего неустойчивого мира? – Я не только не умею обращаться с чудесами современной технологии - я не сумею выставить баллы своему счастью. Я ответил, что я счастливый человек, и это действительно так. Но это вовсе не значит,что я не вижу сложностей жизни, не испытываю их на себе,, не ощущаю трагизма, существующего сегодня на нашей планете. А счастье мое связано с семьей, где я вырос, со страной, где я родился, с людьми, которые меня окружали и окружают. Это связано с семьей, которую я сам создал, с детьми, внуками. Это связано с исполнителями и дирижерами. Но это совсем не значит, что когда я сажусь сочинять музыку, я всегда ощущаю счастье. Когда мы жили в советской стране, я наблюдал, как огромная команда писала оратории, воспевая режим, систему, вождей. Мне казалось, они утром встают, чистят зубы, завтракают и садятся писать свои ЗАКАЗНЫЕ оратории и кантаты. Я так никогда не мог. Думаю, ни у кого не возникнет ощущения, что мои произведения написаны по чьему-то заказу. – В 80-е годы Белла Ахмадулина выпустила сборник "Сны о Грузии". В этой книге дружны "одной круговой порукой добра" два народа. Сегодня Россия и Грузия оказались если и не по разные стороны баррикад, но весьма далеки от дружбы. Что думаете вы об этом? – Мне кажется, во взаимоотношениях бывших республик с Россией допускается много обоюдных ошибок. Всегда нужно помнить об огромной культуре России, о том, насколько больше она территориально, по количеству населения, по природным ресурсам. Это великая страна. Но и ошибки, допускаемые великой страной, намного весомей. Ошибаются и те, кто, обретя самостоятельность, решили в одночасье перерезать пуповину, связывающую народы общими узами. Что касается Грузии, которую я безмерно люблю, то сказал бы так: очень плохо, когда любовь к Родине превращается в профессию... Я очень надеюсь, что пройдет "эйфория суверенности" и Россия и Грузия поведут себя цивилизованно, уважительно, по-братски, разговаривая на равных. Но дается это очень трудно. Только когда прекратятся разговоры о великодержавности, о державности, о силе, об "особом пути" - только тогда может появиться взаимопонимание. Мне кажется, какой-то прогресс, хотя и медленный, намечается. Должно пройти время. – Созданная вами оратория в "Стиксе" удивительна. Так голоса звучат только в Грузии. Меня всегда поражало умение грузин, не имеющих профессионального образования, не знающих нот, экспромтом раскладывать мелодию на голоса. – Да, вы верно подметили: полифония органична для грузин. Я, также как и многие, восторгаюсь и преклоняюсь перед этим качеством моего народа. Но не надо думать, что все умеют, все могут - совсем не так! Я, например, никогда не пел. Зато тот же Джансуг Кахидзе, человек, изменивший мою судьбу, блестяще владел этим даром. Он создал ансамбль народной песни из семи человек. Он тонко чувствовал фольклор, мог спеть любую песню Западной или Восточной Грузии, горскую. Вся прелесть этого фольклора в том, что каждый уголок маленькой Грузии поет свои песни. Как это произошло - для меня всегда загадка. Мне трудно поверить, что однажды на какой-то большой площади собрался народ и порешил сочинить трехголосую полифонию. Так не бывает. Мне кажется, это плод мышления каких-то гениальных анонимов, использовавших подготовленную ранее почву. А уж дальше это передавалось из поколения в поколение. Кстати, я был приятно удивлен Иосифом Джордания, грузинским фольклористом и музыковедом, с которым познакомился в Мельбурне. Он отвез меня в один дом, где мы слушали грузинские народные песни в исполнении австралийцев, никогда не бывавших в Грузии. – Вы верите в бога? – Каждый человек верит в своего бога. – Как вы его представляете? – Это настолько глобальная и интимная тема, что я бы не хотел о ней распространяться. – Что бы вы, человек, умудренный жизнью, пожелали всем нам? - Не