 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Сегодня – день рождения замечательного питерского поэта Александра Кушнера. 85 лет.
Предлагаю короткий мемуар Вали Голубовской и стихи поэта. Я помню, как в 1983 году (почему-то не в 1973 на 150-летие приезда Пушкина в ссылку, в Одессу) проходили Пушкинские торжества – в разных местах. Было много гостей из разных городов и весей. Но я вспоминаю наше "домашнее торжество" с тремя поэтами. У нас были Александр Кушнер, Юрий Михайлик и Белла Верникова, много смеялись, спорили, Кушнер признавался, что очень любит раннего Пастернака, и не любит евангельский цикл, назвав его иллюстрацией, читали стихи, запомнилось почему-то, что Белла читала свое стихотворение "Нос майора Ковалева", которое мне всегда нравилось. Потом Женя взял с полки первый сборник стихов Кушнера "Первое впечатление", вышедший в 1962 году. Гость из Ленинграда был растроган и тут же его надписал: «Евгению Михайловичу Голубовскому на добрую память о встрече в Одессе. А.Кушнер. 24.5.83". Прошел почти год, мы изредка переписывались, в частности, поздравляли его с днем рождения , с праздниками, он тоже присылал какие-то славные письма. делились какими-то впечатлениями, а в феврале 1984 года мы получили от Александра Семеновича бандероль с только что вышедшим у него сборником стихов "Таврический сад. Седьмая книга. Л-д. 1984" с трогательной надписью: «Дорогому Евгению Михайловичу Голубовскому, его милой жене и дочери, сердечно. А.Кушнер. 20.2.84" Вспоминать приятно! С Днем рождения, Александр Семенович! * Александр Кушнер Омри Ронену Мандельштам приедет с шубой, А Кузмин с той самой шапкой, Фет тяжелый, толстогубый К нам придет с цветов охапкой. Старый Вяземский – с халатом, Кое-кто придет с плакатом. Пастернак придет со стулом, И Ахматова с перчаткой, Блок, отравленный загулом, Принесет нам плащ украдкой. Кто с бокалом, кто с кинжалом Или веткой Палестины. Сами знаете, пожалуй, Кто – часы, кто – в кубках вины. Лишь в безумствах и в угаре Кое-кто из символистов Ничего нам не подарит. Не люблю их, эгоистов
ДВА МАЛЬЧИКА А. Битову Два мальчика, два тихих обормотика, ни свитера, ни плащика, ни зонтика, под дождичком на досточке качаются, а песенки у них уже кончаются, Что завтра? Понедельник или пятница? Им кажется, что долго детство тянется. Поднимется один, другой опустится. К плечу прибилась бабочка капустница. Качаются весь день с утра и до ночи. Ни горя, ни любви, ни мелкой сволочи. Всё в будущем, за морем одуванчиков. Мне кажется, что я — один из мальчиков. Пришла ко мне гостья лихая, Как дождь, зарядивший с утра. Спросил ее: – Кто ты такая? Она отвечает: – Хандра. – Послушай, в тебя я не верю. – Ты Пушкина плохо читал. – Ты веком ошиблась и дверью. Я, видимо, просто устал. – Все так говорят, что устали, Пока привыкают ко мне. Я вместо любви и печали, Как дождь, зарядивший в окне. О, хмурое, злое соседство... Уеду, усну, увильну... Ведь есть же какое-то средство. Она отвечает: – Ну-ну! * Одна из часто обсуждаемых тем – отношения Кушнера и Бродского Не лучше ли прочесть стихи, которыми обменялись поэты. У Кушнера с Бродским были сложные отношения – дружба, размолвка, примирение. Сегодня это всё можно отложить и почитать стихи. Бродского – Кушнеру и Кушнера – Бродскому. Последний раз поэты виделись в Нью-Йорке: 10 декабря 1994 года Бродский вёл вечер Кушнера. В частности, он сказал: "Кушнер поэт горацианский, то есть в его случае мы сталкиваемся с темпераментом и поэтикой, пришедшей в мировую литературу с появлением Квинта Горация Флакка и опосредованной у Кушнера в русской литературной традиции... Если можно говорить о нормативной русской лексике, то можно, я полагаю, говорить о нормативной русской поэтической речи. Говоря о последней, мы будем всегда говорить об Александре Кушнере". Кушнер вспоминает: "Он был необычайно ласков и мил в этот вечер, добродушен, в перерыве подошел ко мне и сказал: “Почитай им что-нибудь попроще. Понимаешь, люди весь день работали... Прочти им “Дунай”, “Дворец”. Ничего себе, – подумал я, – да эти стихи я никогда не читаю на публику, потому что они из самых сложных. И еще подумал: а сам-то он что читает в аудитории? Да он вообще не заботится о слушателе и не считается с ним. Читает то, что считает нужным: в зале всегда найдутся несколько человек, способных расслышать и понять всё, как надо. Есть фотография, я получил ее от художника Михаила Беломлинского ровно через год, в январе 1996: мы стоим, улыбаемся друг другу, он держит в руках сигарету, еще не зажженную (курить ему нельзя), и, наверное, произносит эту фразу: «Прочти им «Дунай», «Дворец». Кушнер: "Внезапная смерть Бродского в начале 1996 года была для меня тяжёлым потрясением. За год с небольшим до этого, в декабре 1994, он вёл мой вечер в Нью-Йорке и был улыбчив, щедр, остроумен… Правда, пожаловался на боль в груди и предупредил, что вынужден будет уйти в перерыве. Тогда же он сказал, что ему бывает трудно пройти от одного конца фасада к другому, приходится останавливаться и пережидать острую боль. Предстояла новая операция на сердце, очень опасная, – и всё-таки была надежда, что всё обойдётся, – не обошлось. В наших отношениях было всякое, не только взаимная привязанность и заинтересованность в стихах друг друга, но и расхождения, даже ссора, впрочем, к 1994 году изжитая и перечёркнутая. Казалось, мы ещё не раз увидимся, поговорим, прочтём друг другу стихи».