хочется произносить банальных слов о здоровье, счастье, хотя и это нужно. В сегодняшнем противоречивом мире, прежде всего, пожелал бы быть терпимей и научиться преодолевать трудности. Они возникали всегда, они есть сегодня и всегда будут. И не только связанные с эмиграцией, это понятие вообще несколько изменилось в последние годы. Сегодня вы можете иметь двойное гражданство, возвращаться на родину, если пожелаете. Я уехал в 1991 году из Грузии, но никогда не считал себя эмигрантом. Я свободно разъезжаю по миру, но я - гражданин Грузии, с видом на жительство в Бельгии. Можно представить себе состояние тех, кто покидал страну с сознанием "Это навсегда". Абсолютно иное, и душевно и психологически, состояние. Но это вовсе не значит, что у недавно уехавших трудности исчезли. И тот, кто научился и сумеет их преодолеть, тот и будет в выигрыше, если это можно уподобить игре. – Последний вопрос, ставший традиционным. Ваши ощущения от Австралии? Хочу попросить - пожалуйста, не обижайтесь - ответить не комплиментарно. Поясню, что я имею в виду. К сожалению, многие, не желая обидеть австралийцев, здесь произносят лестные слова, а уехав, говорят совершенно иное. Не буду называть имени недавно побывавшего здесь поэта. В одном из интервью, вернувшись из нашей страны, он сказал: "Австралия напоминает наш Норильск. Одиннадцать месяцев работают, чтобы на месяц уехать на материк". – Впервые я прилетел в Австралию в 1986 году, был в Аделаиде и Перте. Еще тогда я сравнивал ее не с Норильском... Я сказал, что Австралия напоминает санаторий 4-го Управления Минздрава, куда в советское время допускалась только определенная каста. Люди моего поколения меня поймут. Естественно, невозможно за столь короткое пребывание составить полное впечатление. Если бы пожил подольше, я бы мог расширить понятие "санаторий 4-го Управления". И здесь есть трудности и невзгоды, но мне кажется, что эта страна создала лучшее, что может сделать демократия для жизни людей. Не я первый сказал, нет плохих народов. К сожалению, есть страны, где плохое преобладает над хорошим. Но и там есть хорошее! Мир меняется, исчезают целые цивилизации и бывшие обладатели величайших культур превращаются в страны третьего мира. Нет ничего постоянного. – Это отдельная большая и больная тема. Тезис о том, что нет плохих народов, несколько устарел. Сегодня существуют целые страны, где государственная религия - религия ненависти к инако мыслящим. А в результате - реки крови, терроризм целых народов. – Об этом сложно не говорить. Когда я вижу кадры телевидения из Палестины, где ненависть воспитывается с детства, мне становится не по себе. Для меня это неприемлемо, дико, непонятно. Почему, зачем? Еще более непонятно, когда в Ирландии люди, окончившие, скажем, Оксфорд, убивают людей, окончивших Кембридж. Где же их культура, куда идет цивилизация? Вы можете мне ответить, что это такое, кто их так вырастил? Откуда это берется? Я на это ответа не нахожу и мне больно за тех, кто, как и мы, называется людьми. В 1968 году композитор Карлхайнц Штокхаузен создал произведение "Из семи нот". Оно было записано не нотами, а словами – такое медитативно-музыкальное упражнение. О нем Альфред Шнитке сказал: "Это момент колоссального подъема, когда музыка перешла на новый уровень" * Во все времена находились композиторы, писавшие музыку интересную не только по нотам, но и по ассоциативному кругу, который возникает вокруг этих нот. К ним я бы отнес и Гию Канчели. Одно из его произведений символично названо "Отпечатки пальцев". Кому-то оно нравится, кто-то его не воспринимает. Но, как писал Альфред Шнитке, "время суммирует все частности и будущее, пока нам неведомое, получит цельную картину того мира, в котором мы живем". И в нем Гия Канчели уже оставил свои отпечатки. _____________________ © Буркун Илья Яковлевич |
       
|