Яков Гордин: "Мы с Иосифом были званы на день рождения Саши Кушнера. Ося зашел за мной. Безденежье было его хроническим состоянием. Я был в те годы в черном списке и тоже не мог похвастаться обилием средств. Ося предложил ставший уже привычным для него выход – написать стихи на случай. Мы заперлись в кладовке. Времени оставалось мало. На мою долю выпало придумывание сюжета, а Ося мгновенно перекладывал мою прозу в стихи. Я тогда единственный раз наблюдал этот процесс и был поражен легкостью, с которой он версифицировал" Ничем, Певец, твой юбилей мы не отметим, кроме лести рифмованной, поскольку вместе давно не видим двух рублей. Суть жизни всё-таки в вещах. Без них – ни холодно, ни жарко. Гость, приходящий без подарка, как сигарета натощак. Подобный гость дерьмо и тварь сам по себе. Тем паче, в массе. Но он – герой, когда в запасе имеет кой-какой словарь. Итак, приступим. Впрочем, речь такая вещь, которой, Саша, когда б не эта бедность наша, мы предпочли бы пренебречь. Мы предпочли бы поднести перо Монтеня, скальпель Вовси, скальп Вознесенского, а вовсе не оду, Господи прости. Вообще, не свергни мы царя и твердые имей мы деньги, дарили б мы по деревеньке Четырнадцатого сентября. Представь: имение в глуши, полсотни душ, всё тихо, мило; прочесть стишки иль двинуть в рыло равно приятно для души. А девки! девки как одна. Или одна на самом деле. Прекрасна во поле, в постели да и как Муза не дурна. Но это грезы. Наяву ты обладатель неименья в вонючем Автово, – каменья, напоминающий ботву гнилой капусты небосвод, заводы, фабрики, больницы и золотушные девицы, и в лужах радужный тавот. Не слышно даже петуха. Ларьки, звучанье похабели. Приходит мысль о Коктебеле – но там болезнь на букву "Х". Паршивый мир, куда ни глянь. Куда поскачем, конь крылатый? Везде дебил иль соглядатай или талантливая дрянь. А эти лучшие умы: Иосиф Бродский, Яков Гордин – на что любой из них пригоден? Спасибо, не берут взаймы. Спасибо, поднесли стишок. А то могли бы просто водку глотать и драть без толку глотку, у ближних вызывая шок. Нет, европейцу не понять, что значит жить в Петровом граде, писать стихи пером в тетради и смрадный воздух обонять. Довольно, впрочем. Хватит лезть в твою нам душу, милый Саша. Хотя она почти как наша. Но мы же обещали лесть, а получилось вон что. Нас какой-то бес попутал, видно, и нам, конечно, Саша, стыдно, а ты – ты думаешь сейчас: спустить бы с лестницы их всех, задернуть шторы, снять рубашку, достать перо и промокашку, расположиться без помех и так начать без суеты, не дожидаясь вдохновенья: "я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты". Бродский и Гордин, сентябрь 1970 * Свет мой зеркальце, может быть, скажет, Что за далью, за кружевом пляжей, За рогожей еловых лесов, За холмами, шоссе, заводскими Корпусами, волнами морскими, Чередой временных поясов, Вавилонскою сменой наречий Есть поэт, взгромоздивший на плечи Свод небесный иль большую часть Небосвода — и мне остаётся Лишь придерживать край, ибо гнётся, Прогибается, может упасть. А потом на Неву налетает Ветерок, и лицо его тает, Пропадает, — сквозняк виноват, Нашей северной мглой отягчённый, — Только шпиль преломлён золочёный, Только выгиб волны рыжеват. Кушнер, 1981 Думаю, что радость для любителей поэзии, что мы сегодня можем поздравить Александра Кушнера с 85-м годом рождения! ___________________________________________________________________________ © Евгений Голубовский, Валентина Голубовская (текст, 2021), фото Михаила Беломлинского (1991), Илья Буркун (публикация в Facebook)
|
       
|
